Кровавая ватка

Кроватка.
Кровавая ватка
на ткани белья.
Моя ли, не знаю.
Боюсь, не моя.
Разодранной кожей
о простыни трусь.
Расчёсы алеют...
Полжизни болею,
всю жизнь не лечусь.
Кровавлю и наволочек
белую гладь:
порыва чесаться
во сне не сдержать.
Но ватка откуда?
Ухватка не та:
и быв помоложе,
не думал о коже.
Следов ли страшиться,
став старше? Паршивство!
Никчёмная мелочь,
пустяк, суета.
По ватке,
кроватке
сужу: не один
я в старой квартире
живу нелюдим.
Есть та, кто со мною
и ночью, и днём.
Вдвоём рассмеёмся,
вдвоём и зевнём.
Но можно и порознь:
жизни возня —
порой муравейство,
порой стрекозня.
И ночью под кожей
ползут муравьи.
Я их загребаю
под ногти свои.
С кусочками плоти...
Бесплотны тельца —
в напрасной охоте
ловца на живца.
А к той, кто в блаженстве
столь женственно спит,
стрекозка внезапной
щекотки летит.
Слегка покружилась
и села на нос —
по старой повадке
неумных стрекоз.
И вздрогнули ноздри,
стрекозку спугнув.
И судорожь пальцев,
слегка промокнув
чуть скомканной ваткой
кровинку в носу,
привычно с кроватки,
держась на вису,
расслабилась.
Ватка же
вниз по щеке
скользнула,
устроившись невдалеке.
И утром её
на белье увидав,
и странные мысли
свои записав,
я двинусь навстречу
дневному бытью —
в паскудной измене моей
забытью.