Дом, в котором жили мы

Смурная, словно облако Оорта,
Бродила меж отвалов стекловаты,
Инспекторов дотошная когорта,
Брезгливо  пробираясь между куч,
Был лифт гремуч и стены кривоваты,
И был подвал безвылазно дремуч.
Для Моссовета годен он едва ли,
Фонил чуть-чуть, фенолен и вонюч...
И, благо дело, дом забраковали.
   ***
Когда весной навыворот душа
И несть числа от игрищ и интрижек,
На полке корешки любимых книжек,
В семидесятых были в корешах.
И таяла столица, и  плыла,
Съедало солнце снежные ошмётки,
Квартплата по цене бутылки водки,
Припомнится, тогда ещё была.
Тем временем, горячая вода
Текла в железной, варикозной трассе
И молодость училась в пятом классе,
И строились большие города.
   ***
Не то шпион, не то какой валютчик,
Он пробирался средь собачьих кучек
И проходил неаккуратно меж.
Усталым и измученным скитальцем,
Злым татем, резидентом, иностранцем,
В пустой почтовый ящик тыкал пальцем
С проверкою наличия депеш...
Но Центр избегал излишне связь.
Он чувствовал провал, но было поздно
И миссия, как рыба, сорвалась.
И появлялась верная примета,
В инструкциях написано про это...
В пространстве межквартирном, как межзвёздном,
уборщица размазывал грязь.
   ***
Бездарный алкоголик и артист,
В котором загибался Ференц Лист,
Он гнал тоску на первом этаже,
В порыве, как заядлый онанист.
С похмелья трясся, словно бланманже,
Иосиф, был начальством недоволен,
Что был из филармонии уволен.
Он брал остервенело си бимоль,
Он принимал вовнутрь алкоголь,
И из окна, настырны и упрямы,
Летели пентантические гаммы.
   ***
Пред суженным своим благоговея,
Дородная соседка тётя Мотя
Дозировано, как антибиотик,
Давала мужу семьдесят копеек.
Он на работу шёл во "Вторчермет",
И брал в столовке комплексный обед,
А после подходил с подносом к кассе,
И "Здрасьте" говорил кассирше Асе.
Ведь Ася для него была желанной.
Её большое глянцевое фото
Висело в холле на доске почёта,
И он ценил с ней каждый, каждый миг.
И карточка отбрасывала блик.
Но у него на Асю были планы.
А для неё он был невзрачной тенью,
В которой спал какой-то странный зверь.
А он безмолвствовал, не потакал хотенью,
Как диафильм с проекцией на дверь.
   ***
Мы жили в некой златоносной жиле,
На тот момент неведомой пока...
И чистою была Москва река.
Тогда, казалось, было меньше пыли.
Пожить бы вам, как мы когда-то жили
Под дланью престарелого Це Ка
Мы жили, пели, пили, не тужили...
И от того то время полюбили
Бетонно, арматурно, на века.