Морозко

Простыл и след последней стервы Марьюшки,
развеялся её сивушный дух,
и лишь окоченевший трупик варежки
под ёлкою от инея распух.
Девиц везли ко мне в обход закона,
в санях и бричках, иногда верхом, 
и оставляли с флягой самогона
и с риском быть прибитой женихом.
Нелепые, закутанные в шали,
сидели возле каждого куста,
весь снег вокруг деревьев утоптали
и писали в запретные места!
Гонял я их в лесу и в поле чистом,
они скакали, пьяно хохоча,
и разлетались валенки со свистом
от взмаха молодецкого плеча.
Когда мне это всё поднадоело,
женился. Рисковать мне не впервой.
И вот теперь мои душа и тело
имеют шансы обрести покой.
Супружница, не напрягаясь даже,
гоняет дрыном засланных дурёх.
Суровая, в плечах косая сажень,
берёт в охапку не одну, а трёх!
А я, набивши пузо пирогами,
лежу в сугробе и курю бамбук,
пока жена, взбешённая врагами,
блюдёт семью, не покладая рук.
Но мысль одна тревожной птицей бьётся:
а что потом, немного погодя?
Когда она и за меня возьмётся,
красноречиво бровью поведя?
Объявит бой безделию и блуду,
тогда, под гнётом дрына и вины,
уже и я скакать по лесу буду,
теряя валенки и писая в штаны...