Имя на поэтической поверке. Юрий Воронов

  Творчество выдающегося поэта-блокадника, Юрия Петровича Воронова совершенно необычно, по нему, если поставить стихи в ряд, в строгой последовательности, легко проследить военную биографию подростка, полную великих мук, тревог, но и законной гордости, за свою службу бойцом, в аварийно-восстановительной службе, в блокадном Ленинграде.
В этих строгих, автобиографических, строчках стихотворения, Юрий Воронов, выразил наглядно, время своего детства:

«В блокадных днях
Мы так и не узнали:
Меж юностью и детством
       Где черта?
Нам в сорок третьем
       Выдали медали
И только в сорок пятом –
       Паспорта…»
 Кстати, о чём говорится, в этих строчках, совсем не литературный домысел, а достоверный факт биографии юного поэта.

8 декабря 1943 года, за участие в героической обороне Ленинграда, четырнадцатилетнему Воронову Юрию Петровичу, от имени Президиума Верховного Совета СССР, вручена медаль «За оборону Ленинграда».

Впоследствии Юрий Воронов говорил, что он, как реликвии хранил три вещи: медаль «За оборону Ленинграда», блокадные карточки и комсомольский билет.

Советский поэт, журналист, и общественный деятель, Юрий Петрович Воронов (13. 01. !929. Ленинград – 05. 02. 1993. Москва.), родился 13 января 1929 года в Ленинграде.
Отец – профсоюзный работник, в годы Великой Отечественной войны служил в Кронштадте, затем преподавал в Ленинградской профсоюзной школе, мать-бухгалтер.

Детство будущего поэта прошло в предвоенном Ленинграде и оборвалось 22 июня 1941 года. Юрий встретил войну подростком, которому не исполнилось ещё тринадцати лет, и все девятьсот дней блокады, он оставался в осаждённом городе на Неве.

Шестиклассник Юра становится бойцом аварийно-восстановительной службы, разбирает завалы, спасает обречённых на гибель людей, сбрасывает с крыш зажигалки.

Рано повзрослевшие дети блокады, увидели столько горя, сколько редко выпадает на долю взрослого человека в мирные дни. И самое страшное горе – смерть родных, близких людей.

  25 ноября 1941 года стал, наверное, самым страшным днём в жизни Юрия Воронова. Мальчик был на улице, шёл с булочной, отоварил карточки, на которые, как он писал в стихотворении «Облака»:

«Наш хлебный суточный паёк
Ладонь и ту не закрывает.
И человек, который слёг,
Теперь – всё чаще – умирает»

В то время, когда Юра шёл к дому, с  дневным пайком, на свою семью, бомба угодила в дом, где они жили.
 
«За воем сирен – самолёты в ночи,
За взрывом – завалы из щебня и лома,
Я цел. Но не знаю ещё, что ключи
В кармане – уже от разбитого дома»

  В квартире находились мама, бабушка, брат и сестра. Есть напечатанные в 1987 году, четыре детских письма Юрия Воронова, на фронт отцу, в которых 12-ти летний подросток сообщает трогательные подробности, о своём четырёхлетнем брате Алёшке и крошечной сестрёнке Милочке, родившейся 8 октября 1941 года.

«Мама и бабушка, которые были на кухне и провалились на этаж ниже, спасли: услышали их стоны, бойцы аварийно-восстановительной команды пробили капитальную стену со стороны лестницы.
Их увезли в госпиталь. А брата и сестру удалось откопать только на пятый день уже мёртвыми. Их хоронили 1 декабря 1941 года – а ведь это был только восемьдесят пятый день блокады»…

 Аварийная бригада на третий день «отозвали» - надежды уже не было. Юра вместе с отцом, добравшимся из Кронштадта, раскапывает завал руками. З-х летнего брата и полуторамесячную сестрёнку нашли лишь на пятый день.

  «Брату Алику было тогда три с половиной года, а сестрёнке Милочке два месяца. Милочка ничего не понимала, она только плакала. А Алик хотел есть. Он всегда смотрел в окно и ждал меня с хлебом. В тот день, он так и не дождался… Дневная норма, эти жалкие граммы остались у меня. Ел их, смачивая слезами».

 Почерневшие от горя, вдвоём с отцом они похоронили родных на Волковом кладбище. 1-го декабря Юрий написал первое стихотворение:

«Я забыть никогда не смогу
Скрип саней на декабрьском снегу.
Тот пронзительный, медленный скрип:
Он как стон, как рыданье, как всхлип.
Будто всё это было вчера…
В белой простыне – брат и сестра…»

На всю жизнь с ним остался этот «долг» - не успел покормить голодного малыша:

         «Младшему брату»

Из-под рухнувших перекрытий –
Исковерканный шкаф, как гроб…
Кто-то крикнул: - Врача зовите!.. –
Кто-то крестит с надеждой лоб.

А ему уже, плачь – не плачь,
Не поможет ни бог, ни врач.

День ли, ночь сейчас – он не знает,
И с лица не смахнёт мне слёз.
Он глядит – уже не мигая –
На вечерние гроздья звёзд.

Эту бомбу метнули с неба
Из-за туч среди бела дня…
Я спешил из булочной с хлебом.
Не успел, ты прости меня.

  Юрий Воронов был подростком, который ничем не отличался от тысяч своих тогдашних сверстников. После войны, будучи молодым поэтом, он отразил в своих стихах, события повседневной жизни, в осаждённом городе, на Неве.

 Вот он стоит в очереди за хлебом. Идёт с санками за водой на Неву, ждёт, пока вода в ведре подмёрзнет, чтобы не расплескать её по дороге. Хоронит друга, везёт на кладбище брата и сестру, погибших при бомбёжке.

  О блокадных тяготах, повествует и стихотворение «Клюква», где говорится о своей посильной помощи, по осени, собирая клюкву, на болоте, для умирающих от истощения детей, в детском доме:

         «Клюква»

Нас шатает, была работа:
Всё на корточках – по болоту
Только вечером, перед сном,
В детском доме больным ребятам
Клюкву выдали спецпайком
По семнадцать штук на брата.

 Не только голод, ранения, дистрофия, были занятия в литературной студии при Ленинградском отделении Союза писателей, 1943-1948 года, под руководством поэта Всеволода Рождественского, стихи, были выступления по знаменитому блокадному радио.

  Аничков дворец, ныне Дворец творчества юных, где делали первые шаги, многие будущие учёные, писатели, поэты, артисты, спортсмены. В годы блокады тут находился госпиталь. Юра помогал ухаживать за ранеными, а затем  сам лечился от дистрофии. Об этом печальном факте биографии, у него есть, впечатляющее стихотворение:

      «Врач опять ко мне держит путь»

Врач опять ко мне держит путь:
Так бывает, когда ты плох…
Я сегодня боюсь уснуть,
Чтобы смерть не взяла врасплох.

Только сон не уходит прочь.
Загадал, как вчера, опять:
Если выживу эту ночь,
Значит, буду весну встречать…

 Война ещё не закончилась, когда Дворец вновь открыли для детей и подростков. Юрий Воронов стал заниматься в литературной студии.

  В студии, Юра занимался со своим другом, Олегом Шестинским, затем вместе, в 1952 году окончили факультет журналистики, в родном городе. Олег Шестинский, 1929-2009, также стал известным  советским поэтом и журналистом, специализированным на болгарской литературе.

К ребятам в гости приходили известные, профессиональные  поэты и писатели: Всеволод Рождественский, Ольга Берггольц, Анна Ахматова, Михаил Зощенко.

  В 1952 году, Юрий Петрович Воронов, окончил факультет журналистики Ленинградского Государственного университета имени А. А, Жданова. Член ВКП (б) с 1951 года.

  Юрий Воронов, работал заведующим отделом студенческой молодёжи в ленинградской газете «Смена», там же был редактором, а в 1954-1959 годах, заместителем главного редактора. В тот же  период секретарь Ленинградского обкома ВЛКСМ.

  Когда Александр Шелепин, 1952-1958 годах, был первым секретарём ЦК ВЛКСМ, он заботился о «Комсомольской правде», подбирал туда талантливых людей. Александр Шелепин и привёл в редакцию Юрия Петровича Воронова, из Ленинграда в Москву.

Шелепин Александр Николаевич, 1918-1994, 1952-1958, первый секретарь ЦК ВЛКСМ, председатель КГБ-1958-1961, секретарь и член  Президиума ЦК КПСС.

  Отечественные историки, признают А. Н, Шелепина, одним из главных организаторов смещения Никиты Хрущёва с поста Первого секретаря ЦК КПСС, в 1964 году. Историки прозвали Шелепина – «Железным Шуриком», по аналогии с Феликсом Дзержинским, который для них был обозначен- «Железным Феликсом».

  В 1959-1965 годах, Юрий Воронов – главный редактор «Комсомольской правды». Оставил должность после того, как в июне 1965 года, в газете появился острокритический очерк А. А, Сахнина «В рейсе и после» - о произволе директора китобойных флотилий «Слава» и «Советская Украина», Алексея Соляника, вызвавший «очень громкий общественный резонанс…

  Алексей Николаевич Соляник, 1912-1984, организатор советского китобойного промысла, Герой Социалистического Труда-1950, трижды кавалер Ордена Ленина, 1950, 1954, 1960 год. За сезон добывал в море до 1500 китов, для китового мяса и рыбьего жира, для продовольствия населения страны.

  Имея персональное звание Генерального директора флота рыбной промышленности III  ранга, Алексей Соляник обвинялся в кумовстве, коррупции и злоупотреблениях, грубости с подчинёнными, барстве, нарушении охраны труда, пренебрежительном отношении к морякам.

 Выступление газеты вызвало недовольство некоторых членов Политбюро», - отметил в мемуарах Филипп Бобков. На защиту публикации, содержащей неопровержимые факты, единственным из членов Политбюро встал А. Н. Шелепин, однако, Юрия Воронова, «человека скромного и глубоко порядочного», как пишет генерал КГБ Филипп Бобков, 1925-2019, защитить не удалось.

 Генерал КГБ, Филипп Денисович Бобков, руководящий работник государственной безопасности СССР. Автор мемуарных книг: «КГБ и власть», «Последние двадцать лет», «Как готовили предателей».

  Юрия Воронова перевели на должность ответственного секретаря газеты «Правда», что формально было повышением, а в 1968 году, он был назначен заведующим корпунктом газеты «Правда» в ГДР и Западном Берлине, которую занимал до 1984 года.

  Трудно предположить, внутреннее состояние Юрия Воронова, от предложения, ехать на работу в Германию, откуда пришла война,  беды на СССР и на его семью, но он, как партийный человек, выполнил это иезуитское назначение.

  В 1970-1980 годы, Юрия Воронова, несколько раз пытались назначить то заместителем главного редактора «Литературной газеты», то главным редактором «Литературной газеты» но представление тормозили в ЦК КПСС.

  Из германской «ссылки» его вернул Михаил Горбачёв, который, как говорили, помнил Юрия Воронова, ещё по комсомольским годам.
  После возвращения из Германии, Юрий Петрович стал работать, на ответственных, общественных и государственных должностях.

 Секретарём правления СП СССР-1984 год, в котором состоял с 1974 года. Главным редактором журнала «Знамя», 1984-1986 года. В 1986-1988 годах, заведовал отделом культуры ЦК КПСС.

  С декабря 1988 по март 1990 года, Юрий Воронов главный редактор «Литературной газеты». Член Союза журналистов СССР, член правления Союза писателей РСФСР, 1985-1991 и Союза писателей СССР,1986-1991.

 Депутат ВС СССР 11-го созыва, 1986-1989. Народный депутат СССР от Союза писателей СССР, 1989-1991, с 1991 года и до своей смерти был народным депутатом России.
Дебютировал как поэт, Юрий Петрович в 1945 году, в ленинградской газете «Вагоностроитель», за 13 сентября, и затем почти 20 лет не писал свои стихи.

  В газете были стихотворения: «Блокады больше нет», «Возвращение» и «Тост». Эти три стихотворения передавались по ленинградскому радио и печатались в заводских многотиражках.

Вторичный «дебют» Юрия Воронова состоялся в 1965 году, в газете «Правда», 7-го мая и журнале «Знамя» №6, этого же года.

  После возвращения в Москву, из Германии, уже во время перестройки, печатал стихи в журнале «Новый мир» №7, 1985 год, №5, 1986 год.

Центральное место в стихах Юрия Воронова, занимает тема войны, и, в частности, - блокада Ленинграда. Поэт остро ощущал необходимость помнить войну, даже если эти воспоминания непомерно тяжелы:

«Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память – наша совесть.
Она, как сила, нам нужна»

Большую известность приобрело стихотворение о ленинградских деревьях, которые жители блокадного Ленинграда не спиливали, даже если им нечем было растопить печку:

       «Ленинградские деревья»

Им долго жить – зелёным великанам,
Когда пройдёт блокадная пора.
На их стволах – осколочные раны,
Но не найти рубцов от топора.

И тут не скажешь: сохранились чудом…
Здесь чудо или случай ни при чём…
…Деревья! Поклонитесь низко людям
И сохраните память о былом.

Они зимой сжигали всё, что было:
Шкафы и двери, стулья и столы.
Но их рука деревьев не рубила.
Сады не знали голоса пилы.

Они зимой, чтоб как-нибудь согреться –
Хоть на мгновенье, книги, письма жгли.
Но нет садов и парков по соседству,
Которых бы они не сберегли.

Не счесть погибших в зимнее сраженье.
Никто не знает будущих утрат.
Деревья остаются подтвержденьем,
Что, как Россия, вечен Ленинград!

Им над Невой шуметь и красоваться,
Шагая к людям будущих годов.
   Деревья! Поклонитесь ленинградцам,
Закопанным в гробы и без гробов.

За свою недолгую жизнь,  поэта не стало в 64 года, и при большой загруженностью  на основной работе, Юрий Воронов сумел, выпустил семь сборников стихов и одну книгу прозы:

  «Блокада»-1968, «Память»-1971, «Долгое эхо»-1979, «Улица Росси»-1979, «Весы»-1986, «Белые ночи»-1987, «Стихотворения»-1989 год. Книга прозы: «Сила жизни» (сборник статей, 1962 год).

 Поэт, Юрий Петрович Воронов имеет высокие , заслуженные награды и звания от Родины:
-Орден Ленина. 04.05.1962 год.
-Орден Трудового Красного Знамени 16.11.1984.
-Орден «Знак Почёта».
-Орден «Знамя Труда» I степени ГДР.
-Медаль «За оборону Ленинграда 1943 год.
-Премия имени Воровского 1963 год.
-Государственная премия РСФСР имени М. Горького, 1986 год, за книгу стихов «Блокада»-1973 год.
-Заслуженный работник культуры РСФСР.

  Личная жизнь Юрия Воронова, остаётся малоизвестной, так как он сконцентрировался на своём творчестве и литературной деятельности.
У Юрия Воронова есть два сына: Валентин – историк отечественных спецслужб и Сергей-музыкант.

  Скончался, выдающийся поэт, Юрий Петрович Воронов, 5-го февраля 1993 года, в возрасте 64-х лет. Похоронен на Ваганьковском кладбище Москвы.

  Оставив после себя богатое наследство в виде поэтических произведений, которые до сих пор читаются и изучаются. Юрий Петрович Воронов продолжает оставаться одним из ярких представителей советской поэзии, чьи стихи поражают своей глубиной и актуальностью.

 Блокадные стихи выдающегося русского поэта, Юрия Петровича Воронова – до дрожи пробирают!

Его вклад в развитие русской литературы невозможно переоценить, и его произведения остаются важным компонентом культурного наследия России.

 Слова: «О камни! Будьте стойкими как люди!», из стихотворения «Камни», из сборника «Блокада»-1968 года, посвящённый, мужеству и стойкости жителей блокадного Ленинграда, во время Великой Отечественной войны, были отлиты в бронзе на Монументе героическим защитникам Ленинграда.

  Стихотворения выдающегося поэта России, Юрия Петровича Воронова, не могут оставить равнодушными. Восхищает сила правды этих строк, Поэта с большой буквы. Его стихи продолжают жить, взывая к нашей памяти, сердцу и нашей совести.

Из поэтического наследия Юрия Воронова.

         «Сотый день»

Вместо супа – бурда из столярного клея,
Вместо чая – заварка сосновой хвои.
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг не твои.

Только сердце внезапно сожмётся, как ёжик,
И глухие удары пойдут невпопад…
Сердце! Надо стучать, если можешь.
Не смолкай! Ведь на наших сердцах – Ленинград.

Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость,
Слышишь: город клянётся, что враг не пройдёт!
… Сотый день догорал. Как потом оказалось,
Впереди оставалось ещё восемьсот.

      «31 декабря 1941 года»

По Ленинграду смерть метёт,
Она теперь везде, как ветер.
Мы не встречаем Новый год -
Он в Ленинграде незаметен.

Дома – без света и тепла,
И без конца пожары рядом.
Враг зажигалками дотла
Спалил Бадаевские склады*.

И мы Бадаевской землёй
Теперь сластим пустую воду.
Земля с золой, земля с золой –
Наследье прожитого года.

Блокадным бедам нет границ:
Мы глохнем под снарядным гулом,
От наших довоенных лиц
Остались лишь глаза и скулы.

И мы обходим зеркала,
Чтобы себя не испугаться…
Не новогодние дела
У осаждённых ленинградцев…

Здесь даже спички лишней нет.
И мы, коптилки зажигая,
Как люди первобытных лет,
Огонь из камня высекаем.

И тихой тенью смерть сейчас
Ползёт за каждым человеком.
И всё же в городе у нас
Не будет каменного века!

Кто сможет, завтра вновь пойдёт
Под вой метели на заводы.
… Мы не встречаем Новый год,
Но утром скажем: С Новым годом!

*8 и 10 сентября 1941 года, после налёта немецких бомбардировщиков, скинувших 280 зажигательных бомб, на продовольственные Бадаевские склады, масштабный разгул стихии, бушевал трое суток. Грандиозное зарево было видно с самых отдалённых точек города.

  Из 50-ти складских построек, полностью сгорело 40-к. Но 2,5 тысячи тонн сахара, сгоревшего во время пожара – оно ведь не исчезло бесследно. Расплавленный огнём, залитый водой, этот сахар смешался с землёй на месте пожарища.




         «Февраль»

Какая длинная зима,
Как время медленно крадётся!..
В ночи ни люди, ни дома
Не знают, кто из них проснётся.

И поутру, когда ветра
Метелью застилают небо,
Опять короче, чем вчера,
Людская очередь за хлебом.

В нас голод убивает страх.
Но он же убивает силы…
На Пискарёвских пустырях
Всё шире братские могилы.

И зря порою говорят:
«Не все снаряды убивают…»
Когда мишенью – Ленинград,
Я знаю – мимо не бывает.

Ведь даже падая в Неву,
Снаряды – в нас, чтоб нас ломало.
Вчера там каменному льву
Осколком лапу оторвало.

Но мы молчим, молчат дома,
А нам – по-прежнему бороться,
Чтоб жить и не сойти с ума…
Какая длинная зима,
Как время медленно крадётся.

        «Похороны»

Тяжело, потому что нами
Занялись и мороз и вьюга.
Потому что земля как камень.
Потому что хороним друга.

Мы хороним тебя без гроба,
Без цветов, без речей, без плача.
И не скажем ни слова, чтобы
Оправдаться. Нельзя иначе.

Нам, тебя пережившим людям,
Ты обязан простить всё это.
Если вдруг мы тебя забудем,
Вот тогда нам прощенья нету.

          «Вода»

Опять налёт, опять сирена взвыла.
Опять зенитки начали греметь.
И ангел с петропавловского шпиля
В который раз пытается взлететь.

Но неподвижна очередь людская
У проруби, дымящейся во льду.
Там люди воду медленно таскают
У вражеских пилотов на виду.

Не думайте, что лезут зря под пули.
Остались – просто силы берегут.
Наполненные вёдра и кастрюли
Привязаны к саням, но люди ждут.

Ведь прежде чем по ровному пойдём,
Нам нужно вверх по берегу подняться.
Он страшен, этот тягостный подъём,
Хотя, наверно, весь – шагов пятнадцать.

Споткнёшься, и без помощи не встать,
И от саней – вода дорожкой слёзной…
Чтоб воду по пути не расплескать,
Мы молча ждём, пока она замёрзнет…

         «В пути»

С каждым шагом тяжелеют ноги.
Но про отдых лучше позабудь:
Может, мёртвый на краю дороги
Сел вначале тоже отдохнуть.

Ветер разбегается и сходу
След мой заметает на снегу.
Полпути осталось до завода.
Я бреду, а кажется, бегу.

Вьюга… От неё не оторваться.
Можно только спорить на ходу:
Свалишь - упаду, чтоб вновь подняться!
Ослепишь – на ощупь путь найду!

        «Облака»

Наш хлебный суточный паёк
Ладонь и ту не закрывает.
И человек, который слёг,
Теперь – всё чаще – умирает.

И потому что нету сил,
А над землёю вьюга стонет,
Мы мёртвых, чтоб не рыть могил,
В траншеях городских хороним.

Бушует голод. И пока
Не разорвать кольца блокады.
И от пожаров облака –
Красны, проплыв над Ленинградом.

От них пылает небосклон.
И враг, увидя их, в смятенье:
В них – боль, и гнев, и дрожь знамён
Перед началом наступленья.

         «В школе»

Девчонка руки протянула
И головой – на край стола…
Сначала думали – уснула,
А оказалась – умерла.

Её из школы на носилках
Домой ребята понесли.
В ресницах у подруг слезинки
То исчезали, то росли.

Никто не обронил ни слова.
Лишь хрипло, сквозь метельный сон,
Учитель выдавил, что снова
Занятья – после похорон.

        «Книги»

Мы, чтоб согреться, книги жжём.
Но жжём их, будто сводим счёты:
Те, что не жалко, - целиком,
У этих – только переплёты.

Мы их опять переплетём,
Когда весну в апреле встретим.
А не придётся – вы потом
Нас вспомните по книгам этим…

         «Ленинградки»
                О.Ф.Берггольц.

Что тяжелее тех минут,
Когда под вьюгой одичалой
Они на кладбище везут
Детей, зашитых в одеяло.

Когда ночами снится сон,
Что муж – навстречу, по - перрону…
А на пороге – почтальон
И не с письмом, а с похоронной.

Когда не можешь, есть и спать
И, кажется, что жить не надо…
Но ты жива. И ты опять
Идёшь на помощь Ленинграда.

Идёшь, сжимая кулаки,
Сухие губы, стиснув плотно.
Идёшь. И через грудь – платки:
Крест-накрест, лентой пулемётной.

         «Пленные»

По Невскому пленных ведут.
На сотню – четыре конвойных.
Они никуда не уйдут,
И наша солдаты спокойны.

В блокаде куда им уйти,
В какой закоулок податься?
На всём протяженьи пути
Казнят их глаза ленинградцев.

Сбежишь – и тогда самосуд,
А здесь – под солдатской защитой…
Им хлеб, как и нам, выдают,
По Ладоге в город пробитый…

        «В тяжёлой палате»

Нам сёстры, если рядом не бомбят,
По вечерам желают «доброй ночи»».
Но « с добрым утром» здесь не говорят.
Оно таким бывает редко очень.

Когда январский медленный рассвет
Крадётся по проснувшейся палате,
Мы знаем, что опять кого-то нет,
И ищем опустевшие кровати.

Сегодня – мой сосед…В ночи к нему
Позвали не врача, а санитаров.
… Теперь ты понимаешь, почему
Меня вторым укрыли одеялом!

      «27 января 1944 года»

За залпом залп гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем
Цветами пёстрыми цветут.
А ленинградцы тихо плачут.
Ни успокаивать пока,
Ни утешать людей не надо.
Их радость слишком велика –
Гремит салют над Ленинградом!
Их радость велика, но боль
Заговорила и прорвалась:
На праздничный салют с тобой
Пол - Ленинграда не поднялось…
Рыдают люди и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе салют.
Сегодня ленинградцы плачут…

      «Опять война»

Опять война,

Опять блокада, -
А может, нам о них забыть?

Я слышу иногда:
«Не надо,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне.
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне».

И может показаться
        Правы
И убедительны слова.
Но даже если это правда,
        Такая правда
        Не права!

Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память – наша совесть.
Она, как сила, нам нужна.