Сердца зимой

Ты поклялась тогда —
помнишь? —
что, если жизнь
рассорит нас,
ты ко мне вернёшься,
ты вспомнишь солнце,
что светило над нами —
ведь, чтобы видеть,
не нужно глаз…

Наше место в парке —
между старых елей,
на которых зимой снежные шапки,
мы там сердцА связали:
подвесили на лапах
заснеженных
два фонаря.
И, когда мы были не рядом,
они пустовали.
А в те дни,
когда мы были рука об руку,
дождь ли был, снег,
эти фонари горели.
Мы сами их зажигали вдвоём.
Ты смотрела на пламя свеч,
я — плакал от счастья,
хоть было нельзя,
а наши души — пели…

Но что-то случилось.
Что-то сломалось.
Однажды я ждал напрасно
целых четыре часа —
ты не пришла.
Я пошёл проверить твой фонарь —
ты гасила его иногда,
чтобы предупредить, —
и на меня рухнули небеса…

Они были пусты, не светились —
оба они были снова пусты…
Я молчал.
Что же произошло?..
Я пошёл искать тебя,
но ты не открыла.
Телефон молчит.
Ты потерялась
и забрала с собою тепло…
Но, может, ещё не поздно?
Нет, я не верю.
Не верю в предательство.
Что же случилось?!
Наши сердца были рядом,
ты их сама связала,
и я со страшной горечью вспомнил
наш поцелуй в лучах солнца…
Почему всё разбилось?

Минуло одинокое лето.
Я каждый вечер
ходил вспоминать,
как от запаха елей
наши свечи горели сильней,
наши фонари,
наша надежда и любовь
светились душевным теплом,
с нами жить хотели…

Мы не сразу нашли это место.
Мы гуляли по паркам —
и в цветение, и под дождём,
и под снегом, и в палящих лучах,
мы смеялись и говорили,
я тебя целовал,
сердца бились как одно,
и мне казалось тогда,
что весь мир — лишь в твоих глазах…
А потом — далёкий сумрачный лес,
слитые губы,
запах елей, запавший в душу,
я твой, ты моя,
вместо слов клятвы,
вместо сердец фонари,
и этот диковинный обряд единения
во льдах и снегах…
Я любил, души не тая.

Осень тоже прошла…
Золотые листья
были холодны, как и солнце,
не заменили тепла свечей…
Я не вытерпел,
зажёг однажды тот свет
в память о прежнем,
ни на что не надеясь,
только б не чувствовать боль сильней…

Но следующей ночью
была жестокая буря.
Упал первый снег,
и надежды — погасли.
Но я их не слушал.
Я приходил
и вновь зажигал фонари,
даже зная наверное,
что это напрасно.
Так было вплоть до зимы,
такой же снежной,
как и та, когда фонари
зажглись вместе с нами впервые…
Но когда в новогоднюю ночь
фонари оказались
не просто пусты,
а исчезли с нашего места,
наши дни показались мне роковыми…

Я брёл домой,
и мне в спину била метель…
Это как будто была ты сама…
Я был в отчаянии.
Столько нежности,
столько слов
пропало впустую,
я бы мог говорить их другой —
вот что я думал в море печали…

Солнце свалилось за горизонт
и снова пошло
отсчитывать дни,
а я — их не видел…
Я не верил,
не мог поверить,
но всё-таки убеждался,
Что ты в самом деле могла
меня ненавидеть.
Я страдал как никогда,
моё сердце
будто плакало кровью.
А твоё — как зима, холодное.
Наши сердцА
стали этой зимой —
одинокой пустыней,
сгоревшей, а потом замёрзшей,
навеки бесплодной…

Я бросил приходить в наше место.
Забыл этот парк.
Я сдался.
Я проиграл тебе в карты любовь.
Но однажды,
когда кровоточащая душа
снова меня туда привела —
я увидел — не может быть! —
как фонари загорелись вновь.

Снежные шапки
опускали еловые лапы,
в нашем укромном местечке
не было видно ничьих следов…
Я смотрел на два наших фонаря,
подсвеченных красным,
на разгоревшиеся зимой
алые сердцА из гирлянд,
и не находил слов…
Они снова горели.
Ты их зажгла —
кто же ещё?
Те алые огни,
которым предназначалось
стать новогодними,
стали снова огнями
нашей любви,
как в те старые дни…

Но тогда это были свечи,
будто осень, горевшие жёлтым,
и в фонарях было тепло,
а теперь — будто опасность.
Я подошёл,
разгрёб снег
над одним из них,
открыл — и прочёл
в белизне безгласной:

«Я не знаю, что со мной.
Я так запуталась…
Мне казалось,
если я их унесу,
ты меня поймёшь не так,
как мне бы хотелось,
а я хотела сказать вовсе не то,
что ты думал…»
Душа — крюком — на весу…
«…Ты себя ни в чём не вини.
Мне надо было понять,
просто почувствовать,
смогу ли я жить без тебя…»
Мои слёзы стыли,
а душа вновь загорелась,
по-прежнему,
как и в те дни,
беззаветно любя…

«…А теперь я знаю —
без тебя плохо.
Не просто
не хватает чего-то —
а будто бы
у тебя отняли часть тебя,
часть тела,
и всё уходит из-под ног,
будто увязаешь в болоте…»

Я плакал.
Я думал, что свечи не загорятся.
СердцА зимой
были красными, обожжёнными
после огня и боли,
и эти раны кровоточили,
но хотелось — того тепла,
даже пусть бы — снова огня,
моей мольбой возрождённого…
«Если ты хочешь
снова вернуть наши души
на ту святую тропу,
где мы были вдвоём,
приходи, найди мой знак,
прочти это письмо,
и я узнАю,
я прочту всегда
зов любви в сердце твоём»

Я обнимал их —
наших душ огоньки,
оставленные
и снова рождённые жить,
гореть, как горели мы,
потому что предначертанные друг другу
снова встречаются —
не сами,
их ведёт путеводная нить…

Наши сердцА зимой
загорелись снова,
а среди тепла
были погасшими…
Я всею душой захотел
снова обнять тебя,
снова вернуть всё —
как было, и даже лучше —
и снова сделать моменты нашими.
И в тот миг,
когда я всей душой
этого так захотел,
что хотелось об этом кричать,
я ощутил твои руки
близ моих слёз,
Ты смеялась,
ты была снова со мной,
А всего надо было — тебя потерять…

— Ты пришла! —
плакал я,
и фонари от тепла наших душ
тоже стали рыдать —
сосульками…
— Ты злишься? — спросила ты.
— Нет, я же тебя люблю!
— Можешь сказать, почему всё так вышло?
— Я верю. Думаю. Но хочу —
не знать.



04.05.2024