Брак на крови. Проклятье рода Пушкиных

                БРАК НА КРОВИ. ПРОКЛЯТЬЕ РОДА ПУШКИНЫХ

     В том, что в семье Пушкиных-Гончаровых случился «брак на крови» поэта сестры Натальи Николаевны и Жоржа Дантеса есть некая закономерность. Она вытекает из своего рода брачного проклятья рода Пушкиных. Среди предков Александра Сергеевича есть несколько случаев гибели людей из-за неверного выбора супругов. Сразу назовем фамилии, с представителями которых Пушкиным  нельзя было  брачеваться ни под каким видом: Милославские, Соковнины, Ржевские. При ближайшем рассмотрении это - представители  оппозиционного старообрядчества, непримиримых противников императора Петра Первого.
       Самый яркий в русской истории пример брака на крови у Пушкиных – дальнего предка поэта по боковой линии стольника Федора Пушкина, женившегося на  дочери Алексея Соковнина. В итоге это стоило ему жизни при ужаснейших обстоятельствах. Его женой стала Пелагея Алексеевна Соковнина,  дочь окольничего Алексея Прокофьевича Соковнина и Татьяны Степановны Чириковой, сестра боярина Фёдора Соковнина и раскольниц Феодосии Морозовой и Евдокии Урусовой. Правда, к тому времени, когда Федора Пушкина обвинили в заговоре против Петра Первого, его супруга несколько лет как скончалась. Но он поддерживал близкие родственные отношения с тестем и обсуждал с ним убийство царя в 1697 году, накануне его визита в Европу в составе «Большого посольства».
       Зачинщиками сочли Цыклера и Соковнина, которых приговорили к четвертованию, остальным отрубили головы. Во время следствия выяснилось, что к бунту их подговаривал в свое время Иван Милославский, родственник  жены царя Алексея Федоровича. Перед казнью из могилы выкопали гроб Ивана Милославского, скончавшегося в 1685 году, запрягли в него свиней, доставили на место и открытым поставили под плахами, чтобы кровь казнённых стекала на останки. 
        Вот тут в роду А.С. Пушкина всплывает эта роковая царская фамилия Милославских, извечных врагов Романовых. Троюродная тетка царицы Марии  Степанида Алексеевна Милославсая была замужем за Ржевским, внуком предположительно казненного по приказу Ивана Грозного Ивана воина Константиновича за побег в Польшу. Степанида Алексеевна родила одного сына – Ивана Ивановича Ржевского (четырехъюродного брата царицы Марии) и была бабушкой трех его сыновей: Ивана, Тимофея и Алексея (прямого предка Александра Сергеевича). Тимофея убили бунтовщики в Астрахани в 1705 году, восстав против множества запретов и высоких налогов, установленных ставленником Петра Первого. За участие в восстании и за это убийство в Москве в разное время было казнено и умерло от пыток 365 астраханцев.
     Но совершенно противоположная история произошла с Алексеем, назначенным  царем Федором Алексеевичем незадолго до его кончины в комиссию по отмене местничества ( система распределения должностей в зависимости от знатности рода, существовавшая в Русском государстве) вместе с боярином Шекловитым. Он вступил с ним в заговор  против Петра за  вступление на престол царевны Софьи. Когда заговор в 1689 году раскрыли и начался розыск, всплыло имя Ржевского. По указу царя всё его имение и «рухлядь у него были конфискованы. А Ржевский с сыном Матвеем отправлены в Новобогородицкую крепость. Здесь вспыхнула эпидемия чумы в 1690 году. Во время «мора» воевода умер от чумы. Гроб с телом облили смолой и повезли по Муравскому шляху на родину. С горем пополам добрались до Белгорода. Дальше белгородский воевода Б.П. Шереметев приказал повернуть назад, отвезти гроб за речку Коломак и похоронить в безлюдном месте в глубокой яме. Ну как тут не вспомнить поездку А.С. Пушкина на Кавказ в 1829 году, где он встретил повозку с гробом, в котором горцы везли «Грибоеда», главу российской дипмиссии А.С. Грибоедова, убитого в Тегеране. Не было ли это знаком судьбы?
       У Алексея Ржевского осталось семеро детей. Среди них – младший сын Юрий (умер в 1729 году – ровно за сто лет до поездки своего правнука на Кавказ после неудачного сватовства к Наталье Гончаровой). У него была младшая дочь Сарра, которая  стала прабабушкой поэта, выйдя замуж за Алексея Федоровича Пушкина. Ее дочь Мария Алексеевна Пушкина вышла замуж за Осипа Ганнибала, сына «арапа Петра Великого» и родила будущую мать поэта Надежду Ганнибал-Пушкину.
        Трагическая судьба Алексея Ржевского, в чьей крови, видимо, закрепился бунтовской характер Милославских, черным крылом накрыла семью его младшего сына Юрия, который верой и правдой служил престолу и был назначен вице-губернатором в Нижнем Новгороде, потерял все из-за обвинения в воровстве государственных средств. И с тех пор семья не поднялась, а лишь испытывала трудности. В этом контексте  стало ужасным замужество Марии Алексеевны Пушкиной (Ржевской), бабушки поэта. Непорядочный и аморальный Осип Ганнибал, влюбившись в другую женщину, объявил жену умершей и незаконно женился второй раз, оставив супругу без средств к существованию и вдобавок похитил у нее  дочь (будущую мать Пушкина) и отдал ее своему  приятелю-офицеру. Только вмешательство императрицы Екатерины второй и брата Осипа Ивана спасло несчастную женщину и ее ребенка.
       Брат Алексея Ржевского женился на Дарье Соковниной, родственнице бунтовщика Алексея Соковнина. Интересно, что одной из причин его участия в заговоре против Петра Первого было недовольство участием  сыновой Федора и Василия в его буйных развлечениях. И в эти же развлечения была втянута жена Ивана Ржевского Дарья Соковнина (двоюродная пра- прабабка А.С. Пушкина). Она - была избрана «князь-игуменьей» на грандиозных пиршествах, сопровождающихся попойками – «Всепьянейших соборах». Затем её приставили к жене царевича Алексея – немке. Послужив недолго, Дарья взмолилась, обратилась с письмом к Петру: «Рада вам служить от сердца моего. Как умею. Только от великих кумплиментов и от приседаний хвоста и от немецких яств глаза смутились».
     Ее дочь – Евдокия (пракузина поэта), характером пошла, вероятно, в мать. Бойкая на язык, весёлая. Пётр шутливо называл её «Авдотья – бой баба». И не обходил благосклонным вниманием. Евдокию Ивановну (1693-1747) выдали замуж за 38-летнего генерала, позднее графа Григория Петровича Чернышёва (1672-1745). У четы Чернышёвых родилось  четыре сына и четыре дочери. Брак графа можно было бы назвать браком на крови – родственника Дарьи Соковниной бунтовщика Алексея Соковнина, казненного по приказу Петра. Ее и сыновей казненного  он захотел увидеть шутами в своем безбожном сатанинском спектакле – «Всепьянейшем соборе». Но этот брак, помеченный «брачным проклятьем», пошел только на пользу Чернышову и его потомкам – «пракузенам» и «пракузинам» поэта.
       Двоюродная прабабка А.С. Пушкина  Авдотья Ивановна Чернышева, дочь Дарьи Гавриловны Ржевской по прозвищу «Авдотья бой-баба», которое ей дал Петр Первый, в 1715 году принимала участие в шутовской церемонии венчания своей матери с «князь-папой» Н. М. Зотовым, бывшим учителем Петра Великого. Авдотья была в польском костюме, а её муж в «асессорском» платье, «с соловьями». Она – двоюродная сестра поручика Юрия Алексеевича Ржевского, прадеда А.С. Пушкина.
         У Авдотьи Ивановны была еще одна «завидная» роль - любовницы Петра Первого. И, как и «театральная», оставила на ней лишь клеймо позора, которое поставил на фаворитке сам царь. По словам Вильбоа (русский вице-адмирал французского происхождения на службе у Петра Первого), «беспорядочным поведением своим имела вредное влияние на здоровье Петра». Ходили о ней очень грязные слухи, которые, видимо, распускал сам государь. «Пятнадцатилетней девочкой она была брошена на ложе царя, а в шестнадцать лет Петр выдал её замуж за искавшего повышения по службе офицера Чернышёва и не порывал связи с ней. У Евдокии родилось от царя четыре дочери и три сына; по крайней мере, его называли отцом этих детей. Но, принимая во внимание чересчур легкомысленный нрав Евдокии, отцовские права Петра были более чем сомнительны. Это очень уменьшало её шансы, как фаворитки. Если верить скандальной хронике, ей удалось добиться только знаменитого приказания: «Пойди и выпори Авдотью». Такое приказание было дано её мужу её любовником, заболевшим и считавшим Евдокию виновницей своей болезни».
         Мужа, однако, мало тревожили эти слухи. Он восторженно относился к своей выгодной женитьбе, о чем сам написал в воспоминаниях: «По взятии Выборха и по прибытии оттуда в Питербурх, в 1710 году, я женился (38-ми лет), взял Иванову дочь Ивановича Ржевского, девицу Авдотью; венчали в крепости, в деревянной церкви, во имя святых апостолов Петра и Павла; от церкви ехали в государеве буере, кой называется «Фаворит», а прочие присутствующее при том особы в других буерах, вниз Невою, на Васильевской остров, в дом его светлости генерала-фельдмаршала князя Александра Даниловича Меншикова. И во оном доме был стол; а после стола, из дому его светлости, девицы государыни царевны Екатерина Иоанновна, Анна Иоанновна, отцами: светлейший князь Александр Данилович Меншиков, генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин, другою матерью светлейшая княгиня, Дарья Михайловна Меншикова, Фоншнейдор Павел Иванович Ягушинской, Шафиров; из морских и сухопутных офицеров 12 человек; братья были: канцлер граф Гаврила Иванович Головкин, от гвардии маэор князь Василий Володимирович Долгоруков; сестры: Домна Андреевна Головкина, Сара Ивановна Брюсова…»
           Этот денщик царя ( в будущем граф, генерал-аншеф, сенатор, Московский генерал-губернатор), не имевший собственного состояния, получил за женой приданое от Петра Первого 4 тысячи душ крестьян, что весьма обогатило жениха.
          Петр, мучившийся болезнями мочеполовой системы из-за любвиобильного поведения прямо обвинял любовницу в том, что она заразила его сифилисом. Но сама Авдотья после смерти Петра рожала детей и прожила ещё двадцать лет, что ставит под сомнение наличие у неё такого страшного диагноза.
        Следующий брак в роду поэта был на крови. Казалось бы, какое далекое от всего этого событие – сватовство  сержанта лейб-гвардии Преображенского полка Александра Петровича Пушкина (прадеда поэта по линии отца) к дочери своего начальника Ивана Михайловича Головина, русского военного деятеля, сподвижника и любимца Петра I, главного кораблестроителя, позже – адмирала. Оказывается, оно имеет прямое отношение к следствию по делу цесаревича Алексея.
          Дед Александра Петровича, Петр Петрович Пушкин, 16  января 1648 года на свадьбе царя Алексея с Марией Ильиничной Милославской  находился среди поезжан («в поезду»). А вот его внук, Александр Петрович Пушкин, предок поэта Александра Сергеевича Пушкина в четвертом колене (прадед) по линии отца, российский военный, сержант лейб-гвардии Преображенского полка, принадлежал к окружению Петра I, был зятем царского любимца кораблестроителя Ивана Михайловича Головина, владел имениями во многих уездах Центральной России (в частности, получил в наследство «то самое» село Болдино под Арзамасом). Был  каптенармусом (унтер-офицером, который ведал хранением и выдачей военного имущества) — с 1722 года (это важно, как увидим ниже).
         30 ноября 1719 года Пушкин был помолвлен с Евдокией Ивановной Головиной, на которой 31 января 1721 года женился и которая родила ему детей, в том числе, будущего деда А.С. Пушкина, Льва Александровича. В1708 году ему была пожалована деревня Ракова в Сурожском стане Московского уезда. В целом Пушкин был довольно обеспеченным человеком: ему принадлежали 1330 четвертей (то есть более 600 гектаров) земли в ряде уездов: Московском, Коломенском, Рязанском, Зарайском, Дмитровском, Шацком и других.
       Почти вся жизнь Пушкина прошла во время царствования Петра I. Пётр Первый присутствовал на  его свадьбе (это тоже очень важно). Считается, что это был выгодный брак, и, заключить его Пушкину удалось, благодаря свойству, которое уже связывало две семьи: на девицах Пушкиных были женаты двоюродный брат и двоюродный племянник Головина. Несмотря на невысокий чин, Александр Петрович принадлежал к петровскому окружению, скорее всего, из-за близости с Головиным. Он явно был предан царю и искренне его любил, так что смерть Петра стала для Пушкина большим личным горем. «Уведомился о всенародном нашем несчастии, что не стало в животе его императорского величества, об чем много зело плакал», — вспоминал Александр Петрович о событиях февраля 1725 года.
       А 17 декабря 1725 года Пушкин в своем селе Ислеево (сегодня – село Истлеево Сосовского района Рязанской области, в нем осталось несколько десятков жителей, и оно действительно «истлевает» среди русской равнины) зверски убил свою жену.
         Через несколько дней после трагедии в Ислеево приехал Фёдор Петрович Пушкин. Вместе с братом и с телом Евдокии Ивановны он отправился в Москву, и там 1 января 1726 года Александр Петрович явился в губернскую канцелярию с повинной: «в яузских воротых кричал караул и сказал за собою дело» — заявил, что он «изрубил жену свою до смерти». Его тут же отправили в Преображенский приказ. Началось следствие: у Пушкина взяли показания, причём, теперь он рассказал, будто Евдокию Ивановну убили дворовые. Слуги и братья Александра Петровича сообщили следствию, что до трагедии супруги никогда не ссорились, сам Пушкин вскоре написал свою исповедь, в которой во всём признался. Между тем его физическое состояние оставляло желать лучшего. Главе Преображенского приказа Ивану Ромодановскому пришлось отпустить убийцу на поруки из опасения, что он умрёт «безвременно» и расследование придётся прекратить. 21 января Фёдор и Илья Пушкины забрали брата к себе, обязавшись не увозить его из Москвы.
          12 февраля 1726 года датирован последний документ, под которым стоит подпись Александра Петровича. Это завещательное письмо, в котором он просит прощения у тёщи и всей прочей родни, отпускает на волю дворовых, просит похоронить его рядом с родителями в Варсонофьевском монастыре и приказывает на будущее сыну, получавшему все родовые владения, дать сестре в приданое пять тысяч рублей. По-видимому, вскоре после этого Пушкин скончался от какой-то болезни. Причины смерти остаются неизвестными, так как не сохранились какие-либо медицинские документы. В прошении, поданном императору Петру II от имени детей Александра Петровича 25 февраля 1728 года, говорится, что он «умер в заточении».

                А теперь – самое главное. Убитая жена Евдокия Ивановна Головина была родной племянницей Степана Глебова, дочерью его сестры Марии Богдановны Глебовой. Степан Глебов – историческая личность, любовник первой жены Петра Первого, Евдокии Лопухиной, сосланной им в монастырь ради женитьбы на Марте Скавронской. Сразу оговоримся: убитая Евдокия Ивановна Головина (Глебова, Пушкина) приходится родной прабабушкой Александру Сергеевичу Пушкину, а Степану Глебову он – правнучатый племянник.
          Степан Глебов был казнен в 1718 году, за семь лет до гибели своей племянницы от руки ее мужа Пушкина в год смерти императора Петра Первого. А в 1719-м произошла помолвка Евдокии Ивановны с Александром Петровичем. Но свадьба состоялась лишь через два года, на ней присутствовал сам император, а с 1722 года Пушкин стал каптенармусом – хранил и выдавал военное имущество, за которое остался должен казне после смерти 800 рублей (более миллиона «на наши»). Можно предположить, что и должность «хлебную» он получил, благодаря близости к царю, и брал там, не стесняясь, из-за той же близости, и простила Екатерина, жена Петра, ему долг по той же причине, которая, возможно, стала мотивом тяжкого преступления Александра Петровича.
        Прежде чем говорить о возможных мотивах преступления Александра Петровича Пушкина, давайте  еще раз  рассмотрим преступление Степана Глебова перед русским престолом.
       Вот одно из описаний его биографии: « Степан Богда;нович Глебов (ок. 1672—16 марта 1718-го, в возрасте 46 лет) — старший сын стольника и воеводы Богдана Даниловича Глебова. Любовник первой жены царя Петрa I Евдокии Лопухиной. В 1718 г. по обвинению в заговоре против Петра после жестоких пыток был приговорён к смертной казни. 15 марта 1718 г. на Красной площади был посажен на кол и умер спустя четырнадцать часов.
          В 1686—1692 годах Степан Богданович Глебов был стольником царицы Прасковьи Фёдоровны Салтыковой-Милославской, жены царя Ивана Пятого, брата Петра Первого. В 1693 году носил чин подпоручика лейб-гвардии Преображенского полка. В феврале 1696 года Степан Глебов, будучи в чине стольника «цариц», должен был принять участие в Азовском походе, но по челобитью своего отца Богдана Даниловича Глебова, отъезжавшего на воеводство в Енисейск, вместе со своим младшим братом Фёдором был отпущен царём вместе с отцом в Сибирь.
             В 1709—1710 годах сосланная в монастырь Евдокия Фёдоровна Лопухина вступила в связь с майором Степаном Глебовым, приехавшим в Суздаль для проведения рекрутского набора, которого ввёл к ней её же духовник Федор Пустынный.  В 1714 году Степан Богданович Глебов числился подполковником в отставке.
        Связь открылась из  Кикинского розыска по делу царевича Алексея, во время суда над которым Пётр узнал про жизнь Евдокии и отношения с противниками реформ. В Суздаль для розыска был прислан капитан-поручик Скорняков-Писарев, который арестовал царицу вместе со сторонниками.
      3 февраля 1718 года Петр даёт ему повеление: «Указ бомбардирской роты капитан-поручику Писареву. Ехать тебе в Суздаль и там в кельях бывшей жены моей и ея фаворитов осмотреть письма, и ежели найдутся подозрительныя, по тем письмам, у кого их вынул, взять за арест и привести с собою купно с письмами, оставя караул у ворот»[1].
         На допросе Глебов показал «И сошёлся я с нею в любовь через старицу Каптелину и жил с нею блудно». Старицы Мартемьяна и Каптелина показали, что своего любовника «инокиня Елена пускала к себе днём и ночью, и Степан Глебов с нею обнимался и целовался, а нас или отсылали телогреи кроить к себе в кельи, или выхаживали вон». У Глебова также были найдены 9 писем царицы к нему.
          20 февраля 1718 года в Преображенском застенке состоялась очная ставка Глебова и Лопухиной, которые не запирались в своей связи. Глебову ставили в вину письма «цифирью», в которых он изливал «безчестныя укоризны, касающияся знамой высокой персоны Его царского величества, и к возмущению против Его величества народа». Австрийский дипломат Плейер писал на родину: «майор Степан Глебов, пытанный в Москве страшно кнутом, раскалённым железом, горящими угольями, трое суток привязанный к столбу на доске с деревянными гвоздями, ни в чем не сознался». Глебов по преданию, записанному в апреле 1731 г. леди Рондо, «плюнув ему ( Петру Первому ) в лицо, сказал, что не стал бы говорить с ним, если б не считал долгом своим оправдать свою повелительницу ( царицу Евдокию )».
         15 марта 1718 года в двадцатиградусный мороз измученного пытками Глебова привезли на Красную площадь, заполненную толпами народа (очевидец событий, ганноверский резидент Ф. Х. Вебер, называет 200—300 тысяч человек). Пётр I приехал в отапливаемой карете и остановился неподалёку от места казни (однако по другой информации, это не более чем легенда, так как за день до казней Пётр уехал в Санкт-Петербург). Рядом стояла телега, на которой сидела опальная Евдокия. Её охраняли два солдата, в обязанности которых входило ещё и следующее: они должны были держать бывшую государыню за голову и не давать ей закрывать глаза. Посреди помоста торчал кол, на который и усадили раздетого донага Глебова. Пётр приказал надеть на казнимого тулуп и шапку, чтобы тот раньше времени не умер от холода. Глебов прежде, чем умереть, мучился 14 часов. Его смерть последовала в половине восьмого утра 16 марта 1718 года. Голова  была отрублена, а тело  снято с кола и брошено среди тел других казнённых по этому делу. В тот же день, 15 марта, на Красной площади были казнены проходившие по тому же делу ростовский епископ Досифей (в миру Демид Глебов), казначей Покровского монастыря и духовник бывшей царицы Фёдор Пустынный, певчий царевны Марии Алексеевны Фёдор Журавский; еще ряд лиц был подвергнут телесным наказаниям. И вот этот человек – близкий родственник нашего великого поэта!
        Через три с лишним года — 15 августа 1721 года ( через  семь месяцев после свадьбы А.П. Пушкина и племянницы  Глебова) — Петр  вернулся к этому преступлению и вдобавок повелел Святейшему Синоду предать покойного Степана Глебова вечной анафеме. Во исполнение этого повеления преосвященный Варлаам, епископ Суздальский и Юрьевский, издал 22 ноября 1721 года  архиерейский указ, в котором привёл форму провозглашаемой анафемы. В ней майор Глебов был назван «злолютым закона Божия преступником», «царского величества противником», «лютейшим благочестия преступником и презирателем».
         ( Интересно, что другая племянница Степана Глебова, Ольга, стала прабабушкой Льва Николаевича Толстого, так что они с Александром Сергеевичем не такая уж дальняя родня – поэт Толстому – четвероюродный дядя.



          Уж не тогда ли молодожен Александр Петрович подвинулся умом, когда с амвонов всех церквей стали проклинать дядю его жены по приказу любимого императора? Но, возможно, и не было это неожиданностью для новобрачного? Давайте взглянем на его покаянное письмо об убийстве жены. Он там пишет, что Евдокия Ивановна досталась ему «не девственна», но он её простил и жил с ней во взаимной любви, пока она к нему не охладела. Зачем же писать такие марающие честь семьи и Глебовых, Пушкиных подробности о собственной жене?
         Известно, что между помолвкой и свадьбой он часто бывал в доме будущего тестя и говорил с невестой. Пушкин пишет: «По многим разговорам говорила мне покойная жена моя, что не будеши меня ты любити и станешь бити, и я в том, во уверение ей, написал ей своеручное письмо, и со клятвою в сохранение ея чести и в любви моей к ней и отдал ей, и дал в том верную поруку». Как видим, клятву свою Пушкин не сдержал. Но вопрос: почему его будущая жена была уверена, что он не будет любить ее и станет бить? Это – из-за потерянной до свадьбы девственности?
         Женившись, Пушкин подолгу не видел семью ссылаясь на службу.  К тому же после свадьбы он тяжело болел: в 1723 году около шести месяцев лежал в горячке, в 1725 году страдал «сердечной болезнью» и «кровавой рвотой». Как раз после горячки ему и начало казаться, что жена его разлюбила, но об этом он никому не рассказывал.
          В своей исповеди Александр Петрович писал, что в 1725 году (после смерти  императора) ему стало «зело тошно». Он начал бояться своих людей; появились предчувствие гибели и навязчивые представления о том, что Евдокия Ивановна «впала в блуд» с домашней прислугой и теперь сговаривается с дворовыми, чтобы убить мужа. Пушкин даже приказал надеть на нескольких слуг кандалы и посадить их в домашнюю тюрьму, чтобы потом отдать в розыск, но вскоре передумал. Потом он собрал своих людей и попросил у них прощения, сказав, что его «бес попутал». 10 декабря Пушкин решил уехать, «куды Бог путь покажет», попрощался с женой и детьми, но потом передумал снова. Навестив соседнего помещика А. С. Богданова, он попросил его съездить в Шацк и попросить отряд драгун для защиты от крепостных, но тот его отговорил: драгун наверняка не дали бы и только посмеялись бы над помещичьими страхами. В эти декабрьские дни Александр Петрович постоянно плакал, молился, прощался с детьми, простаивал службы в церкви. Его самочувствие становилось всё хуже, и Евдокия Ивановна, уверенная, что на мужа наложили порчу, прибегла к помощи знахарей и «колдунов», но это пробудило у Александра Петровича новые подозрения. 14 декабря Пушкина написала своему деверю Фёдору, что её супруг «в жестокой болезни, от которой не чаем животу ево спасение».
         17 декабря 1725 года, когда супруги легли спать после обеда, Александру Петровичу показалось, что у постели стоит Ананий — «колдун», которого приводили в дом за несколько дней до того. Он пишет: «Зело стало мне тошно без меры, — пожесточалось сердце моё, закипело и как бы огонь, и бросился я на жену свою… и бил кулаками и подушками душил… и ухватил я кортик со стены, стал ея рубить тем кортиком». Слуги услышали крики, выбили дверь, отобрали у Пушкина оружие. Он сразу успокоился, а Евдокия Ивановна, которую перенесли в другую комнату, успела исповедаться и тут же скончалась. По словам священника, она просила передать отцу, чтобы тот «не проливал де за то мужа её и людей их крови».
            Войдя в семью государственного преступника Степана Глебова, которую  Петр Первый   мучил до самой своей смерти, живший до тех пор весьма благополучно, стал мучиться и Александр Петрович Пушкин. Причем, причиной, «взятой» от государя – ревностью. Почему это произошло (а об этом предупреждала его перед свадьбой  Евдокия Ивановна Глебова), что с ним на самом деле происходило и почему неизвестна причина его смерти вскоре после убийства?
           Вспомним историю Авдотьи Ивановны Чернышевой (Ржевской, Соковниной), которая в совсем юном возрасте стала любовницей Петра Первого: «Пятнадцатилетней девочкой она была брошена на ложе царя, а в шестнадцать лет Петр выдал её замуж за искавшего повышения по службе офицера Чернышёва и не порывал связи с ней. У Евдокии родилось от царя четыре дочери и три сына; по крайней мере, его называли отцом этих детей. Но, принимая во внимание чересчур легкомысленный нрав Евдокии, отцовские права Петра были более чем сомнительны. Это очень уменьшало её шансы, как фаворитки. Если верить скандальной хронике, ей удалось добиться только знаменитого приказания: «Пойди и выпори Авдотью». Такое приказание было дано её мужу её любовником, заболевшим и считавшим Евдокию виновницей своей болезни».
       Не родство ли с государственными преступниками было причиной особого  отношения к  ним Петра? Который, в силу еще своего  психического состояния садо-мазохиста, одновременно и приближал их к своей особе и опускал их в позорную жизнь  на «всешутейном соборе», а Авдотью - и в качестве своей любовницы, громко опозоренной им же. Петр выдал замуж свою юную фаворитку за  несостоятельного Чернышева, облагодетельствовал молодых, а потом  страшно опозорил на века!
         Не того же вдруг испугался Александр Петрович Пушкин, женившийся на   племяннице только что казненного Степана Глебова, любовника первой жены Петра Первого? Тем более, что, как он сам писал в своей «исповеди»,  жена досталась ему «не девственна». Да уж не царь ли был там первым?.. Такая варварская месть Глебову вполне в  духе садо-мазохиста. И все окружающие это отлично понимали. Вот что могло свести с ума Александра Петровича. Характер которого, видимо, отличался от характера Чернышева, который, принимая порочные милости от Петра, лишь восхищался  блеском  предложенных ему богатств и высоким положением при дворе, которое перешло его сыновьям, добившимся особенного успеха при Екатерине Второй.
       И это состояние напоминает нам состояние А.С. Пушкина, которое описывают его друзья в конце 1836 года. Притязания  Николая Первого и Жорда Дантеса на честь его жены,  неправильное поведение Екатерины Гончаровой, сестры его супруги, грозившее семье  позорным скандалом,- все это было нелегко выдерживать поэту, добившемуся большой славы и уважения народа и рисковавшего потерять эту  высокую репутацию. Есть от чего сойти с ума.
          Но вот что интересно. Жена Петра, императрица Екатерина Первая, почему-то простила страшному убийце жены Александру Петровичу Пушкину его большой долг  в 800 рублей казне  и не отняла имущество у детей в счет погашения похищенного ( а ведь речь шла о долге перед армией!). Почему она проявила такое милосердие? Может, потому, что сама только что пережила страшную казнь поэта и придворного стилиста  Монса, влюбленного в нее и за то казненного Петром, который заставлял ее смотреть на отрубленную голову красавца, заспиртованную в банке? Так же, как  царь заставлял смотреть свою первую жену Евдокию Лопухину на посаженного на кол  любовника Степана Глебова?
          Или ей были известны какие-то особенно тайные планы мужа в отношении семей Головина и Глебова? Возможно, у Петра имелась какая-то своя «программа», этакие «брачные святцы», по которым он  соединял семьи казненных оппозиционеров. Возможно, эти браки были из разряда особых наказаний провинившимся. Если это и было так, то в семье слабонервного Александра Петровича Пушкина оно имело последствием смерть прабабки Александра Сергеевича Пушкина, которая, как и его двоюродная прабабка Авдотья Чернышева ( Ржевская, Соковнина), была приближенной Петра Первого со всеми трагическими вытекающими последствиями. Эти последствия – позор и смерть
         Большой двор Елизаветы Петровны, видя прохладное отношение великого князя к своей супруге, принял молодую цесаревну довольно сдержанно. Этому способствовало и подозрительное отношение к ней со стороны императрицы Елизаветы Петровны, которая, чтобы приглядывать за великой княгиней, приставила к ней гофмейстерину Чоглокову и её мужа. Елизавета Петровна понимала, что сердце шестнадцатилетней великой княгини, не получив ни нежности, ни внимания от мужа, жаждет любви на стороне. В то время Екатерина и сблизилась с графом Захаром Григорьевичем Чернышёвым (1722–1784), который приглянулся ей еще в 1745 году, когда ей было 16 лет, и, по-видимому, стал её первым любовником. Захар Чернышёв был на семь лет старше Екатерины,  ему было 23 года. Он – двоюродный племянник Юрия Алексеевича Ржевского и троюродный дед Александра Сергеевича Пушкина.
        Екатерина Вторая продолжила традиции Петра Первого – брак Петра Третьего был также на крови – на его собственной.