Ты можешь быть только русским

–  Ты можешь быть только русским –
так мать говорила  мне...
Зефирное небо тускло,
в закатном плыло огне...

Пылали косые скирды,
осевший блестящий наст,
залива застывший мирный
торфЯно-ледовый пласт,

с зелёною чернотою
еловых лесов руно...
Природною простотою
синицы, твердя одно,

стучались в окно снаружи,
доспехи круша, семян.
Последние вздохи стужи
февраль прибирал в карман...

Не верилось: завтра утром
всё это оставлю я...
— Кому же, кому ?.. — Кому-то...
продрогшая колея

лыжни по хмельным болотам
достанется и ручьи
напоят в пути кого-то
иль будут ничьи... Ничьи?..

Кто вместо меня каснётся
холодных  кистей осин...
Кто утром, чуть свет, проснётся
и мать ему скажет — Сын,

в печи пироги поспели,
варенье черным-черно...
— Так в мягкой моей постели
тепло ... и скребёт окно,

как будто прощаясь, тополь
безлистной своей рукой.
Сорочий тревожный вопль
рассветный срывал покой...

И всё это было нужно
оставить, и вмиг забыть...
На берег таврийский южный
мне выпала карта плыть.

К приморским пескам горячим,
к  заветренным скулам скал...
Душе так казалось зряче...
Иначе — вся жизнь —тоска!..

Над Городом свод небесный
был облачных полон стад...
Я  вышел в него не местный,
для жизни иной восстав.

По-чаячьи пело море,
лазурью и бирюзой
сосало глаза, а горы
скрываясь хребтом борзой,

в далёкой тени лиловой
манили... Творца пейзаж...
Неведомый , жизни новой,
явившись, предстал мираж...

Сквозь время, лицо обветрив,
не видно, хоть век смотри...
и линии геометрии
сошлись глубоко внутри,

сплелись, завязались в узел
затянутый вхруст рукой...
Он здорово меня «контузил»
пощёчиною морской...

Весь Город: земля и камни
в геройской крови на штык...
Слились в первородной гамме
ликующих штормов рык!

Лишь здесь, на Синопском спуске,
я понял ... и смог связать:
— Ты можешь быть только русским,
чтоб честно смотреть в глаза!


* Городу-Герою Севастополь посвящается.