Нарты 5

Из аланского (карачаево-балкарского) нартского эпоса
Перевод с карачаево-балкарского Александра Пряжникова

ГЛАВА ПЯТАЯ

НАРТЫ И ЛЕТУЧИЕ ЭМЕГЕНШИ

ДЕБЕТ И ЕГО СЫНОВЬЯ В ПЛЕНУ


- Небеса оскорбляет живой людоед, -
Как-то странно твердил помрачневший Дебет,

- Молодая душа, что весенний тюльпан, -
Знал отец, как наивен, его Алавган.

Знал, что нарты свершат над нечистыми суд,
Но с великой победой позор принесут.

В дом ведет Алавган ненавистных врагов,
Предавая друзей, не стыдясь стариков.

Тейри-хан ценит нартов превыше всего.
Как предстану теперь перед взором его?

Нас, нарушивших данный однажды обет
Впереди ожидает нашествие бед.

Из-за нас пропадают, порой, сыновья.
Повидать Алавгана – забота моя.

А потом Тейри-хан мой услышит ответ,
Хоть поступку такому прощения нет.

Сколь тяжелым бывает отцовский удел…
От стыда Златоликий не пил и не ел.

- Я обязан в глаза Алавгану взглянуть,
Но потом, а с рассветом мы тронемся в путь, -

Он сказал, и его восемнадцать парней
В тот же миг разошлись, чтоб готовить коней.

Сам же в бороду тихо шептал до утра:
- Дети выросли, значит, женить их пора.

Восемнадцать невест нам придется найти:
Будет много селений на нашем пути.

Каждый смел и, к тому же, - завидный жених.
Не сберег Алавгана – спасу остальных.

Их сильней и честней не найдется нигде.
Сохраним нашу веру и кровь в чистоте.

Ради будущих нартов старался Дебет,
И струился из глаз его солнечный свет.

Спозаранку их лошади взяли разбег,
И решимости младшим придал Байтерек.

Старших плеткою жгло Алавгана родство:
Не одобрил никто безрассудства его.

Златоликий Дебет гарцевал впереди,
Указуя рукой направленье пути.

Вот и нартов страна далеко за спиной:
Позади реки, степи, морозы и зной.

Вот Кар-Бас. Среди гор небольшое село, -
Здесь недолгому отдыху время пришло.

Все на радостях мигом поставили стол,
Но к ведунье Дебет для чего-то пошел.

Он заметил пронзительный взгляд у нее,
И повел разговор прожитье, да бытье.

Отвечала старуха:
- Надежней нет мест,
Чтоб найти сыновьям настоящих невест.

Отоспитесь, а завтра езжайте скорей –
На горе восемнадцать живет дочерей.

Их отец славный воин и меткий стрелок,
Как родитель и добр, и разумен, и строг.

Краше царских сокровищ улыбка девиц:
Вы во сне не видали прекраснее лиц.

Мама молит Тейри, что в одну из минут
Восемнадцать джигитов их в жены возьмут.

Ты – хороший отец, так послушай меня:
Торопись, до горы той всего лишь два дня.

Утром нарты веселыми вышли в поход,
Но нашли в подземелье бездонное вход.

По-особому здесь принимали гостей –
Под ногами – не счесть человечьих костей.

Горы вздрогнули, ужасом древним дыша,
Вышла к ним эмегенова мать, не спеша.

В толстых лапах – огромное веретено,
Было с мельничным жерновом схоже оно.

И железною пряжей кулак обмотав
Поренила врагу показать добрый нрав.

- Как я рада таким необычным гостям!
Сами нарты решили пожаловать к нам.

Заходите в мой дом – надвигается ночь,
Может быть, я смогу вам хоть чем-то помочь?

Сбитый с толку Дебет ей поведал тотчас:
- Восемнадцать невест дожидаются нас.

Эмегенша сказала:
- Нам всем повезло.
Эй, дочурки, к вам женское счастье пришло!

А потом ее голос стал груб и суров:
- Златоликий, ты к честному бою готов?

Одолеете нас, - увезете к себе,
Если нет - покоритесь нелегкой судьбе.

Каждый прожитый день, каждый прожитый час
Забавлять в подземелье вы станете нас.

Исполинши, одна безобразней другой,
Выходили на свет и готовились в бой.

- Вам моими зятьями вовек не бывать, -
Усмехнулась в кулак эмегенова мать.

Ухватился за меч Златоликий Дебет,
Но почувствовал, силы в руке его нет.

И шепнул:
- За тебя, мой сынок, Алавган,
По заслугам нас всех наказал Тейри-хан.

Посмотрел, как поникли его сыновья,
И сказал эмегенше:
- Что ж, воля твоя.

Одноглазые девушки взяли парней,
Утащили под землю их добрых коней,

Златоликого мать подхватила сама,
И едва не сошла от восторга с ума.

АЛАВГАН И ЕГО ТЕЩА

Из похода с женою пришел Алавган,
Небывалой любовью по-прежнему пьян.

Но ни братьев своих не нашел, ни отца,
И проснулась тревога в душе молодца.

Он две ночи не спал, не садился к столу,
А потом виновато пришел к Матчатлу.

- Нана, где мои братья, и где мой отец?
Мою голову жжет раскаленный венец.

Мать ответила:
- Ты опозорил свой род,
Людоедка теперь среди нартов живет.

Все об этом узнав, твой отец был взбешен,
И с сынами умчался на поиски жен.

Но пора бы им всем возвратиться назад,
Может быть, эмегены настигли отряд?

Может, где-то они повстречали харра,
И сражаются с ними с утра до утра.

И метался всю ночь Алавган, как в бреду,
А забрезжил рассвет – оседлал Гемуду,

И помчался на поиски радостный конь,
Высекая копытом из камня огонь.

Справедливость в дороге чинил Алавган,
Сколько пленных покинуло душный зиндан!

Мчалось время, как в горном потоке вода,
Но Дебет с сыновьями исчез без следа.

Так, истерзанный духом, усталый, больной,
Алавган возвратился с великой виной.

Первым делом батыр навести Матчатлу,
Та беззвучно рыдала, забившись в углу.

Прошептала:
- Ты добрых вестей не привез.
Я, наверное, скоро ослепну от слез.

И решил Алавган с кручи броситься вниз,
Но зачала ребенка его Бойранкыз.

Полегчало, но мать вместе с ними жила,
Став живым воплощением лютого зла.

Вскоре тещу с женой одолел долгий сон,
Но не спал Алавган: снова мучился он.

О! Ночные терзанья безрадостных дум!
Вдруг, послышался рядом нечаянный шум.

Теща рылась украдкой, как в доме врага,
Что-то долго искала в камнях очага.

Откопала кувшин, сдула пыль, смыла грязь,
И рукой зачерпнула волшебную мазь.

Плюнув, ею намазала щеки и нос,
По плечам распустила остатки волос.

Затаился в постели батыр чуть живой,
И смотрел, как становится теща совой.

Хлопнув крыльями, скрылась в очажной дыре…
Кто заметит ее? Ночь стоит на дворе.

Прошептал Алавган:
- Я не смою вины.
Но пришли к нему лекари – добрые сны.

Утром теща глядела в кипящий казан.
Был наряд ее свежим и гибким был стан.

И румянец сиял на щеках, как рассвет,
Словно скинула ношу истраченных лет.

Но, едва на столе появилась еда,
Стала с жадностью есть она, как никогда.

Будто мучил ее нескончаемый глад:
Семь подносов она проглотила подряд.


И тогда к очагу подошел Алавган.
Он увидел – в казане кипит не баран.

Понял все богатырь, не касаясь еды –
Человеческий палец торчал из воды.

Тут от ярости нарт словно лист задрожал,
Побледнел и схватился рукой за кинжал.

От досады слеза потянулась, как нить,
Он немедля решил людоедку убить.

Теща вмиг догадалась, что дни сочтены,
И клялась Алавгану - на ней нет вины:

- Что могу я? Таков мой несчастный народ.
Это мясо мне нужно хотя бы раз в год.

А иначе недуг рвет меня на куски…
Не вздымают над женщиной нарты руки!

- Ты не женщина, - тихо промолвил батыр, -
Ты – жестокая тварь, что позорит наш мир.

- Но теперь, по закону, я – теща твоя.
Пощади, я отправлюсь в чужие края.

Все, что скажешь – исполню, поверь, я сильна,
От тебя, Алавган, лишь пощада нужна.

- Где отец мой, скажи, только честною будь,
А иначе кинжалом проткну твою грудь.

- Твой отец вместе с братьями в страшном плену.
Эмегенши упрятали их в глубину.

В подземелье мешаются ночи и дни –
Ради грязных забав там томятся они.

- Я их всех изрублю! – закричал Алавган.
- Не спеши, ведь рассудок не зря тебе дан?

Исполинши страшней безобидных старух.
Вижу, вижу, что гнев твой немного потух…

Этот ворог силен, этот ворог хитер.
Ты сразишься с отрядом крылатых сестер.

Все они неуклюжи, похожи на мать,
Только в небе, как птицы умеют летать.

Где они пронесутся – разор и беда,
Ты по-прежнему хочешь поехать туда?

Дверь в пещеру они открывают раз в год,
И в округе творят свой кровавый налет.

Всех подряд убивают и рвут на куски.
Рядом с ними харра – это просто щенки.

Что, по-прежнему жаждешь сраженья, герой?
Если так, - дверь старинной кладовки открой.

Оперенье отец твой там спрятал под пол,
Что носил прежде Таурус – грозный орел.

А потом ты откроешь дубовый сундук,
В нем спасенье твое от позора и мук.

Ты достанешь обернутый бархатом меч,
Столь тяжелый, что руки срывает из плеч.

Из железа горы заповедной Налмас
Сам Дебет его выковал в кузне для вас.

Для меча всякий камень подобен бревну –
Он по воле твоей изменяет длину.

Ты в семь раз его сложишь и спрячешь в сапог –
Сто чудовищ сбежит от тебя со всех ног.

Плеть свою не забудь и с собой прихвати, -
Без нее ты надолго застрянешь в пути.

Но не сдвинулся нарт, словно к месту присох –
Он в словах людоедки почуял подвох.

Он в лице изменился, стал бледен и зол,
И от страха упряталась теща под стол.

Бойранкыз порешила: «Не буду встревать, -
Жизнь намного ценнее, чем старая мать».

В тот момент Алавган, разъяренный стократ,
Крикнул теще:
- А ну, выметайся назад!

Ты решила погибель устроить мою,
Говори, что скрываешь, иначе – убью!

Обхватила старуха колени его:
- Я же бабушкой стану дитя твоего!

Ты умней. Чем казался, и, все же, прости!
- Отвечай, что меня еще ждет впереди?!

- Знай, у той эмегенши три тысячи слуг,
Ниоткуда они появляются вдруг.

Это воинство – дети вчерашних побед,
Никого на земле их безжалостней нет.

Лишь мечом ты не справишься с ними, увы,
Без меня тебе, Нарт, не сносить головы.

Но, по счастью, есть пепел харра у меня,
Он – опаснее яда, страшнее огня.

Всяким, в ком есть душа, перед ним обречен, -
Ослепляет любого противника он.

Перед войском крылатым ты пепел развей,
А потом убирайся оттуда живей.

И найдут свою смерть в непроглядном дыму
Все, кто смерти желает тебе одному.

О скалу разобьется, утративший свет.
Забирай, Алавган, мой заветный кисет.

И, себя не сдержав, людоедова мать
Прошептала:
- Удачи тебе не видать!

Будет проклят твой путь, не поможет мой дым,
Ты, убийца, назад не вернешься живым!

Алавгану от гнева сдавило виски,
Он рукой свою тещу схватил за грудки:

- Ты никак не уймешься, кровавый урод?
И ударил старуху кинжалом в живот.

А потом он за горло схватил Бойранкыз –
Та от боли и страха уставилась вниз.

- Ты меня на такие толкаешь дела,
Мне же, клятвопреступнику, жизнь не мила.

Нартом данное слово – превыше всего,
Нынче ж, я презираю себя самого.

Мне бы стоит кинжалом тебя распороть,
Только в чреве твоем неповинная плоть.

Нерожденный ребенок не глух и не нем,
Помни, только ему ты обязана всем.

Алавган Тейри-хану молился всю ночь,
И с рассветом ушел из селения прочь. 

БИТВА АЛАВГАНА С КРЫЛАТЫМИ ЭМЕГЕНШАМИ

Как доспехи надев оперенье орла,
Алавган распахнул два огромных крыла.

И от каждого взмаха невиданный шквал
Ледяные папахи с утесов срывал,

А в предгорьях на землю валились леса,
Как трава, по которой промчалась коса.

Камнепады ревели, срываясь со скал –
Так доныне под небом никто не летал.

Эмегенова мать взобралась на утес,
И недобрые вести ей ветер принес:

Запах нарта учуяла через рожок,
И с макушки от ярости вырвала клок.

А затем оглядела просторы в трубу, -
Дыбом шерсть поднялась у нее на горбу.

- Дух алана я слышу, сбивающий с ног,
Поднимайтесь, не то нас застигнут врасплох!

Оперенье наденьте, готовьтесь в полет:
Наше воинство битва великая ждет.

В небе брат наших пленников, он одинок,
Но ударом утес превращает в песок.

Я навстречу ему впереди полечу,
Вырвать сердце безумному мне по плечу.

Валуном в подземелье закройте проход:
Так никто наше с вами добро не найдет.

И увидел батыр непроглядную тьму -
Эмегеново войско спешило к нему

Отовсюду кричала безликая мгла:
- Чуешь, смерть за тобой сегодня пришла?

Но в густой темноте засверкал, как алмаз,
Меч отцовский с горы заповедной Налмас.

Эмегены валились один за другим,
Порешил Алавган, что победа за ним.

Опьяняет победы заслуженной вкус…
В этот миг он почувствовал страшный укус.

Предводитель к батыру подкрался тайком,
И сумел поразить не мечом, так клыком.

Боль пронзила насквозь, словно пламень костра,
Тут же вспомнил воитель про пепел харра.

Он зажал свою рану, кисетом потряс,
Усмехнулся лукаво и скрылся из глаз.

В минеральном источнике рану промыв,
Он сказал Тейри-хану:
- Спасибо, что жив.

И, почувствовав силу, вернулся назад,
Где уже погибал эмегенский отряд.

Им глаза выедал фиолетовый чад,
Они сыпались вниз, как зимой снегопад.

Алавган завершил это дело клинком,
Учинив эмегенам жестокий разгром.

Бой закончился, меч остывал на боку,
И стекала нечистая кровь по клинку.

Под иссяк, истребив отвратительный сброд,
Алавган отыскал в подземелье проход.

С валуном неподъемным он справился сам,
И, как сыра головку, рассек пополам.

Но от искры зарделся в окрестностях лес,
И пожаром багровым рванул до небес.

Богатырь Алавган был по-прежнему зол,
Хоть в пещере Дебета и братьев нашел.

На камнях невредимы сидели они,
Только лишь перепутали ночи и дни.

Смастерили повозки, прочны и легки,
И добро эмегенов сложили в тюки.

Но Дебет не спешил, он напомнил сынам:
- Обещанье я выполню, данное вам.

Мы готовились к свадьбам, но нас взяли в плен,
Только нарта не может сломить эмеген.

Мы отыщем в горах восемнадцать сестер,
О которых с ведуньей я вел разговор.

На пути повстречался нестарый джигит.
Он казался отважным и честным на вид.

Незнакомцу Дебет все как есть рассказал:
Тот носил им сработанный в кузне кинжал.

Вы, я вижу, искали моих дочерей,
В их глазах – отраженье бескрайних морей,

В их улыбках пульсирует солнечный свет,
Для меня ничего драгоценнее нет.

Мы с женою давно ждем хороших вестей,
Так давай же, немедля поженим детей.

- Чтоб не сбиться, смотрите в пути на меня, -
Так сказал им джигит и пришпорил коня.

Вскоре нарты верхами в ворота прошли,
Поклонились хозяйке до самой земли.

Был у каждой красавицы ярким наряд…
Шло веселье три дня и три ночи подряд.

Не с пустыми руками явились Дебет
И его сыновья, исполняя завет.

Все, что в темных пещерах собрали они,
Стало добрым калымом для новой родни.

Были песни старинные, здравиц слова,
И кружилась от крепкой бозы голова,

Но разлука, порой, что для пленных стена:
Нартов в путь торопила родная страна.

Ждали их слишком долго, и каждый батыр
Ради их возвращенья устраивал пир.

Зоммахай чудо-шубу носил за собой,
И танцоры за ним поспешали гурьбой,

На гармошке искусно играл воротник,
Чтоб веселья цветок никогда не поник.

ЗМЕЕВОЛОСАЯ ПРИНЦЕССА ПОДЗЕМНОГО ЗОЛОТОГО ДВОРЦА

Это хмурое утро дышало бедой…
Все узнали: нет чаши у них золотой,

Вместе с чашею посох куда-то исчез,
Ни следа - только холод сердитых небес.

-Жеки? Джинны? – шумел оглушительный хор,
Но явился Дебет, и окончился спор.

— Это вы, ротозеи, виновны во всем,
 - он промолвил и заперся в Доме Большом.

Рассердившись на нартов, собрал на совет
Лишь своих сыновей помрачневший Дебет.

Взор потупив, он молча сидел битый час,
И сердито воскликнул:
- Мне стыдно за нас!

Как смогли мы дойти до такого стыда,
Чтобы враг нас обвел, не оставив следа?

Нас умней оказался неведомый вор,
А для нарта быть глупым – великий позор.

Без чудесных святынь жить придется теперь.
Не простят нам потомки бесславных потерь!

Столь сердитым не видели дети отца:
Речь его разрывала на части сердца.

- Вам придется ведуний искать по стране,
Рассказать, что и как, привести их ко мне.

Не напрасно Большим мы зовем этот Дом, -
Все, кого вы найдете, поместятся в нем.

И ведуньи аланов откликнулись вмиг,
Зазвучал ворожбы непонятный язык.

Из волшебных соцветий варили настой,
Заклинанья шептали над лунной водой.

Опускались в пещеры, в глубины озер,
Но нигде не встречался удачливый вор.

До песчинки морское обшарили дно,
Только тайну пропажи хранило оно.

Их встречала в ночи за звездою звезда.
Всюду были они, но нигде – ни следа.

Разлетелся по свету отчаянный зов,
Услыхал Байтерек и послал своих сов.

Те ж, раскрыв в полнолуние книгу свою,
Пригласили послушать Дебета семью.

- Мы узнали, кто посох и чашу унес, -
Это жеки, носители горя и слез.

Но они выполняли приказ госпожи:
К испытаньям великим готовьтесь, мужи.

Под землею поляна смарагдов полна,
На поляне дворец – в нем принцесса одна.

Ей по нраву лишь золото, да серебро,
Лютой злобою платит она за добро.

Змеи вместо волос на ее голове,
И по крови идет она, как по траве.

Войско джиннов ее охраняет покой –
Эта черная свора всегда под рукой.

- Как пройти нам туда и вернуться назад?
- Есть пещера на склоне горы Юрюк-Чат.

Врать не стану, вам трудно придется, Дебет,
Только проще дороги в ту сторону нет.

Все проверил старательно мудрый отец:
От подков и подпруг, до биенья сердец.

Осознав пустоту и бессмысленность слов,
Он в упор, не мигая, смотрел на сынов.

Даже доблестный нарт – это лишь человек,
Потому перед битвой их ждал Байтерек.

Для волков Гермигеу двух зубров поймал,
Те в ответ показали довольный оскал.

Для орлов постарался проворный Сийнух,
У реки подстрелив двух больших оленух.

И Магул приготовил двух зайцев для сов –
Ради верных друзей он на все был готов.

А Дебет тихо молвил могучим орлам:
- Будьте зоркими, чтоб не тревожиться нам.

И волкам обратил он короткую речь:
- Враг не должен границы страны пересечь.

А потом посмотрел на встревоженных сов:
- Каждый в Нартии к ратному делу готов.

Ваша мудрость особенно нам дорога,
Разузнайте побольше о планах врага.   

Вам придется теперь управляться без нас.
Ничего, все мы сдюжим, как было не раз.

Встали в круг двадцать витязей, рвущихся в бой,
И безмолвно к Творцу обратились с мольбой.

Байтерек дал под кроной ночлег в тот же час,
Чтобы каждый из них стал сильнее в семь раз.

Поутру, наставляя журчаньем на путь,
Их родник напоил, что мерцал, словно ртуть.

Шла дорога неблизко, не день и не два,
А они повторяли молитвы слова.

Минги-Тау подножье, скала Юрюк-Чат,
А на склоне пещера, ведущая в ад.

Стая джиннов слетела с небес без числа,
И с собою огромный валун принесла.

Вход в пещеру надежно закрыла она
Серой тушей невиданного валуна.

Но рванулись вперед с Гермигеу Ачей,
И послышался звон разъяренных мечей.

Зоммахай с Гожуной их пришли выручать,
И от ужаса взвыла бесовская рать.

Зоммахай сотню джиннов рассек пополам,
И Ачей счет не вел безголовым телам.

В драке спутались волосы длинных бород,
А по лицам ручьями текли кровь и пот.

Джинны пали. Спаслись лишь одни беглецы,
И с позорною вестью помчались гонцы.

Враз откинул валун от пещеры Гезох,
Будто грязи кусок, что к доспехам присох.

Смело ринулись нарты в раскрытый проход,
Не прознав, до конца что во мраке их ждет.

Где-то будет поляна с роскошным дворцом,
И хозяйка дворца со змеиным венцом.

Шли верхом друг за другом и факелов свет
Здесь впервые взметнулся за тысячу лет.

Вдруг, прямая пещера распалась на три,
Три огня заплясали свой танец внутри.

Златоликий сказал:
- Покоримся судьбе!
Нужно нам по отряду на каждой тропе.

Не страшась, мы поскачем на эти огни,
Поглядим, что во тьме освещают они.

Левый путь охранял деревянный харра,
Был могуч и величествен, словно гора.

Он дремал бесконечное множество дней,
Но послышались крики и топот коней.

Исполин шевельнулся: сражаться пора,
И в глазах запылали два ярких костра.

Сех-гигант, Индилляй, несгибаемый Гу,
Стали метко и быстро стрелять по врагу.

Ауар, Гермигеу, Астар и Бора
Зазвенели мечами у пасти харра.

Деревянный гигант был на редкость силен,
Но с семеркою нартов не справился он.

Отсекли ему лапы стальные мечи,
Стрелы жгли, словно молнии в бурной ночи

И в огне умирающий страж застонал
Так, что камни посыпались с дрогнувших скал.

Потускнел наконечник остывшей стрелы,
И осталась от чудища горстка золы.

Правый вход загораживал сторож иной
Став на каменных лапах недвижной стеной.

Он смеялся:
- Граниту не страшен металл,
Мне сказала принцесса: я – царь среди скал.

Но ответил Гезох:
- Ты – беспомощный трус!
Мою палицу нынче ж отведай на вкус!

Закивали ему Гожуна и Ачей:
- Брат, ты прав, расколотим его без мечей.

Понапрасну затупим о камень клинки.
Лучше палицей выбьем из пасти клыки.

И харру колотить они стали втроем,
Тот вопил: «Пощадите, я сдамся живьем!»

Но стал громче в пещере сражения гул:
На подмогу пришли Насыран и Магул.

В драке спешился зоркий силач Кубади –
Его сердце кипело от гнева в груди.

Он с разбегу вскочил на затылок харры,
И взлетели осколки, как стрелы остры.

Был камнями изранен в лицо Усхутрук,
Осерчал не на шутку и взялся за лук.

В час рожденья ему подарила Луна
Много тайных познаний, что носит она.

Усхутрук это вспомнил, отбросил стрелу,
И в упор посмотрел на живую скалу.

В подземелье нежданно сверкнула гроза,
И чудовищу молнией выжгло глаза.

- Мне конец, - исполин ослепленный изрек,
На глазах превращаясь в колючий песок.

Всем центральный проход оставалось пройти,
Где харра из железа стоял на пути.

Здесь боролись Дебет, Алавган и Созук,
Так, что теплая кровь выступала из рук.

Чумеди отшвырнул опустевший колчан,
И с копьем в одиночку пошел на таран.

Преломилось копье, но харра не упал,
И промолвил Сийнух:
- Слишком крепок металл.

Тут с победой другие пришли сыновья.
Вновь единою стала большая семья.

Враг был ловок, свиреп и коварен, как рысь,
Но качнулся, увидев, что все собрались.

Приказал отступить Златоликий Дебет.
Как добыть нам победу? Найдите ответ!

Гу сказал:
- Наша мощь превращается в дым.
Неужели харра этот непобедим?

Но от гнева взорвался спокойный Сийнух:
- Брат, прости, твоя речь оскорбляет мой слух!

Мы не вправе сейчас говорить ерунды!
Что, забыли? Железо боится воды!

Фляга каждого страшною влагой полна,
Угостим неуемного стража сполна!

И когда его нарты облили до пят,
Как кленовый листок задрожал супостат.

Он сражался, но в скрипе был голос беды,
Только фляги аланов остались пусты.

Зоммахай стал на дудке пастушьей играть,
И наполнились фляги водою опять.

Раз за разом теперь, за волною волной
Все харра поливали водой ледяной.

Ослабел исполин, повалился ничком,
Стал похож на огромный, заржавленный ком.

Зоммахай все играл, как пастух на лугу,
И всесильный гигант превратился в труху.

А Дебет Златоликий промолвил тогда:
- Я не знал, что оружьем быть может вода.

И добавил:
- Еще не окончен поход.
Путь свободен к дворцу на поляне, вперед!

Изумруды сияли зеленым огнем:
Ни чудовищ, ни джиннов и ясно, как днем.

Удивленные нарты замедлили ход,
Но никто их не вышел встречать из ворот.

Тут Дебета слова прозвучали, как гром:
- Мы сегодня и посох, и чашу вернем.

Без укора нас утром обнимет заря,
А иначе папахи надели мы зря.

На разведку пошел самый быстрый из них,
На бегу норовистых баранов он стриг.

С неизменной улыбкой проворный Магул
Первым в этот роскошный дворец заглянул.

Осмотрелся он зорко, вернулся назад
Где с тревогой на месте топтался отряд.

- Что ты видел? – спросил Златоликий Дебет,
- Я не видел тревожным тебя много лет.

Не смеешься, В глазах твоих кроется страх
- Там алмазное ложе висит на цепях.

В этом царственном ложе чудовище спит.
Эмегенша была симпатичней на вид.

Тут от смеха едва не попадали все:
- Может, стоит жениться на этой красе?

- Ну, довольно, - рукой Златоликий махнул.
Пошутить ты умеешь, мой добрый Магул.

Но в груди у хозяйки лишь злоба и тлен –
Этот ворог опаснее, чем эмеген.

Руки тонки ее, хрупок девичий стан,
Только силу ей дал сам злодей - Аламан.

Нужно посох чудесный вернуть нам сперва:
Будет посох, и будет надежда жива.

Если справимся – слава нас ждет впереди,
А теперь, Гожуна, вместе с братом иди.

Каждый нарт нынче был по-особому смел –
Братья в спальню пробрались, как тени без тел.

Чуют, с полки текут благовонье и свет:
Это чаша спасителям слала привет.

Тут же посох огонь от восторга метнул,
И его взял рукой осторожный Магул.

Вышел прочь, но неловкий силач Гожуна,
Громко топнул, лишив змеевласую сна.

Он за чашу схватился, но поздно – стрела
Под коленом застряла, и кровь потекла.

Взгляд принцессы, как пламя подземное стал,
Всюду плавились камни и таял металл.

Тут вернулся бесстрашный Магул во дворец,
Нартский жезл направляя в змеиный венец.

Ослепили исчадие чудо-лучи,
А потом перед ней засверкали мечи.

Тут Дебет с сыновьями как раз подоспел,
И принцесса оглохла от пения стрел.

Стало тесно, и камень, задетый теперь,
Проливал свою кровь, словно раненный зверь.

Отбивалась принцесса, ломались клинки
Об орлиные когти и волчьи клыки.

И змеиное жало свистело, как плеть,
Но в бою никого не могло одолеть.

Нарты были в крови от макушек до пят,
Но никто не подумал покинуть отряд.

От укусов ее всем досталось сполна,
Только братья терпели: на то и война.

Лишь, когда у Дебета сломалось копье,
Он воскликнул:
- Давайте обреем ее!

Оскорбленье принцессе добавило зла,
И баталия снова по кругу пошла.

Зоммахай и Сийнух задыхались от ран,
Но пришпорил коня своего Алавган.

В одиночку он горные крепости брал,
И десяток драконов разил наповал.

Долго биться с принцессой свирепой пришлось,
Но его раззадорила личная злость.

Горький опыт имел знаменитый герой:
В женском облике чудище ходит порой.

Вдруг, у самого горла блеснули клыки:
Алавган раскрошил их ударом руки.

И сказав:
- Ты теперь без зубов и волос,
Он принцессе, не мешкая, голову снес.

А поодаль недвижно стоял Гожуна:
Роем стрел ядовитых покрыта спина.

Стоя умер несчастный, не выдержав мук,
Но не выпустил чаши заветной из рук.

Из холодных ладоней взял чашу Дебет,
И на сына пролился живительный свет.

Гожуна встрепенулся, поправил кинжал:
- Вы ее победили, а я все проспал.

Чаша снова у нартов, сиянье ее
Лечит раны, а мертвым дает бытие.

Красный посох теперь до скончания лет
Ослепляет врагов накануне побед.

Племя нартов живет. Мир жесток и суров,
Но всегда с ними сила священных даров.

ПЕСНЯ-СЛАВА В ЧЕСТЬ НАРТА АЛАВГАНА

Алавган появился героем на свет,
И восторг проливался с далеких планет,

И три ночи над Нартией шел звездопад,
Чтоб страна превратилась в сияющий сад.

Уойра! Среди нартов такой он один -
Богатырь Алавган, Златоликого сын!

Алавган – верный раб Тейри-хана, Творца,
Первый сын Матчатлу и Дебета-отца.

Руки, ноги его – это нартов столпы,
Он способен врагов разметать, как снопы.

Уойра! Среди нартов такой он один -
Богатырь Алавган, Златоликого сын!

Он огромен, и плечи его широки,
Будто в стороны кто-то развел две руки,

Тейри-хан наградил его парой сердец,
Чтоб не ведал усталости наш молодец.

Уойра! Среди нартов такой он один -
Богатырь Алавган, Златоликого сын!

Его пальцы, что клещи в руках кузнеца,
Лом железный он может свернуть в три кольца,

И ему не страшна эмегенова рать –
Не привык он убитых чудовищ считать.

Уойра! Среди нартов такой он один-
Богатырь Алавган, Златоликого сын!

Сев за стол, ест быка он, размером с сарай,
Словно мельничный жернов его каравай

Как доспехи крепка необъятная грудь,
От камней расчищает руками свой путь.

Уойра! Среди нартов такой он один -
Богатырь Алавган, Златоликого сын!

На охоте бредет сквозь густые кусты,
Добывает без спросу зверей Апсаты.

Восторгаются нарты героем своим,
Только слава ему безразлична, как дым.

Уойра! Среди нартов такой он один-
Богатырь Алавган, Златоликого сын!

Как травинку, рукою срывает ветлу,
И поленьев надолго хватает селу.

Он по запаху чует сайгачьи стада,
Чтобы нарты не знали нужды никогда.

Уойра! Среди нартов такой он один-
Богатырь Алавган, Златоликого сын!

Он, порою, сидит на морском берегу,
А, порой, обгоняет ветра на бегу.

С бородою до пояса, грозен, силен,
Ловит за ногу зубра могучего он.

Уойра! Среди нартов такой он один-
Богатырь Алавган, Златоликого сын!

Чтобы видели все, как он ловок и скор,
Льва связал, что овцу перед стрижкой на спор.

И, наделав повсюду запруды из глыб,
Словно сетью, горстями он черпает рыб.

Уойра! Среди нартов такой он один-
Богатырь Алавган, Златоликого сын!

Его глаз видит волос под темной водой,
Коли ночью он выйдет на берег крутой.

И стрела попадает без промаха в цель,
Даже если светило легло в колыбель.

Уойра! Среди нартов такой он один-
Богатырь Алавган, Златоликого сын!

От ненужных ветвей очищает ветлу,
Словно стебель горчичный готовит к столу.

А чихнет – пронесется над морем волна,
Поднимая подводных драконов со дна.

Уойра! Среди нартов такой он один-
Богатырь Алавган, Златоликого сын!

Только хищные твари ему не страшны,
Племена чужаков не хотят с ним войны.

Эмегены трясутся, лишь он запоет –
Их нечистая кровь превращается в лед.

Уойра! Среди нартов такой он один-
Богатырь Алавган, Златоликого сын!

И подземной принцессе он голову снес,
Не боясь смертоносных, змеиных волос.

Поднимаются чаши с бозой в его честь:
«Есть герой-Алавган, значит, Нартия есть!»

Уойра! Среди нартов такой он один -
Богатырь Алавган, Златоликого сын!