Моей бабушке Крутихиной Анне Михайловне
Поля, луга, леса мне душу согревали…
Крик ранний петуха, мычание коровы,
Жужжание шмеля, рассвет над речкой новый…
Два сундука в сенях, завалинка вдоль дома,
И бабушкиных рук шершавые ладони
Разбитые колени водою промывали,
Волшебные слова её уста шептали:
«У кошки пусть болит, и у соседской жучки,
И быстро заживёт у моей милой внучки».
Боль отступала враз и высыхали слёзы.
Лишь бабушка могла так удалить занозы,
Потом уговорить прижечь зеленкой рану,
И погрозить рукой мальчишке-хулигану…
Нальёт мне молока, ломоть отрежет хлеба,
И тихо запоет, глаза поднявши в небо…
А по зиме порой, печь русскую натопит,
Ватрушек напечет, за стол всех поторопит,
Чтоб с пылу с жару ели с картошкою ватрушки,
Студёной даст воды в большой солдатской кружке,
Сама пойдет к себе, приляжет на кровати,
И глубоко вздохнув, вдруг вспомнит о рассаде,
Польет её устало, а тут и сон прошёл,
Припомнит, что у платья надо подшить подол,
Начнет чинить заплатки,
А мы с сестрой и братом уже играем в прятки…
Нам не понять пока ни боли, ни мучений,
Ни голода войны, ни жизни разрушений…
Нам с трёх и до пяти, мы – маленькие дети…
А бабушка читает молитву на рассвете,
За здравие, за жизнь, за то, чтоб был достаток,
Чтоб в мире и душе всегда царил порядок,
Чтоб мы не забывали, за что сражались деды,
С лихвою заплатив за этот День Победы.
Сама она в войну бригадой лес валила,
Суровою зимой там ноги повредила,
В вагоны загружала картофель и зерно,
И верила, что будет всё зло побеждено.
В хлеб добавляла хвою, овес иль лебеду,
До самого заката работала в хлеву,
На сенокосе как-то немного отвлеклась,
Ей вилами случайно проткнули левый глаз.
«Характером в неё», – мне часто говорили,
И сравнивая нас, мне этим жутко льстили.
Бываю непреклонна, несносна и строптива,
Я все это от бабушки в наследство получила,
Об этом я ни разу еще не пожалела,
Я – не она, конечно, но в этом все и дело.
Мне не забыть ее усталых рук движения:
С утра уж полет грядки и подметает двор,
С коровьих экскрементов готовит удобрение,
И с Богом продолжает вести свой разговор.
Мне было лет двенадцать, когда ее не стало,
Она ушла спокойна, печальна и чиста,
И я тогда, увы, совсем не понимала,
Что с ней ушла особая земная доброта.
09.01.2025
Свидетельство о публикации №125030701730