На Тепловских Высотах

НА ТЕПЛОВСКИХ ВЫСОТАХ

На четвертый день битвы на Северном фасе Курской дуги фронт приблизился к Тепловским высотам 269 и  240.
Немцы не рассчитывали, что окопавшиеся в глубоких траншеях красноармейцы будут  так самоотверженно сражаться.
Ведь почему–то в первые месяцы войны в сорок первом не было такой самоотверженности и отчаянной смелости.
 Про любовь  солдат и офицеров  к вождю и в сорок третьем тоже было много выдуманного.
Вовсе не из–за любви к власти шли воины на подвиги и самопожертвование, защищая рубежи Отчизны.
И если в первые три месяца в начале войны немцам удалось взять плен  более двух миллионов солдат и офицеров РККА, то теперь в сорок третьем,  всё было иначе.
По твёрдости духа и по самоотверженности это были совсем другие воины. Защитников второй линии обороны Северного фаса Курской дуги  каждый день, не переставая, бомбила немецкая авиация.
А после бомбёжек хорошо вооруженная автоматами и пулемётами немецкая мотопехота раз за разом накатывалась на передние рубежи высоток.
Прибывшие на усиление с Дальнего Востока и из Сибири дивизии и отряды пограничников и яростно отбивались от наседавшего противника, часто поднимаясь в рукопашную.
И много защитников полегло в бою в те четыре дня. Был убит осколком и так не уехавший домой ездовой дядька Семён, скрипевший своим протезом еще с финской войны.
Он здесь быстро нашел себе место ездового, доставляя снаряды на позиции, и  обратно увозя раненных в медсанбат.
Поздно вечером вёртлявый чернявенький, с характерным изгибом носа и акцентом, выдававшем в нём кавказца, капитан из особого отдела, политрук и командир полка после боя обходили траншеи.
Молодым новобранцам, уцелевшим в бою, приказано было прикопать, присыпать землей погибших. И они «краем уха» услышали распоряжения командиров и были потрясены тем, что  прибывший с ними   дядька Семён, по неизвестной причине то же был отнесен к «пропавшим без вести».
- Он же инвалид.  И  у нас на военном  довольствии  не состоял. Отнесём его  «к без вести пропавшим», - уверенно обосновал свое мнение политрук.
Не выдержав такого, Роман подойдя ближе, сказал политруку что он хорошо знает погибшего дядю Семена, и его надо отметить как погибшего за Родину, а не зачислять в «пропавшие без вести».
Продолжая защищать память погибшего, он сказал, что у дяди Семёна остались трое детей малолетних. И они не будут получать помощи от государства как дети «без вести пропавшего», а он ведь  воевал и на финской, и здесь по собственной воле остался защищать рубежи Родины, когда привез новобранцев из партизанского отряда.
- Ну теперь понятно, какие у нас тут вояки! – кивнул капитан снисходительно.
- Напишешь объяснительную, почему пререкаешься со старшими по званию и о своей о политической надежности.
 Командир полка понимал, что «особист» задумал  что-то нехорошее. Он  посмотрев на политрука и особиста,и  кивнул Роману:
– Пока ничего не  пиши! Завтра решающий бой, после него напишешь. Ещё неизвестно кто больше пользы в сражении принесёт, – и пристально посмотрел на особиста и политрука так, что тем стало немного не по себе.
И они пошли дальше, сортируя выбывших и погибших солдат и офицеров, относя кого к храбро погибшим на поле боя, кого к пропавшим без вести, кого к убывшим в медсанбат…
Новоиспечённый командир 76–ти мм дивизионного орудия Роман Ремизов в душе не всегда соглашался с нынешними методами побеждать противника числом. Это когда слабо вооруженные с винтовками наперевес батальоны посылались штурмовать  бетонированные доты и дзоты врага, с мощным пушечно-пулеметным  вооружением.
Из тех укрепленных точек солдат как траву в  летнюю страду косили крупнокалиберные пулеметы. И приводило это к большим людским потерям.
Он в глубине души больше признавал справедливость военных заповедей великого полководца Суворова: воевать не числом, а умением.
Он доложил командиру батареи свой план, чтобы ночью передвинуть свою пушку ближе к немцам на полкилометра вперед и замаскировать её в лесочке.
Ранее фашистскими самолетами–разведчиками все орудия были тщательно и аккуратно сфотографированы. Командир батареи согласился с таким предложением. Ибо это  была новая замаскированная позиция, которая ещё не была обнаружена самолётами – разведчиками и могла пригодиться в самый трудный момент боя.
Перекатив усилиями расчета пушку в лес, они поразились тем, что весь лес звенел  ночными соловьиными трелями.
Роман присел на ящик от снарядов, и вытащив свою заветную тетрадь из-за голенища сапога, записал несколько строк:

На Тепловских высотах окопалась пехота,
на Тепловских высотах слышан гром батарей.
На Тепловских высотах стоит насмерть пехота,
на Тепловских высотах станем драться смелей!
   
Шла жестокая война с фашизмом. А жизнь природы не затихала, будоража прежние воспоминания солдат-новобранцев.
Следующий день выдался жарким. Когда громыхавшие огнём и металлом немецкие стальные махины пошли в наступление, то поставленным на прямую наводку пушкам не удалось нанести им большой  ущерб по нескольким причинам:
- во–первых, предваряя атаку танков, немцы произвели артналёт по предварительно обнаруженным самолётом–разведчиком целям,
- во–вторых, немецкие бомбардировщики производили по позициям красноармейцев многочисленные налёты, сбрасывая бомбы и поливая окопы пулемётным огнём.
- в–третьих, новые тяжелые танки «Тигры» начинали расстреливать наши артиллерийские позиции и танки с 2х - 3–х  километров, при этом сами оставались малоуязвимыми.
И вот когда немецкие танки начали обходить перелесок, где была замаскирована пушка артиллерийского расчёта Романа, то совсем близко, метрах в четырех ста от них, громыхая гусеницами, появился  танк «Пантера».
Последовала чёткая команда: Бронебойным по врагу, огонь!
Наводчик припал к прицелу. После выстрела пушка подпрыгнула и несколько откатилась назад. Был виден взрыв снаряда перед танком.
– Недолёт! – крикнул командир. И дал команду изменить прицел, уточняя движение цели. – Наводи пушку с упреждением по скорости. Бей по тварям точней! – неистово начал кричать он на наводчика.
Экипаж «Пантеры» начал разворачивать танк в сторону дивизионной пушки. В это время заряжающий бегом поднёс следующий снаряд и в несколько  секунд зарядил  пушку.
Наводчик сделал упреждение с учётом скорости танка. Громыхнул второй выстрел. Снаряд разорвался, повредив правую гусеницу  танка.
 «Пантера» закрутилась на месте.  Немцы стали спешно выскакивать из танка, открывая люки. - «Есть попадание!» – радовался расчёт.
Но следом за «Пантерой», ещё ближе к перелеску, появился мощно бронированный «Тигр».– Бронебойным! Заряжай! – прозвучала команда.
Последовал выстрел. Но танк, как бы даже не замечая попадания и продолжая движение, стал разворачиваться в сторону замаскированной в перелеске пушки.
– Ну, теперь нам мало не покажется, – с дрожью в голосе закричал наводчик.
– Осколочно–фугасный! Заряжай! По каткам и гусеницам будем вести огонь! Найдём их слабое место!– крикнул командир,  сам припав к прицелу. В такие минуты боя всё решали секунды.
Он явно видел в прицел ползущую на них стальную крепость. Пушка танка разворачивалась в сторону их орудия.
Но вот рядом с танком громыхнул снаряд тяжелой гаубицы. Затем второй, третий... Это на выручку пришёл артдивизион, окопавшийся около высотки. Один из снарядов попал в борт танка. Тот дернулся, задымился и остановился.
И это не позволило танку точным выстрелом уничтожить орудие в лесном перелеске. Снаряд танка разорвался где–то в стороне.
– Есть! Подбит! – радостно закричал заряжающий. Но танк, даже остановившись,  снова начал хищно вращать башней, выискивая противника.
–  Всем в укрытие! – раздалась команда командира орудия. И едва расчет успел прыгнуть в окоп, как громыхнул разрыв снаряда, недалеко от пушки.
 Столб земли взметнулся вверх, засыпая всё вокруг. Через некоторое время второй снаряд угодил в лафет пушки, искорёжив прицел и выводя пушку из строя. - Ну, всё! Отвоевались! – выглянув из окопа, заключил наводчик.
– Нет! Нам надо добить его до конца! – крикнул командир орудия Ромка, вытаскивая из ниши заранее приготовленную связку гранат и бутылки с зажигательной смесью.
 - Заряжающий! За мной! – и командир орудия и молодой парнишка заряжающий, где перебежками, а где ползком, вжимаясь в горячую землю,  пытались приблизиться к подбитому танку.
Приблизившись к танку по ложбинке метров на тридцать, Роман зажег фитили бутылок и забегая на танк сбоку,  метнул гранату и вслед бросил бутылки  с зажигательной смесью. Взрыв гранаты не нанёс никакого вреда стальной махине.
Одна из бутылок разбилась о башню танка, не принеся существенного ущерба. Но вторая попала ближе к отсеку двигателя.
Но теперь, будучи замеченными экипажем танка, они подверглись яростному пулемётному обстрелу.
Спаренные пулемёты танка плотным огнем как косой рубили  траву около окопа. Артиллеристы  неслись, пригибаясь, к старому окопу,  пытаясь укрыться в нем от пуль.
Но во время побега  оба получили свои пули.
– И сколько же у них патронов в танке?  И надолго ли им их хватит? – спросил наводчика боец, оставшийся в окопе у разбитой пушки.
– Патронов у них пять тысяч будет! Да и  прячутся они за бронёй толстой, -пояснил он второму заряжающему.
Командиру расчёта  второй  пушки, стоявшей в засаде метрах в пятистах от первой пушки, была поставлена задача «отсекать»  немецкую пехоту от танков.
Стрелять по новым тяжелым немецким танкам из такой маломощной пушки, не нанося им вреда, было равносильно предательской выдаче своих позиций.
Новоиспечённый командир орудия Лёшка, наблюдавший в бинокль за полем боя, ещё тогда заметил, как при очередной перебежке пулеметная очередь настигла его школьного друга, и как тот, дернувшись, упал в окоп, возможно, тяжело раненый.
И тогда Алексей пополз по старому окопу у подбитого «Тигра», чтобы вытащить друга с поля боя, если тот остался жив. Он хорошо понимал что находящиеся в танке фашисты не дадут приблизиться к окопу с бойцами–артиллеристами. Два спаренных пулемета танка не допустят до цели.
 На бруствере старого окопа, видно оставшегося с сорок первого,  низко склоняясь к земле, алели красные ягоды земляники.
Командир орудия Ромка  был ранен в плечо. Заряжающий был ранен тяжелее. Тот был ранен в грудь. Алая кровь, стекая по гимнастерке, быстро становилась  тёмно–бурой, вишнёвой.
И в забытьи он постоянно просил пить: «Пить! … Воды! … Пить!...»
Роман, собрав на бруствере горсть земляники, поднес ему ко рту. Тот жадно их проглотил, стараясь утолить жажду. После этого он как–то слегка дёрнулся и затих, не подавая признаков жизни.
Недавно назначенный командир орудия понимал, что выбраться из этой ловушки на этом поле живым не представляется возможным. Спаренные пулемёты танка не дадут ему даже подняться из окопа.
А его школьный товарищ  Алешка полз на выручку,  вжимаясь в землю и используя дымовой шлейф от горящей бутылки на танке, медленно подползал к подбитому «Тигру».
Он хорошо знал, что экипаж покинет своё бронированное укрытие только в том случае, если у танка загорится моторный отсек.
И приблизившись сзади со стороны моторного отсека к стоявшему на бугре и замершему «Тигру»  довольно близко, он зажег фитили, и метнул в него одну за другой две бутылки с зажигательной смесью.
Одна немного перелетела и ударилась о башню. Другая, же  удачно угодив в моторный отсек, ярко вспыхнула языками пламени проникая внутрь танка.
Через несколько минут люки танка откинулись, и из них, стреляя на ходу, стали выскакивать члены экипажа.
Лёшка дал очередь из автомата по убегавшим гитлеровцам, заметив при этом, что один немец как–то неестественно согнулся и упал на землю.
– Мы своих в беде не бросаем! – отчаянно и весело крикнул он, приблизившись к окопу, и надеясь, что свои его услышат.
Выждав немного, он перевалился в укрытие.
И сразу он увидел неподвижно лежавшего парнишку-заряжающего и своего школьного друга Ромку, лежавшего на спине.
Он в правой руке держал связку гранат, по-видимому,  чтобы взорвать себя и не сдаться  врагу.
Глаза молодого солдата были  устремлены в небо.
И ему, истекающему кровью,  чудилось, что вместе с жаворонками он всё выше и выше поднимается над полем боя, удаляясь от битвы.


***