Кладбищенский сторож

Чуть колыша траву, тишина ветром дышит,
Под ногами земля прорастает бурьяном.
Не во сне, наяву голоса их я слышу,
Пусть для многих из вас это страшно и странно.

Они все как живые, не надо бояться,
Под присмотром моим здесь всегда все в порядке.
Старики всё молчат, дети любят смеяться
И друг с другом играть в догонялки и прятки.

Улыбаясь задорно с овалов портретов,
Они носятся ветром по холмистому полю.
Звонким пением птиц голоса их с рассветом
Затихают, за ночь покричав громко в волю.

Тот кто истину знает не верит в приметы,
Здесь не только лишь тлен, а бессмертные души.
Потому я всегда приношу им конфеты,
А порою еще покупаю игрушки.

Тут я крест починю, там поправлю ограду,
Попрошу у священника благословенья.
Мне за это они благодарны и рады,
Что их вечный покой не уходит в забвенье.

И за это меня местные уважают,
Не тревожат в ночи нежеланные гости.
Я за ними смотрю, их здесь не обижают,
Благодать и покой на старинном погосте.

Ни заблудшие тени, ни живые подонки
Не шатаются здесь, зная точно и верно,
Что без промаха бью я из старой винтовки,
От серебряной пули им всем будет скверно.

Мягкий шорох земли у меня под ногами,
Гулко тонут шаги в чернозема утробе.
Здесь в вечерней тени память ходит кругами,
Да никак не найдет к свету верной дороги.

Сквозь обманчивый слой краски, липкой на солнце,
Стародавний металл яркой ржавчиной зреет.
Да портреты с крестов все глядят, как в оконца,
Выгорая на солнце, линяя, темнея.

Старых склепов уютных витражные двери,
Здесь хоть изредка, но зажигаю я свечи.
Говорят, будто в жизни дается по вере,
Будто после разлуки случаются встречи.

Только знаю одно - к ним никто не приходит,
Ни детей и ни жен, ни друзей самых близких.
В память тех, кто забытый в печали здесь бродит
Подниму я бокал сладко-терпкого виски.

На тропинках траву приминая ногами,
Я иду не спеша мимо чьих-то надгробий.
Как же вечность жестока и с ними, и с нами -
Ее замысел ты не поймешь, и не пробуй.

В шелестящей траве дремлет тихо забвенье -
Позабытых могил постоянная гостья.
И под серых ворон хрипловатое пенье
Она нянчит в земле чьи-то старые кости.

Чью-то давнюю боль и иссохшие слезы,
Чей-то плач, что утих, маршам траурным вторя.
Лишь огарок свечи да истлевшие розы -
Вот и все что осталось от старого горя.

Ни озер ярких глаз и не рук теплый бархат,
А землистая пыль, та что тленом зовется.
Прошлогодней листвой и землей прелой пахнет,
Сквозь оскал черепов вечность злобно смеется.

И все чудится мне, может даже и спьяну,
Что порою, когда накрывает печалью,
Не спеша они тихо встают из тумана
И по узким тропинкам гуляют ночами.

И холодные руки кладут мне на плечи,
И в провалах их глаз вижу я обреченность.
От загробной тоски видно свечи не лечат,
Только память родных и живая их совесть.

Они мне говорят что-то в самые уши,
Только их голоса распадаются в хрипы.
Я привык видеть их, прикасаться и слушать,
А особенно если немножечко выпью.

Их негромкая речь для меня как награда,
Знаю что не один и кому-то я нужен.
Но им запрещено выходить за ограду,
Мало ль что может ждать в темноте их снаружи.

Я прилягу поспать, пусть пока погуляют,
Ведь не все же лежать в тесных пыльных могилах.
А пока я дремлю, пусть меня охраняют,
Знаю точно, что это им сделать под силу.

Для меня как семья эти славные люди,
Пусть они и мертвы, но в общенье приятны.
Жизнь идет как и шла, пусть все будет как будет
В моей странной судьбе - непростой и занятной.

А однажды и сам я здесь лягу навечно,
Буду тоже бродить в тишине по аллеям.
Новый сторож зажжет для меня также свечи,
Только виски не будет, о том и жалею.