Прыжок пумы

 21,22

«Проклятье», – подумал Купер, наблюдая, как Лил что есть сил гонит жеребца вперед. Может быть, после первого всплеска эмоций она успокоится – но уж лучше пусть злится, чем сидит на работе, умирая от усталости. Ей надо развеяться и немного подышать свежим воздухом. Пространство вокруг наполняли ароматы шалфея и можжевельника, над головой кружил орел. Купер услышал голос птицы – это был токующий тетерев; звук доносился из зарослей кустарника, который, казалось, вот-вот распустит свои тугие почки и расцветет.

Даже если она злится, окружающая красота определенно способна смягчить ее сердце. Может быть, Лил не заметит парящего орла, но от ее взгляда точно не укроется, как прекрасны эти просторы, ее просторы.

Конь Лил наконец замедлил шаг. Поравнявшись с нею, Купер увидел, что она отнюдь не выдохнула; она все еще была в гневе, и гнев подгонял ее вперед, заставляя пришпоривать жеребца.

– Как ты можешь говорить такое? – запальчиво восклицала она. – Я – все, чего ты когда-либо хотел?.. Ты бросил меня. Ты разбил мне сердце.

– У нас разные воспоминания об этом. Я не помню, чтобы кто-то кого-то бросал. И ты была более чем спокойна, когда мы решили, что отношения на расстоянии – не вариант.

– Мы решили? Нет, это ты решил. Я мчалась к тебе, потому что хотела увидеть тебя, побыть вместе, пусть даже на полдороге от Нью-Йорка. Да я готова была в сам Нью-Йорк примчать, лишь бы по-настоящему побыть с тобой там, где ты живешь. В твоем месте. Но ты не позволил мне приехать. – Ее темный взгляд был ранящим и острым, точно нож. – Полагаю, ты решил, что если я окажусь в твоей нью-йоркской квартире, будет сложно выгнать меня из нее – как и из твоей жизни.

– Господи, Лил, я тебя не бросал. – Ее взгляд пронзал насквозь, даже если она этого не осознавала. – Все было не так.

– И как же это, по-твоему было, черт возьми? Ты сказал мне, что больше так не можешь. Что тебе нужно думать о собственной жизни, о карьере.

– Мы не могли так больше. Нам было нужно.

– Да чтоб тебя!.. – Она выругалась так яростно, что даже Рокки вздрогнул под ней. Но она по-прежнему владела ситуацией, крепко держа поводья. – Ты не имел права решать за меня, чего я хочу и что чувствую. Ни тогда, ни теперь.

– Раньше ты так не говорила. – Его конь тоже занервничал вслед за Рокки. Куп успокоил его и развернулся, чтобы посмотреть в лицо Лил. Но она снова ускакала вперед. Стиснув зубы, Куп пришпорил коня и помчался вдогонку. – Ты была согласна со мной, – добавил он, наконец догнав ее; раздражало, что его слова звучат как оправдание.

– Что мне, черт возьми, было делать? Броситься в твои объятия и умолять о твоей любви, просить остаться со мной?

– Ну, вообще-то…

– Я так волновалась всю дорогу, пока добиралась до этого проклятого мотеля в Иллинойсе. Казалось, мы не виделись сто лет, и я боялась, что тебе не понравится, как я выгляжу, какая у меня прическа, что на мне надето… Глупость какая. А я так хотела тебя увидеть. Просто до боли. У меня болело все до кончиков пальцев.

– Лил…

– И стоило мне только увидеть тебя, я поняла: что-то не так. Ты приехал раньше меня, помнишь? И я увидела, как ты вышел из той маленькой закусочной, как пересек на машине парковку…

Ее тон изменился: теперь вместо гнева в нем звучала искренняя боль. Ее гнев ранил его, но осознание, что она страдала, просто не оставляло на нем живого места.

Он молчал, позволяя ей договорить. Хотя он мог бы сказать «да, конечно, я помню». Он вспомнил, как переезжал ту выбоину на парковке… вспомнил первую секунду, когда только увидел ее. Как чувствовал разом возбуждение, тоску по ней – и отчаяние.

Он помнил все.

– Ты не сразу меня заметил. А я все уже поняла. Я пыталась убедить себя, что это просто нервы, волнение от долгожданной встречи. Но… ты был другим. Ты стал жестче. Отчужденнее.

– Я изменился. Мы оба изменились со временем.

– Мои чувства не изменились, не то что твои.

– Послушай, Лил, – он попытался взять ее коня за поводья. – Постой…

– Как только двери номера в том мотеле закрылись, мы рухнули на кровать и занялись любовью. А я уже знала, что ты собираешься закончить наши отношения. Думаешь, я не поняла, что ты нарочно отдалился от меня? Ты просто решил отступиться.

– Я отдалился? А что насчет тебя?.. Нам все время что-то мешало увидеться. Твои бесконечные дела, разъезды…

– Ты обвиняешь меня?..

– Я никого не обвиняю, – начал было он, но она уже выскочила из седла и понеслась прочь.

Стараясь сохранять самообладание, Купер спешился, чтобы привязать их лошадей.

– Ты должна меня выслушать.

– Я любила тебя! Любила! Ты был единственным мужчиной для меня!.. Я была готова на все ради тебя… ради нас…

– И это тоже было проблемой.

– Моя любовь к тебе – проблема?..

– Твоя готовность на все. Лил, постой, черт возьми, – он схватил ее за плечи и удержал, когда она снова попыталась уйти. – Ты знала, чего хочешь от жизни. Знала, чего хотела, и делала это. Ты была лучшей студенткой, и тебе были открыты все дороги. Все блестящие перспективы были твоими. Ты жила, Лил. Ты была на своем месте, в своей колее и делала свое дело. Я не был частью этого, и я попросту не мог встать у тебя на пути.

– То есть ты бросил меня и растоптал мне сердце ради моего же блага? Так получается?..

– Так все и было.

– Я так и не смогла забыть тебя, ублюдок. – Гнев и горечь обиды буквально

клокотали в ее теле, и Лил толкнула его. – Ты разорвал меня на части. Ты забрал у меня нечто столь значимое, что я теперь не в силах вернуть или подарить кому-то еще. Я обидела очень, очень хорошего человека: я не смогла полюбить его и дать ему то, чего он заслуживал и что ты выбросил на помойку. Я пыталась. Жан-Поль был просто идеальным мужчиной, и я должна была сделать все для нашего с ним счастья. Но я не смогла, ведь он не был тобой. А он всегда это знал. И ты смеешь стоять здесь и говорить мне, что ушел ради моего же блага?..
– Мы были юными, Лил. Совсем юными.

– Я не любила и не страдала меньше оттого, что мне было девятнадцать!

– Ты искала свою дорогу в жизни. У тебя был свой путь. А я был на мели. Жил от зарплаты до зарплаты – и то если повезет. Жил в съемной хибаре, потому что это был потолок моих возможностей, и хватался за любые подработки, до которых мог дотянуться. Я приезжал нечасто просто потому, что иногда не было денег на билет.

– Ты говорил…

– Я врал. Я говорил, что по уши занят. В общем-то, это даже было правдой, потому что я вкалывал на двух работах одновременно и всегда просил сверхурочные. Но это не было основной причиной моих редких поездок сюда. Я продал мотоцикл, потому что он стал непозволительной для меня роскошью. Иногда я шел на донорство, чтобы оплатить аренду квартиры.

– Ради бога, Куп, если все было так плохо, почему ты не…

– Попросил о помощи бабушку и дедушку? Они и так уже дали мне приличный старт. Я не собирался больше просить у них денег.

– Ты мог бы вернуться домой. Мог бы…

– И кем бы я вернулся? Неудачником, у которого дыра в кармане и который едва наскрб на автобусный билет? Я должен был что-то из себя представлять. Должен был стать личностью… Я думал, ты поймешь меня. Я рассчитывал получить долю из моего траста, когда достигну двадцати одного года. Мне нужны были эти деньги, чтобы найти приличное жилье, снять с себя груз, иметь возможность размеренно и спокойно работать и добиваться успеха… Но мой отец связал меня по рукам и ногам. Он был так зол на то, что я не захотел воплощать его план касательно моего будущего. У меня оставалось немного денег – тех, что дали дедушка с бабушкой, да собственные сбережения… Но отец заморозил мои счета.

– Как?

– Он умеет проворачивать сделки. Он вращается в этой системе и знает нужных людей. Добавь к этому тот факт, что в университете я вел себя как конченый придурок, разбрасываясь деньгами направо и налево. Это моя вина и только моя: я был молод и глуп, влез в долги. Он нашел мое слабое место и думал, что я буду плясать под его дудку.

– Отец лишил тебя денежного содержания и заморозил счета, потому что хотел сделать из тебя адвоката?

– Нет. – Возможно, она никогда не поймет его… – Он провернул все это, потому что обожает контроль и терпеть не может тех, кто бросает ему вызов. – Она слушала его очень внимательно. Куп отступил на шаг. – Деньги – это оружие, и он знает, как им пользоваться. Он дал бы мне доступ к деньгам, если бы я выполнил условия… у него был целый список, сейчас уже неважно. Мне пришлось нанять адвоката; это отняло много времени и денег. Так что даже получив то, что мне причиталось, я задолжал бо;льшую часть за судебные издержки. Я не мог позволить тебе приехать в Нью-Йорк и увидеть, как я жил тогда. Все, что у меня было, я вложил в работу. Я решил доказать, что я в чем-то хорош, и стал детективом. А ты, Лил, в это время летала по миру. Ты публиковала статьи, путешествовала, стала деканом университета… Ты была потрясающей.

– Ты должен был рассказать обо всем мне. Я имела право знать, что происходит.

– И что было бы, если бы я тебе сказал? Ты умоляла бы меня вернуться сюда, и вполне возможно, что я бы так и сделал. И вернулся бы ни с чем. Рано или поздно я бы обвинил тебя в том, что ты успешна, а я – нет… Либо же ты все бросила бы и приехала в Нью-Йорк. И опять же, мы бы возненавидели друг друга. Если бы я попросил тебя быть со мной в то время – не было бы заповедника «Шанс». Ты бы не стала той, кто ты есть сейчас. А я бы не стал собой.

– Ты все решил за меня.

– Разве? Ты согласилась с этим тогда.

– Я притворилась, что соглашаюсь. Потому что все, что у меня осталось тогда, – это гордость.

– Представь: гордость – это все, что было у меня тогда.

– У тебя была я.

Он так хотел прикоснуться к ней. Провести кончиками пальцев по ее лицу, сгладить боль в ее глазах. Но это был не выход.

– Мне нужен был мой собственный успех. Я хотел сделать что-то, что упрочит мою гордость за себя. Первые двадцать лет жизни я потратил на гонку за любовью и уважением собственного отца. Думаю, я повторил путь своей матери: она билась за его внимание много лет… Отец умеет все обставить так, чтобы ты самым страстным образом желал его одобрения, – а затем ни под каким предлогом не давать желаемого. И чем больше твое желание, тем меньше тебе дадут. Я чувствовал, что никогда не получу от него настоящего признания… Думаю, тебе сложно понять.

– Да, со мной такого не было… – Перед Лил снова предстал тот Купер, которого она увидела в их первую встречу. Его взгляд… полный злости и печали.

– Я не знал, каково это: когда кто-то заботится о тебе. Когда кто-то целиком и полностью на твоей стороне; гордится тобой. Не знал, пока не приехал сюда тем летом погостить у бабушки с дедушкой. Они дали мне все это – и с тех пор почему-то мне стало еще важнее добиться того же от родителей. Особенно от отца. Но у меня так и не получилось.

Он пожал плечами, словно отгоняя от себя призраков прошлого, которые больше не имели над ним власти.

– И когда я принял свои отношения с ним такими, какие они есть, все изменилось. Я изменился. Может быть, у меня испортился характер, но зато я начал делать то, что хочу, перестал жить по его прихоти и указке. Я стал хорошим копом – потому что это было важно мне самому. Настал момент, когда мне пришлось оставить полицию, – тогда я создал свое сыскное агентство и состоялся как частный детектив. Ничего из этого я не делал ради денег. Хотя честно скажу: чертовски, чертовски трудно не иметь лишнего гроша в кармане, трястись над долгом за квартплату, который не можешь погасить второй месяц.

Лил смотрела на каньон, где мощные скалы безмолвно вздымались к синеющему небу.

– И ты думал, что я тебя не пойму…

– Я сам себя не понимал. И не знал, что тебе сказать. Я всегда знал только одно – что люблю тебя, Лил. Каждый день моей жизни с той первой встречи в одиннадцать лет, был полон любовью к тебе. – Он сунул руку в карман и достал монету, которую она подарила ему на прощание в их первые совместные каникулы. – И каждый день все эти годы частичка тебя была со мной. Но было время, когда я считал, что не заслуживаю быть с тобой. Можешь осуждать меня сколько угодно, но правда в том, что каждый из нас должен был пройти свой собственный путь. Мы бы не сделали этого, если бы не отпустили друг друга.
– Откуда тебе знать? И ты не имел права решать за меня.

– Я решил за себя.

– И теперь, когда ты готов вернуться, я должна безропотно принять это?

– Я думал, ты счастлива, и просто разрывался на части от мысли, что ты вольна жить своей жизнью и делать все что хочешь – без меня. До меня доносились слухи о тебе. И каждый раз речь шла о твоей научной карьере, о заповеднике, об очередной экспедиции в Африку или на Аляску. Стоило нам пересечься, как ты оказывалась занята. Ты всегда жила на ходу…

– Проклятье!.. Да мне было просто невыносимо находиться там же, где и ты. Мне было так больно…

– Ты была помолвлена с Жан-Полем.

– Никогда. Так думали люди. Мы жили вместе, иногда путешествовали вдвоем, если наши рабочие графики совпадали. Я хотела устроить свою жизнь. Хотела семью. Но не могла построить нормальные отношения. Ни с ним…

– Если тебя это утешит, знай, что каждая новость о твоих отношениях с Жан-Полем или с кем-то еще убивала меня. Я был несчастен без тебя долгие годы и жалел о том выборе, что счел нужным сделать, – я считал его правильным тогда, считаю и сейчас. Я был уверен – ты уехала отсюда и больше не вернешься; в глубине души я ненавидел тебя за это…

– Не знаю, что на это сказать.

– Я тоже не знаю. Но клянусь тебе: теперь я знаю, кто я и чего я стою, я нашел себя, и меня это устраивает. Я исполнил свой долг, а значит… я могу жить так, как захочу. Я устрою для бабушки с дедом такую жизнь, о которой только можно мечтать, потому что они дали мне все лучшее, что у них было. И я отдам тебе все лучшее, чем обладаю сам, потому что больше не отпущу тебя.

– Я не твоя, Куп.

– Тогда я сделаю все, чтобы исправить это. Если пока все, на что я могу претендовать, это помощь, забота о тебе, секс да твоя уверенность в том, что я никуда не денусь, – так тому и быть, это нормально. Рано или поздно ты снова станешь моей.

– Мы не те, кем мы были.

– Мы больше, чем были. И кем бы мы ни стали, Лил, мы все еще можем быть вместе.

– На этот раз не тебе решать за двоих.

– Ты все еще любишь меня.

– Да, люблю. – Она встретилась с ним взглядом, смотрела на него внимательно, ясно и пристально. – И я прожила достаточно, чтобы понять: мало одной любви. Ты причинил мне такую боль, какую больше не причинял мне никто и никогда – да и не смог бы. Ты ведь и сам знаешь, правда? Я не уверена, будут ли перемены к лучшему. Есть вещи, которые сложно исправить.

– Я не ищу легких путей. Я приехал, потому что мои родные нуждались во мне. Я уже был готов отпустить тебя. Я был уверен, что встречу тебя вновь уже замужней женщиной. И сказал себе, что мне придется смириться с этим. Но у меня появился шанс. Снова. Как и у тебя. Лил, у тебя есть время все обдумать. Я никуда не тороплюсь.

– Ты повторяешься. – Лил отступила на шаг и пошла к своему коню, но Куп взял ее за руку и развернул к себе.

– И буду повторять до тех пор, пока ты мне не поверишь. Послушай, Лил. Знаешь ли ты, какой разной может быть любовь? Кого-то она делает самым счастливым человеком на земле, а кого-то – несчастнейшим из людей. От нее страдаешь дурнотой, от нее болит сердце. Все краски ярче, острые ощущения – или размытые грани. То ты король на троне, то наивный дурак. Любовь поразила меня всеми возможными способами, когда я встретился с тобой.

Он притянул ее к себе, чтобы поцеловать долгим поцелуем – и отдаться бесконечной боли, пока ветер разносил по воздуху аромат шалфея.

– Любовь к тебе сделала меня мужчиной, – сказал он, отпуская ее. – И теперь этот мужчина вернулся за тобой.

– Я все еще не могу противиться влечению и хочу твоих прикосновений. Но я уверена лишь в этом – и только.

– Начало уже хорошее.

– Мне пора в заповедник.

– У тебя появился румянец, ты больше не выглядишь такой уставшей.

– Потрясающе. Но это не значит, что я не злюсь на то, каким манером ты затащил меня сюда. – Она села в седло. – Я злюсь, и злюсь по многим причинам.

Куп вслед за ней сел на своего жеребца и внимательно взглянул ей в лицо:

– А тогда мы не поссорились… Мы были слишком молоды… и слишком влюблены.

– Нет, ты просто не был таким засранцем, как сейчас.

– Не думаю, что дело в этом.

– А может, ты и прав. Ты, наверное, и тогда был таким же засранцем.

– Помню, как ты любила цветы. Ты так радовалась полевым цветам во время наших прогулок. Я принесу тебе букет.

– О да, и все сразу станет замечательно! – Ее голос стал колючим, как можжевельник в засуху. – Я не чета твоим городским подружкам, меня нельзя подкупить букетом красных роз.

– Ты думаешь, что у меня был гарем подружек. Наверное, тебя это напрягает…

– Почему? Вокруг меня было много мужчин… которые приносили мне цветы в твое отсутствие.

– Убедила, очко в твою пользу.

– Это не соревнование. Не шутка и не игра.

– Конечно нет. – Но этот разговор с ней он уже внес в список своих побед. – Пока что я склонен называть все происходящее судьбой. Я так долго учился жить без тебя. И вот я снова там, откуда начал.

Какое-то время они ехали молча; лошади пробирались сквозь высокую траву к тропе.

Когда они завели лошадей в фургон, Купер закрепил заднюю дверь. Сев за руль, он завел двигатель и взглянул на лицо Лил, обращенное к нему в профиль.

– Я перевез к тебе часть своих вещей. Поживу у тебя – по крайней мере, до того момента, пока Хо не возьмут под стражу. Завтра привезу еще кое-что. Мне нужен свободный ящик в комоде и немного места в шкафу.

– Пожалуйста, пользуйся. Только не забывай, что эта сделка просто в знак того, что я благодарна за помощь.

– И любишь секс.

– И люблю секс, – согласилась она подчеркнуто холодно.

– Мне нужно работать за ноутбуком. Если тебя не устраивает, что я сижу за кухонным столом, выдели мне другое место.

– Можешь сидеть в гостиной.

– Хорошо.

– Ты нарочно умалчиваешь о смерти Джима Тайлера, потому что щадишь меня?

– Я просто хотел поговорить о другом.

– Я не слабая.

– Нет, но тема не из приятных. Придется подождать вскрытия, но, судя по словам Вилли, ему перерезали горло. Из одежды на нем были только брюки и ботинки – видимо, убийце приглянулись его рубашка, куртка, кепка. Еще его часы и бумажник. Мобильник он либо уничтожил, либо сам Тайлер потерял его по дороге. При себе у убийцы был шнур, с помощью которого он привязал тело к камням. Пришлось потратить время и силы, чтобы опустить его в реку и закрепить. Но дождь поднял воду на достаточный уровень, чтобы тело всплыло и его заметил Галл.

– Может, с другими убитыми ему повезло больше.

– Думаю, что да.

– Если это

тот же человек, что убил Молли Пикенс, значит, он не мертв и не в тюрьме. А если он и сидел, то вышел значительно раньше срока. Он запутывает следы. Одни тела оставляет на съедение животным, другие прячет.
– Именно так это и выглядит.

Лил медленно кивнула – Куп знал, она делает так, когда что-то обдумывает.

– Обычно так поступают серийные убийцы. Им нравится играть в игры и перемещаться с места на место. В некоторой степени они контролируют ситуацию. Их не всегда удается поймать.

– Ты хорошо осведомлена, как я погляжу.

– Я умею собирать информацию, когда она мне нужна. Убийцам дают звучные прозвища, снимают о них фильмы… Так было с Зодиаком, с Маньяком с Зеленой реки… Но такие типы обычно выходят на контакт с полицией или СМИ. Хо не таков.

– Хо не гонится за славой или признанием. Его главное желание – достичь цели. Это очень личное, и он получает от каждого эпизода глубочайшее удовлетворение. Каждое убийство – это доказательство того, что он лучше жертвы. Или лучше собственного отца. Он что-то кому-то доказывает. Я знаю, каково это.

– Ты стал копом, чтобы сделаться крутым, Куп?

– В самом начале? – усмехнулся он. – Да, наверное. В первые годы учебы я был совершенно не в своей тарелке. Не просто не пытался найти свое место, а именно что не мог войти в свою колею. Единственное, что я вынес из этого, что юристом быть не хочу, но юриспруденцию изучать интересно. Так я выбрал правоохранительную деятельность.

– Борьба с преступностью в каменных джунглях…

– Я любил Нью-Йорк. И до сих пор люблю, – с легкой улыбкой сказал он. – Конечно, в мечтах я ставил себя на место крутых парней и защищал мирное население. Но быстро убедился, что в основном придется протирать штаны, обивать чужие пороги и заниматься бумажной волокитой. Так много утомительных нудных обязанностей, и вместе с тем – моменты, когда я испытывал абсолютный ужас. Я научился терпению. Выучился ожиданию, защите и служению. А потом все изменилось… После 11 сентября.

Она протянула руку и легонько сжала его ладонь. Но в этом прикосновении было все. Утешение, сочувствие, понимание.

– Мы все умирали от ужаса, пока не узнали, что ты цел и невредим.

– Я не дежурил возле башен в тот день. К тому времени, как я очутился там, вторая башня уже лежала в руинах… Дальше все было по инерции: ходишь и делаешь что должен. Механически.

– Я была на парах, когда мы услышали, что в одну из башен врезался самолет. Никто не понимал, что происходит. Сплошная сумятица. А потом время словно остановилось. Не было ничего, кроме этого.

Он покачал головой, отгоняя непрошеные видения того ужаса, что он видел, но никак не мог предотвратить.

– Я знал кое-кого из полицейских и пожарных, оставшихся в тот день внутри. Это были парни, с которыми я работал, тусовался, играл в бейсбол… Они погибли. Тогда я был уверен: я не уйду из полиции никогда. Воспринимал это как миссию. Я хотел защищать свой город и своих людей. Но когда убили Дори… внутри как будто лампочку вырубили. Словно кто-то перерезал провод. Я больше не мог заниматься тем же, чем прежде. Я потерял любимое дело – и это было практически так же больно, как потерять тебя.

– Ты мог бы перевестись в другое место.

– В каком-то смысле я так и сделал. Мне хотелось найти баланс… Создать что-то новое на месте смерти и горя. Я не знаю, Лил. Я делал то, что помогло мне пойти дальше. И это сработало.

– Если бы не несчастный случай с Сэмом, ты бы так и остался в Нью-Йорке.

– Не думаю. Город постепенно вернулся на круги своя… И я тоже вернулся к истокам. Я закончил свои дела и готовился к переезду сюда еще до того, как дед сломал ногу.

– Правда?

– Да. Мне хотелось покоя и тишины.

– Что ж, на фоне последних событий ты вряд ли обрел то, что хотел.

– Пока нет, – ответил он, многозначительно глядя на нее.

Когда Купер подвез Лил к заповеднику, уже стемнело. День клонился к концу, и на дорогу ложились длинные тени.

– Я собираюсь помочь с вечерним кормлением, – сказала она. – Потом вернусь в офис и буду работать.

– И у меня тоже есть дела.

Лил уже открыла дверь машины, как вдруг он удержал ее.

– Я мог бы сказать, что сожалею о прошлом, но это не так, ведь сейчас я с тобой. Мог бы сказать, что не обижу тебя больше, но я не могу гарантировать это. Скажу одно: я буду любить тебя до конца своих дней. Может, этого недостаточно, но это то, что я точно могу тебе дать.

– А мне нужно время подумать, прежде чем отвечать. Надо привести мысли в порядок, выдохнуть и понять, чего я хочу на этот раз.

– Я буду ждать, сколько нужно. Заеду в город. Тебе что-то купить?

– Не надо, все есть.

– Вернусь через час. – Он наклонился и крепко прижался губами к ее губам.

* * *

«Кажется, работа – это что-то вроде костыля, – пришло в голову Лил. – Опора после удара, помогающая ходить».

Ходить все равно было нужно. Поэтому она разносила еду под рычащее многоголосие тех, кому эта еда предназначалась. Смотрела, как жадно уминает свою порцию Борис, и думала: если все пройдет гладко, через неделю у него появится компания.

Конечно, это будет очередным ударом по бюджету. Но для Лил было важнее выручить из беды еще одно животное, подвергшееся жестокому обращению. Дать ему приют, свободу – насколько это возможно в данных условиях – и максимум заботы.

– Ну, как твое приключение?

Материализовавшаяся рядом Тэнси улыбалась так, что Лил поняла: подруга наверняка заметила, в каком унизительном дефиле она участвовала накануне. Или была наслышана – те, кто видел эффектный отъезд воочию, наверняка посвятили в подробности остальных.

И этим она обязана Куперу.

– Мужчины – идиоты.

– В целом да. Пожалуй, любим мы их в том числе за это.

– В нем взыграла неандертальская кровь – а заодно возникло непреодолимое желание поделиться причинами, почему же десять лет назад он меня бросил. Из мужской гордости, для моего же блага и бла-бла-бла. А я, естественно, была слишком молода и витала в облаках – мне было не понять. Лучше было вырвать мне сердце из груди живьем, чем поговорить по душам, верно? Тупой сволочной подонок.

– Ого-го!

– Он вообще думал о том, каково мне? И какую я испытала боль? Думала, что я недостаточно хороша для него и что он нашел себе кого-то получше. И полжизни провела, пытаясь забыть его. А теперь, видите ли, он вернулся со словами, что это все было ради меня. Я должна прыгать до потолка, быть на седьмом небе от счастья и умирать от благодарности, да?

– Не думаю. Даже если это и было бы в твоих силах, а это не так.

– Он всегда любил меня и всегда будет любить. Ага, как же. Заявляется сюда, хватает меня и тащит за собой, словно я какой-то мешок, который он может бросить на дороге или забрать по своей прихоти – и для моего блага. А затем вываливает на меня все то, что на душе накипело. Будь я менее цивилизованной женщиной, от души поколотила бы его.

– Ну, сейчас ты не выглядишь такой уж цивилизованной.

– И тем не менее в обычном своем состоянии я такая, – выдохнула Лил. – Я не хочу опускаться до уровня неандертальца. Я ученый. С докторской степенью.И знаешь что?
– Что, доктор Шанс?

– Перестань. Я без конца копалась в себе и в наших отношениях, пытаясь разобраться. А теперь, черт возьми, я вообще не знаю, что думать.

– Он сказал, что любит тебя.

– Дело не в этом.

– А в чем? Ты ведь тоже любишь его. Когда вы расстались с Жан-Полем, ты сказала мне, что это потому, что ты все еще любишь Купа.

– Он сделал мне больно, Тэнси. Он рассказал мне, почему бросил меня тогда, – и мое сердце снова будто бы разлетелось на тысячу осколков, как и в тот раз. А он даже не заметил этого… И ничего не понял.

– Я понимаю, милая. Правда понимаю. – Тэнси обняла Лил и крепко прижала ее к себе.

– Умом я понимаю его. Если оценить со стороны то, что он сказал, – объективно, беспристрастно, – можно согласиться с его доводами. Да, конечно, с его точки зрения это было разумно. Но я необъективна. И не могу быть объективной. Мне плевать, насколько это разумно. Я была так безумно влюблена в него…

– Тебе не нужно сейчас мыслить логически. Важны только твои чувства. И если ты все еще любишь его, то простишь. Но сначала он как следует помучается…

– Да, пусть помучается! – с жаром воскликнула Лил. – Я не хочу быть справедливой и прощающей.

– И не надо! Может, пойдем к тебе? Я сделаю коктейль и назову его «Мужики – отстой». Могу остаться у тебя на ночь – и тем самым избежать общения с другим идиотом… Мы напьемся и будем обсуждать женское мировое господство.

– Звучит чудесно. Так хотела бы устроить вечеринку с тобой… Но он вернется. Пока есть необходимость меня охранять, он будет жить здесь. Придется смириться. И хотя твои шикарные коктейли очень искушают, я не могу взять и прямо сейчас напиться, потому что должна работать. Тем более что этот мудак на целых два часа вырвал меня из рабочего процесса.

Она снова обняла Тэнси.

– Боже, Тэнси. Убит человек, и его жена раздавлена горем… А я стою здесь и жалею себя.

– Ты не можешь изменить то, что уже случилось. И ты не виновата.

– Опять же: головой я это понимаю. Я не виновата, это не моя ответственность… Но внутренне все ощущается иначе. Джеймс Тайлер оказался не в том месте и не в то время. И он погиб по вине маньяка, который помешался на мне. Это не моя вина. Но…

– Думая так, ты позволяешь ему набирать очки. – Тэнси слегка отстранилась, взглянула подруге прямо в глаза и продолжала твердым уверенным голосом: – Это терроризм в отношении тебя. Психологическая война. Он хочет морально раздавить тебя. Для него Тайлер – еще одна добыча, вроде той же пумы или волка. Еще одна жертва, которую можно использовать в погоне за тобой. Не позволяй ему этого, не дай добраться до тебя.

– Знаю, ты права… – У Лил с языка чуть не сорвалось очередное «но», но вместо этого она просто еще раз обняла Тэнси. – Ты всегда умеешь меня успокоить, даже без алкоголя.

– Мы с тобой умницы.

– Это точно. Поезжай домой, а то тебя небось заждался твой мужчина-идиот.

– Да уж, пожалуй.

Лил проверила, как там поживает раненая самочка оленя. Ее рану продезинфицировали, олениху накормили и поместили в отдельный вольер маленького зоопарка. Если она достаточно окрепнет, ее выпустят на волю. Если нет… что ж, здесь она сможет найти новый дом.

Время покажет.

Еще час Лил провела, работая в кабинете. Она слышала шум моторов: машины приезжали и уезжали. Сотрудники разъезжались по домам, их сменяли ночные волонтеры. Лил подумала о том, что новая система безопасности совсем скоро будет готова и тогда она перестанет мешать жить соседям и друзьям. Теперь же все, что ей остается, это быть благодарной за их помощь.

Выйдя на улицу, она столкнулась с Галлом.

– Галл! Мы не ждали тебя сегодня.

– Все равно не могу заснуть. Лучше займусь чем-то полезным. – У Галла все еще был немного поникший вид. Но его глаза – зоркие, ясные – были наготове и излучали смертельную угрозу для врага. – Отчасти надеюсь, что этот сукин сын заявится сюда сегодня.

– Знаю, что ты пережил ужасное. Но если бы не ты, жена Тайлера до сих пор мучилась бы неизвестностью. Ты нашел его. Было бы еще хуже, если бы она до сих пор не знала правды…

Сжав губы, Галл посмотрел куда-то вдаль.

– Вилли сказал, что к ней приехали ее мальчики. Сыновья. Она теперь не одна.

– Это хорошо. Ей нельзя быть одной. – Лил легонько погладила Галла по руке и пошла дальше.

Когда она вошла в дом, то увидела Купера. Он сидел на диване, а на журнальном столике стоял его ноутбук. Увидев Лил, он поспешно – чересчур поспешно – закрыл какую-то папку.

Мельком взглянув на него, Лил догадалась: «Фотографии».

– Могу сделать сэндвичи, – сказала она. – Больше ни на что времени нет. Мне пора на дежурство.

– Я купил пиццу, она греется в духовке.

– Хорошо, тоже пойдет.

– Сейчас я закончу, перекусим и вместе пойдем на дежурство.

– Чем ты занят?

– Да так, проверяю кое-какие мелочи.

Раздосадованная уклончивым ответом, Лил прошла на кухню.

Там, на столе, в вазе красовался букет желтых тюльпанов. При виде цветов сердце сразу сжалось, глаза заслезились. Поэтому Лил отвернулась и достала тарелки. Доставая из духовки пиццу, она услышала за спиной шаги вошедшего Купера.

– Цветы чудесные, спасибо. Но ими ты делу не поможешь.

– Главное, что они тебе нравятся. – Цветочный магазин уже закрывался, и ему пришлось долго уговаривать владелицу продать ему букет. Сейчас ему было достаточно реакции Лил. – Хочешь пива?

– Нет, выпью воды. – Взяв тарелки, она развернулась и чуть не врезалась прямо в Купера: – Что такое?..

– Как насчет выходного завтра? Приглашаю тебя на ужин. Можем сходить в кино.

– Свиданиями тоже ничего не исправишь. И я не готова сейчас уезжать из заповедника надолго.

– Хорошо. Как только система безопасности будет готова, ты приготовишь ужин, а я привезу нам фильм из проката.

Забрав у Лил тарелки, Купер отнес их на стол.

– Тебе не важно, что я злюсь? – спросила она.

– Нет. Или скорее так: важнее то, что я люблю тебя. Я так долго ждал. Стоит еще немного подождать, чтобы ты перестала злиться.

– Может быть, ждать придется очень долго.

– Ну… – Он сел и взял ломтик пиццы. – Я уже говорил, что никуда не тороплюсь.

Лил тоже взяла кусочек пиццы.

– Все еще злюсь, но я слишком голодна, чтобы думать об этом.

– Пицца того стоит, – улыбнулся Купер.

«Так и есть», – подумала Лил.

И, черт возьми, такие красивые тюльпаны…
22

В своей пещере, запрятанной среди холмов, он изучал добычу. Часы, весьма достойная и приличная вещица, возможно были преподнесены в день рождения или к Рождеству. Ему нравилось представлять, как добряк Джим берет часы в руки, удивляется, радуется, дарит своей жене благодарственный поцелуй. Жена у него славная, если судить по фото из бумажника, – муженьку под стать.

Через полгода-год часы можно будет заложить и выручить кое-какую сумму. Сейчас же, благодаря добряку Джиму, он и так разжился неплохо: выудил из его карманов почти 123 доллара.

Еще он забрал швейцарский армейский нож – ножей много не бывает, – ключ-карту от

отеля, полпачки жвачки Big Red и цифровой фотоаппарат Canon PowerShot.
Он немного провозился с фотоаппаратом, разбираясь, как тот работает. Затем пролистал фотографии, сделанные Джимом в тот день. В основном это были пейзажи, несколько снимков Дедвуда и пара фото жены. Ничего такая.

Он выключил фотоаппарат, экономя батарею, хотя Джим предусмотрительно взял с собой запасную в рюкзаке.

Рюкзак был удобный, совершенно новый. В дороге пригодится. В нем – закуски, запас воды, аптечка. Он представил, как Джим читает походный справочник, составляя для себя контрольный список того, что нужно взять в однодневный поход. Спички, бинты и марля, парацетамол, маленький блокнот, свисток, карта тропы и, конечно же, путеводитель.

Все это не принесло Джиму никакой пользы, потому что он был дилетантом, вторгшимся в чужие владения.

По сути своей он был просто мясом. Добычей для охотника.

«Весьма живучей добычей, надо сказать», – размышлял он, перекусывая добытым пайком. Этот ублюдок умел бегать. Тем не менее легко получилось увести его за собой – свернув с тропы, прямиком к реке.

Ему везет.

Теперь он обзавелся рубашкой и курткой. Жаль, ботинки не подошли. У ублюдка были хорошие «тимберленды». Но уж очень маленькие ступни.

В целом охота вышла что надо. Он бы дал Джиму шесть из десяти. И трофеи отменные.

Дождь прошел очень кстати. Бестолковые копы и придурковатые рейнджеры – просто жалкое сборище деревенских дураков; они ни за что не найдут следов добряка Джима после того, как их смоет дождь.

Искусством нахождения следов владел только он и его предки. Те, кому принадлежит эта священная земля.

Теперь нет необходимости идти назад, зачищать следы, прокладывать ложные тропы. Не то чтобы он был против такой работенки. В конце концов, это часть охоты, которая тоже приносит удовольствие.

Но когда природа предлагает тебе подарок, можно принять его с благодарностью.

Проблема в том, что иногда это был не простой подарок, а тот еще сюрприз.

Не будь дождя, не случилось бы и наводнения, а значит, старина Джим долго оставался бы там, где он его оставил, – на дне. Но он не допустил ошибки, о нет. Ошибки в дикой природе могут стоить жизни. Вот почему старик бил его до крови всякий раз, когда он ошибался. На сей раз он все сделал правильно. Утяжелив тело Джима камнями, он прочно привязал его ниже речных порогов. Без спешки и суеты. (На краешке сознания промелькнула мысль: «А может, все-таки поторопился…» Может быть, за время охоты он проголодался и слишком поспешил закончить дело. Может быть…)

Он отогнал эти мысли. Он не совершал ошибок.

Однако же копы нашли тело.

Он нахмурился и посмотрел на рацию, которую украл несколько недель назад. Он слышал их, переговаривающихся друг с другом черт-те где. И здорово смеялся над этим.

Но позже одному засранцу все-таки повезло.

Галл Нодок. Может, когда-нибудь он доберется до этого ублюдка. Тогда он уже не похвастается везением.

Но придется подождать, пока представится такая возможность. Сейчас было время подумать.

Сейчас важнее всего собрать вещи и двигаться дальше. Переправиться в Вайоминг и оставаться там несколько недель. Пусть все успокоится. Копы-мудаки воспримут мертвого туриста более серьезно, чем мертвого волка или пуму.

Хотя спроси его, он сказал бы, что пума и волк стоят гораздо больше, чем какой-то ублюдок из Сент-Пола. Волка он убил на честной охоте. А вот убийство пумы обошлось дороже. Ему снились дурные сны о том, как дух пумы возвращается и охотится на него.

Он просто хотел узнать, каково это: убить столь дикое и вольное создание, пока оно сидит в клетке. Вот и все. Он и не думал, что это может ему аукнуться, что дух кошки будет преследовать его.

Пума раз за разом возникала из ниоткуда. Во сне, под полной луной, она выпрыгивала из засады и с рыком впивалась ему в горло.

Во сне дух убитой им пумы смотрел на него холодным уничтожающим взглядом, отчего он покрывался испариной, а после просыпался в холодном поту и с бешено бьющимся сердцем.

Отец назвал бы его малодушным ребенком. Трусливой девчонкой. Он хнычет, дрожит и боится темноты, как девчонка.

Он напоминал себе, что сейчас это не имеет значения: все прошло и закончилось. И он хорошенько напугал Лил, не так ли? Значит, плюсов у содеянного явно больше.

Но из-за добряка Джима его теперь будут искать. Как сказал бы его старик, разумнее держаться подальше от места охоты.

Он мог вернуться за Лил и продолжить свою игру через месяц, через полгода, если жара не спадет. И оставить этих копов и рейнджеров гоняться за собственной тенью.

Жалко, что он сам не сможет этого увидеть. Ни забавы, ни удовольствия от запланированной игры.

Бессмысленно.

Если он останется, то будет чувствовать их дыхание у себя за спиной. Они открыли охоту на него, но он и сам поохотится, убьет парочку ищеек. Игра стоит свеч. Риск – то, что делает ее интереснее.

Именно умение рисковать доказывает, что ты не ребенок, не девчонка. Как и умение ни черта не бояться. Риск, охота, убийство – вот доказательства того, что ты мужчина.

Он не хотел ждать встречи с Лил шесть месяцев. Он и так уже ждал слишком долго.

Он останется. Это его земля, земля его предков. Никто не сможет его прогнать. Он останется здесь. Если он не может победить кучку идиотов в униформе, значит, он недостоин этого состязания.

Здесь была его судьба. А сам он был судьбой Лил, знала она о том или нет.

* * *

Работа по установке системы безопасности продвигалась успешно. Лил отметила, что с приездом Брэда Дромбурга дело пошло еще бодрее. Казалось, этот человек без особых усилий приводит в движение все вокруг себя.

Оставалось научиться пользоваться системой.

– Могут быть ложные срабатывания тревоги, – объяснял Брэд, прохаживаясь с нею по дорожкам заповедника. – Мой совет – доверить доступ к системе управления только основному персоналу. По крайней мере, на первое время. Чем меньше людей знают ваши коды, распорядок дня, тем меньше вероятность ошибки.

– Будет ли система готова к концу дня?

– Думаю, да.

– Быстро. Обычно все идет куда медленнее, а тут как по маслу, особенно с тех пор, как ты приехал. Ты очень много сделал для меня, Брэд. Спасибо.

– Это моя работа. К тому же у меня было несколько дней в запасе, чтобы отдохнуть. Встреча с давним другом да обалденная курица с клецками – что еще надо для счастья.

– Да, Люси у нас мастерица! – Лил задержалась возле ослика с добрыми глазами, погладила ласковое животное по спине. – Честно говоря, я удивилась, что ты остановился у Купа, а не в гостинице.

– Я могу остановиться в отеле в любое время. Командировок у меня для этого хоть отбавляй. Но вот пожить в домике на лошадиной ферме – это для нас, городских, такая экзотика…

Она посмотрела на него и рассмеялась: он был похож на восторженного ребенка, наслаждающегося каникулами.

– Видимо, тебе не хватало такого отдыха.

– И я стал немного лучше понимать, почему мой друг, отпетый горожанин, променял каменные джунгли на Черные холмы. Все именно так, как он всегда описывал, – добавил Брэд, обводя взглядом холмы,зеленеющие в предвкушении весны.
– Он рассказывал, как приезжал сюда в детстве?

– В деталях: картинки, запахи, звуки. Рассказывал, как ухаживал за лошадьми и рыбачил с твоим отцом. Знаешь, он вырос в Нью-Йорке, но именно холмы считает домом, судя по его рассказам.

– Странно. Я всегда думала, что его дом – Нью-Йорк.

– Скорее Нью-Йорк – нечто, что Куп должен был завоевать. Зато в холмах он буквально… обретал покой. Звучит немного пафосно, но это так. Я раньше думал, что он романтизирует или идеализирует это место: многие так делают, когда ностальгируют о детских годах. Признаюсь честно, думал, что он идеализирует и тебя. Я рад, что ошибся.

– Спасибо за комплимент, но мне, в свою очередь, кажется, что мы все идеализируем или демонизируем свои детские годы – кому как повезет. Я не могу представить, что Куп так много говорил обо мне. Ну а рыбалка была самой обычной, – быстро добавила она. – Удочки, катушки…

– У него много воспоминаний, связанных с тобой из детства и юности. Он показывал мне твои статьи.

– Вот как… – Лил потрясенно уставилась на него. – Должно быть, это было увлекательно для неспециалиста.

– Так и есть. Твои статьи переносят читателя в пустыню Аляски, в низины Эверглейдс, на африканские равнины, на запад Америки, к великим тайнам Непала. Так можно побывать почти во всем мире. А твои статьи о холмах помогли мне с разработкой системы безопасности.

С минуту они шли молча.

– Наверное, выдавать Купа с потрохами – это не очень по-дружески, но он носит твою фотографию в своем бумажнике.

– Много лет назад он расстался со мной. Это был его выбор.

– С этим не поспоришь. Ты ведь никогда не встречалась с его отцом, не так ли?

– Нет.

– Он очень жесткий, бесчувственный человек. У меня вот тоже были проблемы с отцом, но разве это мешало нашим с ним взаимоотношениям? Я всегда знал, что я важен для него. А вот Куп всегда знал, что имя – единственная значимая часть его личности для отца. Если человек, который должен любить тебя безусловно и принимать таким, какой ты есть, постоянно обесценивает все, что с тобой связано, сложно сохранить чувство собственного достоинства.

Она вспомнила Купа ребенком: грустного и злого. Рассказ Брэда прояснил, почему он был таким.

– Я знаю, это было тяжелым испытанием для него. Мне достались лучшие родители в мире, так что мне очень трудно понять, каково пройти через это.

Но про себя она думала: «Какого черта?»

– Скажи, это мужская логика или что? Оттолкнуть людей, которые любят и ценят тебя, и бороться в одиночку, собирая вокруг себя тех, кто тебя не любит и не ценит?

– Как ты узнаешь, что заслуживаешь любви и уважения, если не докажешь свою состоятельность?

– Чисто мужская логика. Все ясно.

– Возможно. При этом я сейчас разговариваю с женщиной, которая не так давно провела шесть месяцев в Андах, вдалеке от родных мест. Понимаю, это твоя работа, – сказал он, прежде чем она успела ответить. – Дело твоей жизни. Полагаю, это были не туристические поездки? Думаю, ты много путешествовала по миру, много времени провела в одиночестве, чтобы доказать себе и другим, чего ты стоишь.

– Не хочется признавать, но ты прав.

– После той истории с Дори Куп решил примириться с матерью.

«О, – подумала она. – Ну конечно. Очень в духе Купера».

– И у него получилось, – продолжал Брэд. – Он пытался наладить отношения и с отцом.

– Правда? – спросила она. – Да, конечно, как иначе.

– Здесь он потерпел фиаско. Тогда он занялся собственным бизнесом, и дела шли довольно успешно. Мне кажется, это был способ доказать, что ему не нужны деньги из траста для достижения успеха.

– Думаю, именно эту тему педалировал его отец. Никогда его не видела, но отлично представляю, как во время попытки сына примириться он говорит, что Куп ничто без семейных денег. Без его денег. Я прямо-таки слышу эти слова. И представляю себе напряженного и решительного Купера, готового снова доказать, что тот не прав.

– Он доказал, что отец не прав. И не раз. Но я бы сказал, что именно в тот момент Куп перестал нуждаться в одобрении отца в любом виде. Он никогда не говорил и, вероятно, не признался бы в этом, но я знаю его. Твое одобрение всегда было для него крайне важно.

– Он никогда не интересовался моим мнением.

– Неужели? – спросил Брэд.

– Я не… – Она обернулась на крик, наблюдая за фургоном перед первой хижиной. – Это наша тигрица.

– Ничего себе, та самая тигрица из стрип-клуба? Можно мне посмотреть?

– Конечно, но танцевать она не будет. Мы заведем ее в вольер, – сказала Лил, пока они шли к фургону. – По другую сторону ограждения, которое мы поставили у Бориса. Он старый, но вздорный. Она молодая, но ее лишили когтей. И большую часть своей жизни она провела на цепи или в клетке, накачанная транквилизаторами. Она не была рядом с себе подобными. Мы посмотрим, как они отреагируют друг на друга. Я не хочу, чтобы кто-то из них пострадал.

Лил остановилась, чтобы представиться и пожать руки водителю и сопровождающему.

– Наш офис-менеджер, Мэри Блант. Мэри займется оформлением документов. Я бы хотела увидеть тигрицу.

Лил забралась в грузовой отсек и присела так, чтобы встретиться взглядом с тусклыми глазами зверя. «Она совершенно сломлена», – с тоской подумала Лил. Все звериное величие и свирепость вытравлены годами жестокого обращения.

– Привет, красотка, – пробормотала она. – Здравствуй, Делайла. Добро пожаловать в совершенно новый мир. Давай отвезем ее домой, – позвала она. – Я поеду с ней обратно.

Она села, скрестив ноги, на пол фургона и осторожно прижала ладонь к решетке. Делайла еле шелохнулась.

– Никто больше никогда не причинит тебе вреда и не унизит тебя. Теперь у тебя есть семья.

Как и в случае с изнеженной Клео, они поставили клетку, заперли дверь на замок и открыли вольер. В отличие от своей предшественницы, тигрица даже не попыталась покинуть клетку.

Борис, напротив, пробрался прямиком к ограде и теперь принюхивался к воздуху. Лил отметила, что он заявил о своем присутствии и начал прихорашиваться, чего не делал уже очень давно. Расправив грудную клетку, тигр зарычал.

Делайлу пробрала легкая дрожь.

– Давайте отойдем. Она нервничает. В вольере есть еда и вода. И с ней разговаривает Борис. Как только ей станет комфортно, она выйдет.

– Она выглядит эмоционально подавленной, – заметил Люциус, убирая камеру.

– Тэнси займется ею. Если понадобится, вызовем штатного психиатра.

– У вас есть психиатр для тигров? – удивленно спросил Брэд.

– Поведенческий психолог, если точнее. Мы работали с ним раньше, в крайних случаях. Думаю, его можно назвать… шаманом для экзотических животных. – Она улыбнулась. – Он ведет свою программу на Animal Planet. Я думаю, мы в состоянии позаботиться о Делайле. Она устала… и… ее уверенность в себе очень хрупка. Но мы дадим ей понять, что здесь ее любят, ценят, здесь она в безопасности.

– Мне кажется, этот здоровяк сражен наповал, – заметил Брэд, глядя, как Борис трется о забор.

– Он долго жил в одиночестве. Самцы тигров хорошо уживаются с самками. Они более рыцарственные, чем львы. – Лил отошла от вольера и села на скамейку. – Понаблюдаю немного.

– Я пойду проверю, как продвигается работа над вашими воротами. Мы сможем протестировать систему через пару часов.

Примерно через полчаса к Лил присоединилась Тэнси; она принесла с собой две бутылки диетической пепси, одну из которых предложила Лил.
– Они натравливали на нее других зверей. И пугали электрошокером.

– Знаю. – Все еще наблюдая за неподвижно лежащей кошкой, Лил потягивала через трубочку пепси. – Она боится, что ее накажут, если она покинет клетку. Но рано или поздно она проголодается и выйдет. Если же нет – завтра придется выгнать ее оттуда. Я надеюсь, что не придется. Она должна покидать клетку сама, а не по принуждению.

– Борис с нее просто глаз не сводит.

– Да, он душка. Если не голод, так, может, альфа-самец ее мотивирует на решительные действия. Или желание справить нужду… Возможно, ей не привыкать делать это в клетке, но зачем, когда есть выбор?

– Тамошний ветеринар лечил ее от воспаления мочевого пузыря и удалил два зуба. Мэтт досконально изучает все его отчеты и хочет сам провести осмотр. Но он, как и ты, считает, что сначала ее нужно оставить в покое на некоторое время. Как дела у вас с Купом?

– Думаю, у нас что-то вроде перемирия. Сейчас важнее всего наладить систему безопасности. И он помогает полиции с расследованием. У него есть какие-то наработки, которые он пока что держит от меня в тайне. Так что я оставила его в покое на время.

– Как и Делайлу.

– О, тигрица – неплохая метафора наших отношений. Эмоционально нестабильный хищник, который может в любой момент наброситься на тебя… Кстати, я нашла две обоймы его пистолета в ящике с моим нижним бельем. Какого черта он сунул их туда?

– Полагаю, о таком трудно забыть. А что за белье, обычное или секси?

– Второе. Просто жуть… Я давно собиралась избавиться от него. Там есть подарки от Жан-Поля. Столько ушедших воспоминаний…

– Выкинь их. И купи себе новые.

– Да, хотя я не думаю, что надо тратиться на белье прямо сейчас. Будто этим я подам ему знак.

– Да уж, понимаю. Я сама на днях купила две невероятно соблазнительные ночные сорочки. Шопоголизм – болезнь. Никак не могу остановиться.

– Фарли точно будет без ума.

– Я все время говорю себе, что порву с ним, но это становится только серьезнее. И внезапно я обнаруживаю себя за просмотром весенней коллекции Victoria’s Secret. Со мной что-то не так, Лил.

– Ты влюблена, дорогая.

– Может, это просто похоть. Физическое влечение. Что тут такого? Это классно, но это проходит.

– Ага. Просто похоть. Как же.

– Ладно, хорош издеваться. Я и сама знаю, это больше, чем обычное влечение. Я просто ума не приложу, как с этим справиться. Так что не подливай масла в огонь.

– Ладно, раз уж ты так умоляешь… О, только посмотри на это! – Лил положила руку на колено Тэнси. – Она сдвинулась с места.

Под их пристальными взглядами Делайла подалась вперед на дюйм, затем еще на дюйм. Борис рычал, подбадривая ее. Миновав половину пути, она снова замерла как статуя, и Лил испугалась, что она отступит. Но тигрица вздрогнула, сгорбилась… и прыгнула на ту часть бетонной площадки, где была оставлена куриная тушка.

Она схватила ее, осторожно посмотрела вправо, влево и вперед. Встретилась глазами с Лил.

«Иди и ешь, – подумала Лил. – Давай, сейчас же».

Делайла склонила голову и, продолжая наблюдать за Лил, вонзила зубы в мясо.

Ела тигрица жадно. Лил сжала руку Тэнси.

– Ждет, когда накажут ее за это. Боже, я бы убила этих чертовых ублюдков из Су-Сити.

– И я бы тебе помогла! Бедная девочка. Как бы не подавилась.

А Делайла меж тем действовала проворно. Не успев вылизать лапы, она столь же жадно припала к воде.

По другую сторону забора Борис поднялся на задние лапы и позвал ее. Тигрица с опаской подошла к забору, чтобы обнюхать его. Когда он опустился на землю, она попятилась назад ко входу в свою клетку.

Лил понимала, что клетка для тигрицы – зона комфорта, безопасное пространство. Самец позвал ее снова – и звал настойчиво, пока она не прильнула к забору, дрожа и трепеща. Он тут же принялся обнюхивать ее нос и передние лапы.

Он лизнул ее, и Лил улыбнулась.

– Надо было назвать его Ромео. Давай уберем клетку, она только мешает им. Остальное предоставим Борису.

Поднявшись, она взглянула на часы.

– О, мне пора в город.

– У нас кончились припасы?

– Нет, но нужно доделать кое-какие дела. И заскочить к родителям. Я вернусь до заката.

* * *

Лил не собиралась заезжать к Уилксам, но время позволяло, да и ранчо было рядом. Она тут же увидела Купа, катающего маленькую девочку на крепком гнедом пони.

Девочка выглядела так, словно ей только что вручили ключи от самого большого во вселенной магазина игрушек. Она подпрыгивала в седле, будучи явно не в силах усидеть на месте, а ее лицо под розовой ковбойской шляпой сияло, как летнее солнце.

Выйдя из грузовика, Лил услышала, как ребенок болтает с Купом; ее мать смеялась, а отец быстро щелкал фотоаппаратом. Очарованная, Лил подошла к забору и прислонилась к нему, чтобы посмотреть.

Куп выглядел таким довольным: он полностью уделял внимание девочке, отвечал на бесконечные вопросы, пока маленькая лошадка терпеливо вышагивала рядом.

«Интересно, сколько ей лет? Года четыре?» Длинные золотые косички вились из-под шапочки, а на джинсах были вышиты разноцветные цветы.

Лил умилялась, любуясь ребенком. Что-то новое шевельнулось в ее душе, когда Куп помогал девочке вылезти из седла.

Она никогда не представляла его отцом. Раньше она мечтала, что они поженятся и создадут семью, но это были просто туманные грезы. Воздушные замки.

Минувшие годы вихрем пролетели перед ней. А что, если у них была бы дочь…

Он дал девочке погладить лошадь, а потом достал из мешка морковку. Он показал ей, как держать морковку, и разрешил покормить пони. Это стало вишенкой на торте – счастью малышки не было предела.

Лил терпеливо ждала, пока Купер общался с родителями. Он усмехнулся, когда девочка обняла его за ноги.

– Она запомнит тебя на всю жизнь, – сказала Лил, когда Куп подошел к ней.

– Пони точно запомнит. Первая конная прогулка незабываема.

– Не знала, что в вашем прейскуранте есть и прогулки на пони.

– Это случайно вышло. Девочка ужасно захотела прокатиться. В любом случае я подумывал об открытии такой ниши. Низкие накладные расходы, хорошая прибыль. Ее отец настоял на том, чтобы я взял десять долларов чаевых. – Он снова усмехнулся, доставая из кармана монету. – Хочешь помочь мне их потратить?

– Заманчиво, но у меня встреча. Ты хорошо поладил с девочкой.

– С ней это оказалось проще простого. И да, я тоже думал об этом. – Поймав вопросительный взгляд Лил, он накрыл ее ладони своими. – Я думал, какие дети могли бы быть у нас с тобой. – Она хотела отстраниться, но он не отпускал. – У них наверняка были бы твои глаза. Я всегда был неравнодушен к твоим глазам. Мне было интересно, каким бы я был отцом. Думаю, я бы справился. Во всяком случае, теперь.

– Я не собираюсь обсуждать то, чего нет, Куп.

– Холмы – самое подходящее место, чтобы вместе растить детей. Наших детей. Мы оба это знаем.

– Ты слишком торопишься. Я занимаюсь с тобой сексом, потому что хочу этого. Но мне нужно многое решить и многое обдумать, прежде чем наши нынешние отношения перерастут в нечто большее. Пока что мы пытаемся сохранить нашу дружбу.
– Я же сказал, что готов ждать. Но это не значит, что я не собираюсь использовать каждую доступную мне возможность, чтобы вернуть тебя. Я тут подумал, что мне никогда раньше не приходилось на тебя работать. А это может стать интересным опытом.

– Я пришла не для этого. – Лил решительно выдернула руки. – Я заехала сообщить, что Брэд думает, что к концу дня система безопасности будет готова.

– Это хорошо.

– Я собираюсь сообщить всем сотрудникам, включая тебя, что ночные дежурства и патрули больше не понадобятся.

– Я останусь у вас, пока полиция не задержит Итана Хау.

– Это твое право. Не буду притворяться, мне не хотелось бы оставаться там одной ночью. Можешь пользоваться тем ящиком, что ты уже занял, и частью шкафа. Я буду спать с тобой. Что касается остального – я не знаю. – Она было направилась прочь, но остановилась. – Я хочу знать обо всем, чем Вилли делился с тобой, ведь он держал тебя в курсе расследования. Я хочу посмотреть документы, которые ты так тщательно скрываешь от меня. Ты хочешь получить новый шанс, Куп? Тогда тебе лучше понять, что мне нужно доверие и уважение. На всех уровнях. Хорошего секса и желтых тюльпанов недостаточно.

* * *

Когда Лил наконец прибыла на место, Фарли нервно расхаживал по тротуару перед ювелирным магазином.

– Я не хотел заходить без тебя.

– Извини, я опоздала. Меня задержали.

– Да ничего. – В его карманах зазвенела мелочь. – Ты вовремя. Я приехал раньше.

– Нервничаешь?

– Немного. Я просто хочу убедиться, что это именно то, что нужно.

– Пойдем и посмотрим.

В магазине была толпа покупателей. Блеск витрин слепил глаза.

Лил помахала знакомой продавщице, а затем взяла Фарли за руку.

– Какое кольцо ты хотел купить?

– Я хотел посоветоваться с тобой…

– Расскажи, каким ты себе его представляешь.

– Я… думаю, что кольцо для Тэнси должно быть особенным. Не таким, как другие. Не броским, не эффектным, а…

– Уникальным.

– Да, уникальным. Как она.

– Как ее лучшая подруга, подтверждаю, что ты прав. – Она подвела его к витрине с обручальными кольцами. – Белое или желтое золото?

– Вот блин… – Вопрос вызвал у него ступор, будто бы она спросила, что он предпочитает к кофе – цианид или мышьяк.

– Ладно, это был вопрос с подвохом. Учитывая ее цвет кожи и характер, а также то, что она ценит все уникальное, я думаю, тебе стоит выбрать розовое золото.

– Розовое золото – это вообще как?

– Вот кольцо из него. – Она жестом показала на кольцо. – У него приятный теплый оттенок. Такое не блестит, а будто мягко светится изнутри.

– Но это же золото, да? Я имею в виду, оно не хуже, чем обычное?

– Да, это золото. Если тебе не нравится, можем присмотреться к желтому.

– Мне нравится. Оно выглядит иначе… и да, от него тепло. Словно по коже разливается румянец. Недаром оно розовое.

– Расслабься, Фарли. Все в порядке.

– Ох… Да, точно.

– Просто осмотрись и выбери то, что первым бросится тебе в глаза.

– А… Вот это? В нем такой красивый круглый бриллиант.

– Красивый, но проблема в том, что этот бриллиант выступает над кольцом. – Лил жестом показала ему, что имеет в виду. – Тэнси много работает руками, возится с животными. Кольцо будет ей мешать.

– Звучит разумно. Значит, ей нужно что-то более удобное. – Он нахлобучил шляпу, почесал лоб. – Колец из розового золота не так много, но все равно есть из чего выбрать. Вот неплохое с узором, но бриллиант какой-то мелкий. Не хочу продешевить.

Когда Лил наклонилась вперед, чтобы рассмотреть получше, к ним подошла продавщица.

– А вы двое не хотите мне ничего рассказать?

– Мы не можем больше держать в секрете нашу огромную любовь друг к другу, – сказала Лил и заставила Фарли покраснеть. – Как дела, Элла?

– Просто отлично. Так ты притащила сюда Фарли для прикрытия? Если тебе что-то понравилось, я с удовольствием подскажу Куперу, когда он заглянет.

– Что? Нет, это совсем не то, что ты подумала.

– А мы ждем, когда вы двое уже объявите о помолвке.

– Этого не будет. Все просто… все не так поняли. – Она почувствовала, как смущенно краснеет. – Я всего лишь помогаю Фарли выбрать кольцо.

– Правда? – Элла почти завизжала. – Подумать только, в тихом омуте… Кто же счастливица?

– Я еще не сделал ей предложение, так что…

– Не та ли это экзотическая красотка, с которой я видела тебя танцующим пару раз? Она живет в паре кварталов отсюда. Там в последние недели регулярно паркуется твой грузовик.

– Ну… – На этот раз покраснел Фарли.

– О боже, так и есть! Потрясающие новости. Подожди, я пойду расскажу…

– Нет, Элла. Пока что это секрет и от нее самой. Я еще не сделал предложение.

Элла положила руку на сердце:

– Клянусь, никому ни слова. Мы здесь умеем хранить секреты. Но ты поторопись, а то я не выдержу. А теперь к делу. Расскажи мне, чего бы тебе хотелось.

– Лил думает, что нужно кольцо из розового золота.

– Прекрасный выбор, оно очень пойдет Тэнси! – Элла открыла футляр и начала выкладывать подходящие кольца на бархатную подушечку.

Они обсуждали варианты, а Лил с удовольствием примеряла одно кольцо за другим. Спустя какое-то время Фарли бросил на Лил страдальческий взгляд.

– Поправь меня, если я ошибаюсь. Но мне нравится вот это. Мне нравится его широкий ободок, выглядит основательно. А еще то, как маленькие бриллиантики прижимаются к большому круглому камню в центре. Это кольцо для нее. Кольцо, которое я надену ей на палец…

Лил поднялась на цыпочки и поцеловала Фарли в щеку, а Элла вздохнула за прилавком.

– Я надеялась, что ты выберешь именно его. Она будет в восторге, Фарли. Оно просто идеально.

– Слава богу, а то я уже начал нервничать.

– Замечательное кольцо, Фарли. Необычное, современное и при этом романтичное, – говорила Лил, пока Элла убирала остальные кольца.

– Какой у нее размер?

– Черт возьми, я…

– Где-то шестнадцать с половиной, – подсказала Лил. – У меня шестнадцатый. Мы как-то уже обменивались кольцами, у нее размер немного побольше. Я ношу ее кольцо на среднем пальце. Думаю… – она взяла кольцо и надела его на средний палец, – это как раз тот размер, который нужен.

– Пожалуй, это судьба. Если кольцо нужно будет подогнать по размеру, приноси к нам, мы подправим. Еще она сможет обменять его, если найдет то, что ей больше понравится. Пойду оформлять покупку.

Элла сделала жест, чтобы он наклонился к ней.

– Однажды я позволила тебе поцеловать меня, поэтому даю тебе скидку пятнадцать процентов. И не забудь вернуться к нам за обручальными кольцами!

– Конечно, а как иначе. – Он ошарашенно смотрел на Лил, словно не веря самому себе. – Я покупаю кольцо для Тэнси. Ну-ну, не надо, – сказал он, когда глаза Лил увлажнились. – Боюсь, как бы я сам не прослезился.

Она обняла его и положила голову ему на грудь, а он похлопал ее по спине. «Что ж, – подумала Лил. – Некоторые люди умеют делать правильный выбор и использовать данные им возможности наилучшим способом».

НОРА РОБЕРТС