Январь. Освенцим. Сорок пятый

Январь. Лежит в снегах Европа,
И стонет ветер, рвёт огни.
В глазах детей — немая пропасть,
В устах застыли стоны мглы.

За стЕнами — печЕй дыханье,
Где пепел с ветром растворён,
Где боль и смерть без расставанья,
Вошли в привычный страшный сон.

Там дети — тени средь руин,
Где мир сгорел в огне печей.
Где страшный номер имя им,
Где свет давно не ждал людей.

Потухший взгляд в забор колючий,
Глазницы высохли от слёз.
И пыток смрад, тяжёлый, жгучий,
Пронзал как ледяной мороз.

Ткань кожи впилась в кости туго,
И рёбра — спицы, шаг без сил,
И стыла кровь, и выла вьюга,
Сметая в пепел детский мир.

В глазах — ни боли, ни надежды,
Лишь дыры в выцветших зрачках.
Накинув рваные одежды,
Они как тени…, на ногах.

И выли ветры над бараком,
И гул стоял во тьме ночной…
Освенцим в пламени и мраке
Вздымался чёрною стеной.

Но… за оградой — шаг тяжёлый,
И в небе выстрел грянул вдаль.
И с красным знаменем свободы
Пришла надежда через сталь.

Солдат склонился над ребёнком,
Поднял, прижал — «ведь  ты дожил…»
И в тех руках, дрожащих тонко,
Был мир, что рухнул и ожил.

И снег кружил, и небо плакало,
И тени множились в огне.
Освенцим — чёрное проклятие,
Клеймо, что вечно на земле.

И скорбь о детях, не смолкая,
Как плач свечи в немой ночи,
И стон погибших, боль живая,
Звучат над бездной тишины.