На вокзале

На вокзале

Я тогда уезжал из провинциального города Н, небольшого, прогретого летним солнцем городка и ждал своей электрички, чтобы отбыть дальше.

Было прекрасное летнее утро, одно из тех, когда все совпало: и чудесная погода, и отменное настроение, и не было еще ничего из того, что могло бы как-то омрачить пребывание в городе Н.
На перроне понемногу собирался народ, кто-то ждал своего поезда, кто-то встречал, кто-то провожал, кто-то просто слонялся без дела.

Когда вдруг посреди всей этой идиллии раздался взрыв из нечеловеческой речи и мата и следом теплую летнюю негу разрезал пронзительный собачий визг. И снова человеческие брань и мат, и снова пронзительный собачий визг -почти крик.
- Сидеть, я тебе сказал! Сидеть, с.ка! - на одной из скамеек мужчина плотного телосложения, похожий на боцмана и уголовника одновременно, воспитывал щенка какой-то рослой собачьей породы, в то время как тот слов явно не понимал и изо всех сил крутил головой, пытаясь высвободиться из тугого ненавистного ошейника.

- Вот тебе! Вот! Получи! - «боцман» ударил щенка поводком раз, другой, потом снова, так, что собака запричитала еще сильнее и еще сильнее задергала головой, чтобы освободиться и убежать от пытки...

Есть, увы, есть, и я с ними неоднократно встречался, такие хозяева, к которым непонятно за какие собачьи грехи попала их бедная собака, которые обращаются с ней так, словно это кусок мяса, железный робот или кусок дерева, унижая и поколачивая, вымещая на них все свои комплексы детства и ненависть, которую они нигде больше явить не могут.
Рядом с «боцманом» сидели, по всей видимости его жена и сын, женщина с признаками ранней усталости по всему облику и мальчик лет десяти, круглой стриженой головой и простоватым,даже придурковатым лицом очень похожий на своего отца, которые никак не отреагировали на агрессию в шаге от них, и даже напротив, казались совершенно спокойными, словно ничего из ряда вон выходящего не происходило и они к подобному привыкли давным-давно.
Потом крик и экзекуция повторилась, как под копирку: брань, удары поводком, пронзительный визг щенка...

Народ поблизости не реагировал, считая, что не его это дело вмешиваться в чужие дела семейные, да и кому нужны чужие проблемы?

Меня глубоко задело грубое поведение «боцмана-уголовника» и я уже было направился в его сторону, чтобы провести короткую, но поучительную лекцию на тему «Человек и его друг собака», когда меня опередил какой-то молодой человек лет двадцати, просто реактивно подбежавший к скамейке и выкрикнувший что-то вроде: «Ты, что, охххел?! Зачем бьешь собаку?!» и тому подобное.

Я прекрасно понимал пылкое негодование парня и его реакцию, и даже мыслено успел встать на его сторону, когда в перепалку вступилась безучастная жена «боцмана», до этого спокойная, как мертвый удав, которая вскочила с места и заорала, как уже сотня битых собак, что-то вроде: «Ты кто такой?! Пошел отсюда! Без тебя разберемся!», включила тому подобную народную музыку без особых смыслов...

Как часто люди остаются сухими и безучастными, пока вопрос, дело их лично не касается. Но стоит только задеть их личные интересы, их жизнь, как-то посягнуть на частное, как они вспыхивают спичкой и бросаются рвать и метать за свое, кровное, родное...

Спорящие находились на некотором расстоянии от меня, метрах в пятидесяти, и пока я решался подойти, взвешивая, поторопиться мне лучше на свой поезд, который должен был прибыть с минуты на минуту или «ввязаться в драку», потом с некоторой неохотой и решительностью одновременно направился к ним, казалось они уже высказали друг другу все, что они высказать имели.

Одним словом, когда я прибыл на место брани, брань уже переросла почти в бокс.

Особенно кипятился юноша, икренне недоумевая, как можно «так издеваться над собакой». «Боцман» же вел себя сдержанно, почти достойно, если не считать того, как до этого он своего пса избивал.    

В итоге кто-то сердобольный вызвал милицию, которая нахождилась там же, на вокзале, ровно в двадцати метрах.
На место прибыл важный то ли майор, то ли лейтенант, но вид у него был, как у целого полковника, недовольно поморщился на короткое резюме спора, скоро во сем разобрался и, собрав быстро показания, увел молодого человека для составления протокола, или еще чего там.

Семья же с битой собакой села на свой поезд и быстро уехала - ее не задерживали.

Я, насколько успел, посвидетельствовал и подтвердил, что все началось с избиения животного, но потом мне надо было уезжать, да и свидетелем я не был признан. А парень, которому никуда торопиться было не надо, ушел в сопровождении «лейтенента-полковника» и парочки местных колдырей-свидетелей, наблюдавших за сценой с безопасного расстояния.
И я не удивлюсь, если на парня составили протокол и влепили штраф, «за оскорбление достоинства» и хулиганские действия, или еще за что. Тем более что больше было не на кого.

К чему я это все? Да, наверное, к тому, что хорошее, благородное дело легко может стать занозой в одном месте, если его не так подать или оформить. Все-таки вид, форма, а не содержание у людей имеет куда больше значения и последствий.