Сын редактора станет...

   Станет редактором? Покуда сбудется это утверждение, протянутся многие годы мучений и отчаяния. Не могу знать, как это было в чужих сыновьях, а моему по воле  характера предка выпало одоление его же гордыни - папиной. Он нисколько не ждал исполнения моей мечты, совсем наоборот. Папа с младых корней внушал мне отказ от глупостей. Не стану пересказывать отцовскоих аргументов, но мои наглые небрежения школьными науками вползали в его "педагогику" философией отрицания отрицанием. Мне было того не понять, что его реальность отвергла бесспорное в логике облома миллионов надежды молодых мечтателей. Им выпало рвануть в правду войны, а оставшимся вживе заниматься чёрте чем, только не следование отцовскими стопами.
   Мой юный отрок мечтал быть юристом либо журналистом. Однако, одна из первых бомб сорок первого года внесла коррективы в его сны, сновидения и того горше - в реальность. Хоть его предок был далеко не юрист и не редактор, папины тропы подсвечивали ему пути в нечто мимо наследственного отцовского искусства по кожевенному делу. Шкуры, кожи и прочее поломали эти прибыльные родословные дела не  до войны, а даже сразу после революции. А там - война и прочее. Какие университеты и юстиция с журналистикой! Благо, тыловые партийцы заприметили энтузиазм и сообразительность, направили Якова Розенберга по комсомольскому пути. А до газетного дела выпали ему годы и годы мимо университетов в самучки и так далее. С фамилией Розенберг плутал Яков по сельским доступностям...
   Словом, в редакторы попал он мимо университетов самоучкой. Слава богу, минуя штамповку советской журналистики, прямиком в живую реальность. А та жизнь не каждого учит жизни, всё больше диктату партийной демагогии. Как самоучка Яков Розенберг прошёл до своих редакторских вершин, до своих верхов, кроме него и рассказать некому. Да его и в живых редакторское дело не оставило
 без последствий. Помню, было дело без кавычек по иному ведомству, по особому
 спец. ведомству. Спас его молодой куратор обкома партии. Случай необычный - стоит рассказать.
   Ещё до смерти Сталина по областному радио прозвучало вместо истЕрические речи Гитлера  "...истОрические речи Гитлера...", за что главному редактору грозило прямое направление в спец, органы. Но папу спас молодой куратор обкома партии, Анатолий Катеринин. Объяснил на "разбарках", что оговорился в прямом эфире не редактор Розенберг, а дикторша молодых лет. Наказали ё по комсомольской линии, а заступника послали в Москву, в Высшую партшколу на обучение. По возвращении в наши края Анатолий Катеринин тихо шутил папе в узком кругу: -Будь такое после моей партшколы, направил бы я тебя, Яков, куда в той школе обучали - в особый отдел... Тихо посмеялись, остались друзьями. Попал друг Анатолий в соседнюю область редактором газеты, спустя годы - ректором университета. Коллеги его хвалили за ум, совесть и честь. Да немного подобных выпадало в биографиях подобного типа.
   Много лет спустя молодые журналисты облрадио Мукушев и Денисов позвали меня - полюбоваться на образцы "творений" моего папы: в архивных материалах сталинской эпохи за подписью главного редактора на каждой странице текста стояло почти до семи именований Сталина. От зубоскалов я легко отбился одной фразой: -Дай вам бог, пацаны, за всю журналистскую биографию подняться до высот нашего ремесла, как это случилось у того, кто сумел одолеть за одну былую свою жизнь, сколько одолел нас с вами вместе взятых автор этих текстов из пыльного архива и по сей день, от кого мы у него не поспеваем учиться правде и чести!
   Много пережил и вынес на себе тот, кто скончался до срока с пером в руке и пепельницей с недокуренной сигаретой. Он имел много прав отвергать мои мечты о редакторском будущем сына. Спасибо ему за характер, тому я и научился - стал редактором. В моём потомстве - дочь и сын, пять внучек, четверо правнуков, на подходе один пра-правнук. Пока, даст бог, ни одного наследного продолжателя нашей с папой профессии, но не беда. Как то далее будет. Есть тому моя маленькая рифмовка. Без мотива принуждений...

Под грузом глупостей моих
Горбы натруживает Совесть.
То новый забракует стих,
То на корню загубит повесть.
   Гоненьем за грехи гнобит,
   Мой духовник грозит расплатой.
   Чем тоньше выношен гамбит,
   Тем горше загибает матом.
На сговор гонор не горазд -
Он совестливостью загружен...
Глядит с прищуром грозный глаз,
Решает: нужен стих - не нужен.
   Пусть в огненной сгорит геенне
   Мой гонорар за тяжкий труд,
   Давно я понял, что - не гений,
   А имя времена сотрут,
Но знаю точно: цензор строгий,
Ведя меня тропинкой зыбкой,
Одну строку из тысяч  многих
Однажды наградит ... улыбкой.

   Поэт Олжас Сулейменов изобрёл поэтическую метафору на многие случаи жизни: "Наше кредо - возвысить степь, не унижая горы". Возвысь горы до снежных вершин Ала-Тау, а богатство их выше подземных достоинств ны вырастет!