Исповедь антисемита. Глава вторая

Глава первая: http://stihi.ru/2025/02/26/6577

Шило.

       Когда же я наконец демобилизовался, страны, ещё недавно пафосно провожавшей меня исполнять почётный воинский долг, уже не существовало. Мир, как будто, перевернулся. Повсюду пахло большими деньгами, но само бабло утекало тем, кого, словно в насмешку за неухоженную курчавость и выдающиеся шнобеля, называли новыми русскими.  Те, кого мы гнобили, опускали и троллили, неожиданно оказались на самом верху возведённой ими же пирамиды. А мы завистливо пускали слюни при виде сотворённого из воздуха, а проще сказать, спизженного у расползшейся на вершки и корешки советской власти богатства.
       Выбор у меня, скажем прямо, был невелик. И недолго помыкавшись, я предсказуемо нашёл своё призвание, примкнув к бригаде Серого. Того самого, с которым мы когда-то по-братски делили скудный школьный паёк, отжатые у молодняка карманные деньги и испещрённую матюками заднюю парту. Я стал называться Шилом от фамилии Шилов, обзавёлся спортивным костюмом и кроссовками Адидас китайского производства, приобрёл кожаную куртку и проникся уже несколько подзабытым чувством собственной значимости. 
       Вид обложенных данью и тщетно пытающихся скрыть рвущийся изнутри страх терпил возбуждал и науськивал на новые подвиги. Каждый день я где-то околачивался, с кем-то базарил, кого-то вразумлял. А вечерами отрывался с понаехавшими из ближнего зарубежья шалавами в компании таких же, как я, реальных пацанов, кудряво проживающих всякий день, как последний.
       Шли годы. Из зубастого, но незрелого щенка я превратился в матёрого волка, жертвенно оберегающего меченную территорию. Я равнодушно проливал свою и чужую кровь, полагая самою жизнь понтовым и скоротечным фуфлом, и был по-своему счастлив, пока не случилось то, что однажды случилось. 
       Серый всячески выказывал мне своё дружеское расположение, и как-то раз в качестве особого поощрения и, по-видимому, с одобрения старших пригласил в ресторан на сходку, должную, по его словам, перетасовать всю мою жизнь.
       За обильно унавоженным деликатесами столом по ранжиру расположились авторитеты, на которых равнялась и которых, по итогам запущенной свыше рулетки, время от времени пышно провожала в последний путь братва. В центре стола возвышался Богомол, одного упоминания имени которого бывало достаточно, чтобы успешно порешать самые сложные вопросы и разрулить конфликты. Слева от него расположился Костя Маленький, двухметрового роста амбал, способный разговорить всякого молчуна, угодившего на правёж по понятиям. А справа… справа сидел Гриша Финкельштейн, несколько обрюзгший, но сохранивший интеллигентную наружность и
изысканные манеры непримиримого борца с безденежьем и нищетой.
       Все присутствующие, жующие, галдящие и внимающие неотличимым как однояйцевые близнецы тостам, называли друг друга по кликухам, предпочитая погоняла полузабытым и зашкваренным в ментовских картотеках именам. И только Гришу, несмотря на его молодость, уважительно называли по имени и отчеству – Григорий Маркович. А тот, лениво ковыряясь вилкой в недоеденной осетрине, ритуально улыбался в полрта всякому, кого выхватывал взглядом из тесной ресторанной кутерьмы. В какой-то момент мы встретились с ним глазами и он, к моей вящей радости, меня не узнал. Серый, однако, перехватив мой вопрошающий взгляд, с заговорщицким видом посвящённого в некую высшую тайну объяснил мне, что в нынешней сложной ситуации Большого передела без одобрения этого тихого молодого человека не принимается ни одно мало-мальски значимое решение.
       - Понимаешь, - явно с чужих слов разглагольствовал Серый, - время базарного рэкета безвозвратно уходит. На смену братве вот-вот придут менты и прочая сволота, то есть государство. И наша главная задача – это стать его неотъемлемой частью. Короче, влиться в ряды власть и бабло имущих. Не успеем – кранты. Всё отберут, к едреней фене. Так вот, братан, Григорий Маркович – это наш, так сказать, поводырь на пути из тёмного прошлого к светлому будущему. Не поверишь, но лаве к нему, так и липнет, словно мёд на нём…
       Я кивнул. Я не то, что верил – я знал. На какое-то мгновение мне даже показалось, что слева от Гриши Финкельштейна вальяжно развалился в кресле не Богомол, а полковник Нехлюдов. Но тут же призрак из недавнего армейского прошлого исчез, а осталось мучительное недоумение, которым я после изрядной толики спиртного и некоторых колебаний поделился с Серым.
       - Вот, скажи, - допытывался я, - почему? Ну почему так получается, что они, которых мы, мягко говоря, недолюбливаем и плющим по мере сил, всегда в результате всплывают, держат мазу и нас же нагибают? Разве ж это справедливо?
       - Несправедливо, - с готовностью согласился Серый, - несправедливо, конечно. А с другой стороны, мы с тобой, Шило, за всю жизнь столько бабла не видели и не увидим, сколько Григорий Маркович на паях с Богомолом за неделю заколачивает. И, заметь, безо всяких угроз и паяльника, каковые ему в его помывочном цехе на хрен сдались. Понимаешь, братан, мы с тобой умеем деньги забрать, а он, сука, знает, как их сохранить и приумножить.
       И вроде бы, ничего в моей жизни не изменилось, а Серый оказался прав. Я, раскусив, что нами, как и раньше, помыкает непотопляемый Гриша Финкельштейн, потерялся и заскучал. И всё во мне, как будто перебродило и выдохлось, словно откупоренное и забытое в укромном месте вино. Сошли на нет ухарство и задор, без которого в нашем деле – швах, потому что не бывает лёгких бандитских денег без куража.

                Продолжение следует.

P.S. Автор обращает внимание читателей, что повесть весьма далека от его биографии, но содержит эпизоды, с которыми автор знаком не понаслышке.