После смерти
Что там дальше, за стылыми зимами?
Может, новая в жизни глава?
Чтобы выразить невыразимое,
я с трудом подбираю слова.
Ты ни духом, ни сном, без понятия,
на губах твоих словно плита...
Все слова заменяет объятие
или голоса лишь теплота.
Как пушистый цыплёнок мимозовый,
что легко облетит на ветру...
Всё решится когда-то само собой,
когда я улыбнусь и умру.
Ты земное моё притяжение,
не даёшь мне никак улететь...
Моей голой судьбы украшение,
то, что мне никогда не надеть.
***
Меня не заденут ни бомбы, ни пушки,
ни раны от сабель, стрел и копья.
Но можно убить и из детской хлопушки,
и из рогатки, как воробья.
Меня убить можно словом, кляпом,
убить могут близкие, не враги,
кривой ухмылкой, холодным взглядом
и непрочтеньем моей строки.
Пройдёшь ли мимо, меня минуя –
ты можешь прихлопнуть меня как вошь.
И только эту любовь больную
и еле живую ты не убьёшь.
Она будет жить даже после смерти,
светить, смеяться, стихи слагать,
и в этой безумной земной круговерти
тебя от смерти оберегать.
***
Может, стану облаком
вон над той скворешней,
с незнакомым обликом,
но с любовью прежней.
Буду обволакивать,
чтоб нигде не дуло,
жизнь свою оплакивать,
что прошла-мелькнула.
Хочешь, буду облаком
в ситцевом халате?
Не тянуть как волоком,
а лучами гладить.
Пролетать над городом,
прячась в голубое,
всё, что было дорого,
укрывать собою.
***
Я смешала сказки, так волшебней –
мы из разных сказок и миров,
и к тебе явилась из соседней –
с пригоршней сюрпризов и даров.
Я теперь нигде и ниоткуда,
но ты не пугайся, если вдруг
приключится маленькое чудо
и тебе поможет тайный друг.
Я приду Оттуда на минутку –
капюшон надвинуть, чай согреть.
Не сочти за розыгрыш и шутку –
это всего-навсего несмерть.
Я теперь пройду в ушко иголки,
брови удивлённо не суровь.
Собери любви моей осколки,
пролитый бульон ещё не кровь.
Ничего не кончится бесследно.
Всё приходит, если очень ждём.
Буду я любить тебя бессмертно,
будешь мной посмертно награждён.
***
Когда-нибудь – вот дать пить –
из рая или из сна лишь –
я буду к тебе приходить,
но ты меня не узнаешь.
Окно ли вдруг распахнёт,
дверь будет срываться с петель –
подумаешь про ремонт,
подумаешь, это ветер.
А это всего лишь я
пришла повидать всех милых.
Ни небо и ни земля
меня удержать не в силах.
Я буду являться впредь,
защитою, амулетом,
то чайник тебе согреть,
то тёплым укутать пледом.
На кухне шторки края
зацепятся за защёлку...
А это всего лишь я
тобой любовалась в щёлку.
Меня приведёт стезя,
сломав скорлупы коросту.
И то, что сейчас нельзя,
всё будет легко и просто.
***
Я с собой унесу эту встречу, –
много встреч, что сольются в одну.
Стану ветром, древесною речью,
к твоему прислонившись окну.
Стану веткой, любимою строчкой,
на губах шелестя на ходу.
Я не буду твоей заморочкой,
незаметно и тихо уйду.
И, освоив иное наречье,
стану снова легка и бела.
Я с собой унесу нашу встречу,
что невстречей большою была.
Не ступи на упавший листочек.
Слушай, что тебе птица споёт.
Дождь письмо из одних только точек
– догадайся! – из тучек пришлёт.
Буду светом лицо твоё гладить,
буду снегом тебя обнимать,
согревать тебя или прохладить
и у смерти навек отнимать.
***
В тот день, когда смешаюсь я с пейзажем,
и ты меня в нём будешь узнавать,
под этим чуть заметным макияжем
проступит то, что было мною звать,
ты вспомнишь то, с чем я успела слиться,
слетев в ладони листиком письма,
и как ласкала дождиком нам лица
бесснежная, но нежная зима.
Она была такой из милосердья,
чтоб легче было по земле ходить,
чтобы в преддверье скорого бессмертья
нам руки и сердца не холодить.
***
На случай вечныя разлуки,
умом которой не понять,
я здесь присматриваю руки,
которыми тебя обнять.
Какая б ни была оправа –
зелёной или голубой,
но только я имею право
глядеть оттуда за тобой.
Кем приходилась я на свете
тебе – не знаю до конца,
живя за жизнь твою в ответе
и в свете твоего лица.
Ты мой нечаянный, ничейный,
как тайный сон, невинный грех.
Пусть здесь мы врозь в своих ячейках,
но вечность общая для всех.
Я вся тебе одно посланье,
одна на месте лишь ходьба,
и длится наше несвиданье,
моя невстреча, несудьба.
Но буду там, за облаками,
я прилетать как на метле,
и обнимать тебя руками,
неважно чьими на земле.
***
Я из дождя вернусь к тебе, из снега,
синицею трёхцветной обернусь.
И сладкого чего-нибудь там с неба
я захвачу, когда тебе приснюсь.
Приёмами нездешними владея,
приму я облик чей-нибудь земной,
и ты с другой, от радости балдея,
не будешь знать, что это ты со мной.
Но это буду я, не сомневайся,
и это будем наконец-то мы,
и будем мы кружиться в белом вальсе
под медленную музыку зимы.
Не важно, на каком всё это свете,
но будут в рай пропущены грехи,
и я за это буду не в ответе,
а только сердце, небо и стихи.
***
Мне не видно твоих ресничек,
у надежды кишка тонка.
Лихорадочный поиск спичек,
хоть какого-то огонька.
Гаснет свет – я ищу фонарик.
Гаснет жизнь – я ищу любовь.
От тоски пригодится шкалик
или томик стихов любой.
Что-то всплывшего из былого
и уплывшего в ночь потом...
В разговоре случайном слова,
нераскрытого, как бутон.
А Ахматовой вы не верьте,
что портреты — как было с ней –
изменяются после смерти…
Просто делаются ясней.
***
Костяк отношений, скелет.
Нюансами не заморочен.
Ни жизни, ни нежности нет,
зато несгибаем и прочен.
Тут мяса души не найдёшь,
телесного нету ни грамма.
Но выверен точно чертёж,
надёжно сколочена рама.
Что будет в ней? Чёрный квадрат?
Ни теней, ни смутных видений.
Зато и не будет утрат,
коль не было приобретений.
Рассеется юности цвет,
поблёкнут осенние краски,
слова, что казались навек,
слетят, как ненужные маски.
Но сколько б ни минуло лет,
он выживет в залежах мора –
любви чёрно-белой скелет,
костяк, основанье, опора.
***
Ночь гораздо сильнее дня.
Тень отбрасывает меня.
И в погоне за миражом
строчкой режусь я как ножом.
Верю в тени, в туман, в мираж...
Он стоит надо мной как страж.
Вырос миф, словно гриб в лесу.
Я до мифа ещё расту.
Не ищи меня, это зря.
Где-то в дебрях я мартобря.
Но в какую-нибудь весну
я сама к тебе ускользну.
Где болотные жгут огни,
где мы будем совсем одни,
где всем правит театр теней
и где ночи сильнее дней.
***
Ты мои секреты знаешь все,
говорить с тобою не устану.
Знаю, что умру я не совсем,
я в тебе потом ещё останусь.
Пусть даётся эта жизнь в наём,
оставляя горестные меты,
всё равно с тобою мы вдвоём –
хоть на разных полюсах планеты.
Огонёк фейсбука как маяк
освещает серость наших буден.
Да хранит тебя любовь моя
и тогда, когда её не будет.
***
Когда меня не станет –
меня заменят птицы
и снег на крышах зданий,
и солнце, что садится.
Я стану лишь другою,
за облаком скрываясь
и радугой-дугою
оттуда улыбаясь.
А ты окно откроешь,
как музыкой влекомый,
и чашку вдруг уронишь,
услыша звук знакомый,
увидя луч блеснувший,
что прикоснётся, грея…
И шелест листьев: ну же,
узнай меня скорее!
Почувствуешь мурашки,
прошепчешь: быть не может…
О, все мы умирашки,
никто нам не поможет.
Мы обречённо верим
могилам и оградам…
А ты откроешь двери –
а я незримо рядом!
***
Мы вечно от самих себя в бегах,
разбросанные по свету кровинки,
и бродят заплутавшие в веках
несчастные людские половинки.
Напрасно нам нашёптывают сны
и ангелы кидают с неба звёзды,
но нам подсказки эти неясны,
и хэппи энд приходит слишком поздно.
Ты в новой жизни вовремя родись,
смотри, копуша, чтоб без опозданий,
раз без тебя промчалась эта жизнь,
без наших не случившихся свиданий.
***
Может быть, когда-нибудь взгрустнёшь,
глядя на дождливое окошко,
и, увидев вдруг, не оттолкнёшь,
коли о колени трётся кошка.
Буду жить во всём, на что твой взгляд
теплоту случайную уронит –
в птахах, что щебечут и гулят,
в шелесте травы, в шумящей кроне.
Главное – учиться понимать,
доходить до самой тайной сути...
Радугою буду обнимать,
чокаться с тобой огнём в сосуде.
***
Когда растаю как виденье
и стану ветром и лучом,
и буду ласковою тенью
маячить за твоим плечом,
не отмахнись, как от былинки,
и постарайся не смести
цветок, пробившийся в суглинке,
чтоб пред тобою расцвести.
Старайся не разбить посуду,
что наши помнила пиры.
Я буду прятаться повсюду,
не появляясь до поры.
Но оглянись – я вот же, вот же,
не важно, сколь минуло лет.
И двери окон или лоджий
не запирай на шпингалет.
***
Как передать оттуда поцелуи,
когда уйду в обитель чистых нег?
Подставь лицо под дождевые струи,
руками обними летящий снег.
На расстоянье, где сильнее зренье,
уже не будешь дальним и чужим.
И там, где нет ни смерти, ни старенья,
почувствую, что ты неотторжим.
Зелёное сердечко на ладони
трепещет, словно вылетевший стих...
И прошлое, как мячик, не утонет
в волшебной речке под названьем Стикс.
Свидетельство о публикации №125022704759