Белый человек

Белый почти человек из уже мокроватого снега
Еле стоит в натекающей луже прозрачной крови.
Сделал его под холодным и ясным небом.
Нос у него – лучшая из морковин,
Найденная в холодильнике. Ягоды клюквы – две.
И придаёт завершённости голове
Серый цилиндр прохудившегося ведра.
Утром был минус. К вечеру же – пора... 

*

Я вырос в городке на рубеже
Меж "вовсе", "вероятно" и "уже",
Где над рекой кричат речные чайки.
Жил на Подольной и на Мостовой,
Осенней жёлто-красною листвой
Во двориках шуршал. И я был счастлив.
Текли недели, месяцы, года,
Текла река неведомо куда,
Точили древо жизни древоточцы,
И город рос – троллейбусы, метро, –
А я не спал, точил ножом перо,
Потом ложился видеть сны о том, что
По мерному течению реки
Стремятся к морю наперегонки
Резные красно-жёлтые листки –
Кленовые тире и точки.

*

Часовые снежной крепости, бравые снеговики.
Им бы ледяных зверей пасти, белых птиц кормить с руки,
А они стоят, упрямые, как мишени для снежков,
И ветра колышут тряпочки в башни воткнутых флажков.

Их редуты неподвластные атакующим ветрам,
И картечь рябины красная на снегу горчит с утра,
Им дозорный долгий крест нести до отчаянной весны, –
Часовые снежной крепости, детства стойкие сыны.

*

Подъездная кошка охотится на голубей.
Весна всё веснее и небо ещё голубей,
Буяет сирень, намекает: ломайте меня!
В песочнице дети – возня, болтовня, беготня.

Соседская шпица, за нею пяток шпиценят,
Как рыжие шарики-тучки, смешно семенят...
Охапка сирени, считаю цветки, а затем
Пятилепестковый найду. И немедленно съем.

*

Снегопад под светом фонаря.
Танец шестикрылых мотыльков.
Кружатся, возносятся, парят
И земли касаются легко.

Совершенны, вычурны, чисты,
Как из-под эльфийского резца:
Орден высочайшей пустоты,
Символ неизбежного конца.

До утра бы длиться чудесам...
Ночью на второе января
Танец в предрассветных небесах,
Снегопад под светом фонаря.
       
*

Когда один спускаешься к реке,
Где искрами вечерняя роса,
Где тычут носом в небеса мальки, –
То я один на берегу реки,
Лишь рыбаки сидят невдалеке,
Сжимая крепко удочки в руках,
И отблески заката в плавниках
Тех рыб, что по движению руки
Пронизывают всплеском небеса.
И набегает лёгкая волна,
И я один, и где-то ты одна,
Меня река к тебе не унесёт.
Стою, гляжу на волны. Вот и всё.

*

То'лсты варежки, огромен снежный ком,
И украдена у дворника метла.
Коль родиться суждено снеговиком,
Будет карма и прозрачна, и светла,
Будут пуговки-глаза и нос смешной,
И раскидистыми пальцами ветвей
Он отыщет колокольчик ледяной
В из-под снега зеленеющей траве.

И товарищем он служит до поры
В играх шумной и румяной детворы.

И смеётся, и ликует детвора.
Но прогноз даёт +3 и дождь с утра...


эпилог I

Всё вернётся, пусть даже и текстом.
Будут тысячи серых страниц,
Литер месиво – тёмное тесто
В покрасневших проёмах глазниц,
Угловатые чёрные галки,
Многоточия чьих-то следов,
Восклицательных знаков огарки,
Ложноножки пятна от "бордо".

И угрюмая троица парок
Вьёт, прядёт, отправляет во тьму.

И десятки конвертов без марок,
Но с помарками в строчке "Кому"
Рассылает костлявая старость
По забытым давно адресам...

Осень. Время писать мемуары –
Если будет о чём написать.


эпилог II

Белые пальцы зимы никак не сомкнутся у нас на горле.
Чёрные ветки – насесты для нахохлившихся ворон.
Пробегая по старому городу, жадно вдыхаешь прогорклый
Взвешенный в воздухе запах, принесённый отнюдь-не-розой ветров.
Капельки снега, кристаллы дождя в ботинках, в карманах, на лицах.
Мелкую морось смахиваешь с заиндевевших век.
Серая слякоть как бы зимы, и никак не может родиться
Слепленный детворой из белых шаров человек.