Унитаз

Сточная глотка хлебает прекрасную
смежность потоков в дыхании гогота.

Вечная поросль канализации
дыбится звуком утробного клёкота.

В каждой квартире лицо унитазное
выросло гномом садового города.

В общем, парни по нужде
встали дружно буквой «ж»,
крышку вскрыли, будто гроб –
рот открылся буквой «о»,
в три струи «тужур» пропев,
рот закрыли буквой «п»
и присели, стопки взяв.
Кто-то вставил слово: «А!?»
– А–ХА–ХА!
АХАХА

Пламень и хмель местечковой утопии
льётся по кругу на крышечке «с»,
«ад» прикрывающей с лысиной гномика,
память плескающей в жёлтый завес.
Полные рюмки обжаты ладонями,
ждут поцелуя под тост:

«Выпьем стопушку за Державушку,
за жизнь званскую – самозванскую!
Где гроб был яств, там стол стоит,
где шут – обряд, поток разлит!»
ура
Ура
УРА

Сальцем с горчичкой слегка закусили,
корочку хлеба ржаного ноздрями
всласть затянули, и снова налили,
рюмочки снова взасос целовали.

Ай, как хорошо!
Ай, ещё, ещё!
Ой, как тело хочет в пляс –
разгуляй колен в хардбасс!
Ой, потешит ухо фонк –
разойдись честной народ!
Ух, Ох, Ах, Ых,
Их, эээХ!

За добавкой пошли три лица,
три лица одного наглеца –
Русского разгуляйки!

Что подскажет кэбэшка одна?
Где же водочкой полка полна?
гдеонагдеонагдеона

Всё! Решено! Будет водка на стол:
Русский разгуляйка
предпочитает «БристОль»,
но не БрИстоль!
А в голову бьёт
как игристое.

Снова круг, снова стол-унитаз,
снова гномик спасает нас.
Уже крышка оторвана вон,
уже с крышкой танцует слон,
уж собрались поехать в сад,
уже смотрят билеты в ад.

как я рад!
как я рад!
завтра едем в ленинград!

где на трубах стальная наледь,
где в отрубе свиная память,
в отрубях…

жрать
жрать
жрать

И в открытое зёво гроба
исторгается полным ходом
неусвоенная утробой
тошнота.

И всплывает в сливе надгробно,
как «подснежник» весною голой,
неусвоенных яств корою
темнота.