Несколько вопросов жене гения

«Вся жизнь, за редкими исключениями, проходит в желаниях и сожалениях»
С. Толстая

Сегодня, 8 марта 2025 года, сотрудница журнала «Экспромт» Э. Оболенская, под сильным впечатлением от чтения дневников С. А. Толстой, решилась, наконец, мысленно задать ей несколько вопросов:

Софья Андреевна Толстая (урождённая Берс, 22 августа 1844 —
4 ноября 1919) — правнучка первого министра просвещения П. В. Завадовского, супруга Льва Толстого. На протяжении многих лет Софья Андреевна оставалась верной помощницей мужа в его делах: переписчицей рукописей, переводчиком, секретарём, издателем его произведений. После написания Толстым романа «Война и мир», Софья Андреевна в течение семи лет полностью переписала рукопись семь раз, а отдельные части –  30 раз.
Толстая сама умела и любила писать: на протяжении всей жизни она создавала рассказы и повести. Её перу также принадлежат разнообразные мемуарные сочинения.
Занималась благотворительной деятельностью, в 1900–1902 годах была попечительницей приюта для беспризорных детей.
После смерти мужа Софья Андреевна сделала всё, чтобы сохранить и увековечить его произведения, письма и дневники.

Э. О. – Уважаемая Софья Андреевна, разрешите задать Вам несколько вопросов, которые волнуют, я думаю, многих женщин, особенно молодых и неопытных.
В наше прагматичное время, как, впрочем, и всегда, некоторые девушки мечтают выйти замуж за человека успешного, богатого и, желательно, знаменитого, пусть и немолодого.
Вам же посчастливилось получить в мужья человека, не только отвечающего всем этим преимуществам, но и представителя старинного аристократического рода, став, таким образом, графиней Толстой.
Более того, гения. Наверное, это огромное счастье – стать женой и прожить столь долгую жизнь с таким необыкновенным мужчиной?

С. Т. – Гению надо создать мирную, веселую, удобную обстановку, гения надо накормить, умыть, одеть, надо переписать его произведения бессчетное число раз, надо его любить, не дать поводов к ревности, чтоб он был спокоен, надо вскормить и воспитать бесчисленных детей, которых гений родит, но с которыми ему возиться и скучно и нет времени, так как ему надо общаться с Эпиктетами, Сократами, Буддами и т. п. и надо самому стремиться быть ими.
И когда близкие домашнего очага, отдав молодость, силы, красоту – все на служение этих гениев, тогда их упрекают, что они не довольно понимали гениев.

Э. О. – Конечно, это больно и обидно, однако Вы прожили со Львом Толстым 48 лет и родили ему 13 детей. К несчастью, пятеро из них умерли в младенчестве и в детские годы. Наверное, дети принесли Вам ту радость, которая не всегда сопровождала супружескую жизнь?

С. Т. – С каждым ребенком все больше отказываешься от жизни для себя и смиряешься под гнетом забот, тревог, болезней и годов.

Э. О. – Конечно, смирение – это чисто христианская добродетель, но все тяготы искупаются радость материнства, разве нет?

С. Т. – Какой трагизм в материнстве! Эта нежность к маленьким, потом это напряженное внимание и уход, чтоб вырастить здоровых детей; потом старание образовать их, горе, волнение, когда видишь их лень и пустое, бездельное будущее, – и потом отчуждение, упреки, грубость со стороны детей и какое-то отчаяние, что вся жизнь, вся молодость, все труды напрасны.

Э. О. – Вы считаете, что жизнь с гением не приносит счастья близким?

С. Т. – Все великие люди схожи: гениальность есть уродство, убожество, потому что она исключительна. В гениальных людях нет гармонии, и потому они мучают своей неуравновешенностью.

Э. О. – Понимаю, как это тяжело, но все-таки Лев Николаевич всю жизнь по-своему, но неизменно Вас любил.

С. Т. – Как мы все странно любим! Вот он, например, спокоен, счастлив, когда я тупо, тихо, скучливо сижу дома и работаю или читаю. Если же я оживлена, предпринимаю что-нибудь, общаюсь с кем-нибудь – он приходит в беспокойство, а потом сердится и начинает ко мне дурно относиться. А мне иногда так трудно вечно подавлять все горячие порывы моего живого, впечатлительного характера!

Э. О. – Неужели ему не нравились Ваши занятия и развлечения вне дома? Ведь при такой тяжелой домашней работе Вы заслужили право на отдых и смену обстановки.

С. Т. – Когда я жива, занимаюсь искусством, увлекаюсь музыкой, книгой, людьми, – тогда мой муж несчастлив, тревожен и сердит. Когда же я, как теперь, шью ему блузы, переписываю и тихо, грустно завядаю – он спокоен и счастлив, даже весел.

Э. О. – Возможно, это просто ревность. С возрастом характер обычно не улучшается… А хотели бы Вы снова стать молодой?

С. Т. –  Но вернуть своей молодости я бы не хотела. Как много грусти в ней, как много трагизма в той самоотверженной, безличной жизни, полной напряжения, усилия и любви, с полным отсутствием чьей-нибудь заботы о моей личной жизни, о моих молодых радостях, об отдыхе хоть каком-нибудь… Не говорю уже о духовном развитии или эстетических радостях…

Э. О. – Действительно, Вы ведь были не только верной помощницей мужа в его литературном творчестве, но и сами написали 3 повести – «Наташа» (1862),  «Чья вина?» (1891–1893) и «Песня без слов» (1895–1900); цикл стихотворений в прозе «Стоны» (1904) и сборник детских рассказов «Куколки-скелетцы» (1910).
Ваше увлечение музыкой помогало преодолевать жизненные драмы, потерю детей. Как можно было Вас этого лишать?

С. Т. – Всякий спросит: «Но для чего тебе, ничтожной женщине, нужна была эта умственная или художественная жизнь?» И на этот вопрос я могу одно ответить: «Я не знаю, но вечно подавлять ее, чтоб материально служить гению, – большое страдание».
Как бы ни любить этого человека, которого люди признали гением, но вечно родить, кормить, шить, заказывать обед, ставить компрессы и клистиры, тупо сидеть молча и ждать требований материальных услуг – это мучительно, а за это ровно ничего, даже простой благодарности не будет, а еще найдется многое, за что будут упрекать. Несла и несу я этот непосильный труд – и устала.

Э. О. – Это неудивительно. Но за что Вас можно упрекать?

С. Т. – Я обвиняюсь своим мужем во всем: сочинения его продаются против его воли; Ясная Поляна держится и управляется против его воли; прислуга служит против его воли; доктора призываются против его воли… Всего не пересчитать… А между тем я непосильно работаю на всех и вся моя жизнь не по мне.

Э. О. – Но, может быть, управление таким большим хозяйством приносило Вам удовольствие и удовлетворение, как иным помещицам?

С. Т. – Никогда не любила, не хотела и не умела хозяйничать. Хозяйство –
Это борьба за существование с народом.

Э. О. – Но все-таки Ваша жизнь была наполненной, трудовой, трудной, но прекрасной. Конечно, людям всегда чего-то не достает для счастья.

С. Т. – Нет настоящей, спокойной, досужной жизни, для тех занятий, которыми занимаешься любя.
 В этом был всю жизнь и мудр, и счастлив Л.Н. Он всегда работал по своему выбору, а не по необходимости. Хотел – писал, хотел – пахал. Вздумал шить сапоги – упорно их шил. Задумал детей учить – учил. Надоело – бросил.

Э. О. – Возможно, стоило бы просто, без рефлексии, радоваться семейной жизни?

С. Т. – Я тоже жила долго этой простой, без рассуждений и критики – любовью. Мне жаль, что я прозрела и разочаровалась во многом. Лучше я бы осталась слепа и глупо-любяща до конца моей жизни. То, что я старалась принимать от мужа за любовь, – была чувственность, которая то падала, обращаясь в суровую, брюзгливую строгость, то поднималась с требованиями, ревностью, но и нежностью. Теперь мне хотелось бы тихой, доброй дружбы; хотелось бы путешествия с тихим, ласковым другом, участия, спокойствия…

Э. О. – Это путешествие не состоялось?

С. Т. – С Львом Николаевичем вышло как раз то, что я предвидела: когда от его дряхлости прекратились (очень еще недавно) его отношения к жене, как к любовнице, на этом месте явилось не то, о чем я тщетно мечтала всю жизнь, – тихая, ласковая дружба, а явилась полная пустота.

Э. О. – Вы прожили с великим человеком 48 лет. А постепенное охлаждение не есть ли удел всех длительных супружеств, которых привычка соединяет крепче увядших страстей?

С. Т. – Счастливые жены, до конца дружно и участливо живущие с мужьями! И несчастные, одинокие жены эгоистов, великих людей, из жен которых потомство делает будущих Ксантипп!!

Э. О. – Конечно, это горько и несправедливо. Думаю, большинство женщин, читавших Ваши дневники, Вас прекрасно понимают и сочувствуют.
Скажите на прощание, что Вы думаете о жизни?

С. Т. – Вся жизнь, за редкими исключениями, проходит в желаниях и сожалениях.