Новелла Матвеева

Все сказано на свете
 
Все сказано на свете:
Несказанного нет.
Но вечно людям светит
Несказанного свет.
 
Торговец чучелами птиц
Сегодня мне приснился:
Трухой, как трубку табаком,
Он дятла набивал.
Желтела иволга в тени,
Орёл в углу пылился,
И не дразнился попугай,
И соловей молчал.
 
Торговец чучелами птиц!
Мне твой товар наскучил:
Едва пером дотронусь я
До трепетных страниц,
Как вниз летят мои мечты
На крыльях птичьих чучел,
Когда хотели бы лететь
В зенит – на крыльях птиц.
 
Слова... Ищу их снова.
И всё не те, не те...
Удар – и грянет слово,
Как выстрел по мечте.
 
...Рисует рожицы поэт,
Круги, зигзаги чертит,
Пока покажутся слова,
Которых нет верней,
И возле сомкнутого рта
Перо в досаде вертит,
Как в темноте
Вертел бы ключ
У запертых дверей.
 
Порою шум из-за дверей
Доносится неясный,
И по ошибке этот шум
Мы песнею зовём
И утешаемся: «Пусть шум!
Бывает шум прекрасный...
Когда деревья в час ночной
Шумят перед окном, –
 
Нам видеть их не надо:
У слуха тот же взгляд,
А шум ночного сада
Пышней, чем самый сад».
 
Но, сделку с музой отогнав
Затрещиной немою,
Со звоном в позвоночнике,
В тяжёлой тишине,
Сижу и чайной ложечкой
Вычерпываю море,
Чтобы достать жемчужину,
Лежащую на дне.
 
А море? Что ж!.. Мелеет...
И вот уже белеет
Сквозь воду тёмным-тёмную
Морского дна песок.
Нет, это ночь проходит.
Нет, это ночь мелеет,
И в ней белеет, как песок,
Светающий восток.
 
Но жемчуг мой со мною.
Жемчужницы уста
Концом ножа раскрою:
Жемчужница...пуста.
 
Ищу её в снотворных днях,
Ищу в ночах бессонных...
В душе космический огонь,
А на губах – зола.
О плиты творческих могил,
Бессмертьем раскалённых,
Я, может быть, не всю ладонь,
Но палец обожгла.
 
И с той поры, и с той поры
Глаза от боли жмурю...
Всего лишь палец обожгла,
А всей рукой трясу...
Я вам несу мою мечту,
Как одуванчик в бурю,
И все боюсь – не донесу,
Боюсь – не донесу.
 
Все сказано на свете:
Несказанного нет.
Но вечно людям светит
Несказанного свет.
 
***

Вы думали, что я не знала,
Как вы мне чужды,
Когда, склоняясь, подбирала
Обломки дружбы.
 
Когда глядела не с упрёком,
А только с грустью,
Вы думали – я рвусь к истокам,
А я-то – к устью.
 
Разлукой больше не стращала.
Не обольщалась.
Вы думали, что я прощала,
А я – прощалась.
 
 
***


Девочка и пластилин
 
Я леплю из пластилина,
Пластилин нежней, чем глина.
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак.
Если кукла выйдет плохо –
Назову её дурёха,
Если клоун выйдет плохо –
Назову его дурак.
 
Подошли ко мне два брата.
Подошли и говорят:
«Разве кукла виновата?
Разве клоун виноват?
Ты их лепишь грубовато,
Ты их любишь маловато,
Ты сама и виновата,
А никто не виноват».
Ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля.
 
Я леплю из пластилина,
А сама вздыхаю тяжко,
Я леплю из пластилина,
Приговариваю так:
Если кукла выйдет плохо –
Назову её... бедняжка,
Если клоун выйдет плохо –
Назову его... бедняк.


***

Девушка из харчевни
 
Любви моей ты боялся зря –
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
 
И если ты уходил к другой,
Иль просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде.
 
Когда же, наш мимолётный гость,
Ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь
Остался после плаща.
 
Теченье дней, шелестенье лет,
Туман, ветер и дождь.
А в доме события – страшнее нет:
Из стенки вынули гвоздь.
 
Туман, и ветер, и шум дождя,
Теченье дней, шелестенье лет,
Мне было довольно, что от гвоздя
Остался маленький след.
 
Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра,
Мне было довольно того, что след
Гвоздя был виден вчера.
 
Любви моей ты боялся зря.
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
 
И в теплом ветре ловить опять
То скрипок плач, то литавров медь...
А что я с этого буду иметь,
Того тебе не понять.

 
***


 Душа вещей

Люблю дома, где вещи – не имущество,
Где вещи легче лодок на причале.
И не люблю вещей без преимущества
Волшебного общения с вещами.
 
Нет, не в тебе, очаг, твоё могущество:
Хоть весь дровами, точно рот словами,
Набейся – я и тут не обожгусь ещё,
Не будь огонь посредником меж нами.
 
Мне скажут: брось мечты, рисуй действительность;
Пиши как есть: сапог, подкову, грушу...
Но есть и у действительности видимость,
А я ищу под видимостью душу.
 
И повторяю всюду и везде:
Не в соли соль. Гвоздь тоже не в гвозде.

***


Когда Вселенная открывает нам
добровольно
Явления, о которых скептик твердил:
«Крамольно!»,
При чём тут я и чему я радуюсь так –
не знаю,
Какая польза мне в том – не знаю.
Но я – довольна.


***

Кувшинка

Все цветы на первый слух молчат:
Там, в лесу, и дальше, за ручьём...
Все цветы – на первый слух – молчат,
Если их не спросишь ни о чём.
 
Да, но ветер, пчёлы и роса,
Чуть касаясь их раскрытых ртов,
Кажется, любые голоса
Могут сделать голосом цветов.
 
Но кувшинка молчаливей всех.
Сколько ни стою на берегу, –
Но кувшинка молчаливей всех, –
Я её расслышать не могу.
 
Горло ль ей сдавила глубина?
Тайна ль тайн под ней погребена?
Но кувшинка молчаливей всех:
Все поют – молчит она одна.
 
Я плутала у тяжёлых вод,
Я старалась к ней найти подход –
Всё напрасно: полчище болот,
Как на грех, кувшинку стережёт.
 
Полчище болот-бородачей,
Скопище чудовищных ночей,
Сонмы сов, бессонных, как на грех...
О! Кувшинка Молчаливей всех.
 
***

Мы только женщины – и, так сказать, «увы»!
А почему «увы»? Пора задеть причины.
«Вино и женщины» – так говорите вы,
Но мы не говорим: «Конфеты и мужчины».
 
Мы отличаем вас от груши, от халвы,
Мы как-то чувствуем, что люди – не ветчины,
Хотя, послушать вас, лишь тем и отличимы,
Что сроду на плечах не носим головы.
 
«Вино и женщины»? – Последуем отсель.
О женщина, возьми поваренную книжку,
Скажи: «Люблю тебя, как ягодный кисель,
Как рыбью голову! Как заячью лодыжку!
 
По сердцу ли тебе привязанность моя?
Ах, да! Ты не еда! Ты – человек! А я?»
 
***

Настроение


Снег выпал,
Грязь выпил,
Грязь выпила снег...
Не близок ночлег,
Но близок рассвет...
Сегодня заснуть не придётся...
 
Как нежная пряжа, прядётся
Глухой, неуверенный свет.
 
Снег выпал,
Согрелся в канаве,
Растаял на жёлтой траве...
То гуще,
То реже тонами
Плывут облака
В не окрепшей пока
Синеве...
 
Двенадцать проталин сменялись местами,
Какие-то тени привстали...
Дорога в тумане
Тепла,
Как рука в рукаве...
 
...Снег выпал,
Растаял,
Но тая, оставил
Беззвучную речь за устами
И вкрадчивый блеск
На промокшей, полёгшей ботве.

***

Совершенство

Боюсь совершенства, боюсь мастерства,
Своей же вершины боюсь безотчётно;
Там снег, там уже замерзают слова
И снова в долины сошли бы охотно.
 
Гнетёт меня ровный томительный свет
Того поэтического Арарата,
Откуда и кверху пути уже нет
И вниз уже больше не будет возврата.
 
Но мне, в утешенье, сказали вчера,
Что нет на земле совершенства. И что же?
Мне надо бы радостно крикнуть: «Ура!»,
А я сокрушённо подумала: «Боже!»
 
***

Солнечный зайчик

           Памяти С. Я. Маршака

 
Я зайчик солнечный, снующий
По занавескам в тишине,
Живой, по-заячьи жующий
Цветы обоев на стене.
На грядке стрельчатого лука,
Который ночью ждал зарю,
Из полумрака, полузвука
Рождаюсь я и говорю:
Я зайчик солнечный, дразнящий!
И, если кинусь я бежать,
Напрасно зайчик настоящий
Меня старается догнать!
По золотистым кольцам дыма,
По крышам, рощам, парусам
Бегу, привязанный незримо
Лучом восхода к небесам.
И замедляюсь только к ночи,
Когда туманится восток,
Когда становится короче
Луча ослабший поводок.
И тени – черные собаки –
Всё чаще дышат за спиной,
Всё удлиняются во мраке,
Всё шибче гонятся за мной…
И должен я остановиться,
И умереть в конце пути,
Чтобы наутро вновь родиться
И нараспев произнести:
Я зайчик солнечный, дрожащий,
Но не от страха я дрожу,
А потому, что я – спешащий:
Всегда навстречу вам спешу!


Страна детства
 
Я бы сменяла тебя, там-там, на тут-тут,
Ибо и тут цветы у дорог растут.
Но не самой ли судьбою мне дан там-там?
Ибо глаза мои тут, а взгляд мой – там.
 
«Там» – это пальма, тайна, буддийский храм.
Остро-нездешних синих морей благодать...
Но ещё дальше, но ещё больше – «Там»,
То, до чего, казалось, рукой подать.
 
...Пронизан солнцем высокий пустой сарай...
«О, как я счастлив!» – кричит во дворе петух.
Свежие срезы бревён подобны сырам,
Пляшет, как дух, сухой тополиный пух.
 
Помню: кистями помахивала трава,
В щели заборов подглядывая, росла,
И ветерок, не помнящий родства,
Тихо шептал незапамятные слова.
 
Там одуванчиков жёлтых канавы полны,
Словно каналы – сухой золотой водой...
Жаль: никогда не увидеть мне той стороны,
Жёлтой воды никогда не набрать в ладонь.
 
Я и сейчас как будто блуждаю там,
И одуванчики служат мне канвой,
Но по пятам, по пятам, по моим следам
Тяжко ступает память – мой конвой.
 
Можно подняться – в конце концов – на Парнас,
Якорь на Кипре кинуть, заплыть за Крит,
Но как вернуться туда, где стоишь сейчас?
Где одуванчик долгим дождём закрыт?
 
Витает, как дух, сухой тополиный пух,
Боится упасть: земля сыра, холодна...
Боится душа с собой побеседовать вслух,
Боится признать, что потеряна та страна.
 
***

Фокусник

Ах ты, фокусник, фокусник-чудак!
Ты чудесен, но хватит с нас чудес.
Перестань! Мы поверили и так
В поросёнка, упавшего с небес.
 
Да и вниз головой на потолке
Не сиди – не расходуй время зря!
Мы ведь верим, что у тебя в руке
В трубку свёрнуты страны и моря.
 
Не играй с носорогом в домино
И не ешь растолчённое стекло,
Но втолкуй нам, что чёрное – черно,
Растолкуй нам, что белое – бело.
 
А ночь над цирком такая, что ни зги;
Точно двести взятых вместе ночей...
А в глазах от усталости круги
Покрупнее жонглёрских обручей.
 
Ах ты, фокусник, фокусник-чудак,
Поджигатель бенгальского огня!
Сделай чудное чудо; сделай так,
Сделай так, чтобы поняли меня!