В метели пряха закрыла глаза

Кусать пальцы, целовать в предплечья...
Н.Е. Л.Е.Г.Ч.Е.
Почини или доломай, в руках твоих ножницы.
(Ирина Чубенко Сергеева)

Не легче день ото дня,
аллегро, быстро, оживленно меня
в некоторой расхлябанности поднимает, исполняет,
с наслаждением в ноты не попадает,
так мой Миша меня ласкает...
Одинаково пригодная для отважной героики и нежной лирики,
повернись, наклонись,
в романтическом взрыве чувств пьяня,
приказывает: – Ложись!
А я ложиться не хочу... я жду ромашку на восьмое марта,
получу ромашку, фуриозо свободное заверчу,
так, что крылья вырвутся, кровь закапает,
твой торс раскачается так, как тебя никто больше не лапает!
Я закричу.  А потом замолчу...
И дождь нацарапает на сердце:
«Мишуня, ты совсем не умеешь целоваться...»

У бутырской стены шум-гам, стена от пуль как туча рыхлая была.
Как кости ящеров в стене провалились камни и спустилась мгла,
мой мальчик требует ко злу дорогу, сдирает волосы, в метели пряха
закрыла глаза, твой Бог Иисус, а мой, понимаешь, Яхве?
Но это нам не мешает спать, когда солнце тлея
все освещает, уже осветило, стоим повзрослея на год,
я стою в оливковой юбке модного оттенка шалфея,
а ты стоишь с комом во рту, намерение возымея...
И сердце красное скобарь сковал гвоздями как январь
скрепляет лед, и кровью сердце обжигало...

И я говорю: – Ты, наверно, обман.
А ты говоришь: – В самом деле.
А я говорю: – Ты понимаешь мой язык несказанный?
А ты говоришь: – Я понимаю только твой иностранный.
И мы свиваемся как птицы разлетаться умели.
В твоей короне много снега, не чуть-чуть...