Принесение клятвы в Наркун-Дорбун. Из эпоса Нарты

ПРИНЕСЕНИЕ КЛЯТВЫ В НАРКУН-ДОРБУН

(Из карачаево-балкарского эпоса "Нарты")

 
Сильный нарт, возымевший немало заслуг,
Память славного рода хранил Усхуртук.
 
Пас овец он в степях, на горах, на лугу,
И стоял его дом на морском берегу.

Враждовали с ним лишь Алавгана сыны,
Но, смиренный душой, не желал он войны.

Раз отправился в путь он, поднявшись чуть свет.
Дни проходят, недели – и все его нет.

Вскоре конь возвратился в селенье один –
Ясно стало, что умер его господин.
 
И, краса его сада, засох абрикос.
Между тем Ёрюзмек возмужал и подрос.
 

В материнскую келью вошел он чуть свет:
- Дальним нартам позволь повезти мне привет.
 

Там, на Лабе, наперсники Хана Тейри,
Процветают и здравствуют богатыри.
 

Там в горах добывают железо и медь,
Там хочу я учиться оружьем владеть.

И подумал я вдруг об отцовском коне –
Ты не знаешь – он жив? Очень нужен он мне.

Сбруя конская где, и кинжал, и копье?
Дай, родная, мне благословенье твое!

- Жив он. В стойле томится наш конь удалой,
Но сокрыто оно глубоко под землей.
 
Он и сбрую не дал с себя снять – вся на нем,
И оружье поблизости, рядом с конем…

Ёрюзмек положиться решил на судьбу:
Конь отца Генжетай знал дорогу в Лабу,

Усхуртук туда ездил к родным много раз –
Может быть ли, чтоб память в коне пресеклась?
 

В путь он двинулся до наступления дня,
И растаял туман от дыханья коня.
 

С ним колчан был, и стрелы. У быстрой  реки
Путь в Архыз показали ему земляки.
 

Прежде сумерек он доскакал до села,
Сходка старцев в тот час на ныгыше была.
 

Спрыгнул наземь он, все о себе рассказал,
И в селенье народ ему честь оказал.
 

И ему с первых дней полюбился Архыз,
Парни, девушки, старцы по сердцу пришлись.

 
Как-то вздумалось в лес  ему с луком пойти:
Что как встретится зубр-великан  на пути?


Но в лесу заплутал он и выйти не мог.
Что же делать? Вошел он в пещеру и лег.
 

Странный шорох снаружи вселил в него страх.
Тут же, встав на колени, он лук свой напряг.
 

Конь, привязанный к дереву, громко заржал.
Мертвый барс перед входом в пещеру лежал.
 

Шкуру с жертвы он снял и забросил под кров.
Вдруг откуда-то страшный доносится рев.
 

С луком ринулся юноша к дальним дубам –
Эмеген там, трубу приложивши к губам,

Рев исторгнул оленьему зову сродни,
Но не шла оленуха, боясь западни.
 

Эмеген исторгал то гуденье, то вой,
И в живот Ёрюзмек его ранил стрелой.
 

Обессилел и кровью злодей истекал,
Но сумел доползти до пещеры средь скал.
 

Ёрюзмек же, взойдя на уступ, глянул вниз –
И открылось ему, как добраться в Архыз.
 

День и ночь его нарты искали меж тем
И к полудню, скорбя, возвратились ни с чем.
 

Друг на друга смотреть не могли без стыда –
Как же мы не спросили, идет он куда?


Ёрюзмек между тем возвратился в Архыз,
Укорять его люди сперва принялись.
 

- Мог бы сгинуть один ты в дремучем лесу.
- Вот я, жив, невредим – и добычу несу.
 

- Эмеген тебе встретиться мог бы, а он
Людоед – поглощает живьем, как дракон.
 

В лес не ходят с тех пор, как злодей там живет.
- А вчера не его ли я ранил в живот?
 

В горном логове прячется он среди скал.
Кто пошел бы со мной и его отыскал?
 

В пуп злодею проникла стрела глубоко,
Если жив он, то взять его будет легко.

 
К слову гостя с сомненьем в селе отнеслись,
Но охотники смелые в лес собрались.
 

Вход в пещеру зиял на вершине скалы,
Но мужчины, хоть ловки они и смелы,
 

Лезть наверх по отвесной стене не могли,
И тогда они бревна к скале поднесли,
 

За день крепкая башня была взведена,
Сбоку лестницей башня была снабжена.


По ступеням карабкаться  стал Ёрюзмек,
Вдруг откуда-то голос – никак человек?
 

Рядом с лестницей видит он выступ, на нем
Исхудалая женщина с грустным лицом.
 

- Как ты здесь оказался? И птица сюда
Не взлетала, нигде тут не видно гнезда.
 

Прилететь не осмелился б даже дракон –
От руки эмегена погибнул бы он.
 

Но вчера ему выстрелил кто-то в живот.
Я теперь покажу тебе, где он живет.
 

Эмеген посредине пещеры лежал,
Распростертый в пыли, и уже не дышал.
 

Одноглазый младенец лежал рядом с ним.
Молвит женщина: «Вырастет – станет таким,
 

Как отец его». На руки сына взяла,
И глубокая пропасть его приняла…

 
Ёрюзмек огляделся – железо и медь
Всюду были разбросаны. Ветер греметь
 

Человечьими начал костьми, и жена
Свой рассказ начала: «Я росла как княжна.


Мой родитель ни в чем не отказывал мне.
Эмеген меня выкрал, женился на мне.
 

Не опишешь, что горя я вызнала с ним.
Я молю, возврати меня близким моим».
 

Возвращались мужчины домой вместе с ней,
Уносили с собой что награбил злодей.
 

«Знал Тейри, - говорили, - в чем наша нужда,
Потому и послал Ёрюзмека сюда.
 

Пусть , пока Ёрюзмек  в нашем доме гостит,
В нарты нашего гостя Дебет посвятит.

 
Указали в пещере начертанный круг
И в кругу этом крест. Пусть же встанет наш друг,

 
В руки чашу возьмет и клянется, что он
Будет истинным нартом, в кого посвящен.

 
И сказал Ёрюзмек: «Я клянусь верным быть,
И не бросить оружья, и тайны хранить,
 

Я клянусь, что в походе с пути не сверну,
Что восславлю я славную нартов страну,

 
Имя честное нарта клянусь я сберечь
И бесчестья на имя мое не навлечь.


И когда осквернятся неправдой уста,
Станет кровь с той минуты моя нечиста».
 

Полюбил его слово Дебет: «Заслужил
Ты, чтоб знак я сейчас наложил,
 

Что отныне ты нарт». Раскалил он металл –
На спине Ёрюзмека он крест начертал.


Боль была, но ни крика, ни пота, ни слез –
Благодарное слово он лишь произнес.
 

И, заздравную чашу подняв, Ёрюзмек
Сел в седло и возвратной дорогой потек.

(С балкарского, подстрочник Мурадина Ольмезова)