Приписанная Пушкину Гавриилиада. Приложение 8. 1

Оглавление и полный текст книги «Приписанная Пушкину поэма «Гавриилиада» – в одноимённой папке.


Приписанная Пушкину поэма «Гавриилиада»
Приложение № 8.1. Записка Комовского С.Д. о Пушкине из книги Грота Я.К. «Пушкин, его лицейские товарищи и наставники»


     Грот Яков Карлович (1812-1893) – филолог, литературовед, пушкинист.

     Данная книга впервые издана в 1887 году, переиздана в 1899 году. В современном издании (2015 года), по сравнению с указанными, имеется ряд незначительных стилистических правок текста, наподобие того, как название самой книги в первом и втором издании – «Пушкин, его лицейские товарищи и наставники», а в современном – «Пушкин. Его лицейские товарищи и наставники».
     В целом все тексты следует признать идентичными.



     Заметки о Пушкине лицейских товарищей его

     Покойный Анненков, собираясь в 1851 году писать биографию Пушкина, набросал ряд вопросов относительно его жизни, особенно во время пребывания его в лицее. Эти вопросы сообщил он зятю Пушкина Николаю Ивановичу Павлищеву, который передал их лицейскому товарищу поэта Сергею Дмитриевичу Комовскому. В ответ на эти вопросы Комовский составил записку о пребывании Пушкина в лицее, но, не полагаясь на свою память, счёл нужным передать свои воспоминания, вместе с вопросами Анненкова, на суд товарищей и отправил те и другие к графу М.А. Корфу. Модест Андреевич, сделав на полях записки одно замечание, передал её Михаилу Лукьяновичу Яковлеву, который со своими заметками сообщил её Александру Алексеевичу Корнилову, а этот возвратил её Комовскому с таким отзывом: «С моей стороны я не сделал никаких замечаний: написанное тобою я нахожу верным». Почерпая эти сведения из подлинных документов, полученных мною от Фёдора Фёдоровича Матюшкина, перепечатываю и сохранившуюся между ними записку Комовского вместе с приписками названных лиц.

     Записка С.Д. Комовского
                1851

     А.С. Пушкин, при поступлении в лицей, особенно отличался необыкновенною своею памятью и отличным знанием французской словесности. Ему стоило прочесть раза два страницу какого-нибудь стихотворения, и он мог уже повторить оное наизусть без малейшей ошибки*. Будучи 12 лет отроду, Пушкин не только знал на память все лучшие творения французских поэтов, но далее сам писал довольно хорошие стихи на этом языке. Упражнения в словесности французской и российской были всегда любимейшие его занятия, в коих он наиболее успевал. Кроме того, он охотно занимался и науками историческими, но не любил политических и в особенности математику**; почему вместе с другом своим б. Дельвигом*** всегда находился в числе последних воспитанников второго разряда и при выпуске из лицея получил чин 10-го класса. Не только в часы отдыха от учения в рекреационной зале, на прогулках, но нередко в классах и даже в церкви**** ему приходили в голову разные поэтические вымыслы, и тогда лицо его то хмурилось необыкновенно, то прояснялось от улыбки, смотря по роду дум, его занимавших*****. Набрасывая же мысли свои на бумагу, он удалялся всегда в самый уединённый угол комнаты******, от нетерпения грыз обыкновенно перо и насупя брови, надувши губы, с огненным взором читал про себя написанное. Кроме любимых разговоров своих о литературе и авторах с теми товарищами, кои тоже писали стихи, как то б. Дельвигом, Илличевским, Яковлевым******* и Кюхельбекером (над неудачною страсть коего к поэзии он любил часто подшучивать), Пушкин был вообще не очень сообщителен с прочими своими товарищами и на вопросы их отвечал обыкновенно лаконически.
     Из профессоров и гувернёров лицея никто в особенности Пушкина не любил и не отличал от других воспитанников; но все боялись его сатир, эпиграмм и острых слов********, с удовольствием слушая их насчёт других. Так, например, профессор математики Карцов от души смеялся его поэтическим шуткам над лицейским доктором Пешелем, который в свою очередь охотно слушал его насмешки над Карцовым. Один только профессор российской и латинской словесности Кошанский, предвидя необыкновенный успех поэтического таланта Пушкина, старался всё достоинство оного приписывать отчасти себе  и для того употреблял все средства, чтобы как можно более познакомить его с теорией языка отечественного языка и с классическою словесностью древних*********, но к последней не успел возбудить в нём такой страсти, как в Дельвиге. Сам Пушкин, увлекаясь свободным полётом своего гения, не любил подчиняться классному порядку и никогда ничего не искал в своих начальниках.
     Вне Лицея он знаком был с некоторыми отчаянными********** гусарами, жившими в то время в Царском Селе (Каверин, Молоствов, Саломирский, Сабуров и др.). Вместе с ними, тайком от своего начальства, он любил приносит жертвы Бахусу и Венере, волочась за хорошенькими актрисами графа Толстого и за субретками приезжавших туда на лето семейств***********; причём проявлялись в нём вся пылкость и сладострастие африканской породы************. Но первую платоническую, истинно поэтическую любовь возбудила в Пушкине сестра одного из лицейских товарищей его (фрейлина Катерина Павловна Бакунина). Она часто навещала брата своего и всегда приезжала на лицейские балы. Прелестное лицо её, дивный стан и очаровательное обращение произвели всеобщий восторг во всей лицейской молодёжи. Пушкин с чувством пламенного юноши описал её прелести в стихотворении своём к Живописцу, которое очень удачно положено были на ноты лицейским же товарищем его Яковлевым и постоянно пето до самого выхода из заведения. Вообще воспоминания первых счастливых дней детства Пушкина были причиною, что Александр Сергеевич во всех своих стихотворениях, и до конца жизни, всегда с особым чувством отзывался о лицее, о Царском Селе и о товарищах своих по воспитанию. Это тем замечательнее, что учебные подвиги Пушкина, как выше сказано, не очень были блистательны; по страсти Пушкина к французскому языку (что, впрочем, было тогда в духе времени) называли его в насмешку Французом, а по физиономии и некоторым привычкам обезьяною*************.
     По выходе из лицея Пушкин, сохраняя постоянную дружбу к б. Дельвигу, коего хладнокровный и рассудительный характер ему нравился (несмотря на явное противоречие с его собственным), посещал преимущественно литературные общества Карамзина**************, Жуковского, Воейкова, графа Блудова, Тургенева и т.п. Впрочем, он более и более полюбил также и разгульную жизнь*************** служителей Марса, дев веселия и модных женщин, нынешних львиц, или, как очень удачно выразился, кажется, Загоскин, – вольноотпущенных жён (femmes ;mancip;es).

     * Слова бывшего гувернёра Сергея Гавриловича Чирикова. (С.К.)
     ** Математика – наука не политическая, а историю действительно любил. (М.Я.)
     *** Почему именно вместе с другом своим бароном Дельвигом? (М.Я.)
     **** Это замечание, по мнению моему, вовсе лишнее. (М.Я.) – Комовским же сделана подстрочная ссылка: Замечание того же гувернёра С.Г. Чирикова.
     ***** Лицо Пушкина, и ходя по комнате, и сидя на лавке, часто то хмурилось, то прояснялось от улыбки. (М.Я.)
     ****** Неправда. Писал он везде, где мог, а всего более в математическом классе. (М.Я.)
     ******* Имя Яковлева зачёркнуто им.
     ******** Не помню и не знаю, кто боялся сатир Пушкина; разве один Пешель, но и этот только трусил. Острот Пушкин не говорил. (М.Я.)
     ********* Так; но вместе с тем Кошанский – особенно в первое время – всячески старался отвратить и удержать Пушкина от писания стихов, частию, может быть, возбуждаемый к тому ревностью или завистью: ибо сам писал и печатал стихи, в которых боялся соперничества возникающего нового гения (М.К.) – Против того же места приписано рукою Яковлева: русским языком Пушкин занимался не потому, чтобы кто-нибудь из учителей побуждал его к тому, а по страсти, по влечению собственному. Пушкина талант начал развиваться в то время, когда Кошанский по болезни был устранён и три (?) года в лицее не был. Дельвиг вовсе не Кошанскому обязан привязанностью к классической словесности, а товарищу своему Кюхельбекеру. (М.Я.)
     ********** Это слово подчёркнуто в знак неодобрения Яковлевым.
     *********** Эта статья относится не до Пушкина только, а до всех молодых людей, имеющих пылкий характер. (М.Я.)
     ************ Пушкин был до того женолюбив, что, будучи ещё 15 или 16 лет, от одного прикосновения к руке танцующей, во время лицейских балов, взор его пылал, и он пыхтел, сопел, как ретивый конь среди молодого табуна. (С.К.) – Описывать так можно только арабского жеребца, а не Пушкина, потому только, что в нём текла кровь арабская. (М.Я.)
     ************* И даже смесью обезьяны с тигром. (С.К.) – Как кого звали в школе, в насмешку, должно оставаться в одном школьном воспоминании старых товарищей; для читающей же публики и странно, и непонятно будет читать в биографии Пушкина, что его звали обезьяной, смесью обезьяны с тигром. (М.Я.)
     ************** Посещая его ещё в Лицее, Пушкин написал, по совету его, куплеты, петые в Павловске при праздновании, сколько помнится, взятия Парижа, и за эти стихи удостоился получить от императрицы Марии Фёдоровны золотые с цепочкою часы при милостивом отзыве на имя воспитанника лицея, Пушкина. (С.К.)
     *************** Пушкин вёл жизнь более беззаботную, чем разгульную. Так ли кутит большая часть молодёжи? (М.Я.)

     Рядом с этою запискою сохранился на особом полулисте писанный также рукою Комовского очерк начала биографии Пушкина (его детства); но я не перепечатываю его, так как он весь вошёл в Материалы Анненкова. Как дополнение к предыдущей записке сообщаю ещё отрывок из письма, написанного Комовским к Ф.П. Корнилову в ответ на приглашение комитета приехать в Москву к открытию памятника Пушкину. Сожалея, что он по слабости здоровья* не может принять участие в этом народном торжестве, Сергей Дмитриевич вспоминает знаменитого товарища и между прочим говорит: Пушкин, привезя с собою из Москвы огромный запас любимой им тогда французской литературы, начал ребяческую охоту свою – писать одни французские стихи – переводить на чисто русскую, очищенную им самим почву. Затем, едва познакомившись с юною своею музою, он стал поощрять и других товарищей своих писать: русские басни (Яковлева), русские эпиграммы (Илличевского), терпеливо выслушивал тяжеловесные гекзаметры барона Дельвига и снисходительно улыбался клопштокским стихам неуклюжего нашего Кюхельбекера. Сам же поэт наш, удаляясь нередко в уединённые залы сада, грозно насупя брови и надув губы, с искусанным от досады пером во рту, как бы усиленно боролся иногда с прихотливою кокеткою музою, а между тем мы все видели и слышали потом, как всегда лёгкий стих его вылетал подобно «пуху из уст Эола».

     * С.Д. Комовский скончался вскоре после открытия памятника, именно 8 июля 1880 года.
(Грот Я.К. «Пушкин. Его лицейские товарищи и наставники». «Книжный Клуб Книговек», М., 2015 г., стр. 233-237)