Сверхи РФ, 90-е ч. 4

Кадр 14: Виктор, всё ещё ошеломлённый, медленно опускается на колени, касаясь пальцами ледяного, уже чистого снега. Сергей, стоя рядом, кладёт ему руку на плечо.  Молчание тянется, прерываемое лишь шелестом ветра.  Наконец, Виктор поднимает голову, его глаза полны невыразимого ужаса и…  понимания.

Виктор: (шепотом)  Это был…  Кинчев?  Но… как?  Он же…

Сергей: (голос хриплый от потрясения) …не просто музыкант.  Он…  что-то большее.  Он слышал нашу музыку, чувствовал её…  всё это отчаяние,  всю эту боль…  он понял, что мы невольно призвали их.

Кадр 15:  Сергей вспоминает слова Константина о контроле над музыкой. Он смотрит на Виктора, и в его глазах мелькает озарение.

Сергей:  Помнишь, как он играл?  Не просто красивая мелодия,  а…  ритуал.  Очищение.  Он не убил их, он…  успокоил.  Он показал нам, как использовать силу нашей музыки не для разрушения, а для…  гармонии.

Кадр 16:  Виктор кивает,  медленно переваривая услышанное.  В его глазах вспыхивает огонёк понимания.  Он вспоминает мрачные, полные безысходности песни, которые они сочиняли в последние месяцы, песни, полные отчаяния и боли,  которые и привлекли существ из льда.

Виктор:  Наша музыка…  она была…  опасной.  Мы не владели ею.  Мы просто…  выплескивали боль.  Без контроля.

Кадр 17:  Они смотрят друг на друга, осознавая всю глубину и опасность своего таланта.  Это не просто дар, это огромная ответственность.

Сергей:  Нам нужно научиться контролировать эту силу.  Понять,  как играть не только для себя, но и для…  мира вокруг нас.

Кадр 18:  Виктор медленно встает, его движения  решительны.

Виктор:  Мы начнём сначала.  Напишем другую музыку.  Музыку жизни,  а не смерти.  Музыку…  гармонии.

Кадр 19:  Они стоят на заснеженном поле,  где ещё недавно царил ледяной ужас.  Теперь, в  холодном воздухе,  чувствуется  нечто  иное —  надежда.  Надежда на  то,  что  они  смогут  овладеть  своим  даром,  научатся  контролировать  свою  могущественную,  но  опасную  музыку.  Их  музыкальное  путешествие  только  началось,  но  теперь  они  идут  по  нему  не  вслепую,  а  с  осознанием  своей  ответственности  и  с  загадочным  посланием  от  человека,  который  был  и  Кинчевым, и чем-то  гораздо  большим…  с  вестью  о  том, что  мир  намного  больше,  чем  кажется  на  первый  взгляд.  И  музыка  может  быть  как  мечом,  так  и  исцеляющим  бальзамом.

=======
Кадр 20:  Сергей,  с  характерной  для  него  ироничной  ухмылкой,  достаёт из кармана мятую пачку сигарет.  Он предлагает одну Виктору, который отказывается,  тряся головой.

Сергей: (зажигая сигарету)  Знаешь,  Витька,  Кинчев…  он  мне  всегда  казался  чуваком  с  прибабахом.  Но  этот  прибабах…  он  был  сильнее, чем  мы  могли  себе  представить.  Как  будто  он  видел  всё  это  сквозь  время  и  пространство.

Кадр 21:  Сергей делает  большую  затяжку,  выдыхая  густой  дым.  Его  взгляд  становится  сосредоточенным.

Сергей:  Слушай,  а  что  ты  знаешь  про  язык  птиц?  Или  про  рифмы,  которые  заставляют  лед  таять?  Вот  это  вот  всё…  магия.  А  магия,  Витька,  это  не  только  разрушение,  но  и  созидание.  Главное –  знать  правила  игры.

Кадр 22:  Виктор,  всё  ещё  в  шоке,  медленно  кивает.  Он  начинает  понимать,  что  их  музыкальное  путешествие  только  начинается,  и  оно  будет  наполнено  не  только  творчеством,  но  и  поиском  этих  самых  правил,  поиском  граней  между  гармонией  и  хаосом.

Кадр 23:  Сергей  улыбается,  улыбкой,  в  которой  смешаны  усталость,  ирония  и  некоторое  осознание  огромной  ответственности,  лежащей  на  них.

Сергей:  Ладно,  пошли.  Надо  написать  песню.  Про  снег,  про  лед,  про  то,  как  мы  почти  заморозились  на  фиг.  И  про  то, как  мы  теперь  будем  это  всё  контролировать.  Только  без  заговоров  и  мистики,  а  с  барабанами,  гитарами  и…  может  быть,  даже  с  балалайкой.  Чтоб  по-русски было.  Хардкор  по-русски.

Кадр 24:  Они  идут  по  заснеженному  полю,  оставляя  за  собой  следы  на  белом  снегу.  Сергей  поёт  про  себя  фрагмент  новой  песни,  что-то  простое,  но  полное  необыкновенной  силы  и  надежды.  Его  голос,  грубый  и  хриплый,  прорезает  морозный  воздух,  и  кажется,  что  в  нём  слышится  эхо  голоса  Кинчева,  голоса  того,  кто  научил  их  использовать  свою  музыку  не  для  разрушения,  а  для  созидания.  Музыка  жизни  начинает  звучать.