А. Дельвиг К поэту-математику перевод

Скажи мне, Финиас любезный!
В какие веки неизвестны
Скажи, не вечно ли она
Жила не с нею, одиноко,
И, в телескоп вперяя око,
Небесный измеряла свод
И звезд блестящих быстрый ход?
Какими же, мой друг! судьбами
Ты математик и поэт?
Играешь громкими струнами,
И вдруг, остановя полет,
Сидишь над грифельной доскою,
Поддерживая лоб рукою,
И пишешь с цифрами ноли,
Проводишь длинну апофему,
Доказываешь теорему,
Тупые, острые углы?
Возможно ли, чтобы девица,
Как лебедь статна, белолица,
Пленилась модником седым,
И нежною рукой своею
Его бы обнимала шею,
В любви жила счастливо с ним?
Скажи, как может восхищенье,
Души чувствительной стремленье,
Тебя с мечтами посещать?
Как пишешь громкие ты оды
И за пределами природы
Миры стремишься населять
Людьми, которы неподвластны
Ни злу, ни здешним суетам,
У них в сердцах — любови храм,
Они — все юны, все прекрасны
И улыбаются векам,
Летящим быстрою стрелою
С неумолимою косою?
В восторге говорит поэт,
Любовь Алине изъясняя:
«Небесной красотой сияя,
Ты солнца омрачаешь свет!
Твои блестящи, черны очи,
Как светлый месяц зимней ночи,
Кидают огнь из-под бровей!»
Но математик важно ей
Все опровергнет, все докажет,
Определит и солнца свет,
И действие лучей покажет
Чрез преломленье на предмет;
Но, верно, утаит, что взоры
Прелестной, райской красоты
Воспламеняют камни, горы
И в сердце сладки льют мечты.
Дерзнешь ли, о мой друг любезный!
Перед натурой токи слезны
Пролив стремится к ней душой?
На небесах твой путь опасный
Препнут и Лев, и Змей ужасный,
И лютый тур поднимет вой!
Через линейки, микроскопы,
Шагать устанешь, милый друг,
И выспренний оставишь круг!
Оставишь… и на табурете
В своем укромном кабинете
Зачнешь считать, чертить, марать —
И музу в помощь призывать!
И вот чрез множество мгновений
Твои слова от сотрясений
К ее престолу долетят.
На острый нос очки надвиня,
Берет орудия богиня,
Межует облаков квадрат.
Большие блоки с небесами
Соединяются гвоздями
И под веревкою скрыпят.
И загремела цепь железна;
Открылась музе поднебесна
И место, где витаешь ты.
И Герой облако влечется
И ветерком туда-сюда,
Колеблясь в бок, в другой, несется,
На твой спускаясь кабинет.
Вот бледный и дрожащий свет
Вдруг осенил твою обитель!
Небес веселых мрачный житель
Является перед тобой.
«Стремись, мой сын, стремись за мной, —
Богиня с важностью вещает, —
Уже бессмертие тебе
Венцы лавровые сплетает!
Достигни славы в тишине!
С Невтоном испытуй природу,
С Бланшаром по небесну своду
Как дерзостный орел летай!
Бесстрашно измеряй пучину,
Скажи всем действиям причину
И новы звезды открывай!»
И се раскрылся пред тобою
Промчавшихся веков завес,
И зришь: в священный темный лес
Идут ученые толпою.
Кружась на ветреных крылах,
Волнится перед ними прах —
И рвет их толстые творенья.
Что делать, — плачут, да идут.
И средь такого треволненья
Одни — за алгеброй бегут,
Те — геометрию хватают,
Иль, руки опустя, рыдают.
Не досягаемый никем,
Между кремнистыми скалами
За Стикса мрачными брегами
Главу возносит, как илем,
Престол богини измеренья,
И Крон не сыплет разрушенья
На хладны мраморны столбы!
Отсель богиня взор кидает
На многочисленны толпы.[1]
Не многих слушает мольбы,
Не многих лаврами венчает.
Но грянет по струнам поэт
И лишь богиню призовет —
При звуке сладостныя лиры
Впрягутся в облако зефиры,
Крылами дружно размахнут,
Помчатся с Пинда, понесут, —
И вот в зефирном одеяньи,
Певец! она перед тобой
В венце, в божественном сияньи,
Пленяющая красотой!
И ты падешь в благоговеньи
Перед подругою твоей!
Гремишь струнами в восхищеньи,
И ты — могучий чародей!
Не воздух на небе сгущенный,
Спираяся между собой,
Перуны шлет из тучи темной
И проливает дождь рекой, —
То гневный Зевс водоточивый
На смертный род, всегда кичливый,
Льет воды и перун десной
Кидает на полки строптивы.
И не роса на дол падет,
Цветы душисты освежая, —
Аврора, урну обнимая,
Над прахом сына слезы льет.
Не воздух, звуком сотрясенный,
К лесам относит голос твой, —
Ах, нет! под тению священной,
Пленясь Нарцизовой красой,
Несчастна Нимфа воздыхает
И грусть с тобою разделяет.
Не солнце, рассевая тень,
На землю сводит ясный день, —
То Феб прекрасный, сановитый,
Лучами светлыми повитый,
Удерживая бег коней,
У коих пламя из ноздрей,
Летит в блестящей колеснице,
Последуя младой деннице.
Так славный Боало певал,
Бросая огнь от громкой лиры;
Порок бледнел и трепетал,
Внимая грозный глас сатиры.
Мессии избранный певец!
Ты арфою пленял вселенну;
Тебе, хвалой превознесенну,
Омиры отдают венец.
Пиндара, Флакка победитель,
Небесых песней похититель,
Державин россов восхищал!
Под дланью трепетали струны,
На сильных он метал перуны —
И добродетель прославлял.
И здесь, когда на вражьи строи
Летели русские герои,
Спасая веру и царя,
Любовью к родине горя.
В доспехах бранных, под шатрами,
Жуковский дивными струнами
Мечи ко мщенью извлекал,
И враг от сих мечей упал.
Но ты сравняешься ли с ними,
Когда, то музами водимый,
То математикой своей,
Со всеми разною стезей
Идешь на высоты Парнаса
И ловишь сов или Пегаса?
Измерь способности свои;
Иль время провождай с доскою
И треугольники пиши,
Иль нежною своей игрою
Укрась друзей приятный хор,
Сзывая пиэрид собор.

Год написания: 1814

**

Tell me, Finias, polite and dear!
In what are unknown centuries here,
Tell me, did not she live, so bold,
Ever with herself, and lonely cope -
With fixing her eye in telescope,
Thus measuring celestial vault
And high speed of stars, in glow whirled?
By what fates, my friend! are you staying:
Both a Maths' man and a Poet?
On the loud strings, first, you are playing,
Then, suddenly stopping flight ode,
Do you sit at a slate, being glad,
Supporting with your hand the forehead,
And write the numbers with the nulls,
Do you draw the longest apothem,
And prove the following theorem,
In blunt, sharp angles seeing gulls?
Can it be for a girl, with beauty -
Stately, snow-white, like a swan cutie,
To be captured by a gray dove,
And with her own hand, soft and tender,
She would have hugged neck of this dandy,
And lived with him in happy love?
Tell me, how can the admiration,
The sensitive soul’s aspiration,
Visit you together with dreams?
How do you write the loud odes of late,
Beyond nature, try to populate
The worlds, according to your whims,
With people who are not subject to
Evil, nor to the fuss gamble,
In their hearts — there's a love temple,
They are all — young, and beautiful too,
They smile to the ages ample,
Flying with the fast arrow in skies,
And with an inexorable scythe?
The poet says with the delight,
His love to Alina declaring:
"With the heavenly beauty glaring,
You darken even the sun's light!
Like a bright moon of a winter night
Throws the fire from under eyebrows!"
Mathematician in him grows,
He will refute and he will prove all,
Determine light of the sun seen,
And he will show, what way the rays fall,
Through the refraction on a thing;
Right, he’ll conceal, that the look, which owns
The beauty, heavenly and smart,
Ignites the mountains and rocks and stones,,
And pours the sweet dreams in the heart.
Will you yet be daring, my friend dear!
Before nature, just tear after tear
Shedding, to strive your soul to her?
The way's dangerous in skies, you need;
Both dire Lion an Snake will impede,
And a fierce bull will raise a roar!
Through rulers, microscopes, in the end,
When you get tired to walk, dear friend,
You will leave a high circle! And…
You'll leave it... and on the stool, in gloom
Of your own too private working room,
You will start to count, draw and smear —
And call the muse to help you here!
Now, after many moments of time,
Your words, out of concussions, will climb
Up to the throne for her to hear.
With glasses pulled down on her sharp nose,
The goddess takes up her tools from rows -
And divides the square of clouds mere.
The big blocks with the skies and clouds' veils
Are rightly connected by the nails,
And under the ropes they creak clear.
Iron chains rattle and drop; and –
For Muse Underheavens get opened,
As well as the place where you soar.
A cloud, that's drawn by Hera, hushes,
Swaying by a breeze, back, forth, or -
To one side, to the other, rushes,
Descending to your working room,
Here a pale and trembling light; in gloom,
Dawns in your abode out of sudden!
A grim dweller of joyful skies' garden,
Before you, appearance has done,
"Strive you, strive after me, my son,", —
The goddess with importance says this, —
"Immortality itself weaves,
 For you already, the laurel wreaths!
Gain in calm fame, and what it gives!
Test nature with Nevton, what he told,
With Blanchard in the heavenly vault -
Like a too daring eagle fly!
Measure all the depths without a fear,
Tell all phenomena's reasons clear.
And open new stars in the sky!"
And veil's opened before you to mark
The ages that passed; you see so:
Clever scientists in a crowd go
In the forest, sacred and dark.
Before them, on the windy wings,
The ash worries and the ash spins, —
And tears up their fatty creations.
They cry, but go, — what's to be done.
And amidst of these agitations,
Some of them — for algebra run,
Those ones — grab geometry and fly,
Or, by dropping their hands down, they cry.
Unreachable by anyone,
Between the siliceous cliffs, and forth,
Beyond the Styx river's dreary shores,
Raises throne’s head, like elm to sun,
Of the Goddess of the dimension,
Kronos doesn't sprinkle ruination
On cold and marble pillars these!
Here goddess casts her gaze on chorus -
Of countless crowds, asking to please,
She does not heed many folk's pleas,
She does not crown many with laurels.
But the poet will strike the strings,
To call the goddess; when he sings, —
And only at the sweet lyre's sound loud,
Zephyrs will be harnessed to a cloud,
And spread their wings in unison,
And gush from Pindus; as the song,
And here in the best Zephyr's attire,
Singer! before you is she in -
A crown and divine radiant fire,
Attracting with her beauty’s sheen!
You'll fall in awesome adoration —
In front of your pretty she-friend!
You clank the strings in admiration,
You’re — a might wizard of the land!
In the sky, not air, condensed about,
Spiking between itself to strain,
Sends Peruns right out of a dark cloud
And, by a river, pours down rain,
That angry Zeus does water-flowing -
On mortal race, with his pride glowing,
Perun with his right hand pours plain -
Water on ranks, stubbornly growing,
On the valley, not dewdrops run,
Refreshing fragrant flowers at dawn, —
Aurora, just embracing the urn,
Sheds tears over ashes of son,
And not the air, shaken by the sound,
Carries your voice to woods, each lane, —
Oh, no! under sacred shade around,
Captured by Narcissus' charm‘s chain,
 So unfortunate Nymph sighs and shares -
The sadness with you, as if she cares.
Not sun, dispelling shade away,
Delivers on earth a clear day, —
That Phoebus, so dignified and fine,
Enveloped in the bright rays divine,
And holding back horses raising,
Whose nostrils are with flame blazing,
Flies in a shiny chariot far,
Following the youngest morning star.
That way, glorious Boalo sang,
Throwing the great fire from a loud lyre;
The vice paled and with tremor rang,
Heeding menacing voice of satire.
Messiah's chosen bard! Your harp -
Has the universe captivated;
To you, being by praise elated,
Omirs give the crown to wear up.
You've won Pindar and Flaccus poets,
You're a stealer of skies’ songs and notes,
Derzhavin enthralled Rosses here!
The strings fluttered under his own hand,
He threw Peruns at the strong ones, and —
He glorified the virtue clear.
And here when, to hit enemy lines,
Were flying Russian heroes giants,
Saving their own faith, Tsar and land,
Burning with love for Motherland.
In battle armor, in tents for kings,
Zhukovsky, by the marvelous strings,
Drew swords for revenges’ rewards,
And enemy fell from those swords,
But can you be compared with them all,
When you are led by the muses' call,
Then by the mathematics’ ray,
With each of them, by other way,
You go up to the Parnassus’ heights,
And you catch owls or Pegasus’ flights?
Measure abilities of yours;
Or spend all your time over a slate,
And write only triangles forth,
Or by your tender song, being played,
Adorn your friends’ chorus pleasant,
Summoning Pierides to gather.

25 February – 10 March, 2025