Мой Девять-один-один

Мой девять-один-один.
Ты сидишь напротив него, наблюдаешь, как он улыбается, как у уголков глаз собираются тонкие морщинки. Вот он откидывается на спинку стула, распрямляет плечи – и ты вдруг осознаешь, какой же он крепкий. Про себя шепчешь: "Совсем не похожи..."
Через пару секунд его образ начинает расплываться, и в мыслях я заменяю его глаза на твои, его губы – на твои… Я смотрю на него, но вижу тебя. Меня мутит от этой мысли, от того, что я вообще додумалась искать тебя в нем. Он замечает, что я ушла в себя, и спрашивает:
— Ты со мной?
— Да, прости, задумалась.
— Ищешь сходства?
На секунду мне кажется, что я ослышалась, но, увидев его серьезный взгляд, понимаю – нет, он действительно это сказал. И вот эта странная, невидимая связь между двумя чужими людьми вдруг начинает проявляться.
— Да, представь, даже на мгновение показалось, что это он.
Я осознаю, как ему, вероятно, неприятно это слышать, и готовлюсь к тому, что он сейчас попросит счет, и мы разойдемся.
— Это нормально в твоем состоянии. Меня радует, что ты не пытаешься нарочито забыть его, забить свою жизнь спортом, танцами или, не дай бог, "дыханием маткой".
Я улыбаюсь. Впервые за вечер искренне. Нет, не от слов про «дыхание маткой», а от того, что он говорит так, как думаю я.
Неужели… Неужели есть кто-то, кто так же размеренно и осознанно принимает жизнь, себя, обстоятельства — а не бежит от них?
— Ты не принимаешь антидепрессанты? – вдруг спрашивает он. – Ты ведь понимаешь, что у тебя депрессия?
— Да, но у меня дилемма: просекко и периодическое «расслабление» или возвращение к адекватности.
— А разве просекко тебя расслабляет?
— Нет.
И я снова улыбаюсь, потому что буквально на днях обсуждала с подругой, что алкоголь уже давно не приносит удовольствия.
Он снова наклоняется к столу, складывает ладони перед собой и подзывает официанта.
Мужские руки… Не знаю, как у других женщин, но у меня к ним особые требования. Какими для меня должны быть руки настоящего мужчины? Аккуратные пальцы и просто крепкие, крепкие ладони.
Он ловит мой взгляд на его руках и улыбается.
— Очень по-азербайджански будет, если я скажу, что ты красивая?
— Дальше некуда.
Мы смеемся вслух.
— Ты расскажешь мне свою историю?
— Да.
И это был первый раз, когда я говорила о тебе без обиды. Мое лицо менялось – от улыбки до попытки сдержать слезы. Я видела, как на его лице отражаются мои эмоции, и понимала: он чувствует каждое слово.
— Спасибо, — говорит он. — Я знал, что ты глубокая, но ты все равно удивила меня силой своей любви.
Он не стал утешать меня красивыми фразами, не пытался примерить твою роль на себя, не рассуждал, кто прав, кто виноват. Он просто выслушал. И дал себе пищу для размышлений — а стоит ли ему идти в это болото?
— У тебя нет ощущения, что мы тут не вдвоем? — спрашиваю я.
— Нет, представь, что нет. Более того, мне даже хорошо от того, как искренне мы говорим. И даже то, что ты постоянно смотришь на мои ладони, уже не смущает.
Мы снова смеемся.
Приносят сашими. Мы переключаемся на еду.
Периодически мне пишет подруга — спрашивает, как я, нормальный ли он. Очень гордится тем, что я выбралась из дома.
Я читаю сообщения с экрана, улыбаюсь, потому что она просит описать его.
Он, конечно же, это замечает.
— У тебя есть близкая подруга? Или, может, друг?
— Да, Фарида. Вот как раз ей сейчас любопытнее всего.
— Я так и понял.
Мы снова рассмеялись.
— Какая Фарида? А точнее, почему именно она?
Я на мгновение задумываюсь.
Возможно, потому что она — один из немногих людей в моем окружении, кто во многом похож на меня, и в то же время мы такие разные.
Она невероятно добрая и отзывчивая. Веселая до невозможности. Конечно, еще та хаясызка, но именно это придает ей особенный шарм. Иногда мне кажется, что, если запустить ее в самое серое и скучное место, она одним лишь своим появлением озарит его.
Точно так же, как она озаряет мою жизнь.
Наверное, она — моя душа.
Вот такой я ее вижу.
— Мне нравится, как ты описываешь людей. Я сразу смог ее представить… И, скорее всего, она маленького роста.
Я подняла брови.
— Ты серьезно? Как ты это понял?
— Я бы даже сказал, не выше чем 1.55. Я прав?
— Даа!
И мы оба ржем.
В этот момент во мне просыпается любопытство.
Мне вдруг захотелось узнать о нем больше. О том, как он прожил свои 42 года. Почему они разошлись с женой? Как часто он видит свою дочь? Что для него семья? Как он пережил развод? Был ли у него кто-то после, кто запал ему в душу? И почему же он до сих пор один?
Но черт меня дернул спросить:
— Секс важен в отношениях?
Он не задумывается ни на секунду.
— Для меня — да. Я бы даже сказал, что это 50% всех отношений. Но не меньше для меня значит комфорт в быту, особенно в поездках. Я ведь часто в разъездах из-за работы, и если с человеком не совпадаешь в таких вещах, то все остальное неважно. Но, как говорил Кундера: «Любовь не проявляется в желании заниматься с кем-то сексом (это желание относится ко множеству женщин), а в желании спать рядом».
— А хочется, чтобы все стало ясно уже на начальном этапе?
— Конечно. Но так не работает – говорит он.
— Тогда у нас по плану сегодня секс, а утром мы вылетаем…?
— Во Францию.
— Ну, значит, во Францию. А по возвращении сразу начинаем ремонт дома.
— Это еще зачем?
— Как говорится, совместный ремонт проверяет пары на прочность.
— Ах да… А после ремонта сразу рожаем.
— Рожаем?
— Ну да, чтобы у наших отношений совсем не осталось никакого шанса.
И мы смеемся громко, в голос, так, что несколько человек за соседними столиками оборачиваются.
— Нара, ты мне нравишься.
Он впервые за вечер называет меня по имени.
И, черт возьми, Карнеги был прав. Когда-то давно, еще в 2000-м, я начала знакомство с психологией именно с него, и до сих пор помню: «Имя человека — самый сладостный для него звук на любом языке».
— Ты мне тоже, — отвечаю я искренне.
И в этот момент внутри поднимается волна страха.
Ты видишь, что происходит, моя любовь? Я сижу здесь, с абсолютно чужим мне человеком, смеюсь над его шутками, и мне моментами хорошо. Как ты мог отдать меня в чужие руки? Почему я чувствую вину, будто предаю тебя? Почему не могу просто жить свою жизнь? Ведь это ты отказался от меня! Ты видишь? Мое сердце держится за тебя своими крошечными ручками и не отпускает. Оно словно шепчет: «Нара, не торопись, подожди. Ты же его любишь. Дай ему время. Может, он все-таки возьмет ситуацию в свои руки. Он ведь достанет тебя хоть из-под земли, если захочет…»
— Пока ты не улетела в космос, хочу отметить, что уже 23:23.
— Загадаем желание?
— Загадаем, — отвечает он, улыбаясь.
Я зажмуриваю глаза и загадываю, чтобы в следующий мой вечер в Дубае напротив меня сидел ты.
Когда я открываю глаза, он смотрит на меня и смеется:
— Ты серьезно загадала желание?
— А как же! Это же 23:23!
— Нара… — он смеется. — Мы просидели тут 5,5 часов. Мне кажется, официанты мечтают, чтобы мы уже ушли.
Я в ужасе осознаю, что время пролетело незаметно. Мы обсуждали все на свете — от личных травм до того, почему после дождя так много улиток. Рассказали друг другу о детстве. И почти все время смеялись.
— И мы ни разу не сходили в туалет – говорю я.
— Я уже еле терплю — говорит он, извиняется и встает из-за стола.
— Можно я с тобой? — спрашиваю, вставая со стула.
— Думаю, для первого секса это не самое подходящее место. Да и сам город вряд ли был бы этому рад.
Мы опять смеемся.
Когда мы уже оба на ногах, у него на столе зазвонил телефон. Он возвращается к столу, чтобы ответить и оказывается спиной ко мне.
И вот теперь я наконец могу его рассмотреть.
Высокий. Длинные ноги, загорелые руки. Волос на руках почти нет — значит, и в целом он, наверное, не слишком волосат. Широкие плечи. От него пахнет… домом.
И в этом ощущении мне вдруг хочется плакать.
Он пахнет домом.
Я смотрю, как он говорит с дочкой, и меня начинает трясти от ненависти.
К себе.
К нему.
К тебе.
Я ненавижу тебя за то, что сейчас чувствую.
Я настолько истощена и устала, что всего пять часов общения с этим мужчиной вызывают во мне желание, чтобы он просто обнял меня. И ведь это не он мне нужен. Мне не хватает тебя. А он — всего лишь попытка залатать дыру.
Мне жаль его.
Потому что он, скорее всего, думает, что нравится мне сам по себе.
И мне жаль себя.
Потому что я понимаю, как легко сейчас меня можно доломать.
Я настолько уязвима, что любое его теплое слово, даже просто то, как он называет меня по имени, заставляет меня хотеть продолжать общение.
Как же низко я пала.
За что ты сделал это со мной?

Кстати, его зовут Азер. Ему 42 года. По гороскопу он Лев.
О да, вселенная решила познакомить меня с мужской версией Льва. Какое-то космическое издевательство — свести двух одинаково упрямых, страстных, независимых людей. Два Солнца на одной орбите. Два огня, которые либо сожгут друг друга, либо разгорятся в нечто грандиозное.
Азер — проектный менеджер в энергетической отрасли. Работает в международной компании, занимающейся возобновляемыми источниками энергии. Сейчас ведет огромный проект по развитию зеленой энергетики совместно с SOCAR. Управляет портфелем инициатив, направленных на переход страны к более устойчивым технологиям, включая солнечную и ветряную энергетику.
Он реже бывает в Баку, чем где-либо. То в Лондоне на переговорах, то в Берлине на конференции, то на месте строительства новой станции в глубинке. Гостиничные номера сменяются быстрее, чем сезоны. Чемодан, кажется, стал его постоянным домом.
У него есть дочь. Ей 17 лет, и она уехала учиться в Лондон. Он говорил о ней с какой-то особенной интонацией — уважение, гордость, тоска. Он редко ее видит, но делает все, чтобы она ни в чем не нуждалась.
Пять лет назад он развелся. С тех пор серьезных отношений не было.
— Времени не было, — объяснил он. — Да и, знаешь… Как говорил Хемингуэй: «Лучший способ узнать, можно ли доверять человеку, — это довериться ему».
И, судя по всему, он так и не встретил ту, кому смог бы довериться.
Когда он закончил говорить по телефону, он подошел ко мне и чуть отодвинул локоть так, чтобы я могла взять его под руку.
- ¬¬Ну что, пошли в туалет, - сказал он, и мы направились внутрь ресторана.
Мой отель находился в пешей доступности от ресторана, где мы были, и мы пошли к нему вдоль по набережной.
-Знаешь, о чем я думаю? - спросила я его.
-О сексе, конечно же.
-Это да, но еще?
-Поделись.
-Вот смотри, нам по 40 лет, уже начало первого ночи, мы вдали от дома, детей. Это ведь такая свобода: ты не связан ни с кем никакими обязательствами, ты волен делать все что угодно...
Тут он меня перебивает:
-Нара, ты меня уже пугаешь тем, как грамотно хочешь заманить меня в постель. Сразу скажу, я не такой!
-Не перебивай, - возразила я, обходя его, чтобы идти лицом к нему, спиной к дороге. - Так вот, ты волен делать что угодно, и твоя совесть чиста. А все, чего тебе хочется, - это покоя, сна, хорошего ужина и вот такого искреннего разговора. Разве это не парадоксально?
-Ты сравниваешь со временами, когда ты еще зависишь от родителей? Или от мужа, например?
-Ну да. У тебя было так, что ты сначала дома отпрашиваешься, даже когда уже работаешь, обосновываешь, почему пришла в 23:00, а не в 8 сразу после работы. А потом ты замужем, и тебя поглощает рутина, и тоже надо отпрашиваться, все время что-то объяснять, будто ты всегда пытаешься защитить свою свободу. А надо ведь по сути малого - знать, что свобода у тебя есть, и дарить ее целиком и полностью тому, кому хочется.
Тут я опять ушла мыслями в тебя, моя любовь. Помню, как ты переживал, зная свою власть, боялся, что вдруг лишишь меня свободы, и я задохнусь в тебе. Хотя я в первое же время сказала: моя свобода - в тебе. С тобой я свободнее, чем одна. И по итогу я задыхаюсь лишь без тебя. С тобой я дышала полной грудью, я была безмерно счастлива. Я так в тебе растворилась, что окружающие меня корили за это. "Мол, Нарочка, ты сделала его своим нулевым километром, а если он тебя предаст?" "Не предаст," - говорила я. Сука, как же я была уверена в тебе. Сука. Как же ты меня подвел. Я никогда не пойму, за что. Чего тебе не хватало? Почему твоя власть и сила заканчивались там, где надо было решать, выставлять границы между прошлым и настоящим? Ты протащил меня через ад.
Пока эти мысли опять делали меня отрешенной рядом с ним, он развернул меня лицом к дороге и взял меня под руку сам.
-Давай я буду тебя вести. Я все же хочу секса, а не чтобы ты переломала себе ноги по дороге и мы провели ночь в клинике. Кстати, твоя компания тебя страхует?
-Нет, у нас мотивационная система выстроена так, что страховку я получу на втором году работы. Сама же и строила ее.
-Как-то не очень мотивационно, скажу тебе.
-Ага.
И мы опять засмеялись.
Мы дошли до отеля довольно медленно, постоянно смеялись, смотрели на залив. Уже у дверей в фойе он сказал:
-Я утром заеду за тобой, и мы пойдем на завтрак.
-Я хочу позагорать же.
-Ну пойдем на завтрак в купальниках, там и позагораем. Не переживай, я найду такое место, где ты будешь загорать.
-Не просто загорать, а загорать до черна.
Наступила неловкая пауза. Я не знала, как попрощаться с ним. С тобой же у меня все было так легко и просто, ты брал напролом, ты стоял передо мной, и у меня подкашивались ноги. Но я все же рискнула и протянула ему руку.
-Тогда до завтра, - сказала я.
-Уже до сегодня, - ответил он и поцеловал мою кисть.
-Ты же руки мыла после туалета?
-Ага, - сказала я, и мы опять засмеялись.
И вот самое страшное, что я почувствовала, когда он взял мою руку, которую я протянула, - это четкое осознание того, что мою руку держит мужская рука. Это ощущение жара изнутри, который отдает между ног, ни с чем не спутаешь - страсть. И я ощутила ее еще с момента, когда держала его под руку.
Я пока не понимаю, моя любовь, страсть, интерес к нему - это все потому, что я реально это чувствую, или от нехватки этих ощущений? Я не понимаю этого, и от этого мне страшно. У меня в голове путаница, и я не понимаю, кто я и чего хочу. Почему ты сегодня не со мной? Будь ты тут, я бы ощущала себя в безопасности. Сейчас бы я спала на тебе, а ты бы всю ночь целовал меня в лоб. Мы бы проснулись среди ночи потные, и все равно бы продолжали спать, обнявшись. Я не сплю с тех пор. Ночи и осознание того, что я должна лечь спать, включают во мне дикую тревогу. Я засыпаю в любое время, кроме ночного. В ночное время я могу делать все, но только не спать - я плачу, смотрю Инстаграм, читаю книгу, паникую, пью лекарства, опять плачу, и где-то часа в четыре отрубаюсь.
С потоком этих мыслей я вдруг поняла, что уже сняла макияж, приняла душ и лежала в своей постели, когда мне написал Азер.
-Ну как там наш секс? Есть шансы?
-Ахахаха, - написала я ему в ответ. - Он офигительный, так что спи.
-До завтра.
-До завтра.
В эту ночь я тоже не спала. Но у меня не было тревоги. Я скорее проживала прожитый день снова и снова, вспоминала все, что он говорил, что я ощущала в этот момент, ну и все типичные для меня мысли.
Я не могла уснуть и решила написать своему другу Джейхуну...
-Джека, ты спишь? Хотя, скорее ты сейчас учишься.
-Да, Нарик, я заебался.
-А я была на свидании.
-Оо, надеюсь, не с ним, да?
-Неет)) но он всегда со мной, в душе и мыслях.
-Тьфу на тебя. И кто этот счастливчик?
-Пока не знаю, но он мне нравится...

С Джейхуном мы познакомились на работе. Мы работали в одном отделе, пересекались в рабочих процессах, и первое время он казался мне странным — добрый, но закрытый. Я же полная противоположность: если начинаю общаться с человеком, то доверяю ему без оглядки, без фильтров. Я всегда была такой — открытой, искренней, иногда даже чересчур. И да, это не так просто, как кажется.
Быть открытой — значит отдавать часть себя, а это не всегда легкий дар. Это и ответственность для другого человека: уметь принять, не предать, хранить твои слова и, самое главное, отвечать тем же. Ведь дружба — это не только плечо, на которое можно опереться, но и рука, которая всегда протянута тебе навстречу. Не каждый способен это вынести. Многие отступали, но Джека остался.
Мы дружим уже 13 лет, и за это время он не дал мне ни единого повода в нем усомниться. Он не просто друг, он часть моей вселенной. Мы говорим обо всем — о бизнесе, о страхах, о мечтах, о вещах, о которых иногда страшно говорить вслух. Мы не оставляем друг друга в сомнениях, не думаем: «А стоило ли это рассказывать?» Мы просто знаем: можно.
Джека — тот человек, который умеет слушать. Тот, кто никогда не скажет: «Ты слишком драматизируешь» или «Забудь, все пройдет». Он знает, что иногда нужно просто быть рядом. У него доброе сердце и редкий талант — согревать людей своим присутствием. Как писал Экзюпери, «дружба — это прежде всего желание дать, а не получить». Джека всегда давал.
И знаешь, моя любовь, он был одним из немногих, кого ты принял. Может быть, потому что почувствовал в нем то же, что и я — искренность, которая не требует доказательств.
— Так ты летишь ко мне в апреле?
— Конечно, — ответила я. — Я уже подала на визу.
Джейхун теперь живет в Берлине. И мне его очень не хватает. Пока еще он прилетает раз в месяц, и мы видимся, но его отсутствие все равно ощущается. Как будто привычный мир чуть-чуть сдвинулся, и теперь чего-то важного не хватает.
Я решила слетать к нему в апреле — так или иначе мне нужно делать визу для рабочей поездки во Францию в мае. Ну а раз уж все равно лететь, то почему бы не провести время так, как мы любим — с разговорами до утра, бесконечными прогулками и, конечно же, экспериментами с тем, что еще не пробовали?
— Твоя идея походить по злачным местам еще в силе?
— Конечно. Ты нашел стриптиз-клуб?
— Боже, Нара, нет еще, но найду. Ты мужской хочешь?
— Нет, конечно, женский, не люблю смотреть на голых мужиков.
— Вот тут, пожалуй, поподробнее. Это что-то новенькое?
— Ахаха, нет, конечно. Просто спроси у других девушек — большинство скажет, что даже в порно всегда смотрят на девушку, а не на мужика.
— Да ладно? Век живи — век учись.
— Тебе вот с учебой пора заканчивать.
— Ахахаха, не скажи.
Вот за что я люблю Джеку — с ним можно обсуждать что угодно. Без фальши, без осуждения, без «а что ты вообще имеешь в виду?». Просто смеяться, говорить о серьезном и несерьезном, узнавать что-то новое друг о друге даже спустя 13 лет дружбы. И да, конечно, он найдет этот клуб.
Я уснула под утро. Будильник завела на 9, решив, что к 10 как раз успею собраться.
В 10 утра мне позвонили с ресепшн и сказали, что меня ожидает гость. Я спустилась.
Азер выглядел удивительно бодрым, свежим и, кажется, даже довольным жизнью.
— Ну, с добрым утром, — сказал он, протягивая мне руку.
— Доброе утро, — ответила я, вложив свою ладонь в его. — Сегодня моя очередь целовать тебе руки?
— Боже, нет, — засмеялся он. — Мужчин вообще нельзя так баловать, целуя им руки.
Я улыбнулась.
Я всегда целовала твои ладони, помнишь? Прижимала их к своему лицу, вдыхала запах, целовала пальцы, линии на коже, чувствовала тепло. Я обожала твои руки — их силу, их уверенность. А ты всегда целовал мои ноги… Иногда даже кусал меня за пальцы, от чего я визжала и смеялась одновременно. Я обожала наши вечера, когда мы смотрели фильмы, ты курил кальян, перебирая пальцами мои ступни, а я ложилась головой тебе на колени, и ты, запуская руку в мои волосы, медленно поглаживал их. Редко когда мы досматривали фильм до конца. Эти прикосновения всегда заканчивались диким, оглушающим сексом, а потом — ночной едой из доставки и ленивыми разговорами.
Ты не скучаешь по всему этому?
Я думаю, ни один человек в этом мире не заменит тебя.
Азер не отпустил мою руку. Так, держась за руки, он довел меня до машины.
— Твоя ламбо? — спросила я, разглядывая блестящий капот.
— Эта — нет, аренда. А так, да, у меня в Баку такая же.
— Опять пошли чисто азерские варианты?
Мы засмеялись.
— Нара, но мы же и познакомились как настоящие азери.
— Ага, — кивнула я, — на свадьбе у родственников. Я еще тогда думала: «Чего он все время на меня смотрит? Ходит за мной от стола к туалету…»
— Ахахаха, как же ты это ужасно описываешь! Разве так было?
— Нет, разве? — прищурилась я.
— Я выходил курить!
— Именно в тот момент, когда я шла в туалет? Совпадение? Не думаю. Кстати, я тоже шла курить, просто в туалете.
— Ну конечно, — закатил глаза Азер, — все сплетники рода были там.
— Дааа, разведенная с сигаретой.
— Ахахаха, позор рода.
Я рассмеялась.
— Честно говоря, я думала, что после того, как ты добавил меня в Инстаграм, ты мне уже не напишешь. Только лайки ставил на сториз, а я с Верой ржала.
— Вы это обсуждали?!
— Да мы тебе все кости перемыли, я уже знала, кто ты и откуда. Но, к счастью, мы не родственники.
Он рассмеялся.
— Как ты вообще попал в наш клан шекинцев?
— Кто-то когда-то переженился с вашим… простите, кланом.
Мы снова посмеялись.
— У тебя есть права? — вдруг спросил он.
— Ага.
— Хочешь за руль?
— Тебе жить надоело?
— Понял. А ты вообще знаешь, что такое руль?
— Иди к черту.
— Я серьезно. Когда будешь в Баку, бери мою машину.
— Ага, чтобы потом продать почку, если разобью.
— Три почки.
— Что?
— Думаю, она стоит как три почки, а то и дороже. Почки нынче не так актуальны на рынке.
— Подожди… ты интересовался рынком почек?
— А как ты думаешь, я ее купил?
И мы снова засмеялись.
Мы тронулись в путь. Я смотрела на его руки на руле — сильные, уверенные, спокойные. Мне он все больше нравился. Он несколько раз бросал на меня взгляд, но больше не пытался взять меня за руку.
— Нар, что ты слушаешь?
— Ой, сложно сказать. По настроению скорее. Люблю рок за смысл, расслабляюсь под электронику. Когда грустно, могу послушать и Мияги, и попсу. А ты?
— Все ровно так же.
Он подключил Bluetooth, и заиграла Hate Me от Blue October.
Сказать, что я удивилась, — ничего не сказать.
— Ты серьезно? — спросила я, недоверчиво глядя на него.
— Любишь эту песню?
— Очень.
Ты помнишь наш плейлист с роком, когда мы колесили по Европе? Черт. Бог испытывает меня им, ведя по тому же сценарию, что и с тобой. Это что? Цикличность моей судьбы? Кармическая отработка? Как это понимать?
Бог играет всегда нечестно,
Бог играет наверняка ©
Я злилась. Злилась на совпадения, на судьбу, на себя. Как будто моя жизнь снова запустилась по кругу. Снова мужчина, который оказывается в моей жизни так неожиданно. Снова моменты, которые копируют прошлое. Снова чувства, которые я не знаю, как приручить.
По матрице судьбы я прошла с тобой и прошлое воплощение. В том мире ты предал меня и остался мне должен. Я так и не смогла создать личную жизнь. Я стала отшельницей. Я умерла девственницей. В этой жизни моя задача — законный брак и рождение детей, но с одним важным условием: брак должен быть по любви. Если любовь угаснет из-за поведения моего избранника, меня ждет развод.
Вот вам и единственная причина моего развода.
Черт. Эзотерика. Цифры. Нумерология. Я потратила два года на изучение себя. Была и психология, и НЛП, и работа с подсознанием. Но только матрица судьбы помогла мне понять, почему я не могу просто так строить отношения, как делают другие. Без глубины, без желания быть навсегда.
Теперь ты понимаешь, почему я хотела брака с тобой? Не просто замужества.
Я хотела брака с тобой.
Ты ведь все еще веришь в это? Мы проходили этот путь вместе. Ты помнишь, что говорил астролог? Что до 40 лет наша судьба будет сложной, а с 40 начнется райская совместная жизнь.
Нам в этом году 40 лет.
Ты ведь вернешься?

— Эх, Нара, Нарочка… — он тяжело вздохнул, словно собираясь с мыслями.
— Что не так, Азик?
— Оо, ты назвала меня по имени впервые… Да еще и так нежно… У меня аж мурашки.
Я смутилась, отвела взгляд.
— Так что не так? — переспросила я.
— Ты просто опять ушла в себя. Видимо, что-то внутри тебя срабатывает, ты снова что-то ассоциируешь с ним… и пропадаешь в этих мыслях.
Я молчала. Не понимала, откуда он это берет. Но он, сука, прав.
— Разве мы с ним так похожи? — продолжил он, не отводя глаз.
— Я надеюсь, что нет.
— А если быть совсем, совсем откровенной?
— Я надеюсь, что вы похожи только в одном… В том, что я найду в тебе все то, за что смогу любить тебя безмерно.
Я не знаю, что на меня нашло, но я расплакалась.
Он заметил это и плавно свернул к обочине.
— Извини… Я не знаю, что со мной. — Я пыталась взять себя в руки, но внутри будто что-то разламывалось.
— Нара… Просто будь. Меня, наверное, стоит винить — я слишком часто сам говорю о нем, и это не дает тебе отключиться.
— Нет, ты тут ни при чем. Дело во мне. Наверное, просто… Не время. Не то время для знакомства, общения, чего-то нового… Я не готова.
— Подходящего времени не бывает, — тихо ответил он. — Все случается тогда, когда должно.
— Я знаю… Или не знаю… Я вообще не понимаю, что я делаю. Зачем. Что я чувствую.
И я снова разрыдалась, закрывая лицо руками.
Азер вышел из машины, обошел ее, открыл пассажирскую дверь и присел передо мной на корточки. Взял мои руки в свои, потянул их к своему лицу. Его щеки оказались в моих ладонях.
Теплые. Колючие. Живые.
Он стал целовать мои руки.
— Пожалуйста… Веди себя так, как чувствуешь. Я хочу знать тебя настоящей.
— Для чего?
— Мне тоже сложно, Нара. Я разрываюсь между желанием погрузиться в тебя глубже… и желанием оставить тебя в покое.
— Но ты все еще здесь.
— Да… Я все еще здесь.
Он продолжал целовать мои руки, пока я не успокоилась.
В этот момент вся его брутальность, двухметровый рост, сила — все это куда-то растворилось. Осталась только нежность. Чуткость.
— Спасибо, Азик. Мне уже легче. Прости меня еще раз…
— Прекрати постоянно извиняться, — усмехнулся он. — Кстати, мы почти доехали.
И машина снова тронулась.
Мы ехали молча еще минут пять.
Я все думала: вот зачем-то вселенная послала мне его именно сейчас. Такого, который будто создан для меня, подходящего по всем параметрам. Что это за подстава? Или это подарок?
Мне кажется, чем больше он мне нравится, тем яростнее я пытаюсь вспомнить тебя, сравнить, выискиваю его минусы  — чтобы поскорее закрыть этот сценарий.
Что это? Самосаботаж? Боязнь предательства? Или просто привычка оставаться в своей боли, потому что с ней все понятно?
Решила, что вечером расскажу все психологу. Она, кстати, еще не в курсе, что я вообще с кем-то общаюсь… Думаю, похвалит меня.
С психологом я работаю уже два года. На самом деле их у меня трое — два местных и один иностранец.
С тем, зарубежным, у меня было всего четыре сессии. Стоили они мне 1000 долларов, и честно говоря, после них я поняла, что никакого чудо-метода нет.
Просто ты когда-то спросил меня: «Почему ты не работаешь над собой?» И я решила убедиться — а вдруг ты прав? Я ведь склонна была доверять тебе во всем. Ты был моим старшим, моим авторитетом.
Но оказалось, что все со мной так. Даже детских травм нет.
Все три психолога, с которыми я работала, сошлись в одном: у меня редкий тип личности. Я безмерно глубокая, тонкая натура. Мне сложно оставаться в нездоровых ситуациях, я физически чувствую дискомфорт, если что-то идет не так, если нарушены границы, если ложь или манипуляции висят в воздухе.
Они выявили, что я эмпат.
Эмпатия — это не про слабость и излишнюю чувствительность, как принято считать. Это про способность ощущать других людей на глубоком уровне. Чувствовать их боль, но не растворяться в ней. Вовремя слышать фальшь, даже если она завуалирована. Видеть людей не такими, какими они хотят казаться, а такими, какие они есть на самом деле.
Для меня и моего окружения это огромный плюс. Я умею любить искренне и глубоко, умею поддерживать, умею видеть человека даже там, где он сам себя еще не видит.
Но есть и сложность.
Эмпаты редко ошибаются в людях. Они могут закрывать на что-то глаза, могут находить оправдания, могут долго терпеть. Но они всегда знают правду. Всегда.
Я знала правду и с тобой.
Я просто очень долго делала вид, что не замечаю.

Мы припарковались, и он тут же вышел, чтобы открыть мне дверь.
— Азик, — позвала я, выходя из машины.
— Да, Нар?
— Обними меня, — вырвалось у меня прежде, чем я успела осознать эти слова.
Я шагнула к нему вплотную.
Он меня обнял.
Я уткнулась в его широкую грудь и замерла. Слушала, как бешено колотится его сердце, и от этого сама прижималась к нему еще крепче.
Он поцеловал меня в макушку и тяжело вздохнул.
— Нара, Нара… Что же ты со мной делаешь?
— А что? — я отстранилась ровно настолько, чтобы заглянуть ему в глаза, но все еще обвивала его талию.
— Я так долго не протяну, если ты полуголая будешь прижиматься ко мне.
— И что будет? — с игривой улыбкой спросила я.
— Вот нарвешься — и узнаешь, — сказал он, притянув меня обратно и снова целуя в голову.
Так, не размыкая рук, в обнимку, мы и подошли к ресепшен.
— Но скажи, что свидание у нас не азербайджанское, — лениво протянула я, устраиваясь на лежаке.
Азер усмехнулся, взглянув на меня исподлобья.
— Это точно. Пляж, Дубай, полуголые… Знаешь, давай сделаем селфи и запостим в Инстаграм. Все наши родственники на нас подписаны, представь их лица.
Я громко рассмеялась.
— Рановато, думаю. Пожилых у нас уже много, не хочу быть причиной чьей-то внезапной кончины.
— Спинку тебе намазать? — он потянулся за кремом.
— Ахахаха, конечно. Для полного несоответствия традициям. Просекко закажешь?
— Конечно. Обычно этим и завтракают в 11 утра. Жаль, я за рулем. А то тоже бы выпил виски. Я люблю более плотный завтрак.
— Ахахаха, ну я не всегда так завтракаю, если что.
— Расслабься, мы же на отдыхе.
—
Время исчезло, словно растворившись в солнечном свете.
Мы смеялись, плавали, обсуждали все подряд — от детских страхов до абсурдности мировых новостей. Было так легко, что я даже не сразу заметила, что вот уже несколько часов не думала о тебе.
Телефон мягко завибрировал на шезлонге. Сообщения от Нигяр и Веры.
С Нигяр мы познакомились на работе — делили один отдел, одну бессонную рутину, одни проекты, пока дружба не стала чем-то большим, чем просто рабочие будни. Вот уже 13 лет она остается моим партнером in crime, тем человеком, кто в любой момент может схватить чемодан и сорваться в путешествие или напоить меня вином, когда я в этом нуждаюсь.
Я всегда притягивала к себе людей разных, но их объединяла одна важная черта — они были настоящими. И они, без сомнений, безоговорочно любили меня.
Если попытаться описать Нигяр, то это женщина, для которой слово "невозможно" попросту не существует. Сильная, независимая, она всего добилась сама. И при этом в ней есть та редкая женственность и природная сексуальность, доступная лишь богиням.
С ней можно ужинать в мишленовском ресторане, а затем посреди ночи заехать в макдак за бургерами. Можно сидеть на деловой встрече в идеально сидящем костюме, а спустя пару часов носиться босиком по песку на другом конце света.
Кстати, и она, и Фарида — Львы. А значит, нас объединяет не только стойкость, но и способность тонко чувствовать людей.
Нигяр могла запросто написать мне: "Нара, я голодная, еду к тебе", и я, даже если мне казалось, что у меня нет сил, вставала и начинала готовить. Я точно так же могла написать: "Можешь отвезти меня в солярий?", и она, не задавая лишних вопросов, откладывала дела, приезжала — улыбчивая, теплая, такая же настоящая, как всегда.
У нас с ней столько воспоминаний, что их можно складывать в отдельную книгу.
Помню нашу командировку в Стамбул, совпавшую с 14 февраля. Это был эпичный трип.
Мы умудрились пропустить два дня конференции из трех — отравились алкоголем и просто лежали в номере без сил.
А по возвращении нас ждал брифинг: нужно было презентовать итоги поездки, рассказать о новых подходах в HR, блеснуть знаниями о современных трендах.
Какую несусветную чушь мы тогда несли — лучше не вспоминать.
Наш директор слушала нас с непроницаемым лицом, но в ее глазах читалось все.
Она знала.
Она точно знала.
Но ничего не сказала.
Если говорить о сестре, то официально она моя двоюродная. Но если учитывать, что нас пять сестер и мы росли вместе, то, кажется в ней, у меня просто была версия родной сестры, но в ее лице сложилась настоящая дружба. Возможно, на подсознательном уровне уровень доверия к ней изначально был максимальным — как-никак, она же моя сестра. Но чем старше мы становились, тем больше нас связывали общие интересы, разговоры, шутки.
Я всегда ей доверяла. Вера всегда была тем человеком, чьи советы, возможно, не поглаживали по голове, но точно отрезвляли и направляли туда, где я сама хотела оказаться. Она не сюсюкала, не жалела, не говорила «всё будет хорошо», если всё не могло быть хорошо. Зато когда она говорила: «Ты справишься» — я знала, что так и будет.
Сейчас она замужем и мама двух чудесных малышей. Замужество открыло ее для меня заново — как женщину, как личность, как невероятно мудрую и сильную спутницу своему мужу. Ее семья — это тот самый идеальный вайб, который не выстроишь нарочно. Они живут легко, тепло, любят друг друга, поддерживают. И я их обожаю.
При этом Вера всегда помнит обо мне. Она первая пишет, спрашивает, как я, что у меня нового, какие планы. Я же, в отличие от нее, вечно ухожу в работу, в свои эмоции, в рутину, и могу пропасть на недели. Надеюсь, она знает, что для меня она — не просто сестра, она мир. Я не выделяю ее среди мамы или брата, потому что она в моей жизни имеет ту же самую, безоговорочную значимость.
—
Вышла замуж она поздно — по меркам Азербайджана, конечно. Но зато по любви и за безмерно прекрасного человека.
Пярвин — военный, руководит целым подразделением, учился за границей. Государство делает на него огромные ставки — если бы еще и платило соответствующе, было бы совсем прекрасно. Он настоящий мужчина и, к тому же, отличный друг. Думаю, первое время ему было сложно привыкнуть к моей открытости и немного безбашенному характеру. Но, кажется, спустя годы он уже смирился.
Обожаю их посиделки у меня дома — за кальяном, закусками и, конечно же, просекко, которое мы всегда пьем вместе с Верой.
Только вот у меня дома есть одна особенность. Я привыкла одеваться очень легко.
— Нара, ты одета или как всегда? — каждый раз спрашивает Пярвин, заходя в квартиру.
Потом закатывает глаза, видя меня в коротких шортах и майке, и устало добавляет:
— Хотя чему я удивляюсь.
—
Но если говорить о Пярвине, то есть одна история, которая по сей день остается легендарной.
Однажды гадалка посоветовала мне провести чистку. По ее словам, нужно было купить живую рыбку, положить в рот молитву, а затем закопать ее под деревом, которое дает плоды.
Да, я человек с высшим математическим образованием. Да, я давно в терапии.
Да, я поверила ей.
Проблема была только одна — в 11 ночи живых рыбок в городе не было.
Зато был… лосось.
Килограммовый лосось.
Я купила его, положила в рот бумажку с молитвой и поняла, что ночью одной мне идти искать «дерево, которое дает плоды» как-то… стрёмно.
Позвонила сестре.
Через 20 минут она с мужем приехали за мной.
Я вышла с этой огромной рыбой в пакете. В руках у меня была… столовая ложка.
Ну а чем еще, по-вашему, копать землю в 11 ночи?
Пярвин посмотрел на меня с нескрываемым ужасом.
— Нара, я руководитель ПВО. Скажи мне, что я здесь делаю?
И показал на огромную лопату в багажнике.
— Это что? — удивилась я.
— Как что?! А чем ты собиралась копать?
Я гордо показала ему свою ложку.
— Ты серьезно? Ты хочешь выкопать могилу для килограммового лосося ложкой?!
Мы ржали всю дорогу.
Рыбу, конечно, мы закопали.
А потом поднялись ко мне.
— Что есть выпить? — спросил он, усаживаясь в кресло.
— Просекко. Текила.
— Сегодня, пожалуй, текила.


Было около пяти вечера, когда мы начали собираться с пляжа. Азик улетал утром в Баку, а мне предстояло задержаться еще на два дня. Он довез меня до отеля и попросил поужинать с ним в восемь — "проводить его в добрый путь", сказал он с улыбкой.
Я согласилась.
—
На это свидание я собиралась так, будто мы давно встречаемся. Будто знаем друг друга годами, будто наши души давно привыкли быть рядом.
Не было тревоги. Не было сомнений.
Было спокойствие.
Ты видишь, моя любовь? Я ощущаю с ним покой. Тот самый, который во всем мире обеспечивал мне лишь ты.
Как бы ты себя чувствовал, если бы знал об этом?
—
Человеческий мозг так устроен, что со временем он вымывает все плохое. Как песчаные волны на пляже, он стирает боль, оставляя лишь теплые моменты. И именно по ним я скучаю. По ощущениям в эти минуты.
Иногда мне кажется… Неужели за столько времени ты так и не разобрался, что пошло не так?
Неужели среди твоих друзей не нашелся ни один человек, кто бы сказал тебе:
"Друг, возьми-ка ты уже свою жизнь в свои руки и живи счастливо."
Неужели… отодвинуть прошлое было так сложно и невыполнимо, что ты выбрал НЕ меня, лишь потому, что я не могла принять то, что ты перетащил свое прошлое в настоящее?
Ты хотел, чтобы я поверила, что так нормально.
Но это не нормально.
Я тоже была в браке. У меня тоже есть прошлое — в лице моего бывшего мужа.
Но есть разница между прошлым и настоящим.
И только ты мог выстроить эту границу. Только ты мог отделить ее от нас.
Но ты не сделал этого.
Тебе было легче не решать, а откладывать.
Откладывать.
Откладывать.
Пока не отложил меня.
—
Ты протащил меня через ад.
Я была отвергнута тобой.
Я столкнулась с твоей изменой.
Но добило меня не это.
Добило то, что вместо решения ты продолжал закапывать нас глубже.
Эти нелепые связи в Инстаграм.
Этот странный трип на Мальдивы с бывшей женой.
Ты говорил, что она не важна.
Что я твой дом.
Но ведь если дом есть, то зачем возвращаться туда, откуда ты ушел?
Я сама не знаю, как я выжила в этом аду.
—
Вместо защиты ты напал на меня сам.
И ударил по самому больному.
Ты ударил по моей любви.
По моей вере в тебя.
Ты думаешь, я выжила?
Наблюдай за моей жизнью.
Тебе все станет ясно.
Боли за меня ты никогда не испытывал.
Иначе бы ты хоть раз узнал, сплю ли я.
Этими мыслями, этим тихим, но оглушительным обвинением, я будто пыталась оправдать свою симпатию к Азеру.
"Ты отказался от меня.А я живу дальше."
Но ты ведь помнишь, как я тебя возвращала?
Ты помнишь?
Как я цеплялась за тебя, израненная, но всё ещё стоящая на ногах, всё ещё верящая в нас.
Что я слышала в ответ?
"Если ты хотела меня вернуть, почему выставила фото в топике?"
Я думала, что схожу с ума.
Не может мужчина 39 лет, после всего, что натворил, корить меня за такую нелепицу.
Но ты корил.
Я ждала тебя.
Я гадала, что творится у тебя в голове, в сердце.
Я выпрашивала любовь.
Я умоляла тебя выбрать меня.
Я отдавала тебе себя — всю, до последней клетки, до последнего дыхания.
Я устала.
Душой и телом.
Я перестала верить в чудеса.
И я просто сдалась.
Ты был рад, да?
Теперь ты можешь всегда сказать:
"Ну, она сама так решила. Я ни в чем не виноват."
Ты думаешь, что так можно снять с себя ответственность?
—
Но вот только взросление работает не так.
И когда-нибудь ты сам ужаснешься от того, какой силой обладала моя любовь.
И каким слабым ты оказался в своих глазах.
Ведь для меня ты всегда был могучим.
Моей скалой.
Но скала рассыпалась в пыль, как только ей пришлось защищать.
—
Азик был очарователен.
Он приехал с огромным букетом цветов.
Я почувствовала себя слабой девочкой.
За которой ухаживают.
Которую оберегают.
Которой дарят тепло.
Львиная черта однозначно — отдавать себя целиком.
—
— Азик, черт, какой же он охуительный, — не сдержалась я.
Он прищурился, чуть наклонил голову.
— Оппа, а ты и так умеешь? Хотя, чего ждать от человека, распивающего Просекко в 11 утра.
Я надулась.
— Так ты же сам сказал не переживать об этом, а теперь вот упрекаешь!
— Нара, я шучу, и совсем не хотел тебя обидеть.
Пауза.
— Ладно, чтобы загладить вину, закажем тебе ещё Просекко, алкаш мой маленький.
— Ты такой романтик, комплимент на комплименте, — фыркнула я.
Мы ехали под громкую музыку.
Он держал меня за руку.
То и дело целовал её.
Я чувствовала, как нарастает тепло.
И как внутри меня что-то сопротивляется.
Как будто ты, моя любовь, пытаешься удержать меня в прошлом.
А я, как всегда, пытаюсь доказать тебе, что всё хорошо.
Даже если это не так.
—
Мы сделали заказ и продолжили беседу уже за столом.
— Так получается, в жизни у тебя есть всё, кроме любви? — спросил он.— И для тебя любить и быть любимой важнее всего?
Я кивнула.
— Да. Я долго не могла понять, почему у меня это так. Но вот после матрицы судьбы я осознала — это моя подсознательная цель в этой жизни.
Он чуть подался вперёд, его взгляд стал пристальнее.
— Ты мне закажешь матрицу судьбы?
Я улыбнулась.
— Закажу?!Я уже!
— Нара… мне страшно…
Мы засмеялись.
Но где-то в глубине души я знала, что этот смех нервный.
Что он, как и я, понимает, во что ввязывается.
И что, если идти дальше, назад дороги не будет.
—
Он сжал мою руку в своей, чуть улыбнулся.
— Скажи, а ту рыбу вы с Пярвином закапывали до нашей встречи на свадьбе или после?
Я захохотала.
— Ахахахаха, до, так что она тут не при чём.
Мы сидели в полумраке уютного ресторана, когда я вдруг почувствовала, что хочу узнать его по-настоящему.
Не просто поверхностные рассказы, а глубину, его ошибки, его путь.
Я чуть наклонила голову, внимательно посмотрела на него и спросила:
— Расскажи мне о своём браке.
Он чуть усмехнулся, но взгляд был серьёзным.
— А что тебе интересно?
— Всё. С самого первого дня.
Я накручивала тонкое кольцо на пальце, ожидая его ответа.
— И, наверное, какие уроки ты извлёк.
Он кивнул, задумался, словно собирая мысли.
— Чтобы ты повторил ещё раз, — продолжила я. - А от чего смог бы отказаться.
Он долго молчал. Потом вдохнул глубоко и начал говорить.
—
— Меня поженили без любви.
Я немного вздрогнула, но промолчала.
— Мне было двадцать три.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, будто оценивая, не изменится ли моё отношение к нему после его слов.
— Я думал, что так и надо.
— Родители выбрали?
Он кивнул.
— Да. Мы были оба молоды, никто не спрашивал, чего мы хотим. Родня решила — значит так и будет.
— Но ты её любил?
Он пожал плечами.
— Я не знал, что такое любовь.
— О боже…
— Ну а что? — он усмехнулся. — Я думал, что любовь придёт.
Я слушала, и что-то в глубине меня ныло.
Как часто в нашем мире люди просто плывут по течению, думая, что так и должно быть?
—
— А потом? — спросила я тихо.
Он сделал глоток воды.
— А потом я влюбился в 35.
Я почувствовала тяжесть в его голосе.
— По-настоящему.
— И изменил жене, — не спрашивая, а скорее констатируя, сказала я.
Он посмотрел на меня.
— Да.
Я не отвела взгляда.
— Знаешь, — продолжил он, теребя салфетку пальцами, — сначала я думал, что это нормально.
Он чуть ухмыльнулся, горько.
— Так живут все.
Я не соглашалась, но молчала.
— Но потом… — он тяжело выдохнул. — Потом меня затянуло.
Он сделал паузу.
— Жена начала страдать.
Я чуть прикусила губу.
— Я сделал её несчастной.
Его голос был спокойным, но я видела, что внутри него шторм.
— И она разлюбила меня.
Я склонила голову набок.
— Совсем?
Он грустно улыбнулся.
— Да.
— И ушла?
— Ушла.
— Навсегда?
— Навсегда.
Я тихо покачала головой.
— А что стало с той любовью?
Он вздохнул.
— Она вышла замуж и уехала в Канаду.
Я снова молчала.
— Мы больше не пересекались.
—
Я крутила в руках бокал.
— Ты жалеешь?
Он долго не отвечал.
— Знаешь, — наконец сказал он, — я понял главную вещь.
Он посмотрел мне в глаза.
— Женщина уходит только тогда, когда все попытки сохранить отношения уже исчерпаны.
Я слегка сжала пальцы.
— А мужчина начинает ценить её  гораздо позже.
— Когда уже не вернуть?
Он кивнул.
— Когда уже не вернуть.
Я медленно отпустила воздух из лёгких.
— И что ты бы сделал по-другому?
Он усмехнулся.
— Наверное, всё.
Я кивнула.
— Поздно, да?
Он посмотрел в пустоту.
— Поздно.
Я ждала, что он в ответ спросит о моём браке, но он молчал.
Просто смотрел вдаль, будто там, среди фонарей и теней, можно было разглядеть ответы.
Я не стала нарушать тишину.
Просто дала ему время вернуться ко мне.
—
— Нара…
Он наконец выдохнул, провёл пальцами по скатерти, как будто пытался собраться с мыслями.
— Впервые после неё меня так тянет к кому-то.
Я подняла брови.
— После неё?
— Да.
— Как её звали?
Он чуть усмехнулся, покачал головой.
— Наргиз.
Я фыркнула.
— Отлично, уже легче.
Он улыбнулся, но тут же серьёзно посмотрел на меня.
— Я не просто хочу тебя, Нара.
Я чуть подалась вперёд.
— То есть хочешь, но не только?
— Ну… и да, и нет, — он усмехнулся, — ты ведь себя видела? Как можно тебя не желать?
Я усмехнулась в ответ.
— Но меня тянет не только в этом смысле.
Я посмотрела на него внимательнее.
— Ты ведь знаешь это ощущение, когда понимаешь, что… ну всё, я пропал.
Он сказал это тихо, но в его голосе звенела уверенность.
Я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло.
—
— Поверь, я очень хорошо тебя понимаю.
Он внимательно смотрел на меня.
— У меня к тебе то же самое.
я сделала паузу.
— Только я не могу понять…
Я отвела взгляд, чуть покрутила бокал в руках.
— Мои эти ощущения вызваны одиночеством… или это реальные эмоции?
Он не перебивал.
— Ты ведь дашь мне время разобраться?
—
Он хмыкнул, наклонился чуть ближе.
— Ну вот два дня побудешь без меня…
Он пожал плечами.
— Заскучаешь — и разберёшься.
Я усмехнулась.
— Ах, вот так вот?
— Да! — он улыбнулся.
А потом добавил:
— А потом я сделаю маааленькую манипуляцию.
Я нахмурилась.
— Какую?
— Пропаду.
Я закатила глаза.
— О боже…
— И тогда, в поисках ответов, ты начнёшь искать меня сама.
Я засмеялась.
— А можно без этой дешёвой психологии?
— Нет.
— Ну ты и хитёр, Азик.
Он ухмыльнулся.
— Но я тебя и так собиралась искать.
Он вдруг засмущался.
Я прищурилась.
— Что?
Он взял свой бокал с тёплым апельсиновым соком и чуть приподнял.
— Я хочу поднять этот бокал за тебя.
Я посмотрела на него внимательно.
— За меня?
— Да.
— Ну-ну…
— Потому что мне кажется, что я тебя искал.
Я замерла.
— И Аллах подарил мне тебя.
Я сжала бокал чуть крепче.
— Но с одним условием.
— С каким?
Он улыбнулся, но голос стал тёплым и серьёзным.
— Не проеби её, урод.
Я рассмеялась.
— Ну, с уродом Он, конечно, загнул…
Он усмехнулся.
— А так — я согласна.
И я протянула бокал, чтобы мы чокнулись.

После двух бокалов Просекко меня расслабило.
По дороге в отель я много пела, переключая треки в его плейлисте.
Азик улыбался, но его улыбка с каждой минутой становилась всё более терпеливой.
— Нара, скажи честно…
— Что?
— Ты ведь не поёшь в караоке?
Я фыркнула.
— Нет, конечно!
— О, хвала небесам!
— Я очень уважаю уши других людей.
Он усмехнулся, но тут же наигранно поморщился.
— А мои-то чем тебе не по душе?
— В смысле?
— Почему ты так измываешься над ними?
Я рассмеялась.
— Чёрт…
Я закатила глаза.
— Я думала, что в порыве чувств ко мне ты будешь видеть во мне богиню.
Азик усмехнулся.
— Нара…
Он покачал головой.
— Я влюблён, но я не глухой.
Я замерла.
—
— Ты что, прости?
Он спокойно посмотрел на меня.
— Влюблён.
Я моргнула.
— Ты не ослышалась.
— Азик…
— Я же сказал, что попал.
Он выдохнул.
— И назад дороги нет.
—
Я будто протрезвела в эту секунду.
Мне вдруг стало страшно.
Не за него.
За себя.
Что я смогу дать ему взамен?
Я, любящая тебя, мой человек.
Что я смогу дать другому?
Совершенно чужому мне человеку.
—
Смогу ли я полюбить его?
—
Азик посмотрел на меня внимательно.
— Это прекрасное ощущение, — тихо сказала я.
Он слушал.
— И я тебе очень завидую, Азик.
Я отвела взгляд.
— Я бы сама хотела быть влюблённой в тебя.
Азик чуть улыбнулся.
— Нара…
Он покачал головой.
— Я нутром чувствую, что мы будем вместе.
Я посмотрела на него внимательно.
— Вот как хочешь — так и называй это.
Я вздохнула.
— Надеюсь, к тому времени ты будешь так же уверен.
Он улыбнулся.
— Я себя знаю.
Он посмотрел в окно.
— Наломал уже дров…
Он довёз меня до отеля, и мы тепло попрощались в фойе. Долго стояли в обнимку, будто пытаясь запомнить этот момент, вытянуть его, спрятать в сердце, чтобы в нужную минуту достать и согреться. Каждый из нас, кажется, думал о своём. Но я уверена, что в одном наши мысли совпали — никто не знал, как пойдёт наше общение дальше, в Баку, где каждый из нас вернётся к своей рутинной жизни. Где я снова погружусь в работу, в сына.
Саид… Моё самое большое благословение. Говорят, что Бог даёт тебе таких детей, которых ты "осилишь". И, видимо, моя сила в другом. Потому что Он послал мне малыша с пытливым умом, невероятно любознательного и послушного. Саид учится отлично, не был замечен в драках, никогда не приходил домой с разбитыми коленками или следами чужих кулаков. У него есть друзья, их маленький мир, свои "тусовки". Они ходят в Макдональдс, гуляют по паркам, прыгают по гаражам, обсуждают что-то своё, важное. У него есть девушка.
Пока Саид кажется мне самым лёгким в воспитании ребёнком, но, наверное, это просто Бог меня бережёт. Бережёт от боли, тревог, бессонных ночей, бунтарских кризисов, детских болезней и прочих испытаний. Конечно, никто не знает, каким он будет в будущем, но уже сейчас я вижу в нём и свои черты, и черты его отца.
Камран был бесстрашным и никогда ничего не стеснялся. Я тоже стала бесстрашной, но только с возрастом. Потому что моя жизнь, каким-то чудом, всегда шла под Божьей защитой. Меня не ломали трагедии, не сбивали катастрофы, я просто шла вперёд и не боялась. Потому что знала — я не одна. Но Саид пока ещё боится. Пока ещё стесняется. Я надеюсь, что в будущем он возьмёт от Камрана его силу, его преданность и доброту.
А вот достигаторством пусть пойдёт в меня.
Саид — эмпат. Он чутко чувствует людей, улавливает малейшие изменения в настроении. Знает, когда можно подойти с просьбой, а когда лучше переждать. Он из тех детей, которые протягивают руку помощи, даже если об этом не просят. Он из тех, кто любит без условий, просто так. Он из тех, кто никогда не пройдёт мимо щенка, который остался без мамы.
У него особая связь с моей мамой. Всё детство она приходила к нам, пока я была на работе, и проводила с ним весь день. Сейчас я смотрю на их отношения и каждый раз чувствую внутри тепло. Они могут ворчать друг на друга как ровесники, обниматься часами, спорить, но в их мире всегда есть место любви.
Говорят, сын — это вечное "я тебя люблю", сказанное поступками. И если это правда, то я точно знаю, что мне посчастливилось быть любимой.

Я поднялась в номер и без сил опустилась на кровать, даже не переодевшись.
В голове хаотично переплетались события последних дней, и я пыталась осознать все перемены, что стремительно ворвались в мою жизнь. Но это новое казалось мне чуждым, непривычным, вызывающим дискомфорт. Я не хотела принимать его. Я тянулась к прошлому, к тому, что было родным и понятным. Я хотела быть с тобой. Снова. И снова.
Лежа на спине, я обняла подушку, и воспоминания нахлынули на меня с новой силой. Я вспомнила, как мы засыпали вместе, как я каждый раз укрывалась теплом твоей сильной груди, засыпая мгновенно. Сколько бы раз за ночь я ни просыпалась, ты всегда был рядом, обнимал меня — в жару, в холод, в нашей квартире, в нашем доме, за городом, за пределами страны. Везде.
И теперь ты по-прежнему со мной — в моих мыслях, в сердце, в душе.
Мне было нестерпимо лень идти в душ, когда поток размышлений внезапно оборвал звук сообщения.
— Я выезжаю в аэропорт, ты в порядке?
— Да, Азик, скоро лягу спать. Легкой тебе посадки.
— Спасибо, Нара. Я встречу тебя, когда ты полетишь обратно. Напиши детали рейса.
— Хорошо, утром все отправлю.

У меня оставалось два выходных дня, которые я намеренно решила провести в Дубае. Дел у меня больше не было: с командой мы уже встретились, защитили цели на 2025 год и ждали заключения Генерального директора по новой мотивационной системе.
Я проснулась около девяти утра, неспешно потянулась, позволяя солнечным лучам пробраться сквозь тонкие занавески. Решила провести утро у бассейна. Однако, выйдя на 17-й этаж, я поняла, что тень соседнего небоскреба плотно накрыла всю зону отдыха. Позагорать явно не удастся.
Решение пришло моментально — забронировать себе кабану в Джумейре и провести день на берегу. Но ехать одной не хотелось.
Я набрала Минха.
Минх…
Один из тех редких людей, которые, войдя в твою жизнь, оставляют отпечаток, словно волна, вымывающая очертания старого берега, и формирующая новый. Мы познакомились еще в начале моего пути на международном рынке, когда он первым собеседовал меня на позицию HR директора в стартапе в Швейцарии и Дубае. Позже он стал моим руководителем, но проработали мы вместе всего год — он ушел, чтобы построить собственное дело.
С тех пор наша связь была нерушима. Мы могли не видеться полгода, не писать друг другу месяцами, но при встрече время словно стиралось, а разговор начинался так, будто мы только вчера обсуждали последние события жизни.
Минх — Лев по гороскопу, как и я. Он прошел через все возможные стадии самопознания: терапия, медитации, осознанные сновидения. Он соединяет в себе невероятно светлый, аналитический ум, доброе, чуткое сердце и при этом ведет бизнес с людьми, о которых лучше не говорить вслух. Каждая его история — как сцена из боевика, и я всякий раз спрашиваю:
— Ты серьезно?
— Ну да, — спокойно отвечает он.
— То есть, вы фактически его пытали? Пытали, Минх, ты понимаешь слово «пытка»?
— Ну, он сам полез туда, куда не следовало.
В его словах нет эмоций, только факты.
Минх всегда безмерно рад моим звонкам. И в этот раз тоже:
— Как же я рад, что ты прилетела, моя Нара!
Я вскочила с кабаны и, не спускаясь, обняла его.
Он высокий — 1.90 — так что впервые наши взгляды оказались на одном уровне. Минх — невероятно красивый мужчина 38 лет, с внешностью, которая позволяет ему быть своим и среди арабов, и среди турков, и вообще где угодно.
Щедрый, добрый, и это не просто слова. Однажды он объяснил мне свою философию:
— Ты же понимаешь, что всё, что мы запоминаем из жизни, — это эмоции?
— Да, — улыбнулась я. — Мне нравится цитата Пола Экмана: «Эмоции определяют качество нашей жизни».
— Именно. Вот почему мне легко подарить человеку то, что вызовет у него шквал эмоций. Будь то деньги на первый взнос за машину, дорогие туфли или оплата ипотеки. Я буквально дарю эмоции.
— То есть мне эмоций дарить не надо? Где мои туфли?
— Ты хочешь туфли? Какие, только скажи, куплю тебе десять пар.
— Уже не надо, это уже не эмоции, — фыркнула я, и мы рассмеялись.
Мы говорили обо всем — о работе, о жизни, о любви. И, конечно, о тебе.
— Нара, — задумчиво произнес он. — Мне все больше кажется, что твоя восьмерка по нумерологии работает безупречно.
— В смысле?
— Ты входишь в их жизни, они вдруг прозревают, взрослеют, находят себя, свои хобби, худеют, ставят брекеты. Ты буквально толкаешь их на лучшую версию самих себя.
— И что, потом мне надо просто уйти?
— Да. Восьмерки — кармические. Ты приходишь, они отрабатывают свою карму, и твоя роль заканчивается. Ты сама остываешь и уходишь.
Я вздохнула.
— А с ним-то что? Он ведь мне по судьбе…
— Тут всё ещё не закончено, и ты сама это понимаешь. Но ты смелая и мудрая, раз «отступила» и дала ему возможность расти без тебя. Ему понадобится много времени.
— А мне?
— Жить свою жизнь. Любить его в своей душе. Ведь любовь — это не только про путешествия и не только про секс.
Я закрыла глаза.
— Но мне хочется провести жизнь рядом с ним. Рука в руку. Вести его, если понадобится, и знать, что он всегда за моей спиной.
— Я знаю… — тихо сказал Минх, и крепко меня обнял.
Иногда понимание жизни приходит не через боль, а через людей, которые видят тебя лучше, чем ты сама.
Минх откинулся на подушку, листая книгу, а я, склонившись над ноутбуком, сосредоточенно дописывала строки своей собственной.
— Когда ты наконец покажешь мне наброски? — спросил он, заглядывая в мой монитор.
Я лукаво улыбнулась, прикрывая экран ладонью.
— Скоро. Совсем скоро.
— Уверен, у тебя все получится, — сказал он, снова углубляясь в чтение.
Я задумалась, глядя на мигающий курсор.
— Как странно, — вдруг произнесла я, отрываясь от экрана. — В меня верит моя команда, мой генеральный директор… Люди, которые, по сути, мне никто, которые читали лишь несколько моих стихотворений. Но их слова — не пустая любезность, не дань вежливости. Они действительно так думают. И я столько раз слышала от них искренний восторг, что начинаю в это верить сама.
Я сделала паузу, прислушиваясь к своим мыслям.
— Как же важно, когда рядом есть те, кто в тебя верит, особенно если это люди, уже добившиеся высот. Их слова наполняют смыслом, дают опору. Здесь нет зависти, нет ядовитых комментариев, завуалированных под шутки. Это среда, в которой просто… легко. И тогда понимаешь: дружба — это вовсе не о времени, проведенном вместе, не о количестве общих лет. Это о людях, которые твои. И она может зародиться в сорок лет, превзойдя по качеству давнюю, двадцатипятилетнюю историю.
Минх кивнул, сдержанно улыбаясь.
— Ты права. И тебе повезло не только встретить таких людей, но и быть такой. Честной. Настоящей. Поэтому они тянутся к тебе. Как и я, — он рассмеялся. — Как же хорошо, Нара… Просто валяться, читать, молчать, и ни о чем не говорить. Кажется, я давно так не отдыхал. Спасибо, что ты здесь.
Мы снова погрузились каждый в свое.
А я задумалась о дружбе. О тебе.
Как же странно складывается жизнь…
В то время, пока мы были вместе, мне никто не был нужен. Ни друзья, ни шумные компании, ни привычный круг общения. Ты заменил мне все. Ты был моим убежищем, моим местом тишины, моим домом.
Я доверяла тебе без остатка. Рассказывала все — без прикрас, без фильтров. И каждый раз ты удивлялся: моей искренности, тому, как я выражаю чувства, насколько глубоко проживаю каждую эмоцию. Мы были чертовски близки.
Ты всегда называл меня сильной. Но удивлялся моей уязвимости.
И ты ударил по самому больному.
«Только потому, что человек умеет плавать, нельзя же оставлять его посреди океана».
Сколько смысла в этой фразе.
Когда тебя видят сильной, кажется, что тебе можно причинить любую боль — и ты с ней справишься.
Но это не так.
Всё в жизни требует пополнения. Как если на карте заканчиваются деньги — нужен баланс. Как если ты поел утром — к вечеру снова ощутишь голод. Как если ты слишком долго сражался в одиночку — однажды тебе потребуется кто-то, кто возьмет часть твоих забот, хотя бы на время, чтобы ты могла перевести дух.
И он появляется в твоей жизни. Ты осознанно отдаешь свою жизнь в его руки, позволяя себе впервые быть слабой: «На, управляй, веди меня. Я твоя».
Но он видит тебя сильной. И ждет большего понимания, безусловного принятия, терпимости. Мол, ты же взрослая, ты же мудрая. Прими. Прости. Смирись.
А внутри тебя больше нет места для фальшивых обещаний, для измен, для тайн и недомолвок.
Ты пытаешься бороться. Доказываешь, что так нельзя, что ты — не броня, не скала, а женщина. А внутри тебя живет девочка. Ей лет десять. Она испугана.
И вроде бы у нее теперь есть свой мир. Большой, крепкий мужчина. Сильный, спокойный, с широкими, теплыми ладонями.
И в какой-то момент он просто решает не быть больше твоим миром и уходит, думая, что ты справишься. И ты как оголтелая бежишь за ним, тянешь к нему свои красивые длинные пальцы, за которыми скрыты маленькие дрожащие ручонки, тянешь их к нему, хватаешься за подол майки, брюк - а он не протягивает тебе рук. И ты стоишь на коленях, в слезах и вокруг все темное и мира больше нет. И никто за тобой не стоит, никто не прикроет вместо него, ты - одна.
И ночами ты лежишь, красивая, высокая, успешная, сильная женщина, а эта испуганная девочка десяти лет дрожит внутри тебя, плачет и не дает спать. Она вызывает панические атаки. Ну как так-то, она такая маленькая, а ты такая большая, как она берет над тобой верх?
В какой-то момент, когда твоя взрослая часть делает сотню попыток вернуть свой мир, маленькая в ожидании наблюдает и надеется. Но у обеих ничего не выходит. И наконец, твоя маленькая девочка внутри замолкает, перестает плакать и молить, она затихает от бессилия и ты, вся такая большая, сильная смиряешься с этой тишиной внутри, ночами, проверяешь, где там твоя малышка внутри, а она молчит, лежит внутри тебя, подобрав коленки к груди и еле дышит. Потому что ее единственной надеждой осталась ты - большая сильная женщина, которая обязана ее защищать сама ни на кого не надеясь.




(to be continued)