Дед. К 80-летию победы в ВОВ

  ПОСВЯЩАЕТСЯ СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ МОЕГО ДЕДА ЦЕЛИЩЕВА ДМИТРИЯ ДМИТРИЕВИЧА

             ПРЕДИСЛОВИЕ

  Дед, вернись хотя бы на денёк
  Расскажи мне вновь как в детстве сказки,
  Сделай мельничку как дедал на ручье,
  И с горок покататься мне салазки.

  Расскажи вновь плача про войну
  Выпусти махорки запах тонкий*,
  Я хочу услышать дед твой смех
  Сдержанный смущением, не звонкий.

  Посиди со мною на холме
  Взгляд за горизонт в мечтах бросая,
  Гладя рану на своей ноге
  Ту что сотворила смерть косая.

  Дед вернись хотя бы на денёк
  Выйди из сырой своей могилы,
  Посмотри как хороши места
  И как твои пра-правнуки все милы.

  Появись хотя бы на часок
  Дай увидеть взгляд твой и улыбку,
  Жаль что в мире сказочных нет мест
  Где поймать мог золотую рыбку.

  Я бы попросил чтоб ты ожил
  И вернул бы кузницу былую,
  Ты же ведь при жизни так любил
  Наковальню гладил как живую.

  Ах дед, я помню как ты забирал меня к себе на лошади из дома, и мы ехали с тобой по степной дороге, мимо кулугурского болота, по над колхозным садом, как смотрели у знакомых людей на маленький экран-чёрно белого телевизора, а рядом с нами на полу сидело много людей как будто мы в кинотеатре.
  Как ты будучи уже больным, спрашивал у меня: - Есть ли у нас дома окрошка? Помню твою маленькую мельницу на ручье сделанную для меня твоими руками, помню твоё любимое "Страдание", ты всегда его играл на гармошке, твои сказки, любимую песню "Тёмная ночь", которую я тоже полюбил с раннего детства.
  Помню твой тёмный кисет, резанные прямоугольником газетные листки, в которые ты засыпал махорку по цене 16 копеек за пачку, я не раз приносил её для тебя. Помню жаренные картофельные пластики на печной плите, тонко нарезанные кружочки почищенного картофеля, это были мои первые чипсы, и я их готовлю себе до сих пор, детям и внучке, это твоя школа дед. Спасибо тебе дед зато, что ты у меня был. Мне так тебя не хватает.

  Выпусти махорки запах тонкий* - имеется ввиду запах дыма от махорки.

  СЕГОДНЯ НОЧЬЮ СНИЛСЯ ДЕД
  ОН ТАК ДАВНО МНЕ НЕ ЯВЛЯЛСЯ,
  СЮЖЕТЫ СНА, НЕ ПОМНЮ Я,
  ЛИШЬ ПОМНЮ, ЧТО ОН УЛЫБАЛСЯ.

  Дед Дмитрий - родной отец моей мамы. Родную мать она совсем не помнила. Говорила, что помнит только её руки. Она умерла, когда маме было пять лет. По национальности моя бабушка и мама - шорки. Шория - горно-таёжный район, расположенный в южной части Кемеровской области на стыке Алтая, Саян и Кузнецкого Алатау.

  Моя бабушка по материнской линии Чебучакова НАТАЛЬЯ, чистокровная Шорка. Шорцы, - малая народность Сибири, занесены в "красную книгу", Горно-Шория. Она вышла замуж за моего деда Целищева Дмитрия Дмитриевича. У них родилось двое детей, моя мама Савченко Клавдия Дмитриевна (Целищева) и сын Геннадий, трагически погибший зимой 1980 году в Читинской области. Мать моей мамы умерла рано когда ей было 5 лет. На руках деда осталось двое маленьких детей. Но вскоре он сошёлся с другой женщиной, Рыжковой Марфой Фроловной, в последствии Целищевой, у которой тоже были дети, Пётр, Татьяна и Раиса, и у моей мамы появились сводные сёстры и брат.
  Марфа Фроловна заменила ей мать, а мне бабушку. Спустя время родилась Лида, и в семье стало шесть детей. И вот именно моя бабушка Марфа Фроловна (другой я не знал) привезла всех нас в сл Кашары в 1970 году на улицу Андреевскую, как раз на то место, где сейчас стоит старая центральная АЗС (ТНК), автомойка и шиномонтаж Говорущенко В. На то время этого ничего не было, а был пустырь. В начале улицы стояло три дома. В первом жила чета Кравцовых, Николая и Галины, у них было трое детей, Наталья (Поцелуева ныне покойная), Татьяна и Александр.
  Во втором доме жила её сестра Елекоева Екатерина (Рыжкова), муж Михаил Поваляев, сын Валерий и Сергей к которым мы и приехали. В третьем малюсеньком флигеле жила баба Дуня, теперь это подворье Андрея Елекоева. Сразу за ним была крутая и глубокая балка, она была так крута, что страшно было съезжать на велосипеде. Теперь бывая там я не могу понять, что с ней произошло? Толи я вырос, толи сама балка стала маленькая, загадка природы. Чуть дальше, стоял флигель в котором жила семья Рыжковых, Илья Фролович, супруга Татьяна и семеро детей. За ним стоял дом Подкуйко, (это важно) и замыкал всю видимую глазу цепочку домов, дом семьи Тищенко (Таус). Вот тут то и проходило моё раннее детство.
  У дома Рыжковых всегда было весело, много детей, жмурки, пряталки, играли на холмах, в то время они были очень большие и крутые как мне казалось, спустившись кубарем вниз, я с трудом поднимался на верх. У подножия холмов было болото где мы с удовольствием ели сладкую осоку. В одном из холмов был чей то мшаник. Но это было потом, а с начала...

          ПРИЕЗД

  Приехали мы целым "табором" поздно ночью в дом Елекоевых. Нас разместили всех, ведь дом был и есть до сей поры большой. Мама моя устроилась работать в кафе "Минутка" поваром, а я оставался дома с роднёй. Помню у мамы была сумочка в которой она приносила мне ирис "золотой ключик", я его очень любил и величал гнилыми конфетами, мама спрашивала у меня, что тебе принести? А я отвечал гнилых конфет. Они почету всегда сладко пахли духами. Чем занимались остальные я не помню. Вскоре к нам приехал и мой дед, Целищев Дмитрий Дмитриевич, о котором я и хочу рассказать ниже.

          ДЕД

  Дед попросился на квартиру в тот самый дом Подкуйко, что возле Рыжковых, и мы какое-то время в нём и ютились. Этот дом стоит и по ныне по "пояс вросший в землю". Я помню во дворе стоял подвал крытый аккуратным шалашом из камыша и, мы ребятня любили по нему лазить, и я один раз провалился. Бабушка устроилась работать тут же через асфальт на ферму дояркой. Дед в том же колхозе конюхом и позже кузнецом. Я часто приходил к нему в кузню, в ту бригаду, что была возле кладбища рядом с современным и всем известным "угольным". Дед был мастером на все руки, делал ведра, тазики вручную из жести, что не протекала вода, был плотник.
  Ему дали квартиру на ул. Адмиральской, и они с бабушкой и детьми отделились. Вскоре вышла замуж и моя мама за Савченко Николая Ильича, уроженца села Ново Павловка. Он забрал нас и перевез к себе в район старого СХТ где мы жили какое-то время по адресу переулок Новый 9. Потом поразъехались кто куда и другие. Мой дед Дмитрий Дмитриевич купил где-то на периферии дом, разобрал его как конструктор, перевез на ул Андреевскую и поставил его заново на новое место между домами Кравцовых и Елекоевых где и жил с сыном Геннадием и моей бабушкой до своей смерти.
  Потом этот дом продали и в нём сейчас живёт семья Сергея Априщенко. Когда дед был жив, я часто приходил к нему, я очень любил его, а он меня. Ведь на то время я был единственным его родным внуком и он часто рассказывал мне о войне. Когда-то в 90-х я давал в газету очень сжатый рассказ о его войне, и вот хочу рассказать ещё. Я не буду описывать все подробности об пережитых ним ужасах, дабы не искушать и не пугать читателей.

       Я ТАК ХОТЕЛ УВИДЕТЬ МИР

  Дед до войны жил и работал в поселке Гилинка Новокузнецкого района, высокий, молодой, красивый, строил рубленные дома, дальше Сибири нигде не был, мечтал на мир посмотреть но не получалось, " да Гитлер помог".

      ВОЙНА

  Собрали нас, погрузили в эшелон, все плачут, а я нет, а о ком мне плакать? Детдомовский я, ни рода ни племени. Ну думаю, одно утешение, хоть на мир посмотрю.
  - Ох и посмотрел, говорил дед сквозь слёзы, ох и посмотрел. Он всегда плакал когда рассказывал о войне.

      ЗАВИСТЬ

  Поначалу было страшно, потом привыкли к крику, грохоту. В бой как на работу идёшь. Бежишь в атаку и завидуешь тем кому руку или ногу оторвало, если выживут то навсегда уйдут из этого ада.

      ПЛЕН

  В плен попал бессознания с осколочным ранением в ногу, область ступни выше пятки. Миллеровская яма смерти, об этом я узнал позже из рассказа своей тети, Бондарь Татьяны. Нога у него болела и сочилась всю жизнь до самой смерти.

      РАЗВЛЕЧЕНИЕ

  Очень болела нога. Было много раненых, многие просто гнили и никакой помощи. Очень хотелось есть и пить. Спали как скот в повал на сырой земле, у каждого свой туалет был прямо под ногами. Чтобы мы не скучали какой-то весёлый немецкий офицер придумал для нас развлекательную программу, носить ведрами воду из реки и заливать в цистерну, и как только её наполняли, немец открывал кран и спускал всю воду. И все начиналось сначала, и так без конца. Кто не выдерживал и падал тут же расстреливали. Один из пленных попил воды, и ему тут же вспороли живот ножом. Потому что вода не его.

      ХЛЕБ

  Послали нас копать окопы, смотрю сидит на против нас боров и сало с хлебом ест. Его куда-то позвали и он пошёл. А я выскочил из окопа, схватил хлеб , сунул запазуху и обратно в окоп. И тут же вернулся этот немец. Увидел, что нету хлеба и поднял свой "хай". А я вырыть ямку успел и прикопал хлеб. Сбежались немцы, построили нас и начался обыск. Я попался. Выдали оставшиеся крошки в гимнастерке.
Били, били нещадно и приговорили к смертной казни, сказали повесят.

     КАЗНЬ

  Вешали нас по одному, чтобы страшнее было. Дошла очередь и для меня. Накинули петлю на шею, стали зачитывать приговор. Мне в бою не так страшно было как тогда, я со светом белым простился, но тут вдруг приехал какой-то генерал и отменил казнь, сказал пленных не убивать а отправлять на работы. Это меня и спасло.

     ПОБЕГ

  Решились мы на побег в четвером и убежали. Днём прятались в лесу, а по ночам шли. Попалась нам на пути воронка от снаряда полна дождевой воды, припали мы к ней и стали пить. Голодные, один пил пил и умер, что-то у него внутри лопнуло. Бог дал к своим попали. Потом госпиталь, и снова в бой. Служил дед у маршала Конева.

  P\S - Я часто приносил деду махорку, она тогда стоила 16 копеек, он делал самокрутки из газет и с удовольствием курил. Я до сих пор помню запах того дыма. Дед очень любил три песни, Тёмная ночь, Чёрный ворон и Сибирь, Сибирь, люблю твои снега, скучал по Сибири. Он никогда ни смотрел фильмы про войну, говорил там неправду показывают. Хорошо играл на гармошке. Старшие классы изучали дома немецкий язык, дед не переносил его, выходил из дома, сидел во дворе, курил самокрутку и о чем то все время думал. Похоронен дед в сл Кашары, на кладбище в районе кафе "Минутка".
  Жители ул Андреевской и Кулугур ещё помнят мою разъехавшуюся родную и Дмитрия Дмитриевича. Вечная память тебе дед. К сожалению с многочисленными переездами у нас не сохранилось ни единого его фото. Мог ли мой дед представить себе то, что спустя много лет он будет жить в пятидесяти километрах от ямы своего мучения.

           БЕРЁЗЫ - Не вернувшимся с ВОВ посвящается

  На землю родную явилась беда
  Ногами своими смела города,
  Спалила деревни, спалила леса
  И в вечность с собою забрала отца,
  А вслед за бедой от зари до зари
  Шли напролом со свинцом косари,
  Жатву их страшную помнит весь мир
  Но отстояли отцы наши мир.

  Отец мой родной, уходя на войну,
  Сажал возле дома берёзы,
  С тех пор, каждый год,
             будто в память о нём,
  Весною с берёз текут слёзы.

  Злобная баба, глухая война
  Кровью людской поливала поля,
  Всюду где встанет костлявой ногой
  Слышатся стоны, брань, крики и вой,
  Много воды утекло с той поры
  Но до сих пор помнят наши дворы,
  Слёзы на бой уходивших бойцов,
  И не пришедших с победой отцов.

  Отец мой родной уходя на войну,
  Сажал возле дома берёзы,
  С тех пор, каждый год,
            будто в память о нём,
  Весною с берёз текут слёзы.