Письмо

       Ольга Олеговна проснулась ранним утром с тяжёлым предчувствием беды. До школьного звонка было много времени – час с четвертью. Она быстро привела себя в порядок, накрасилась в меру, как и подобает учительнице русского языка и литературы в старших классах, надела облегающее платье красного цвета с вырезом, а поверх белый пиджачок. Недалеко ушедшая молодость позволяла носить белое ожерелье из речного жемчуга. Колец Ольга Олеговна не носила, замужем никогда не была и никаких алых парусов в бушующих волнах повседневности на её горизонте не наблюдалось.
      Она медленно выпила чёрный заварной кофе, промокнула салфеткой губы, помыла за собой чашечку, поставила стекать на мойку, а сама задумалась на минуту или две. Потом взяла бумажный подарочный пакет и отправилась с ним в прихожую. Достала с антресолей обувную коробку и что-то переложила из неё в пакет. Посмотрелась в зеркало и поспешила в школу под ласковое апрельское солнце в канун длинных майских праздников.
      Её предвыпускной 10 «В» ей нравился своим балансом: мальчиков и девочек в нём было поровну. Все красивые, все разные, все умные и с характерами, в которые она вкладывала часть себя. «А что я на самом деле в них вложила?». Она обвела класс глазами, заглянув в каждое лицо юношей и девушек. «Кем они станут через пять лет, через десять?». Иногда она задумывалась о них и пыталась в воображении составлять пары, понимая, что в лучшем случае одна из всех состоится. «Интересно – я угадаю или нет?».
       – Сегодня у нас сочинение. Я выпишу вам две темы и покажу ещё одну на выбор каждого.
       Класс легкомысленно загудел: «Опять отцы и дети… кого сегодня под паровоз отправим? Шанина, ты у нас самая романтичная».
       Ольга Олеговна выписала на доске: «Мастер и Маргарита – история большой любви», вторая – «Письма», а третья тема вот. Ольга Олеговна сняла с ноги красную туфлю лодочкой на высоком каблуке, а рядом с ней на стол извлекла старый изношенный мужской башмак. Класс загудел, в руках появились телефоны, смешочки и выкрики: «Во даёт!».
       – Время пошло.
       Ольга Олеговна села на стул и перевела отречённый взгляд в окно – на весну, на волю, даже не подумав, что её профиль заставлял учащённо биться юношеские сердца в классе.
       Её вернул в реальность телефон в сумочке, который буквально разрывался от вибрации – сообщение за сообщением. «Прозвенит звонок – тогда и прочитаю». До звонка оставалось минут десять. На перемену класс Ольга Олеговна не отпустила; никто и не порывался уйти, привычно зная, что такое сдвоенный урок и сочинение.
       В конце первого часа в дверь постучали и на пороге появился Пал Палыч – директор гимназии, заслуженный учитель и доверенное лицо. Он вызвал её в коридор.
       – Ольга Олеговна, что Вы себе такое позволяете? Родительский чат буквально взорван!
       – Что не так со мной?
       – Во-первых, Вы, простите, в одной туфле, а во-вторых, эти две темы – письма и башмак! Мы же договорились, что пишем сочинение по Булгакову. «А» и «Б» пишут, а у Вас что?
       – Я… у меня своё отношение к Булгакову как к человеку и как к писателю. У них есть достойный выбор не повторять пошлые банальности. Или повторять.
       – Ну, знаете, я вынужден прислушаться к мнению и наблюдательного совета.
       – Ваше право, но до конца второго часа прошу не вторгаться в мой кабинет.
       – Вы уволены!
       – Да неужели?
                * * *
 
       Все тетради с исписанными страницами Ольга Олеговна забрала домой, зная, что не вернёт их в свой класс уже никогда. Впереди длинные праздники и выходные, а потом увольнение по-собственному с завизированным заявлением. Она разложила сочинения на три стопки: «Письма», «Мастер и Маргарита – история вечной любви» и «башмак». Письмо было одно, она его отложила на потом. Больше всего сочинений было написано о мастере. В них она и погрузилась с горькой усмешкой Маргариты. Кто-то мечтал о такой же большой любви, кто-то жалел Бездомного, поцелованному ею, кто-то обещал написать свой роман о любви… Всё, как обычно: ни одной своей мысли. Она машинально отмечала красным ошибки и ставила запятые. Все молодцы. Так держать. Она открыла тетрадку с письмом.
       «Я Вас люблю – не потому, что молод, не за красоту Вашего профиля и статность, не потому что юношески глуп. Я просто Вас люблю. Без Вас я не задумался бы никогда о важных смыслах стоптанных башмаков рядом с изящной туфелькой. Это та любовь, до которой никогда не был способен подняться Мастер. Он любил только себя и никого больше, как не любили его, и опять же любили только себя. Два нарцисса, два цветка на общей могиле вечного спокойствия. И дьявол там вовсе стороннее лицо: он ничего не делает, ничего не свершает. Он просто есть и наблюдает, как другие съедают себя изнутри и губят других во имя собственной пустоты. Я не хочу быть похожим на них. Я хочу любить по-настоящему: это когда позволяешь себя обманывать, расцветаешь из корня своего сердца алыми огнями. Любовь – это мудрость юношеской глупости и юношеская глупость мудреца. Любовь – это то, что не получают сразу. Её необходимо заслужить. Я люблю Вас. И однажды я приду на Ваш порог в избитых в дорогах сапогах или изношенных ботинках, чтобы заслужить любовь, стоящую на пьедестале красоты в красивых туфельках лодочкой. Я знаю, что Вы дождётесь меня однажды».
       Ольга Олеговна пробежала письмо глазами, водя ручкой по строчкам и не видя ошибок, несуразностей, глупых обещаний и обречения себя на долгий путь испытаний. Она плакала. Её слёзы размывали чернильные строчки. «Сейчас мало кто пишет пером. Оно не подписано, писал правша, но левой рукой. Кто ты, мой некто?»
       Два последних сочинения она проверять не стала – Шанина и Кондратьев, «Башмак» и «Туфелька», безнадёжно влюблённые друг в друга. Здесь она улыбнулась и подобрела.
       Зазвонил телефон.
       – Ольга Олеговна, Вы обязаны вернуться в нашу гимназию. С родителями я всё улажу.
       – Нет, Павел Павлович, я не могу вернуться. У меня появились обстоятельства.
       – Какие, какие обстоятельства, Оля?
       – Семейные, Пал Палыч.
       – Семейные? А как же я?

 

       Воскресенье, 23 февраля 2025 г.