Про театр

Театр пришёл в мою жизнь рано, когда я только начинала говорить. В 60-е годы прошлого века детей младшего дошкольного возраста не было принято брать с собой на различные культурные мероприятия. И потому дети сидели дома с бабушками, а родители «окультуривались» сами. Моя молодая «оттепельная» мамочка, смелая и решительная, повела меня на балет «Лебединое озеро», привезённый к нам, в «межстоличную Сибирь» – город Калинин, когда мне и двух с половиной лет не было. Я, конечно, не сопротивлялась, но удивила весь зал во время спектакля: повела рукой и громко произнесла вслух сакраментальную фразу, которую мама запомнила навсегда, – «а все тихо сидють». Зал разразился хохотом, но балет продолжался.
     Уже в возрасте шести лет мы с мамой ездили на пригородной электричке в Москву и даже один раз ночевали на Ленинградском вокзале, так как купили билеты в цирк на следующий день, а переночевать у тёти Кати, папиной родной тётки, нам не удалось, её на месте не оказалось. Телефонов домашних тогда тоже не было, чтобы предупредить о нашем появлении заранее. Денег на гостиницы тогда не тратили. Из детства ведь запоминается самое яркое, необычное.
    В Калинине в ту пору моего детства работало, так скажем, два театра: драматический и ТЮЗ, ещё – филармония. Кукольный театр уже построили к рождению моего старшего сына. Мама ходила со мной на все спектакли обоих театров. У нас были выходные лакированные туфли, которые мы заворачивали в газету и брали с собой, чтобы переобуться в фойе: не принято в уличной обуви ступать по театральным коврам. СпрОсите, а сколько тогда было у человека пар обуви? Отвечу: зимние сапожки, резиновые обязательно, а кому повезёт, то и полуботинки, пара демисезонных туфель и босоножки-плетёнки. Вот и всё. Но выходные туфли на каблучках хранили обязательно, в них не ходили по асфальту, их берегли для особых случаев, похода в театр, например.
     Уже в подростковом возрасте я ходила в ТЮЗ со своей подружкой, Светкой Затюковой, которая жила со мной в одном доме двумя этажами ниже. Прежде чем согласиться на культпоход, Светка всегда говорила одно и то же: «А мне не в чем идти». Это значило: «Дай что-нибудь надеть нарядное из твоего гардероба». Почему-то было нормально у девчонок обмениваться на время нарядами или какими-то одёжками, ведь молодёжная мода пришла в наши дома намного позже. (Уж не ругайте нас, бабушек, теперь, позвольте немного поносить то, что носят двадцатипятилетние, хотя бы).
      Иногда мы ходили в театр с Сашей Ивановым, который учился на класс младше, ведь я отправилась в школу с шести лет, родившись в декабре. С моей мамочкой не могло быть иначе, разве дала бы она мне бездельничать ещё один лишний год?! Саша густо покрывал свои школьные ботинки чёрной ваксой, и они пахли, ну что тут поделать, весь спектакль, пока мы сидели в зале, а потом и на улице, когда возвращались домой.
      Театр тогда мы считали чем-то родным и знакомым, ходили по несколько раз на одни и те же спектакли в ТЮЗ. В драмтеатре во время антракта, который всегда ждали, как и все советские дети, бежали стремглав в буфет купить стакан газировки и пирожное эклер с масляно-кремовой начинкой. А без этого поход в театр и не засчитывался.
       В филармонию ходили реже, в основном в новогодние каникулы на ёлку, то есть новогоднее представление. Билеты доставали мои родители. Филармония считалась местом престижным, элитным, как говорят сейчас, поэтому иногда удавалось прихвастнуть, отвечая на вопрос «куда ходила на ёлку» – «Как куда? В филармонию, конечно».
        В прошлом веке в последний раз я была на новогодней ёлке в драмтеатре со свои старшим шестилетним сыном, будучи уже глубоко беременной младшим.
        Прошло тридцать лет и три года, как пишут в романах, повестях, и даже в сказках. Случилось так, что вернулась я на свою малую Родину неожиданно: в начале пандемии взяла, да и вышла замуж за того, кто всё время повторял, что ему не с кем даже в театр пойти. Конечно, сначала мы с ним для тренировки сходили несколько раз в московские театры (тридцать три года я прожила в Москве): в кукольный театр Сергея Образцова, на спектакль Вячеслава Полунина, послушали, так ли хорошо поёт Елена Ваенга, как о ней говорят. В общем, присматривалась я, не к театрам, а нужно ли мне замуж. Спросила об этом свою мамочку. Она ответила так: «Я уже старая, меня не станет – останешься одна, сыновья у тебя взрослые, по своим семьям сидят, выходи официально замуж». Никогда я не думала-не гадала, что вернусь в город Калинин-Тверь, даже в мыслях не держала.
           Возвратилась «блудная дочь» в родные пенаты, но в театр мы с мужем отправились не сразу, а уже после пандемии, провакцинировавшись, переждав, переболев и так далее.
           И вот через тридцать семь лет я вошла в Тверской областной драматический театр нарядная, с туфлями под мышкой, чтобы ступить на ковровые дорожки и не запачкать их. Что-то до боли знакомое увиделось мне в большой хрустальной люстре под высоким потолком, в красно-бордовом занавесе и золочёных позументах. Но театр был уже другой, отреставрированный, обновлённый, молодые лица актёров и актрис глядели с фотографий на стенах. В буфете продавалось шампанское и бутерброды с икрой. Эх, была-не была, решили два пенсионера, раз приехали сюда на такси, то театральный вечер должен запомниться надолго: заказали по бокалу вина, бутерброды с сёмгой, капучино, ну и конечно, эклеры, как же без них.
            Давали пьесу Лопе де Вега «Дурочка». Удивительное название, не правда ли?