Любовь без границ

***

Любовь мою не вмещает               
разметка твоих границ.
Размером своим смущает –
что рвётся из-под страниц.

Сочится из глаз, из пор
любви моей перебор.
Взлетает до самых звёзд
любви моей перехлёст.

А те остатки, что сладки,
излишки те, что не нужны,
они как воздуха глотки,
как дуновенье тишины.

Но некуда им приткнуться,
попутавшим берега.
И надо бы им заткнуться,
коль жизнь ещё дорога.

Но рвётся из всех гробниц
любовь моя без границ,
куда-то поверх голов,
помимо годов, полов.

Как водопад и снегопад,
как звёзд нестройные хоры,
сияя отблеском лампад
и свеч, не стоящих игры.

***

Ты принял то, что не могу принять –
нам лучше друг от друга быть подальше.
Так главное вернее охранять
и крохи не выпрашивать: подай же.

Путь лучше ничего, чем лишь на треть.
На расстоянье видится большое.
Но дерево за лесом рассмотреть
ты не сумеешь, раз оно чужое.

Свобода не изведает родства.
Ограда не нуждается в калитке.
Я чувствую подобье воровства:
лишь силуэт – ни глаз и ни улыбки.

Границу не нарушь, не перейди.
Быть вместе – неразумно, несерьёзно.
Лишь выжженная пустошь посреди.
Бесхозно небо и душа бесслёзна.

В окне стоит из месяца вопрос.
Мороз собрал последние силёнки.
Но я всё забываю – вот склероз –
что ты со мной давно на удалёнке.

Ущербный месяц мертвенно повис,
и звёзды — словно пули сквозь бойницы...
И в нарушенье всех преград и виз
я всё-таки перехожу границу.

***

Был сон про тебя, безутешный, опасный,
он снился мне много ночей напролёт.
Ты был многоликий – знакомый и разный,
в глазах было пламя, а в голосе лёд.

И жизнь становилась какой-то нездешной,
а я в здравом смысле искала резон:
то был просто сон — безопасный, утешный,
меня ни к чему не обязывал он.

Но всё-таки часто сомнения грызли –
падение это иль вольный полёт?
Опасные сны, безутешные мысли,
и утром проснуться – как рыба об лёд.

И всё-таки где-то на стыке печали,
молчанья и шёпота, яви и сна,
меня твои руки и плечи встречали,
и я пред собою была там честна.

На стыке мечты и прозрения утра,
есть узкая щёлочка, малая брешь,
её растянуть удавалось как будто –
и мир раздвигался, закрытый допрежь.

Во сне нет ни капли обмана и фальши,
там важен лишь лепет и трепет ресниц.
Ты снился – не важно, что было там дальше, –
свобода полёта, миры без границ.

***

И пока не прояснились
контуры конца –
без конца черты мне снились
тонкого лица.

Уголок полуулыбки
и волос атлас,
и раскрытые калитки
сумеречных глаз.

Скоро, скоро пробужденье,
отрезвленье дня...
О ночное наважденье,
не покинь меня!

***

Лицо обрушилось как ливень,
как жизнь, зачатая с аза,
и сразу сделало счастливей
мои влюблённые глаза.

Лицо ресницами струится
и легче ветра всплеск волос.
Уже нигде не утаиться
от солнца, мокрого от слёз.

Что видела в твоём лице я,
что померещилось вдали?
Бальзам, лекарство, панацею
от недоликости земли?

Забытых черт очарованье
как обещанье впереди,
и губ изгиб как очертанье
границ, что можно перейти.

***

Остужаю тебя в себе,               
вот уже не так горячо,
вот уже ничего себе,
вот уже не понять, про чо…

Остужаю напрасный пыл,
всё, что выпросила у сна,
чтобы ты навсегда забыл
то, чего со мной не узнал.

Не целую, а дую лишь,
как пирог, остудив недуг.
Сердце, что ты со мной юлишь,
приглуши свой дурацкий стук.

Я забью на дары стихий,
я у Кая займу ледок...
Только как охладить стихи,
самый множественный вещдок?

***

Любовь моя – билет в один конец,
ты улица всегда с односторонним
движеньем, что приводит под конец
туда, где нету хода посторонним.

Отсюда далеко мой визави,
несбывшегося между и былого.
Я – только след заоблачной любви,
лишь отпечаток солнечного слова.

Я проводник, я лакмуса кусок,
я крысолова ласковая дудка,
целующий волну морской песок,
суфлёрская божественная будка.

Моя любовь не ищет своего,
и ей привычно, стоя на перроне,
от мира не сего быть, но всего,
не посторонней, а потусторонней.

***

А любовь, что не принимается,
поднимается выше глаз,
алым заревом занимается,
расшивая небес атлас,

поднимается в высь без роздыха,
по соломинкам слов скользя,
выживая без капли воздуха
там, где выжить уже нельзя.

Кто любимы – так необыденны
каждой чёрточкою лица...
Между видимым и невидимым
грань стирается до конца.

В честь великой любви непринятой
и всего, что не видишь ты –
в небо лица все запрокинуты,
расцветают в садах цветы.

И любви не нужно согласие,
разрешение и ответ,
потому что и так, без нас, её
всюду сам проникает свет. 

***

На смену Эвтерпе пришла Мельпомена,
меняет акценты, как курс кораблю.
Течёт всё, меняется, но неизменно
по-прежнему старое слово «люблю».

Люблю тебя, хоть мы всего лишь знакомы
и встречи по пальцам могу перечесть.
И чем – не смогла бы сказать – я влекома.
Люблю тебя просто за то, что ты есть.

Люблю тебя даже когда с тобой в ссоре,
когда тебе лучше с иными, чем я.
Люблю бесполезно, но это не горе,
а горько-счастливая участь моя.

И это бессмертно, и это смертельно,
но надо лишь в небе парить журавлю.
Люблю – даже если хочу быть отдельно,
люблю, даже если скажу: не люблю.

Люблю то светло, высоко и воздушно,
а то – словно мгла опустилась уже...
Люблю, хотя всё это вовсе не нужно,
а нужно одной моей глупой душе.

Люблю тебя, даже когда с тобой сложно,
откуда берётся оно, из чего?
И ты ничего мне за это не должен,
и я кроме жизни тебе ничего.

***

Буду память в бреду допрашивать:
покажи мне меня, меня,
ничего не дав приукрашивать
в неподкупных софитах дня.

Это та, вдали – неужели я?..
но в ответ лишь легенда, миф,
и одно твоё отражение
в умилённых зрачках моих.

Где граница проходит ярая,
что проводит, кто не велит,
где твоя рука, где моя рука,
у кого теперь что болит.

* * *

Не съесть, не выпить, не поцеловать...
Да, поцелуй сравним с водой и хлебом.
Любовь не стол, не печка, не кровать.
Люблю тебя не нёбом я, а небом.

Его приоткрывают облака,
и я порой застенчиво и слепо
лучами вместо пальцев сквозь века
в тебе твоё нащупываю небо.

Всё по-другому на его весах,
там души проверяются на вшивость.
Всё совершается на небесах.
Там для меня уже всё совершилось.

Земную оставляю маету
ради того, что боль мою залечит.
Мне разлюбить тебя невмоготу –
как разнебесить иль расчеловечить.

А небо необъятно велико,
так многое в себя оно вмещает.
Даёт всё то, с чем дышится легко.
И лишь безнебья в душах не прощает.

***

Всё, всё, что в жизни происходит
твоей, беда ль, пустяк любой –
всё в душу без зазора входит,
вмещается в мою любовь.

Морщинки, седина ль, усталость,
смеёшься или хмуришь бровь –
всё прибираю без остатка,
впускаю в жизнь свою и кровь.

Ты думаешь, что независим
и пребываешь где-то вне,
а ты давно во мне прописан,
и проживаешь ты во мне.

Неволи пуще та охота,
но так мне хочется самой.
Ты сам не знаешь, до чего ты
со всеми потрохами мой.

***

Снимается сериал,               
где ты в массовке сыграл.
Но в жизни моей –  не в кино –
ты в главной роли давно.

И не на экране след –
в израненном сердце свет
на много лет наперёд.
И смерть его не берёт.

Мы будем в цветах, в листве,
как будто в мечтах, в родстве,
смотреть в небесах кино
о том, чего нет давно.

***

А счастье медлит как улитка,
ползёт как из-за ста морей.
Но ты – любви моей улика,
улыбка ты любви моей.

Пусть буду трижды я не правой,
что не по правилам люблю.
Я и без счастья, без приправы
своей душе тебя скормлю.

Ты спросишь сон: что это было? –
когда очнёшься сквозь года.
Я – та, что любит. И любила.
И не разлюбит никогда.

***

Я с тобой немыслимо нежна –
словно облекаю в облака.
Просто потому что не нужна
и невыносимо далека.

Дремлешь ты, жемчужинка моя,
в раковине сердца моего.
Омывают волнами моря,
как дитя баюкают его.

Спи спокойно, милый мой моллюск,
я храню тебя от бурь и бед.
За тебя я мысленно молюсь,
из себя творю тебе обед.

Я живу и радуюсь вдвойне –
это для меня как есть и пить.
Ничего не остаётся мне
кроме как без памяти любить.

Но хотелось бы в последний миг,
когда мой придёт прощальный час –
чтобы затуманился твой лик
и небесный свет на миг погас.

***

Любовь без знаков препинания,
идущая сплошным потоком
признания и бессознания,
не потом что разит, а током.

Безадресная, беззаконная,
любовь без права переписки,
чьи имена в тетради скомканы,
и ты последний в этом списке.

Любовь, допитая до донышка...
И я гляжу там как с мольберта,
как ненаряженная Золушка,
как несмирившаяся Герда.

Любовь моя, что не изнежена,
гармоний сбившиеся герцы...
А пульс колотится как бешеный.
Сказать, о чём стучало сердце?

***

Лёд тронулся, то есть сошёл с ума.
И тронулась в сторону лета зима.
И тронулся, задребезжав, вагон...
И в небо тронулся мой балкон.

Всё стронуто в мире куда-то вкось.
Я трогаю имя губами вскользь.
И струны тронуты лишь слегка...
Летят над кронами облака...

О, мир этот проклятый средь берёз...
Всё это трогает аж до слёз.
И я, нестрогою, как трофей,
хочу дотрогою быть твоей.

***

Любви всё равно, какая она по счёту,
она не умеет, не хочет, не будет считать.
Она только первая, первая, первая, что ты,
и ей суждено, только ей лишь последнею стать.

Её не удержат преграды или канаты,
или какое-нибудь – какое ещё рожно.
Она настаёт, как будто бы так и надо,
как будто бы это не стыдно и не смешно.

Она не боится обмана, облома и ляпа.
За нею природа, что чувствует, ей каково.
Листва рукоплещет, а небо снимает шляпу
пред тем, что превыше и чище его самого.

***

Обижаться невниманию
или нежиться в надеждах,
жить как будто бы в тумане я,
меж землёй и небом между.

Фразы коллекционировать,
всё в них наперёд прощая,
и стихами фонтанировать,
их в блокноты не вмещая.

И, выбрасывая в мусорку
всё, что не любовь на свете,
слышать внутреннюю музыку
и слова, что носит ветер.

Исполнительница нежности,
партитуры поднебесной,
я привыкла к неизбежности
быть ненужной, неуместной.

И в плену у этой данности
не просчитываю риски,
где любовь без срока давности
и без права переписки.

***

По компу музыка без звука –               
полночный час, соседи спят...
Жизнь без тебя – такая мука,
родного с головы до пят.

Твой взгляд с портрета и с фейсбука –
мне как танталовый глоток,
как эта музыка без звука
или без запаха цветок.

Когда тебя во сне я вижу –
как без меня там одинок,
то потолок уходит выше,
земля уходит из-под ног.

И я лечу к тебе сюрпризом
над миром, что бездарно спит...
Мне никакой закон не писан –
ни притяженья, ни орбит.

***

Душа невысоко летает,
как птица об одном крыле,
и мне дыханья не хватает
сказать о главном на земле.

Вдохнуть в себя весь воздух мира
и выдохнуть за тыщи вёрст,
чтоб он сквозь потолок квартиры
дошёл до облаков и звёзд.

Чтоб дальше лёгких, дальше сердца
прошёл бы этот вздох насквозь,
чтоб никуда уже не деться,
чтоб никогда уже не врозь.

И пронести его сквозь годы,
дышать не горлом, не губой,
а всей судьбою подноготной,
одним тобой, одним тобой.

И я уже не буду телом,
а вздохом, взглядом и душой,
тем, что любить тебя хотело
за гранью, за земной межой.