Полутона безумия sps

.






ПОЛУТОНА БЕЗУМИЯ
(питерская строфика 4-3-4-3)


***

Полутона безумия. Ноябрь,
Тень ветра на расколотом фарфоре.
Скажи мне, Пётр, кто у тебя в фаворе:
Перо, печать, слесарный инвентарь?
      Ночь. Петроград. Прогулка в неизвестность
      Испытывать себя и тьму на честность
      И положить на плаху календарь.

Полутона прозрения. Не чту
давным-давно упрямые мгновенья,
ажурные метафоры забвенья,
дорогу в Рим, не к храму, а – кресту.
     Не понял мира красок Достоевский,
     И только кисть художника на Невском
     Пытается осмыслить пустоту.


***

А хватит ли мне памяти «забыть!»?
Надёжней средство от слепых волнений.
Беседка в парке, – место вдохновений,
найди её и сможешь полюбить
      в последний раз, как в первый. Мир видений
      и утренний туман, речные тени,
      мне пишущие по воде: «забыть

жизнь, ставшую смешной». Засохла сыть
на берегу кисельном. Из мгновений
легко сложить и аромат сирени,
и грустный голос флейты, и прослыть
     последним виночерпием имений,
     в которых атрий чёрен от рожденья,
     в нём вечность пьёшь, чтоб только всё забыть.


***

На чёрный день дожди и листопад,
и фонарей знакомое урчанье.
мной выбрано шутейно, наугад
земное в неземном существованье.
      часы (вновь примечаю) не точны,
      от времени остался свет луны –
      воспоминанье, разочарованье…

Мне ведомы и грех, и боль от дней
всех тех, когда во тьме безмерно зренье,
не может свет пустой среди огней,
утешен смертью быть и ждать спасенье.
      На склонах лет ни счастья, ни следов,
      лишь дремлет грустный ангел утешенья,
      рожденья в знаке девы и весов.


***  4

Не навещают даже в светлых снах..
Подставила свою ладонь монстера.
Что нагадать ей? Мягкий свет торшера.
Ещё узор восточный на коврах
      не выцвел. Тени старого фурьера
      бросаются то к двери, то к окну,
      не веря в то, что всех спасает вера.

Наверно, что посею, то пожну.
За выдохом ещё не время вдоха.
И некому сказать, как было плохо
В сто первом сне ведя свою войну
      до превращенья в прах любого бога
      до непонятных образов в стихах,
      от безразличия до остального…


***

Я выбираю между сном и сном
Открытые в вечерний сумрак двери.
Ты говоришь, что всякий вдох – потеря?..
Не из сырой земли последний дом,
      а из морской воды, из крика чаек,
      туманов зимних,  миражей случайных,
      Ты говоришь, а в горле неба ком.

От блоковских чернил осенних улиц
откажемся, поймав себя на том,
Что не хотим мы думать о былом
О счастье, о мечтах среди распутиц.
      Укутавшись туманами Невы,
      Уже не ищем в небе синевы.
      И не уснули мы, а задохнулись.


***

Безмолвные окраины, я в них
Застрял навеки между «до» и «после».
На тюле голубом проявит осень
падение листвы. В стране слепых
      на тени нет надежды. Скромно счастье,
      гадает по руке судьба-ненастье,
      ещё один стирая жизни штрих.

Когда сильней, чем все слова – тоска,
Ноябрь таится, где-то, в полушаге…
Тень обвожу на рисовой бумаге
Рогатого жука, та кисть – легка…
      Ей можно написать о прошлом веке,
      Историю любви и человека
      Из потаённого черновика.


***

Случайных чаек белые штрихи,
Мгновение – в нём всё всегда случайно.
Осенний волн холодный малахит.
И пены на камнях седой лишайник.
      Костров далёких дым угадан, но
      В нём таже неразгаданная тайна –
      В одно с печалью соединено.

Сны танцовщиц Дега и Биржи хлам
сотрут семиотические тропы,
ныряя в листьев ржавые сугробы,
к упавшим и засыпанным крестам.
      Мир отступает ближе к зимней прозе,
      в колючее пространство старых сосен,
      к ночным, малознакомым берегам.


*** 

Я напишу тебе о старых фресках
на стенах дома, о слоях ночей
осыпавшихся на’ пол в лунном блеске,
дрожании предутренних свечей…
      Однажды также облетим, поникнем,
      листвой осенней, став ничьим, ничьей…
      Самих себя в безмолвии постигнем.

Ещё не свита лунной пряжи нить,
не высушен червец для кошенили,
морены корень и узор сокрыт
желаний тайных… Тёмные светила
      ещё не совершили полный круг…
      Дождаться светлых дней уже нет силы,
      В чужих краях плутает старый друг.


***

Безмолвные окраины, я в них
Застрял навеки между «до» и «после».
На тюле голубом проявит осень
падение листвы. В стране глухих
      на Слово нет надежды. Скромно счастье,
      гадает по руке судьба-ненастье,
      стирая долгой жизни лишний штрих.

Посеребрённые качает тени
Медлительная финская волна,
Она, как всё вокруг, давно больна.
Она, как всё здесь, неприкосновенна,
      Целует долгим взглядом небеса,
      Их дюнам, даром свыше, поднося,
      Кладя их на алтарь песка смиренно.


*** 

Не радуги подкова в семь цветов,
Не дней недели порванные тапки…
На голых ветках днём набухли почки
осенних капель… Прямо на Покров
      сворачивают с улицы трамваи,
      казённые маршруты забывая,
      гремят устало в звон колоколов.

Сквозь тающую дымку над проспектом,
не объектив Тарковского поймал,
случайный проблеск лет прошедших, вал
событий, но не обозначить вектор
      движения души в небесный храм
      по непонятным суетливым дням,
      в которых отдохнуть давно как негде.

***

Не истина, скорее – заблужденье
Поход в осенний дождь за сто морей,
По мостикам прогнившим октябрей,
По бесконечным серым отраженьям.
      Быть может поздно сожалеть о том,
      Что жизнь один большой тряпичный ком
      Для куклы в день её перерожденья.

Нить времени тонка. Что толку в ней?
Нет вечного покоя и не будет.
День новый о  прошедшем позабудет
Среди иных неявленных огней…
      Болотных или невских, окаянных,
      Придуманных, бумажных, оловянных
      Игрушек, чьи сердца всё холодней.


***

Опустошенность. Капли мутной браги
на скатерти. В столовом серебре
не отразиться утренней заре
трепещущим безумно-красным флагом,
      повешенным на первом фонаре
      толпой солдат. Беги домой скорей
      от слов, пропахших тыквенною брагой.

Расстрельных списков жёлтая бумага
казачьих шашек легче и острей,
их убивали прямо у дверей
усадеб, стен и на краях оврагов;
      нас убивают проще и верней
      бездушием и сказкой о добре,
      и лживых слов дешёвой мутной брагой.




















.