Уснувший в Новый Год

В омут ночного эфира
Гудели бокалы и смех,
А ёлка, сверкая, парила
Над временем, тьмой и во всех.

Я слышал, как стынут осколки
В бокалах, звенящих устало,
Как тени, сплетаясь у ёлки,
Качались и тихо шептали.

Как меня снова кто-то забудет,
Как кто-нибудь снова завоет,
Как взрослые пьют и не любят…
Кто детские души умоет?

И вот я стою, незамечен,
Рассвет, как вина на пороге.
И ёлка сгорела за вечер,
И ночь разрывает итоги.

И ветер скребётся по стёклам,
Как будто ища себе двери.
А в комнате мятая скатерть
И крошки, как чьи-то потери.

На стуле забытая кукла
С рассыпавшимися волосами,
И свет электрической люстры
Застрял между снами и днями.

А кто-то спит, уронив свою голову
На стол, что как пристань чужая.
А кто-то — с Господом спорит,
Но голос уже затухает.

Сосульки рыдают за окнами,
Льдистые капли срывая,
И ночь, как простуженная,
Хрипит за остывшим чаем.

А я среди этого дыма
Стою, будто вовсе не в теле,
И чувствую — больше не стыну,
Как будто во мне потеплело.

Но где-то под горьким рассветом,
Под гулким касанием света,
Я слышу шаги чьей-то памяти,
Зовущие детство — раздето.

И будто бы скатерть всё та же,
И кто-то с улыбкой, всё так-же.
Но свет этот быстро погаснет,
Оставив лишь тени за нами.

А гости придут на поминки,
Когда я уйду за порогом,
И будут наливать поминально
За вечно молчащего Бога.