Глава 8

«— А что вас влечет в литературу? — Желание попасть в мир подлинной демократии.» Сомерсет Моэм

Хорошо приветствуют друг друга украинцы, слава Украине, но неплохо и кавказцы.

— Салфет вашей милости!

— Красота вашей чести!

— Жизнь ВорАм!

— Вечная! — Иногда хороший боец начинает сомневаться в себе потому, что кому-то проиграл, это не важно, с боевыми качествами у него все нормально, нехватка техники, надо разделять спортивное мастерство на ковре и себя. Один из лидеров пресловутой Курганской ОПГ Андрей Колегов никаких авторитетов не бачил, был не очень грамотным эмоционально, за деньги обеспечил себе кучерявую жизнь на северной красной зоне, но когда в начале нулевых дал сотрудникам колонии показания на наемного убийцу Алексея Шерстобитова, его внезапно перевели в чёрную поближе к Москве, в ночь с 1-го на 2-е октября 2005-го года он был убит, повешен в сушилке, у Москвы руки длинные! Автор вам не «вываливает бабу Галю», но «маргарин» немного «кладёт», поговаривали, в этом принимал участие сам ужасный Розов, которому никогда не встречался на полках букинистов (да осыпятся на них лепестки белых цветов всевозможного благословения читателей и счастья авторов) по-настоящему хороший роман о бандитизме.

Время слишком безжалостно! Оно одинаково равнодушно к плохим и хорошим, к талантливым и бездарным, старым и молодым, бедным и богатым, с тех пор прошло много-много лет, никто из героев курганской ОПГ не уцелел, остался один только фольклор, чтобы попытаться написать то, чего не так и не смогли другие, придётся постараться. Наверное, и тогда нет гарантии, что получится. Пусть читатель не посетует, если по окончании сей попытки автор снова вернётся к себе, крохотной песчинке, затерявшейся в стихийном хаосе грандиозных криминальных событий тех времён. Вот залупа лысая, скажет он, взялся всех учить. Но дело не в этом… Дело не в этом. Стратегические ошибки реформ Михаила Горбачева пришлось исправлять совместными усилиями и братвы, и ментов, и всей правды о их коварстве мы, конечно же, не узнаем. Но злокозненная подоплека давних событий еще долго будет привлекать внимание историков криминального мира и «народных юристов», которые не разучились выискивать аналогии между тем, что было вчера, что есть сегодня, и  что может случиться завтра, давайте будем внимательны к истории фразы «именем братвы»! Она наш учитель, идеологи преступного мира из тех Людей, которые могут при разговоре подарить вам машину, а если не скажете «спасибо», забрать ее обратно вместе с вашими собственными здоровьем и имуществом, а то и жизнью, общение с ними громадный риск, одно не верно сказанное слово или даже движение руками, телом, больше вас никто не увидит! Крошечное семя, из которого вырастает  огромное дерево криминальные «понятия», маленькая чёрная свеча, которую не задуть и которая может легко может сжечь до тла их не знающего.

Может быть, сегодня ВорЫ в духе, а может быть, именно в этот час они в плохом настроении, съели что-то не то, или, наоборот, в приподнятом, авторитетный ум обклеивает всё только плохими ярлыками или, наоборот, хорошими, и, соответственно, всё происходящее кажется им или сплошь чёрным и плохим, или наоборот исключительно светлым и уникальным… Картина может меняться мгновенно, они могут воспринимать всё как позитивное в данную минуту, а через ещё одну всё предстанет перед ними в полностью негативном свете, в этом заключается так называемая «капризность ВорОв», пример Вячеслав Япончик, который вмиг мог назначить вас на большой портфель в статусе «положенца», а мог загнать под нары, выгнать в шею из камеры, ломись отсюда,  подарить «котлы», часы за 50 000$, отнять последнее, простить или наказать, отрубить топором ноги, конечности, таким, например, был и Шакро Старый, что с этого? Все нормально, им так положено, матёрые рецидивисты, убийцы, грабители и бандиты молча терпели, встав по стойке «смирно», когда законники на автомобильной трассе, остановив их машину, разбивали им пустыми бутылками из-под водки голову «за дело», за их «косяки» не только в России, а везде почище самураев. Чуди, блуди, но заплати, будь добр, с тебя за все спросится, каста, готовься сам, укроешься, убежишь, получат с твоей бригады коллективно. Бесплатных пирожных в этом узко ограниченном пространстве не бывает, это вам не бизнес, расправ над конкурирующими структурами к чести ВорОв было сравнительно мало, отвечали прежде всего свои, чтобы твёрдо знали, если зря набедокуришь, так будет и с тобой. Исключений нет.

— Поехали за город на электричке смотреть место для поляны, для шашлыка? — Вы едете, шутите, вместе со своим лучшим другом пьете пиво (в варианте Америки из труб в метро), потом идёте отлить, вас заводят в чащу, ждут, пока стряхнете с вашей шляпы последнюю каплю в изумрудно-зеленые кусты, на поляну из чащобы появляются другие «друзья», вам дают вам в руки лопату, копай, пришла твоя очередь. И не отвертеться, назад поедет обязательно кто-то один, правило первое, либо ты, если удалось доказать свою невиновность и правоту, либо твой оппонент, со слов которого и организован этот пикник, правило второе, готовился он тщательно и долго. Один обманул, свинтил, заехали за ним на дачу два знакомых джипа, здорово, проснулся, что делаешь, погода хорошая, поехали кататься (вариант, искупаемся), засмеялся, минуту, переоденусь только, бросился в дом и не выходит, оставив жену в опасности.

— Чух, чух, чух… — отплыла моторная лодка, дача возле Кинешмы на Волге, ушёл! Прожжённый… Покачали головами, слишком быстро бегает, ладно, земля круглая. Жене вежливо пригрозили, скажет кому, кирдык! Такое редко, но бывало. В разговоре в камере на крытой с бывалым ВорОм, Вор бросит на пол пачку сигарет, сделает вид, не специально, наклонишься поднять, помочь, поравнялась голова с его коленями, в ухо шилом вжик из кармана, на тебе, собравшимся на стук падающего тела объяснит, не порядочный, нашкодил и не извинился. Не волнуйтесь, никто его не осудит, «попка» не зайдёт, кровь вытрут, персонажа положат на «пальму», самые верхние нары, умер во сне, крякнул, пьяный медик спишет, если не чей-то родственник, похоронят и забудут! Все милицейские допросы ничто по сравнению с «правилками» ВорА, следователям нужны факты, ВорАм действительно то, что было, косвенные улики, отпечатки пальцев их не волнуют, кто кого в окно видел, или анализ спермы, они не криминалисты.

— Говори быстрей, нужна твоя шея! — Лучше всегда отвечать, как есть, правда все равно всплывёт, факт вещь упрямая, правда нет, первый всемогущ, порезы кистей рук при самообороне, вторая всесильна. — Кто ударил первым? — Начало всего! — …Он резал.— На месте кроме вас никого не было, никто ничего не видел, это вам не чат на Фейсбуке с неизвестным, прольётся настоящее. И конец, подведут глаза или голос, не взыщите, приговор приведут в исполнение тут же без никаких адвокатов, в разговоре с хозяином воровской тюрьмы верховный судья он сам, генератор решений, апелляции подавать некому. Жестко и цинично, но практично, иначе все затянется, Бог знает на какое время, которого нет, сурова жизнь прошла, коль молодость в бушлате! Преступивших закон не любят оставлять в долгу, ВорЫ и авторитеты прежде всего мыслители, исполняет «пристяжь», по-нормальному охрана, «быки», всякие мастера спорта и военные, бывшие спецназовцы, бандиты, «бати» кубатурят, размышляют, поняв правильно, выносят «определение», суждение, ярлыки, ошибочных не бывает. Не так, как у прокурора:

— Ближние судьи судили в нем отвлеченную идею, дальние вершители не видали в глаза подсудимого… — Все конкретно! Почему обычно приводят в качестве примера так называемых ВорОв, в нашем мире существует одна-единственная шкала ценностей и основана она исключительно на денежной стоимости материальных благ, которыми человек владеет, самое впечатляющее, что мы только можем себе представить. Если все те вещи и удовольствия, о которых мы это делали, как можно быстрее свалятся к нам в руки, желательно осуществив свой возможный предел, а не лимит, в материалистически ориентированном социуме больше ни о чём думать не принято, у тебя одна машина в семье, у меня две, у Петрика из московской банды под названием Мазутка восемь, кто сильнее? Кто победил, Куба или Америка?? Где лучше жить, в Гаване или в Маями??? А квинтэссенция этого мира мир воровской, сливки наверху парного молока, ВорЫ время бездельничают, нигде не трудоустроены, не прописаны, воруют, а какие у них дома, спутницы жизни, машины и рестораны? Каждому охота!

По сравнению с этим все материальные блага и драгоценности других полное и абсолютное ничто, ноль, даже если он накопил в прошлом какие-то деньги, а теперь вовсю проматывает их, впечатляя окружающих, и ему скоро будет не на что жить и негде, и не будет возможности снова заработать все прогулянное назад, у ВорОв такого не бывает, если не нары, то Канары. Значит, они самые успешные, и поговорка «если ты такой умный, почему такой бедный» не про них, значит, их суд и образ жизни самый справедливый и верный, ателье по пошиву меховых шуб из материала заказчика, почему ВорЫ и популярны. А не полиция, часто находящаяся в плену собственных неконтролируемых эмоций гнева и раздражения из-за того, что вменить их идеологическим противникам по существу совершенно нечего, зло непобедимо, на бумаге один выиграл в карты, другому подарили родственники из-за кордона, которых понять можно, слава Богу, не в Америке живем, а иногда, к сожалению, и зависти, жена просит коррупции хоть немного, она хозяйка, ей, извините, каждый день надо ходить за продуктами в магазин, а ещё она устала жить без просвета, как тетя лошадь, когда-либо надорвётся и сдохнет. Вот вам мостик, чтобы перебраться по нему к следущей мысли: «Зачем мы ходим в детский сад, потом в школу, потом в институт, университет, ищем работу? Чтобы копить деньги?? На что??? На хорошую жизнь, на машины? К тому времени, как мы наконец выплатим ипотеку, мы все умрем, мертвому трехкомнатная кооперативная квартира в тихом центре не нужна, как эта жалкая, ничтожная жизнь с ее сермяжной якобы правдой, зачем вообще так жить?? Долго и некрасиво… Какой смысл в том, что мы живём и дышим, если у нас нет ни малейшего проблеска в своём собственном самобытии, даже как самого рядового ВорА??? Не говоря о фигурах, исторически значимых криминально! Так мы сходим с рельс закона на то самое не правовое поле, посреди которого острог и тюрьма, стены там железные. За что и боролись.

Когда бы и о чём бы мы ни думали, мы наклеиваем ярлыки, 24/7 наш ум непрерывно их наклеивает. Любая мысль это ярлык, без наклеивания ярлыков не бывает мыслетворчества и мыслеформ, это невозможно. В процессе размышления ум не может этим не заниматься. Думать, это и значит наклеивать ярлыки! Подумал о чём-то, значит, приклеил, обычная арестантская прослойка об этом размышляет мало, ей это не свойственно, высшая преступная иерархия много, даже, когда спит. Не передумаешь кого-то, наверху не выживешь, всю ночь Вор «гоняет», засыпает, когда найдёт выход, все продумал. Спиртное и наркотики в умеренной дозе не мешают, расслабляюще действуют, когда человек расслаблен, он мудр, притом раньше, сейчас ситуация изменилась, ВорАм на зоне было уютно и привольно, стол и постель, крыша над головой весьма надолго, иногда до конца их дней, поверьте, точно лучше, чем на свободе, законные ВорЫ в тюрьмах «живут», а не отбывают. Это их дом, они там смотрят не «Страдание ТВ», а «Счастье ТВ», оценивая происходящее по-другому. Да и вся картина в заключении выглядит совершенно иначе, чем год назад, иначе, чем месяц назад, иначе, чем день и даже минуту, все время что-то происходит, какой-то «кипиш». Ничто не может быть в тюрьме хорошим или плохим само по себе. Почему? Потому что не таким образом не существует (само по себе), как только мы с вами это почувствуем, наш ум перестанет быть таким беспокойным, делай, что надо, и будь, что будет, конечно, речь идёт про мужские зоны, женщины более расслаблены. Все мельчайшие чувства идейных организаторов того мира каждое мгновение заполнены воровским переживаниями, результат их концепций. Потом они внушают эти концепции братве, она их принимает, в них верит и им следует. Негативным, позитивным, любым, так рождается воровской закон, писаный и нет.

Что такое причинно-обусловленное явление? Ну, например, любые деревянные вещи, которые мы видим вокруг себя. Интересно, это настоящее дерево?  Ладно, допустим, те стулья, на которых мы сидим, раньше были деревьями, и вовсе не материалом для производства стульев, просто деревьями в лесу и имели присущие деревьям формы, не имеющие никакого отношения к форме мебели, листья, корни, плоды, цветы, причинно-обусловленные явления, эволюцию которых можно проследить, изменения, которые с ними происходят по тем или иным причинам. До того, как они стали деревьями, они были семенами, потом деревьями, потом приняли совсем другие формы. Стулья! Или вот эти кусочки дерева, из которых сделан пол. Паркет! А вот этот стакан, чем он был раньше? Песком! А пройдёт какое-то время, эти формы тоже исчезнут, потому что вещи имеют обыкновение ломаться, разбиваться, гнить, гореть, после этого они принимать другие формы, получать другие названия, ещё они выполняют некие функции. Когда мы видим, что вещь имеет определённую форму и выполняет определённую функцию, мы даём ей соответствующее название, «стол» это не «стакан», когда в какой-то момент соединяются причины и условия, необходимые для того, чтобы произошло то или иное изменение, всё меняется, и вот у вещи другая форма, которая выполняет другую функцию и, соответственно, имеет другое наименование. В силу непостоянства ничто не может длиться вечно, минута за минутой, секунда за секундой всё меняется. Даже за долю секунды, и то! Был человек, хлоп ему сверху выстрел в темя, когда под лестницей проходил, стал трупом, memento mori. Любимая народная забава в Новогориеево была засадить кому-то сверху в голову из мелкашки летом, зимой носят головной убор, в солдат, правда, не стреляли, жалели солдатиков, шиком считалось пробить милицейскую фуражку, погибали не все, но много, мрак какой, да будут обезврежены ядовитые стрелы не тех стремлений!

По-настоящему такого понятия, как Москва, — нет, в этом преимущество любого большого города. Метро, на машине это менее заметно, телепортирует нас в другие измерения для встреч с другими людьми, которые живут в других домах, говорят другие слова, в голове у них другие мысли! Кастрюля был прав, нет нужды уезжать в какую-либо Америку, чтобы изменить свою жизнь, достаточно просто переехать, скажем, из Измайлово в Крылатское, за свою жизнь Студент поменял одиннадцать квартир, если бы он был в то время женат, жена бы с ним развелась, кому охота все время бегать! При этом необходимо понимать, что начать жить в другом измерении вы можете со знаком и плюс, и минус, подняться или деградировать, смена места жительства лифт, а не линейный транспорт, интересно, в Нью-Йорке то же самое, жить на Манхеттене не то, что в Бруклине или на Кони-Айленде, где одни итальянцы. Закормят насмерть своим спагетти; в общем, сколько раз кто где в Москве или в Нью-Йорке переезжал, столько раз он человек. Понятно, конечно, что компьютер, который мы создали, исследует нас самих, следуем по лабиринту, которого нет, любое новое знакомство или информация отражение нашего сознания, которое в оконцовке пусто, любой собеседник это мы сами, но согласитесь, без получения нового, хотя бы иллюзорного опыта мир, как без любви, чёрно-бел, чёрно-бел подспудно и подноготно, мы все тянемся к его освоению, чего ищем, часто не понимаем. (Иногда на свою жопу приключений.) Поставь рядом эту жопу и наше с вами лицо, как поётся в песне, «будут два бандита»! Есть ярлыки, и они живут своей относительной жизнью, но всё то, что кажется нам реальным и существующим независимо от нашего ума, на самом деле не существует нигде и никак. Ещё, любой ярлык рано или поздно откликается, пересдавая нас с вами интересовать, в 30 лет мы коллекционируем подруг, в 40 деньги, в 50 машины, в 60 тропические растения, в 70 старинные марки и монеты или спички, эволюция. Дети и глубокие старики похожи, первые не отдают себе отчета, в какой мир попали, вторых он перестаёт интересовать, все прожили. Вымышлено, конечно.

Вымышленный я
вымышленно иду
вымышленная машина
вымышленная дорога
вымышленно еду
вымышленный дом
вымышленный супермаркет
вымышленный кассир
вымышленные деньги
вымышленные продукты
вымышленно покупаю
вымышленная одежда
вымышленные штаны
вымышленная рубашка
вымышленный пиджак
вымышленные ботинки.
все, что я сделал и купил, вымышленное

Согласно воззрению школ античной философии, именно так действует принцип зависимого порождения. Ничто не обладает своим независимым самобытием.

—  Ты мышиный туз, — майор Розов хорошо знал Петра. В нем было много мягкости, ничего злодейского ни во взгляде, ни в улыбке, выглядел он бодро, честно и открыто, на доверительный контакт с преступниками шел быстро, смело и уверенно.

— На Арбате один вор в законе, это я, — ответил он. Один из лучших автоугонщиков Москвы армянин из Ленинакана Атос, пиковый, первый среди равных по именно и Атос подтвердил, он «папа»,  майор Розов, туз, и далеко не мышиный, а самый что ни на есть козырно

— Правда? — удивился Петр. На Петровке  ещё даётся божественная власть над людскими судьбами, недавняя привилегия одних гениев человечества. И Толстой с Бальзаком там были бы всецело в их власти.

— Не в правде дело.  — Сложен Розов был превосходно, той сутулости и излишней суетливости, которая характеризует всякого более или менее грамотного муровского оперативника, ежедневно побиваемого начальством кнутом необходимых «палок», раскрытия тех или иных видов преступлений, одно убийство, три угона в неделю,  и даже той запутанности в мыслях, которая заставляет прятать сотрудников уголовного розыска при беседах взор куда-нибудь в сторону в угол, косить в пол, у него не было. И той робости, которая велит скидывать фуражку пред всяким встречным авторитетом, что так любят и привыкли делать все, просидевшие долгое время в своей каторжной тюрьме вместерожденного с эрой милосердия после Великой Отечественной войны закона напротив роскошного, построенного до неё сада «Эрмитаж» и Дома композиторов, также заметно не было. Внешний вид располагал в его пользу, не давая собеседнику возможности усомниться в подлинности и вероятии этого арбатского пристава, который, выслушав его, все равно настаивал на своем.

— Тридцать лет в Москве цветную масть держим, ты тогда ещё плавал в презервативе. — Ну и что, что Вор? — Знаю,  кого вы и убили! — И откуда он взял столько хладнокровия, чтобы совершенно спокойно выговорить эти последние слова. — Я думаю, у нас будет интересная беседа.

— Думаю, немножко будет интересно, — улыбнулся в ответ Петя. — Конечно.

— Так немножко?  Иди будет?? Или будет — интересно???

— А за что нас посадили??? — провокационно спросил Пётр. — Статья?? Начало срока, конец срока? — А ты можешь познакомить меня с высшей иерархией вашего преступного мира, попросила как-то Таня, с самой высшей.

— Сами знаете, чего за слово ловишь, — отвечал майор, и снова мягкая, кроткая улыбка пробежала по его лицу. Улыбка эта, может быть, в начале криминального пути в свое время Петра и обманула, но не теперь. Начни он объяснять ему его дело, что, кого, как и почему, стал бы выглядеть смешно, хуже лишь оправдываться. У него очень серьёзная красная бригада действующих сотрудников УГРО,  замусоренная, отвязанная и лихая команда ментов-злодеев из МУРа, отлично подкованных умственно и физически, соприкасаться с которой опасались «афганцы», среди братвы их звали «олени» по имени участвовавших в ней двух братьев с такой фамилией, опаснейшие, младший служил в горячих точках, у старшего они были в Москве, на многих стрелках они сразу стреляли, тавтологически-драматически повторяя это ещё и ещё. Спору нет, отдел, который возглавлял майор, процветал, но по «режиму Пиночета», свободы слова у сотрудников не было, только та, что установил сам майор Розов. Который не любил книги Пикуля за из недостоверность, считая массовой литературой. Сам Розовый, так он проходил в сводках отдела собственной безопасности, боровшимся с коррупцией внутри бывшей каменной крепости князей Щербаковых, был чём-то был похож на лидера самой крупного ОПС страны Общак Джема, который, говорят, перед сходками по три дня ничего не ел, никуда не выходит из своей квартиры в Комсомольске, а лежал на диване и ни о чём не думал, пил, на балконе стояли пирамиды из-под пустых водочных бутылок.

— Алкоголь наливают? — был первый вопрос Джема, такой вопрос задавал и Розов, даже на допросах предлагая подозреваемым фужер хорошего коньяка, обычно армянского, которым снабжал его Атос, условие выпить залпом. После этого разговор развязывался, завязывались дружеские беседы. Наверное, таким способом он подходил к нужному состоянию, накапливал энергию, которая потом выливалась в возбуждение нового уголовного дела, большинство из которых до суда не доходили, прекращались на месте. Не сажайте, как говорится, тогда и не вырастет, нафига козе баян, добровольная выдача наворованного, отъем денежных средств у блатного населения, потом смотри сам, хочешь поставить летнее кафе на Арбате, надо «листать». В теневой фонд майора Розова, расследование на тему которого заканчивалось тем же, что и поездки зарубежных журналистов в Золотой треугольник Таиланд, Лаос, Камбоджа, люди исчезали. Простой народ говорил, можно бы его снять, но он обзавёлся такой бригадой, везде уши, везде глаза, не успеешь утром слово сказать, вечером за тобой придут, касалось не только пытавшихся уходить в отказ во время допроса, ты пропадёшь, уйдёшь в небытие, слишком разговорчивых сотрудников в том числе, жертв самих Оленей, в коридорах Петровки предупреждали:

— Смотрите, не говори лишнего! — Боялись не Егорова, Федосеева или Купца (Василя Купцова, крепкий малый из крестьянской семьи), а Андрея Розова, от одного взгляда которого у министра МВД самостоятельно развязывался галстук. Одного такого говоруна нашли повесившимся на Петровских воротах непосредственно за зданием уголовки, самоубийство. Никого не волновало, что он был верующим и воцерковленных православным, где это запрещено… Иногда просто очищали изолятор, получив выкуп за задержанных, Большой Паша, старший опер из колоды туза Розова просил, выпустите машинку! А как же ответственность, переживал дежурный по городу.

— А зачем здесь я? — на шикарном костюме, которому мог позавидовать любой оперный певец, дирижёр всех оперов входил в дверь. Когда потом от неудачной операции в Германии он оглох на оба уха, вместе с раковой опухолью вырезали участник мозга, постепенно майор стал глохнуть и слепнуть, но оставался при должности, он стал… видеть цвета. Уйдя навсегда из мира звуков, его слух стал космическим.

Когда выезжали в лес на пикник или пострелять, желтизна осенней листвы звенела в его ушах, как звуки фанфары или высокой трубы. Глядя на разноцветных попугаев, которых продавали в зоомагазине на Арбате, он ясно различал спокойные звуки скрипки, альтист Данилов, это было именно так. Стоило ему в ясный день взглянуть на небесно-голубое небо, как до него доносились нежные звуки тысячи восточных флейт, тут же принимал положение из китайской гимнастики тайцзицюань под названием «шоу хуэй пхиба», руки обнимают эту самую вИну, индийскую ситару или зурну, фиолетовый цвет она слышал, как кларнетиста. Синий был похож на виолончель, а делаясь темнее, звучал, как задумчивые, глубокие аккорды католического органа в костёле на Красной Пресне, зимой, когда начинал идти снег, белый цвет был молчалив, годился для продолжительных пауз в беззвучном диалоге с говорящими цветами. Деталь, если пробегающая собака была рыжая, майор слышал одно, а если черная совершенно другое, преступления от тоже слышал, перед глазами красный фон, человек раньше убивал, желтый кража, изнасилование оранжевый, понимал, почему изнасиловали, пацанская ход серый, воровской темно-синий, когда говорили о кавказских этнических ОПГ, разум и сознание застилал чёрный цвет, вернее, свет, ослепительно чёрный, такой же, если рядом с ним проходил предполагаемый самоубийца. Об этом всем Андрей никому не говорил, выковать голоса для своих цветов было не возможно, кузнеца из Посёлка Любителей Чистого Воздуха рядом не было.

Самоубийство «для себя» Розов не отвергал, был противником массовых религиозных самоубийств, ему и без рака мозга приходилось тяжело, МУР был тот самый оселок, которым, по большому счёту, многие работники силовых ведомств были испытаны на состоятельность в сыскном деле, работать приходилось дни и ночи ради достижения результата раскрытия того или иного преступления, кто-то сжёг живьём сменщика в котельной, кто-то грыз зубами оргстекло на столе, клянясь, что не знал Вора в законе Асафа, школа мужества и порядочности, если оперативник не отвечал необходимым критериям для работы в сыске, то там не задерживался,  по гримасе случая он погиб по воле крутых чеченцев, «вайнахов», «наших людей», Козаностра, кроатоа, у себя дома напротив входа со двора в пивную «Ирландский дом», полностью парализованный, об этом смотрите в трилогии про профессора Арутюнова. Писание романов есть форма полной утраты свободы творчества, рецензирование труд еще более каторжный и еще менее благодарный, писатель сам себя приневолил, избрав сюжет. Положение критика много хуже, рецензент прикован к предмету рецензии наручниками объекта, как каторжник к тачке, нагружённой радиоактивным углём на соляных копях. Писатель теряет свободу в своей книге, сидит в своей тюрьме, критик в чужой, угревается за рубежом. За границей сидеть ужасно, попадаешь в иную уголовную среду, параллельный оттиск той культуры, которую не понять и не поймёшь, где родился, там и сгодился; у нас на пожизненном хотя бы говорят по-русски, милые оковы родных гнусных образов и гештальтов, и еда. Кукурузные хлопья с молоком и изюмом в СИЗО РФ, наверное, не употребляют даже узники с Украины, самой западной восточной республики бывшего СССР, где тоже действует «слово пацана».

В случае самоубийства человек сам по своей воле выбирает смерть, как самурай, и поэтому ее момент он воспринимает как избавление от страданий, которые не может терпеть или чаще не хочет, они длятся по его мнению слишком долго, хватит, каждый новый день тягостен и бессмысленно долог, лучше бросится с моста в воду. Умереть это для него меньшее страдание, чем жить. И это есть момент счастья. Разве нет??? Вряд ли вы можете, мой читатель, полностью представить себе, что переживает тот, кто уже выбрал смерть. Это совсем другое измерение души! С позиций этого человека всё выглядит иначе, для него смерть, конечно, тоже страдание, но всё-таки меньшее, чем страдание этой жизни. Вообще нет такого места, куда можно было бы спрятаться от смерти. Можно временно куда-то переехать, но нет таких мест, где смерть не действует, какими бы горами и заборами мы бы себя не окружили.

От неё нет лекарств! Если отсчитывать от настоящего момента, то до смерти осталось какое-то количество дней, часов, минут, секунд и так далее, которые истекают очень быстро, давайте посмотрим вперёд, глядя на часы и слушая, как они тикают. Время никогда не останавливается. И потом, когда придёт смерть, одно из двух, прорваться вверх иль провалиться вниз. В зависимости от того, дьявол или Бог в нас окажется сильнее. Других вариантов нету! От рождения до смерти энное количество секунд. Сколько из них уже позади? Мы безостановочно приближаемся к переходу, хотя что бояться смерти?? Она окружает нас каждый день… Наше тело невероятно хрупкое, просто как стекло, мы с вами умрем, а все эти дома, улицы, предметы останутся, сколько лет египетским фрескам??? Столько опасностей подстерегают со всех сторон как изнутри, так и снаружи. Дом, еда, машины, самолёты… То, что, казалось бы, должно помогать нам, поддерживать, создавать комфорт и продлевать жизнь, наоборот, несёт в себе смерть. Сколько людей гибнет в автокатастрофах? А ведь летели не за этим! А ещё бывают эпидемии, наводнения, пожары и теракты. И действительно получается, что жизнь наша столь же неустойчива, как пламя свечи на ветру, как написано на могиле у ореховского Дракона.

Утром на траве
Появляется роса,
А потом исчезает.

Хайку… Так и видимость этой жизни,  семья, дом, машина  в любую секунду может исчезнуть навсегда, как «трест, который лопнул», больше его никогда не будет.  Вот сейчас мы с вами сидим, что-то делаем, вдруг раз, что-то произошло, заказ на нас пришёл или ОМОН штурмует нашу с вами квартиру,  и конец, перед нами уже совсем другая видимость, тюрьма или могила, третьего не предвидится. Поэтому на явления этой жизни лучше смотреть как на сон. Мало ли что там происходит! Но вот мы просыпаемся, и где всё это? Исчезло. В так называемой реальной жизни всё тоже возникает перед нами, но оно ненастоящее. Представьте себе вспышку молнии в чистом поле в грозу в начале мая, когда негде укрыться, мы видим её очень ясно, и всё вокруг на мгновение тоже становится очень светлым, даже круги на воде, но только на одно мгновение, и больше нет, ни этой молнии, ни ясно освещаемой ей картины, загорается стог сена в финале… В тот день, когда мы умрём, вся эта видимость, всё то, что мы так ясно видим, дома, машины, люди  тоже в один момент исчезнет, и больше никогда не появится. Поэтому нет причин особо злиться на смерть, наивно держась за жизнь, все это ненастоящее, смело подставляем свою грудь под пулю киллера, правда, он может захотеть выстрелить нам в лицо, тогда мы увидим Свет, или под перекрестный огонь ОМОНа, сами в них не стреляйте, они работают. Лучше пять минут потерпеть, чем потом мучиться на пожизненном всю жизнь… Не делайте так, конечно, это все мысли автора.

— Но ведь я ещё пока человек!!! — закричите вы. — Всё это могло уже случиться со мной. Но я ещё жив. Вчера вечером многие легли спать точно так же, и умерли во сне. Они вовсе не собирались умирать, а собирались проснуться и поехать на работу, но сейчас они уже больше не люди. И я уже мог бы не быть человеком. Мог бы уже оказаться в аду вместе с Сатаной, где меня бы жарили черти. Именно там бы я и оказался… И неизвестно, сколько мне пришлось бы там находиться, долго, осень долго, и никто не спросил бы, нравится мне там или нет… А ведь я хотел бескрайнее небо, сплошь состоящее из стодолларовых купюр и бриллиантов, все деньги, которые только есть на земле! В преисподней деньги не нужны.Каждый день надо говорить себе:

— Сегодня я умру. Готов ли я? — Если мы думаем, что впереди долгая жизнь, то мы обманываем сами себя. Подумав, что смерть наступит сегодня, мы не позволяем этой иллюзии дурачить нас. Что делать, чтобы подготовиться к смерти? Прежде всего – отречься от своего Я (как ни странно, и от воровских «понятий», у Бога они свои)  и зародить в сердце любовь к Богу. Который есть пространство, полное невыразимого словами гнозиса, сияния и блаженства. Видимость это ум, ум пустота, пустота ясность, их союз радость, значит, все, что мы видим, она и есть, то есть Бог, нет и не было никогда никакого «минуса», только один «плюс», аллилуйя.

Воровские речи Джема после хорошего стакана горячо летели в зал, полный собравшихся там бродяг, захватывали, захлёстывали и потоком новой информации, и нестандартным подходом, (импровизациями, спрашивал с виновных при помощи своих подручных на месте, прекрасным, поэтическим языком, полным вдохновенной блатной фене, и бесконечным пониманием и любовью к свои несчастным слушателям, многие из которых были настоящими гениями криминальной жизни. Пацаны его не столько полностью понимали, сколько «впитывали», один раз рассказал, в своём первом побеге из  Тобольского централа он ограбил бурятскую юрту и задушил одного братка из Братской ОПГ, вызвало бурные аплодисменты, нет греха сознаться в том преступлении, которому минула законная давность и тяжесть которого давно уже искуплена и одиночным заключением, сосредоточивающим все помыслы в самом себе, и высоким вкладом в развитие на Дальнем Востоке «общего» и «людского».

Евгений Васин, например, ещё писал стихи, сочинил целую тетрадку виршей, посвященных описанию всяческого быта заключённого в тюрьме и на химии, он долго упрашивал «хозяйку» поделиться плодами его досугов в тюремной стенгазете в ленинском уголке в расчете встретить на централе хотя бы ещё одного из тех сочинителей песен, которые приготовляют на тюремный обиход новые взамен старых или каких «народных», но получил ответ, чтобы свои стихи он забыл, а тетрадку зачитали товарищи оперативники. При дальнейших просьбах он добился только обещания принести на днях,  ждал год и месяц, и неделю,  но тетрадки все-таки не получил, заиграли. После этого Джем возненавидел всех поэтов! Жалко, что такое ценное наследие без толку утеряно.

Стихи, между прочим, говорили и о том, что он, нося веселое звание законного ВорА, старшего брата, вел жизнь, приличную этому званию, кроме кутежей, ничего не делал,  кроме куражей, ничего не видел, жил таким образом весело и долго, пока не истощились общаковые деньги. Недостаток вывел его из тюрьмы на волю, освободился, попал на развеселых своих товарищей в «горизонталь», бродягам король не нужен, образовали шайку, имевшую намерением значительно поправить свои обстоятельства (стабильность критерий мастерства) и подсластить на чужие средства  латную жизнь бродягам, грабежи на большой дороге. Желая ограничиться ими, сгоряча в противоборстве совершали и  различные убийства, без участия Джема, хотя и в его присутствии, в такие минуты у ВорА нет другого выбора, нельзя повернуть ни влево, ни вправо, дорога только вперед, впереди яма… Один раз пистолет у Стрелы заклинило, раскалённый ствол обжег его шагреневую кожу, знак, чтобы остановиться. Вместо этого от злости чем быстрее стал искать второй, включая зоосадизм, энурез и пироманию.

— Ты ещё брыкаться? — Боролся против зла, которое сам причинял другим. На сходняках, которые вёл Джем, всегда стояла   полная тишина, за глаза его называли Ястребом за склонность, невзирая на Лица, отстаивать до последней капли синей воровской кровИ свою точку зрения прозорливо-интуитивно,  подозреваемые в нарушении преступных «понятий» сидели, словно парализованные удавом кролики. Вечно голодный и вертлявый помощник Джема цыган Стрела не забыл о своем припрятанном в кармане «пирожке», стволе со спиленными номерами, профиль и фас гения криминального мира Эдуарда Сахнова, правой руки ВорА, источали абсолютную власть и высокомерие, а уж о продвинутом бандитском пасторе Владимиром Податевым из Хабаровска с погонялом Пудель и  говорить нечего, не слушала, а внимал.

— Деньги многое, но не все, — учил Джем, — а мир круглый. Рано или поздно со всеми встретимся! И ещё не известно, чем все это кончится! — Молочный эликсир преступной истины. «Стремящиеся» и «поддерживающие» выносили Джема из зала в ресторан на руках. Джем сам не знал, сколько у него в подчинении человек, то ли 500, то ли и 5000, полковников и генералов часто видел, «лейтенантов» уже нет; в общем, сколько надо. ОПС Общак была в России самой(!) могущественной, легендарный Хайдер, лично устранивший по слухам 200 человек, предупреждал своих друзей, работайте везде, в Питере, в Москве, в Татарстане… если там нету интересов Джема. Обычно таковых не было, ехать куда-то за чём-то кроме крайнего востока страны было ему не надо, если только дальше на восток, захватить Японию, потом Сан-Франциско, возможно бы, захватил, если б не убили… Комплекцией майор был худой, двух или трёх дециллионов долларов у него не было, спорил с личным составом о литературе, кто лучше писал, Сенковский или Оссендовский.

— И тот и тот был поляк! — Атос горячился в кабинете. Сотрудники-оперативники его знали и пропускали через КПП Петров по звонку. Такой гражданский стоит двух служивых! Автоугонщик, крадун, гонщик, отменный водитель и знаток всей воровской (жизни), обеты которой не нарушал.

Момент, те, кто сами творили много зла, слышать о нем не любят, тверские волки, убийцы Михаила Круга, дерзкие парни, представители нового поколения криминала, не побоявшиеся пойти против патриархального уклада, певец был «близкий» ВорА, на пожизненном ненавидят шансон, обожают классическую музыку, на концерты которой ходят западноевропейские мещане, смещение шкалы ценностей. Убьёт вас, дорогие мои, сосед через дверь, а не мощный рекет, ему вы совсем не нужны, фраза «мы коммерсанты» всегда была визитной карточкой бандитов, они пригласили бы вас в хороший ресторан, прощая наряженным под бандитов находящихся там рядом с ними коммерсантов, пусть канают под них сколько угодно, все равно будут платить. Наоборот, притворимся фраерами, даже хорошо, зоосадизм, энурез и пиромания, а потом посмотрим. Статус матерого преступника не купишь, нельзя им уколоться, как витамином, и пошёл, как в спорте, нужные постоянные долгие тренировки под руководством квалифицированного тренера, который сам матёрый, крупные вещи в бандитизме имитировать ещё можно, большие кулаки и грубый тон, мелкие нельзя, они учатся с детства. Например, когда надо «взять паузу», промолчать, отойти в сторону, а когда «наехать», личный опыт. Потом человек настолько им пропитывается, что сотрудники разных органов видят это с порога, поступают по-другому, это минус, крайние всегда те, у кого Имена. Всем мил не будешь, это только в прозе писателя Сорокина Кремль сахарный, а красный рёв не мы видим, по-настоящему как раз наоборот, несколько слов об авторах, которых любил Розов.

Конец восьмой главы