Гонщик
Валера и отличником стал из-за гонок. Тренер, Владимир Васильевич, человек с квадратными плечами из дерева с хриплым, отмороженным голосом, потребовал как-то дневник и, ткнув острым, как лыжная палка, пальцем в тройку по физике, сказал: "Ещё одна - выгоню". Так Валера стал отличником. И к десятому классу кандидатом в мастера спорта. Он начал ездить по разным городам на соревнования. Получал медали, талоны
на питание и даже какие-то денежные пособия. Ещё ему бесплатно выдавали форму. Беговую, тренировочную и повседневную. Утеплённые болоньки, спортивные куртки, перчатки, шапочки. Не жизнь, а праздник! Заслуженная гордость. От этого он ещё лучше учился и бегал сверх тренировок. Все было понятно: впереди будущее в виде алой финишной ленточки.
И тут случилась несправедливость. На очередной медкомиссии кардиолог долго водил носом вверх и вниз по кардиограмме и наконец сказал:
- Валерий Евгеньевич, а бегать вам больше нежелательно. Можно, но без нагрузок - у вас перетренировка. Надо поберечь сердце.
Какое сердце? Кто его видел? Спроси иного молодого человека, да хотя бы Валеру: "Где у вас сердце?" - он покраснеет и покажет на печень или селезёнку.
- Как без нагрузок? - удивлённо переспросил он и был похож на собаку, которой сказали: «А гулять ты больше не пойдёшь никогда».
Он помолчал.
- А в армию возьмут?
- К армии вы годны. А на соревнования в ближайший год - запрет. Категорический.
Интересное дело. Он жизнь поставил на этот сезон. А теперь что? Никуда не пошёл после десятого. Гарантированно попадал в спортивную роту. Значит, весной придётся уйти в обычную армию. Со всеми. И там понять, как жить дальше. Будут льготы. Вернусь и поступлю точно. Не инвалид всё-таки. Это справедливо. Неприятно ему было бояться и быть негодным - так он решил. Потосковал. И пока устроился грузчиком леса на целлюлозно-бумажный комбинат. Правил на цепном конвейере чурки стальным крюком. Мокрые чурки назывались балансом. Работа по плечу, спортсмен как-никак. "Приду из армии - попробую поступить в Москву, в МГУ. Москва...чем не олимпийская медаль? Хотя многим её вешают ещё в роддоме на шею. Бесплатно. Но кому-то она и не медаль вовсе, а хомут, наверное. Кому как."
Валера стал замечать за собой, что смотрит на жизнь уже не из накатанной лыжни, а как бы со стороны, как зритель. Становится мудрее.
Платили очень хорошо, но работа требовала сноровки. Поначалу он рвал чурки силой, стараясь помочь пожилым грузчикам, но они только улыбались и качали головами. В конце концов бригадир сказал:
- Ты не рви парень, не рви! Тут головой надо, а не силой. Видишь, эта чурка упирается, ты её чуть поддень - и остальные пойдут. Спину беречь надо. Смотри внимательно. Видишь? Вот эту теперь…
И у Валеры стало получаться. Он уже не падал без сил после смены. А ещё он влюбился. Валентина работала мастером по балансу – решала, какой баланс на щепу, какой - пока в кучу. Ну и засматривалась иногда на белую спортивную куртку с надписью РОССИЯ. А Валера всегда ждал, когда появятся резиновые сапожки, глаза повыше боялся поднять. А как поднимал, вспыхивали у него на щеках маки. Прямо из ямочек на щеках и росли. А у Валентины из ямочек на щеках - розы. Шум, грохот от баланса, цепи лязгают, а у них тишина и покой, как в ботаническом саду. Потом гуляли, держась за руки, в посёлке. Робко целовались по подъездам, и так до самой армии в майский призыв. Валентина полила свои розы слезами, ждать не
обещала, не клялась. Просто молчала, сжав губы, и глядела на него распахнутыми глазами.
И понёс Валера тяготы и лишения, как и все молодые бойцы. Понёс и понёс. В войсках ПВО.
Два солдата из стройбата заменяют экскаватор,
А солдат из ПВО заменяет хоть кого.
Армия тогда другая была. Не то, что нынче. Нынче и обувь, и одежда модные, да и стреляют много. А в те годы патроны что ли экономили. Всё больше муштра да караульно-постовая служба. Как при царском режиме. На ногах кирзовые сапоги и портянки. Но на то они тяготы и лишения, чтобы... А чтобы что? Это каждому по совести да по разумению. Но главное все равно не перловка в тарелке и кирза на ногах. Главное - люди. Шамши из Чимкента -двенадцатый ребёнок в семье. Как шутили: с гор спустился - и в армию забрали. Но это был на самом деле на редкость улыбчивый и тонкий человек. Мечтал стать учителем. Постоянный смех вечерних поверок, стоявшие рядом маленький украинец по фамилии Наливайко и большой - Закусило. Славные ребята. Собаковод Гриша Жеребило. И самый душевный друг - Саша Подшивалов: они оба умели и любили молчать вместе и думать. Каждый о своём.
Валера - человек неконфликтный, "дедов" уважал. А у молодого бойца в армии почёта никакого. Одна нужда и недоедание. Но так и обучаешься всему, быстро и умело. Через «не могу» да «не хочу». Но вот старшина, хохол Горбань, поначалу на Валеру окрысился, служака. То ли характер в нём
почувствовал, то ли что. Но то наряд вне очереди влепит, то заорёт на него, брызгая слюной, перед строем. Валера терпел-терпел, но однажды без свидетелей, в Ленинской комнате, слегка толкнул старшину плечом - тот впечатался в наглядную агитацию спиной. Потом сжал ему руку выше запястья и тихо сказал:
- Старшина, ты меня не выделяй. Я такой же, как все. Но могу поломать, нечаянно, - и ушёл.
Чугунные тиски на руке и спокойная речь - это впечатляет. Старшина Валеру выделять перестал, но обиду затаил.
Прошло больше полугода. Давно принята присяга, и Валера ещё не старослужащий, но уже и не молодой. В свободное время он решал задачи по алгебре или геометрии. Ходил в библиотеку, в которой всегда был единственным читателем. Валентина писала спокойные письма. Часто упоминала младшую сестру, которая жила с матерью в селе Сосновка. Разница у них была 12 лет. Отец давно умер, и Вареньку они растили с мамой. У Валеры были их фотографии. Все трое на одно лицо, но разного возраста. Вот Валентина и уехала из села на завод, чтобы зарабатывать
больше денег для сестры и матери. Восемьсот километров до неё теперь. Не тысяча, конечно. Но всё-таки.
Прошёл Новый год. И однажды, в феврале уже, в один из вечеров, когда Валера и знать забыл, что он гонщик, случилось редкое и страшное совпадение. От Валентины давно не было писем, наверное, месяц, а тут пришло. Он спрятал его за пазуху и решил прочитать перед отбоем.
Построились на вечернюю поверку. Старшина привычно перечислял фамилии:
- Наливайко!
- Я!
- Хи-хи.
- Закусило!
- Я!
- Ха -ха.
- Дивизион! Слушай объявление. Завтра в четыре часа назначены лыжные гонки. Чемпионат корпуса. Будут представители всех частей и дальних дивизионов. Первое место -десятидневный отпуск домой. От нашей части бежит… рядовой Тебенев - распоряжение замполита. С подъёма и до четырёх подготовка лыжни, личное время. Дистанция - десять километров. Вопросы есть?
- Есть! - сказал Валера. - Какая экипировка, товарищ старший сержант?
- Уставная. Гимнастерка без ремня. Тёплое бельё. Армейские лыжи на ремнях. Штатная шапка-ушанка. Все свободны.
Но Валера в эту ночь не сомкнул глаз. Он лежал под сопение и храп казармы, глядя в потолок, в пятно дежурного света. Он думал о письме. Письмо было следующее: "Валера, милый! Я не говорила тебе. Пришёл из тюрьмы человек, который любит меня с детства. Мы вместе росли. Я выхожу за него замуж. Иначе страшная беда для всех. Прости меня и забудь. Я буду любить тебя всегда." И всё. Больше ничего.
Старшина, улыбаясь, выдал ему так называемые лыжи. По сути две облезлые, наверное, столетние доски с занозами и лохмотьями якобы креплений на сапоги.
- Товарищ старший сержант, а других нет? Честь дивизиона всё-таки. Тут, наверное, резинки должны быть, чтобы каблук не соскальзывал.
- Других нет. Всем одинаково, рядовой.
Валера с досадой всматривался в эти почти охотничьи лыжи, пытаясь понять, как их привязать к сапогам и как вообще на них можно двигаться, а не то что бежать. То, что он может проиграть даже на таких лыжах и с такими палками, не было и мысли. Тридцать человек в забеге. Он выиграет. Поедет в отпуск и разберётся с этой уголовной сволочью.
Его воспаленный мозг сейчас работал спокойно и профессионально. Пока топтали лыжню участники и все желающие, Валера запоминал каждый спуск, каждый тягунок, каждую прямую. У всех его соперников были такие же широкие, только новые лыжи с надписью «Вятка», новенькие крепления и палки, ещё не разбитые настом. Но он сразу видел, что на лыжах умели
бегать человек пять. На уровне "готов к труду и обороне", не более того. Остальные - случайная публика. Ну здоровые, ну спортивные. Ну и что? Он бы всем мог дать фору. Валера внимательно осмотрел лыжи. Вроде, выдержат. Обедать он не пошёл специально. Зачем? На завтрак, к счастью, давали овсяную кашу, и он съел три порции. "В лошадином спорте - лошадиная еда," - говорил тренер. Овёс уже начинал отдавать мышцам сумасшедшую энергию. Соперники потянулись в столовую, а он пошёл в казарму. В казарме дневальным был друг Саша Подшивалов.
- Саша! Сходи к старшине. Я знаю, у него есть. Мне он не даст. Попроси свечку. Парафиновую свечку. Придумай что-нибудь и принеси в бытовку.
У Саши получилось.
- Сказал, что иголку уронил в тёмный угол. Целую не дал, вот половинка.
- Хватит.
И Валера с помощью утюга и края солдатской пряжки напарафинил лыжи, приговаривая:
- Аккурат ниже 15 на улице. Идеально будет.
Он не поленился и подштопал крепления, от греха подальше. Потом сбегал к художнику и на мелкие гвоздики прибил к лыжам куски войлока от найденного в мусорной куче валенка для устойчивости под подошвой. Всё осмотрел, подергал, обстучал и остался доволен.
- Это даже хорошо. что не новые, - подумал он. - Без краски легче даже. И посуше. Спасибо, товарищ старший куркуль.
Соперники выходили из столовой. Одни курили, другие лениво зевали. Их послали, они и поехали. К Валере подошёл Шамши и протянул ему новые, высокие шерстяные носки, ещё связанные между собой.
- Вот, возьми. Из дома прислал. Портянки плохо. Бери.
За пятнадцать минут до старта подъехал автобус, и из него вышли три лыжника в спортивной экипировке. Валера увидел финские лыжи Карху у двоих, а у третьего Фишер и всё прочее. К бойцам подошёл замполит.
- Товарищ капитан, а кто эти? - спросил Валера.
- А, эти... Из спортроты. Подснежники. Приписаны к нашему дивизиону. Командующий распорядился, чтобы появились и пробежали, как положено. На общих основаниях.
- На каких же это «на общих»? - сказал рослый ефрейтор. - Я бы лыжами махнулся с ними.
- И шапочками, - добавил кто-то.
Бойцы улыбнулись.
- Разговоры! – повысил голос капитан. - Приказы не обсуждаются, - и пошёл к местам для зрителей.
- Всё насмарку, - подумал Валера. - Придётся выживать.
Двоих он знал: Толя и Андрей. Гонялся с ними на зональных. А третьего - нет. Они бы сейчас и не узнали его в ушанке и гимнастерке. Спортсмены старались не выражать никаких эмоций. Вид у них был туповатый и равнодушный, как у пленных. А бойцы смотрели на спортсменов
презрительно или с ухмылкой.
- Ладно, приказы не обсуждаются, - сказал ефрейтор. - Пошли на общий старт, ребята. Солдат спит - служба идёт.
Трасса получалась в два круга. С общего старта поляна, потом резкий поворот направо. И петли по смешанному лесу и сосновому бору. Кто впереди, не видно из-за деревьев. За километр до финиша тяжеленный тягун. Спортсмены постесняются уходить первыми. Пойдут последними, по-тихому «съедая» ребят. Куда им спешить? Наверняка уже решили, кто придёт первым. Тренеров на лыжне нет, подсказать некому, и мы для них - все на одну скорость, как зеленые улитки. Значит, мне надо после поворота исчезнуть, раствориться и первый круг отмахать одному. На втором они меня по любому достанут, а потом тягунок - там и поглядим. Дистанция по сути скоростная. Эх, пусть бы "Вятка", но хотя бы гражданская, и не сапоги бы с лямками, а простые ботинки. Да что там… Спасибо Шамши, ещё не хватало портянки на лыжне перематывать. Вот такой у меня план.
Перед поворотом Валера оглянулся и увидел спортсменов позади всех. Он глубоко вздохнул и исчез, как призрак. Высокий ефрейтор даже не поверил своим глазам: был солдат - и нет солдата. А Валера уже стелился над лыжней. Именно стелился, как метель, как белое дыхание ветра. Он вспомнил, его тело вспомнило всё: и дыхание, и нужный шаг. И пусть он был растренирован и выкладывался сверх возможности, но все же шёл четко, без суеты, как большой мастер. Спортсмены, конечно, всех слопали, вежливо проскальзывали, бесшумно обтекали запинающихся и тяжело дышащих солдат, гремящих по лыжне, и уже грациозно, друг за другом, зашуршали в одиночестве и встали как мёртвые, когда увидели Валеру, который догребал тяжелейшую гору и исчез за вершиной. Они смотрели, уже запыхавшись, друг на друга, на гору, и поняли, что кто-то их развёл, как школьников. Шутки кончились.
Его гимнастёрка лишь изредка издевательски мелькала между деревьев. Они на тягуне. Наелись. Бесило непонимание: за кем они гонятся? Кто это? Они шли так же резко, в заданном им темпе, но разница в экипировке сокращала дистанцию метр за метром. А Валера так давно не гонялся. Он уже давно выбросил где-то ушанку и рукавицы. Спортсмены упорно и слаженно держались друг за другом. Видимо, не раз бегали вместе. Они достали Валеру перед самым долгим подъёмом, опять перед горой. И тут он объявил им войну. Они уже и так понимали, что бегут не за простым солдатиком на досках. У них не было особого желания победить во что бы то ни стало туземца. Но сработал инстинкт. Он заставил их побеждать любой ценой. А тогда ломается строй, умолкают флейты и остаётся только звук рукопашной. Уже каждый сам за себя. Битва началась.
При подъёме разница в лыжах ощущалась чуть меньше. Это был не бег. Это было упражнение на технику и выносливость, и он каким-то чудом не подпустил их к себе. Он слышал их стон и хрип. Он понимал, что уже проиграл. Его расчеты кончатся на прямой, но уступить он не мог.
Они то приближались к нему, то отставали. В какой-то момент один из них шёл рядом и скосил на него мутный от усталости глаз. А Валера загребал и загребал. Он давно перестал чувствовать что-либо, он только боялся, что не выдержат ремни на сапогах, и он упадёт на глазах у соперников,
и ему будет стыдно этих дурацких лыж на лямках и всего своего глупого вида со стриженой башкой. Уже когда он переваливал через вершину, у него пошла носом кровь, и он услышал позади себя голос одного из безнадёжно уставших и отстающих:
- Это Тебенев! Валерка Тебенев!
До финиша оставалось полтора километра, и один из троих его обогнал на полногтя. Валера пришёл вторым.
Никогда в жизни он так не уставал. Никогда. Он хватал воздух пустой грудью, но не упал. Прислонился плечом к березе. Потом сгреб снег с толстой ветки перед собой и приложил к лицу. Снег был солёный. Он стоял так долго. Уже начали подтягиваться свои. Прокатил мимо рослый ефрейтор. Замполит пожал руки спортсменам, затолкал их в автобус, и автобус уехал.
Валера отвязал лыжи, оставил их у берёзы и пошёл в казарму. В казарме он упал на свою койку прямо в сапогах и задремал. Вошёл старшина. Постоял молча и вернулся к себе в каптёрку.
Гонка словно выключила Валеру из жизни, но нужно вернуться. Нужно что-то делать. На тумбочке он увидел свою ушанку. Кто-то подобрал её. Валера застегнул все пуговицы и пошёл в командирскую.
Батя. Полковник. Командир дивизиона. Отяжелевший от возраста, он едва помещался в кресле. Сидел, почему-то закрыв один глаз. "На Кутузова похож", - мелькнула у Валеры первая добрая и живая мысль за этот день. Внутри его потряхивало, но другого выхода не было.
- Разрешите обратиться, товарищ полковник.
- Обращайтесь.
Валера подошёл к столу и положил перед полковником письмо. Тот прочел. Потом вздохнул и, посмотрев Валере в глаза, произнес:
- Я видел, как ты бежал, сынок. Отпуск дам в любой день. Не торопись. Подумай. Она так решила, и это уже её жизнь, а не твоя. Твоя впереди, солдат. Подумай. Придёшь в понедельник.
Но ни в понедельник, ни до конца службы Валера Тебенев за отпуском не явился.
Январь 2024 года. г. Пермь.
Свидетельство о публикации №125022303518