Месть колдуна. Часть 1

Месть колдуна. Часть 1.

Песок вздымает поступью верблюд-
Крупинка средь пустыни необъятной.
Как раскаленный на огне сосуд,
Светило жаром пышет беспощадно.

На бледном ситце голубых небес
Ни облачка, ни легкой зыбкой тени.
Колючий куст и тот давно исчез.
Здесь всё мертво. Ни трав нет, ни растений.

Лишь ветер вдруг подув, песка покров
Подвинет, обнажив скелета кости.
Он здесь давно во власти вечных снов.
Забытый муж без места на погосте.

Скрывает горизонт крутой бархан.
Слепят песка златые переливы.
Который день идет наш караван.
Лишь ветра слышим тихие мотивы.

Наш путь среди песков и скал пролёг.
Чем далее-земля была бесплодней.
Багрового заката уголёк
Казался маяком из преисподней.

Тьму разгонял пылающий костёр.
Ревели утомленные верблюды.
Плыл в тишине чуть слышный разговор
И прерывал его лишь звон посуды.

«Скажи, Ахмед, какой длины наш путь?
Среди песков, когда увидим пальмы?
Хотим скорей под ними отдохнуть,
Услышать звон ручья хотим печальный.»

Угрюмый караванщик отвечал:
«Я говорил вам, путь нас ждёт неблизкий.
Святой старик-хранитель древних чар.
Просителя отвергнет с целью низкой.

Уже наверно будет сотня лет,
Как он обрёл укромную обитель.
Не каждый сможет встретить вновь рассвет,
Покой его нарушив, посетитель.

Я слышал, наши старцы говорят.
Он знает, где зарыты были клады.
Не страшен мудрецу опасный яд.
Творит он в полночь тайные обряды.

Из тёмных недр он вызвать может дух
И жизнь вернуть в обитель мёртвой плоти.
Но к просьбам и мольбам обычно глух
Гостей незваных, кто к нему приходит.

А если на просителя он зол,
Нахалов устрашить навеки дабы,
Охальник в корчах упадёт на пол,
Где примет облик мерзкой, скользкой жабы.

«Твой страх понятен, верный друг, Ахмед.
Поклялся я и клятву не нарушу.
Колдун, что причинил так много бед
Заклятьем у жены похитил душу.

По кромке неба алые штрихи,
Когда рассвет стал выводить небрежно,
То тут, то там запели петухи.
Очнулся я, покрытый пылью снежной.

Всё сковано прозрачным, серым льдом.
На стенах толстым слоем белый иней.
Я смог суставы разогнуть с трудом.
Промёрзший до костей, лилово-синий.

Не знаю, что спасло меня тогда.
У колдуна на то была причина.
А предо мной, как статуя из льда,
Холодная, прекрасная Рамина.

Я догадался, что она жива,
Но это жизнь бездушной оболочки.
Наклонена изящно голова.
Тверда, как мрамор, и белей сорочки.

Я пал ничком у хладных, стройных ног.
Обнял их в ожиданье скорой смерти.
Вот только преступить через порог
Она не в силах даже, уж поверьте.

Нас отыскал садовник поутру.
Он выбежал из комнаты в испуге.
И разомкнув объятья слабых рук,
Вниз отнесли меня в молчанье слуги.

Ни мудрый книжник, ни хромой ведун,
Ни лекарь, чью года скрутили спину.
Ни маг, что тайны знал планет и лун,
Не в силах были вылечить Рамину.

На зов примчался из-за гор Амир.
От тяжких дум он сердце рвал на части.
И был готов объехать целый мир,
Чтоб средство отыскать от злой напасти.

Однажды знахарь черный, словно ночь,
Он взялся за леченье очень рьяно,
В конце сказал, что сможет нам помочь
Мудрец, чей кров укрыт промеж барханов.

А потому теперь лежит наш путь
Среди печальной и пустой равнины.
Пусть суждено навечно здесь уснуть,
Готовы мы на это для Рамины.»

В ответ наш провожатый проворчал,
Что надо спать ложиться, очень поздно.
Одно из красивейших покрывал
Надела ночь, на нем сверкали звезды.

Как в переливах белая река,
Они текли от края и до края.
Одна из них, что страшно далека,
Как светлячок, что бьётся в окна рая.

Я любовался дивным блеском звезд
И чувствовал себя песчинкой малой.
Меня несли ветра вселенских гроз,
Пред ними был я жалкий и усталый.

Как мелочна земная канитель
В сравненье с тайной темной и глубокой.
Мильоны жизней: дом, жена, постель-
Прошли под этой бездной черноокой.

Согретый возле жаркого огня,
Я задремал и спал без сновидений.
За светлым кругом, тишину храня,
Незримые бродили чьи-то тени.

Восход вдали малиновым пятном
Расплылся, смыв налёт ночных фантазий.
И думали все только об одном,
Как землю в море ждали мы оазис.

Запасы драгоценные воды
День ото дня нещадно убывали.
Колодца занесенного следы
Найти в песке получится едва ли.

От жажды закружилась голова.
Зной превратил лицо в кривую маску.
Пред взором вод бескрайних синева-
Бред мысли запустил в лихую пляску.

Но отыскал Ахмеда зоркий взор
Ему едва заметные приметы.
«На горизонте высится бугор
В песок пурпурный, словно царь одетый.

А посему скажу, близка к нам цель.
Сокрыт за ним оазис изумрудный.
Полдня пути, не более, отсель.
О боги, как же это было трудно!»

От слов заветных встрепенулись вмиг.
Как пепел, разлетелись все преграды.
Пустыню огласил победный крик.
Даже верблюды были очень рады.

Невидимые крылья за спиной
Несли вперёд без страха и тревоги.
Ударил в голову азарт хмельной
Ведь позади все тяготы дороги.

Бугор, как самоцвет, манил меня,
Но краем глаза уловил движенье.
Огромная пустынная змея
Готовилась к коварному вторженью.

Пред ней едва заметная нора
Колючками прикрыта ненадёжно.
Внутри лисята, словно детвора,
Опасность видя, замерли тревожно.

В глазах их отразился дикий страх.
Кто виноват был жалость или скука?
Но лук тугой возник в моих руках.
Пришпилена стрелой к песку гадюка.

Ахмед не врал, мы обошли бугор.
О чудо, вдруг, как статуи застыли.
Пред нами, словно дорогой ковёр,
Огромный сад средь гибельной пустыни.

Воздеты кроны финиковых пальм.
К земле склонились гроздья тамарикса.
Инжир поднял зелёную вуаль.
Плакучий тополь головой поникся.

По ними шелковистый бархат трав.
То тут, то там цветы прекрасных лилий.
И розы, проявив свой дерзкий нрав,
Растут, благоухая, в изобилье.

На ветках можно видеть сотни птиц,
Как будто жизнь вдохнули в самоцветы.
Тропинки, как узоры кружевниц.
Журчит ручей светилом чуть согретый.

Проделав путь, впадает в озерцо,
Что расплескалось в середине сада.
Так хочется омыть водой лицо,
Чтоб побежала по щекам прохлада.

Из матового мрамора дворец
Укрыт в тени невиданных растений.
Искуснейшего мастера резец
Покрыл резьбой причудливой ступени.

По ним взошли мы, перед нами зал
Переливался, как оклад из яшмы.
Из челяди никто нас не встречал
И стало оттого немного страшно.

Везде покой царил и тишина.
Шаги лишь разносило звонко эхо.
Как будто в липкие объятья сна
Попали, будет злу теперь потеха.

На стенах гобелены и ковры.
Пред нами длинных комнат анфилада.
Как будто удалось нам враз открыть
Ларцы златые, спрятанного клада.

Везде восточной роскоши следы.
Сверкают ярко бронзовые лампы.
Мазаику из смальты и слюды
Сменяли на шелках цветных эстампы.

Мы обошли, казалось, весь дворец.
Печать везде лежала запустенья.
И гулкое биение сердец
Сопровождало каждое мгновенье.

Вдруг перед нами появилась дверь,
Ввысь уходя под мраморные своды.
Таился там быть может дикий зверь
И терпеливо ждал своей свободы.

Я взялся за железное кольцо,
И створка отворилась с резким скрипом.
Горячий воздух опалил лицо,
И волосы от страха встали дыбом.

Огромный, поглощенный тьмою зал
На чрево древней походил пещеры.
Седой старик творил здесь ритуал,
Огонь нездешний запер внутри сферы.

Он старца освещал угрюмый лик.
Как рвы, чело изрезали морщины.
Увидев нас, издал протяжный крик.
Покрылись леденящим потом спины.

«Как смели вы нарушить мой покой!
В обитель тайн вошли без приглашенья!
На волосок я шевельну рукой,
И в мир проникнет адское творенье.

Подите прочь отсюда, поскорей.
Замкните за собою крепко двери.
Иначе в диких превращу зверей,
Или растащат на куски химеры!»

«Твой гнев напрасен, добрый господин.
Какое хочешь примем наказанье.
Ведь в целом свете сможешь ты один
Помочь нам, велики твои познанья.»

Смягчился старец: «Хорошо, в саду
Меня вы ожидайте терпеливо.
Найдёте там напитки и еду,
Табак, кальян, диваны и огниво.»

В смятении вернулись в дивный сад,
А в сердце проросло зерно тревоги.
Любой увидеть небо был бы рад,
Приём гостей здесь был не в меру строгий.

Но стоило пройтись в тени аллей,
Пьянящие отведать ароматы,
И на душе вдруг стало веселей.
Сорвать просились спелые гранаты.

В густой тени от кряжистых дерев
Стол был накрыт для дружеского пира.
Вокруг него мы сели, осмелев.
Невидимая заиграла лира.

В казане ожидал вкуснейший плов.
Тянулись руки к сочному кебабу.
Наш проводник всё это съесть готов,
Не опасаясь превратиться в жабу.

Налив в стаканы ледяной щербет,
Мы поразились мягкости дивана.
Как грош блестел, объевшийся Ахмед,
Ведь наш обед достоин был султана.

Беседа навевала лёгкий сон.
Он, словно мёдом, смазал наши веки.
Как озеро, сияет небосклон,
Качая диск в пылающем ковчеге.

Дремоту разогнал пушистый лис,
Явившийся неведомо откуда.
Нежданный гость для нас большой сюрприз.
Пусть невеликое, но всё же чудо.

За ним, одетый в шелковый хитон,
К нам старец шёл походкой величавой.
Вскочив, ему отвесили поклон.
Он сел напротив-доброе начало.

Повисла пауза, его пытливый взгляд,
Казалось, мог прожечь, как уголь, тело.
Хоть пот стекал на землю, словно град,
Отбросив робость, я ответил смело.

«Мудрейший из живущих на земле.
Прости за дерзость и визит незваный.
Огнём, что дремлет до поры в золе
Колдун, воскреснув, выжег злые раны.»

Без тени нетерпения рассказ
Ведун прослушал, не сказав ни слова.
Он выраженьем равнодушных глаз
Укрылся, словно полотном покрова.

«Колдун сей-мастер древних, тёмных чар
И одержимый жаждой страшной мести.
Опасен он, словно степной пожар.
Поостерегся я б на вашем месте.

Я отошёл давно от ратных дел,
Все время посвящаю лишь науке.
Тех, кто дворца посмел пресечь предел,
Мог в гадов обратить, бесясь от скуки.

Помочь вам попросил мой рыжий друг.
Меня он развлекает на досуге.
Как видите, я здесь живу без слуг.
Нет ни детей, ни любящей супруги.

Вы от змеи спасли его детей,
За что он вам готов служить без срока.
Теперь он ваш от носа до когтей.
От хитрости его немало прока.

Ваш враг силён, но даже на него
Найдется при желании управа.
За морем у скалистых берегов
Вознёсся к небу замок величаво.

Покинутый властителем давно,
Находится веками в запустенье.
Подходы, тропы-всё оплетено
Колючками невиданных растений.

Взирают с неприступной высоты
И день и ночь внимательно бойницы.
Лишь солнце сядет, в них из темноты
Влетают удивительные птицы.

Хоть замок брошен здесь таится жизнь.
Скрипят под тяжким шагом половицы.
Ложится чья-то тень на витражи,
И воздух, словно пред грозой, искрится.

Когда-то в замке жил один мудрец.
Он в совершенстве чар постиг науку.
Но время шло, предвидя свой конец,
Решил прибегнуть к колдовскому трюку.

Похитив в мрачных лабиринтах зло,
Он сделал его узником подвала.
Годами в темноте оно росло
И жертв невинных ему было мало.

Оно шептало мудрецу слова
И ими покрывались сплошь страницы.
Писалась им кровавая глава,
Таинственных посланий вереница.

А позже он исчез, никто потом
В округе не встречал той чародея.
Но в замке сохранился чёрный том-
Наследие забытого злодея.

Мой утомил, наверное, рассказ,
Но в книге той найдёте вы заклятье.
Услышав его, враг лишится враз
Плодов своего чёрного занятья.»

«А как же мы прочтём в ней письмена?
Забыты языка давно истоки.»
«У книги есть особенность одна.
По-волшебству меняются в ней строки.

Лишь приоткроешь таинство страниц,
Начнётся с ней неспешная беседа.
Расскажет тебе всяких небылиц,
И может она многое поведать.
Борьбы непредсказуемый финал.
Какая б ни назначена награда,
Но дверь, что преграждает вход в подвал,
Запомните, вам открывать не надо!»

Под крышей провели мы эту ночь,
Отвыкшие от мягкости постели.
К уюту тягу сложно превозмочь,
На тверди засыпая три недели.

А поутру верблюдов громкий рёв
Позвал нас собираться понемногу.
Всегда водою полный до краёв
Бурдюк нам чародей отдал в дорогу.

Не страшен стал для нас пустыни жар.
И мимо обойдут, не тронув, бури.
Простился с мудрецом пушистый дар.
Вдаль смотрит он теперь, глаза зажмурив.

Хозяин проводил до входа в сад.
На попеченье взяты им лисята.
Нас ожидал нелегкий путь назад,
Но сердце было радостью объято.