Шебуршунчик просыпается

Звенела ночь. Шебуршунчику не спалось. Он шумно вздыхал всем своим существом в ответ на каждый уличный шепоток, и его раздавшийся за зиму животик то надувался упругим шариком, подлетая к потолку землянки, то проваливался, засасывая в себя сердцевинку шерстяного одеяла. Шебуршунчика возмущало, что за пределами его уютной норки кто-то нагло пищал и трещал среди ночи. Эка наглость – нарушать тишину подземного упокоения! Уже и на кладбище ото всех зарылся – и тут покоя нет!
 
Шебуршунчику было любопытно, и его учащённо моргающие от волнения глазки мечтали высунуться в окошко, и заживулить все разрывающие тишь лоскутки, и прилипнуть к ним возбуждённо блестящим взглядом, и растечься по ним безразмерно-бездонной мартовской лужицей!.. Однако на зимовку закопался он основательно, и прикоснуться к этой тревожащей стрекотом ночной жизни немедленно ему не представлялось возможным. Всю зиму Шебуршунчик слыл вполне состоявшейся, самодостаточной личностью, и ему крайне неприятствовало это новое ощущение любопытства к чему-то за пределами своей норки.
 
Шебуршунчик от души зевнул во весь свой зубасто улыбающийся с мая по сентябрь губастый рот, и в тот момент, когда зевок максимально сплющил его подусохшие за интенсивный отопительный сезон лобные доли, спрятавшиеся под морщинистыми складками высокого лба, в дверь постучали. Шебуршунчик настороженно подтянул краешек одеяла к разваренному пельменю своей носатости, желая спрятаться от всего того, что внезапно ворвалось в его сонное ночное умиротворение, и обречённо вздохнул, предугадывая необходимость выбраться из родимой постельки, за зимние месяцы возлежания принявшей отчётливые очертания всех его выпуклостей и впуклостей.
 
– Кто там?.. – страдальчески выдавил он из себя.
– Доставка! – раздался снаружи громкий и бодрый, вопреки земной и снежной насыпи, голос.
– А я ничего не заказывал! – быстренько сориентировался Шебуршунчик. – У меня всё есть!
– А вот и не всё! Не надо мне тут сочинять! – в край обнаглел курьер.
– Я буду жаловаться! – оскорбился Шебуршунчик.
– Сначала получите-распишитесь, потом ябедничайте сколько угодно! – парироравал умудрённый доставщиническим опытом курьер.
– До востребования оставьте! – упорно сопротивлялся адресат.
– Ну уж нет! – не сдавался доставщик. – Тут указано: «Вручить лично и срочно! Жизненно важно!».
– А что там такое в посылочке-то?.. – смягчился Шебуршунчик, снова ошпаренный любопытством.
– Да что ж вы за народ такой недопросветлённый, жители поднебесные!.. Каждый год и в каждой пещерке один и тот же сценарий разыгрываете!..
– Не открою, пока не скажешь! Стой там и обмораживайся сколько влезет, служивый!
– Ёжечки-божечки, пещерники вы мои, солнцем недолюбленные!.. Весна пожаловала!
– Ве-е-есна?.. – нараспев полупрошептал Шебуршунчик, обсасывая слово со всех сторон, словно сахарную сосульку.
– Весна, дружище, весна! Открывай ворота! Опять забыл?! Вспоминай, пока я не передумал!

Шебуршунчик тревожно заёрзал в многомесячно прогретой койке, испуганный вероятностью утратить что-то ещё не вполне обретённое. Он кинул оценивающий взгляд на уплотненный землёй изнутри и снегом снаружи ход, с парализующей леностью предвкушая масштабные археологические работы.
 
– А ты не можешь меня раскопать?.. – робко поинтересовался он.
– Э-э-э, нет, заспанец ты ленивцежопковый! Я курьер, а не землекоп! Как закапывался, так и раскапывайся!
 
Шебуршунчик обречённо вздохнул и с пока непонятным для себя предвкушением уже позабытой и ещё невспомненной весны кляксой сполз с продавленной кровати и трусливой тенью проскользнул к заросшей паутиной лопате.
 
– Иду я, шагаю, рою, копаю! Зачем вообще ежегодно отнимать то, что непременно возвращается?! А ты жди, проклятый вестник произвола божественного!..
– Копай, дружище, да поживее! Я-то подожду, а вот весна ждать не станет: или отроешься, или потонешь!..