Тарас Шевченко. N. N. Мне лет с тринадцать...

N. N.*


Мне лет с тринадцать этак было.
Я за окрайной пас ягнят.
И то ль так солнышко светило,
То ль чем-то так ещё меня,
Мне душу тёплым согревало?
Мне так светло, отрадно стало,
Как у Христа.......

Уж звали мужики обедать,
А я в бурьяне, в тишине
Молюся богу... И не ведать,
Чего-то маленькому мне
Тогда так радостно молилось,
Чего так было весело́.
Господне небо, и село,
Барашков стадо веселилось,
Такое чувство! Всё — цвело!
И солнце грело — не пекло!
      Да недолго солнце грело,
            Недолго ласкало...
      Запекло, побагровело,
            Зажгло и — не стало
      Рая. Как спросонья пялюсь:
            Село почернело,
      Божье небо голубое
            И то потемнело.
      Обернулся на ягнят я —
            Не мои ягнята!
      Обернулся я на хаты —
            Нету моей хаты!
      Не́ дал ничего Господь мне!..
            И слёзы потоком
      Хлынули, тяжёлы слёзы!..
            А неподалёку
      Девушка, возле дороги,
            Посконь** собирала.
      Услыхала, что я плачу,
            Пришла, приласкала,
      И утёрла мои слёзы,
            И поцеловала...
Как будто б солнце засияло,
Как будто б всё на свете стало
Опять моё... лес, поле, сад!..
И мы, шутя, смеясь, погнали
На водопой чужих ягнят.

Пустяк!.. А до сих пор, как вспомню,
Так сердце плачет и болит;
За что ж в раю том век дожить,
Короткий век, не дал Господь мне?
Там умер бы, пахая поле,
В счастливой темноте своей.
Не нёс всю б жизнь юродской доли.
Не проклял бога и людей!

           [Орская крепость, 1847]


* Автобиографический подтекст стихотворения давал основания предполагать, будто инициалы N. N. скрывают посвящение подруге детства Шевченки, крепостной девушке Оксане Коваленке.
** Посконь — мужская особь конопли с тонким стеблем, из которого вырабатывается волокно.




Мені тринадцятий минало.
Я пас ягнята за селом.
Чи то так сонечко сіяло,
Чи так мені чого було?
Мені так любо, любо стало,
Неначе в Бога......

Уже прокликали до паю,
А я собі у бур’яні
Молюся Богу... І не знаю,
Чого маленькому мені
Тойді так приязно молилось,
Чого так весело було.
Господнє небо, і село,
Ягня, здається, веселилось!
І сонце гріло, не пекло!
Та недовго сонце гріло,
Недовго молилось...
Запекло, почервоніло
І рай запалило.
Мов прокинувся, дивлюся:
Село почорніло,
Боже небо голубеє
І те помарніло.
Поглянув я на ягнята —
Не мої ягнята!
Обернувся я на хати —
Нема в мене хати!
Не дав мені Бог нічого!..
І хлинули сльози,
Тяжкі сльози!.. А дівчина
При самій дорозі
Недалеко коло мене
Плоскінь вибирала,
Та й почула, що я плачу.
Прийшла, привітала,
Утирала мої сльози
І поцілувала...
Неначе сонце засіяло,
Неначе все на світі стало
Моє... лани, гаї, сади!..
І ми, жартуючи, погнали
Чужі ягнята до води.

Бридня!.. А й досі, як згадаю,
То серце плаче та болить,
Чому Господь не дав дожить
Малого віку у тім раю.
Умер би, орючи на ниві,
Нічого б на світі не знав.
Не був би в світі юродивим.
Людей і [Бога] не прокляв!

           [Орська кріпость, 1847]