Экологические страсти. Лагерные хроники

                (Из записей Марка Неснова)
   
                Что-то воздуху мне мало…
                В.С.Высоцкий

 В брежневские времена  специфика лесного производства на севере не позволяла лагерному начальству устанавливать режим по жёстким инструкциям, написанным в высоких московских кабинетах.

Посадишь в изолятор вальщика или тракториста - недосчитаешься сотни кубометров леса.

А твоё высокое начальство не интересует, что у тебя вальщик вчера выпил, а тракторист подрался.

Ты делай там у себя, чего хочешь, а государственный план, будь добр, отдай!

Это святое!

У высокого начальства тоже есть своё начальство!

И оно тоже ничего слышать не хочет!

Поэтому между зэками и администрацией существал негласный договор, по которому зэки стараются не очень наглеть, а офицеры не придираются  по – мелочам.

Те, которые не понимают, сидят зазря в изоляторах или остаются капитанами до пенсии.

Случилось и мне, как-то «воевать» с одним таким приверженцем инструкций, который, придя из училища, перекрыл мне кислород в буквальном смысле этого слова.

И вот, как это было…

 …Герою фильма «Джентльмены удачи» надзиратель говорит, что самое лучшее место в бараке у окна.

На самом же деле самое «блатное» место в дальнем, нижнем углу, потому что оно самое удобное и безопасное.

С одной стороны нар у него стена, а с другой проход.

Тогда, как у других мест с одной стороны проход, а с другой впритык койка соседа.

Кроме того, играть в карты и обсуждать серьёзные дела у окна небезопасно.

Так что, место в углу  очень удобно и функционально, а потому и занимают его наиболее уважаемые люди.

И хотя в карты я никогда не играл, а выпивал очень редко, для меня это место было крайне важным, и занимал я его последние лет семь постоянно.

Правда, до отбоя, обычно, на нём располагались мои играющие друзья.

Но, после отбоя парни знали, что место моё и, надо сваливать.

И вот почему я так дорожил этим местом.

               Курить за свою жизнь я так и не научился.

А курит в лагере большинство, поэтому табачный дым в секции постоянно.

Ночью же дышать  вообще нечем.

Кто-то не сдал в сушилку валенки с портянками и сушит их у печки.
Кто-то курит всю ночь.
Кто-то открыл дверцу у печки и варит чифир.

А форточка зимой, как правило, закрыта, потому что тот, кто спит на верхних нарах у отрытой форточки, не хочет постоянно болеть.

Но для себя я придумал и устроил свой маленький воздушных оазис.

В бревенчатой стене я высверлил на уровне лица дырку, вставил в неё обрезок трубы, которую затыкал на день ватой из телогрейки.

Перед сном  вату я вынимал и ложился лицом к стене.

Это моё личное изобретение, и больше я такого  нигде не встречал.

Лейтенант Смирнов - наш новый начальник отряда, придя из училища, был серьёзен и строг, как английская гувернантка.

Он требовал порядка, согласно инструкции, к чему лесной народ не привык, потому что сил хватает только на выполнение терпимого минимума.

Узнав про мою трубу, он потребовал от меня её заделать.

Естественно, что я не обратил никакого внимания.

Начальника отряда это  возмутило, и он заставил коменданта отряда забить в дыру деревянный нагель, которым плотники скрепляют брёвна сруба.

Я просверлил рядом новую дыру.

Смирнов лишил меня очередной посылки.

В посылках я не нуждался, но запись в дело меня не обрадовала.

Дыру он заделал снова и пообещал в следующий раз лишить меня свидания.

Я никого не ждал, но ещё одна запись в дело была нежелательна.

То, что я руковожу всем производством на лесобирже, лейтенанта заботило меньше всего, потому что он в этом, по неопытности, ничего не понимал.

Я для него был одним из многих крепостных.

Вот такая вот случилась эпидерсия, как говорил мой душевный приятель Паша Дурак.

И тогда я решил научить молодого, твердолобого лейтенанта хоть чуть-чуть разбираться в жизни.

В конце месяца лейтенанта Смирнова вызвал начальник колонии майор Овчинников и поставил в известность, что его отряд,  впервые за несколько последних лет, не выполнил месячный производственный план.

Объяснил, насколько это серьёзно и чревато последствиями.

Почему такое произошло, Смирнов понять не мог, а объяснять старшие офицеры ему не стали, потому что «сам должен до всего дойти своим умом».

Думай, дескать, своей головой!

И Смирнов думал.

Вернее думал, что думает.

На следующий месяц хозяин пригрозил перевести его в дежурные, что ставило жирный крест на его продвижении по службе, потому что в дежурные, обычно, отправляли тех, на кого махнули рукой.

Смирнов начал «бить хвостом», и выяснил, что его проблемы - это результат моих манипуляций с цифрами.

Заставить меня силовыми способами было невозможно, потому что начальство старалось не лезть в производство, если его устраивали результаты.

Поэтому со своими проблемами Смирнов оставался один на один.

Другого пути, как наладить со мной нормальные отношения, у него не было.

К тому времени он уже завёл роман с  заведующей поселкового магазина.

Бабой она была умной и тёртой, иначе кто бы  держал её столько лет в заведующих.

Наверное, она и подсказала Смирнову, что «переть рогом, как баран на ворота» бесполезно и бесперспективно.

Вместе со старшим мастером Соколовым, он  пришёл в мой кабинет с бутылкой коньяка и кульком шоколадных конфет «Ласточка».

Мы выпили, поболтали «ни о чём» и всё встало на свои места.

Смирнов стал нормальным, думающим и даже заботливым начальником отряда, а я получил возможность дышать ночью свежим воздухом.

Со временем, вместо привычного «отрядный», жулики,  за глаза, стали уважительно называть его Валерой.

А наш народ, за просто так, никого уважать не будет.

Это заслужить надо