Боже, оставь меня!
Не знаю, кто переменился,
но Бог во мне остановился,
сел на бревно и рассердился
на пароход из темноты.
Друзья попрыгали на пристань,
торчащую у скал, как призрак
тьмы самых низких, нищих истин
и первозданной красоты.
Мгновение, и всё что было
до этого моим и милым
пропало и остановило
движенье солнца на восток.
Дар есть пощёчина, кто больше,
что признавать его негоже?
Действительность мне корчит рожи
и сунет в руку образок.
К утру за дверью посерело.
Посуда в шкафе отзвенела.
Оцепенение просело,
как печь в неметеной избе.
Сос, посылаемый радистом
затих и выдохся горнистом,
уснувшим около плечистой
кухарки с вавкой на губе.
Не верь, не бойся и не требуй
от неба радости и тремол,
немыслимых щедрот и хлеба,
алмазов и алмазных слов!
Поэт над вымыслом облился
чифирем и не повинился,
что черновик не сохранился,
что упоенье не любовь.
Пройдет и выразится вкратце
история про святотатцев.
Мы даже будем издеваться
над славой из папье-маше.
Но как бы я здесь не пытался
забыть трагедию, не клялся
на крови, что мол я есть клякса:
Бог не жилец в моей душе.
ДЕКАДАНС, 1997
Свидетельство о публикации №125030207099