Прыжок пумы

9, 10

Пока Лил собирала вещи и связывалась с базой, Куп поджарил бекон и сварил кофе. К тому времени, как она позвонила куда нужно и приготовилась к отъезду, он уже успел приготовить завтрак и разобрать свою палатку. Он седлал свою лошадь, когда она подошла к нему.

– Что ты собираешься делать с пумой?

– Обездвижить. С тем пистолетом я смогу подойти к ней на расстояние двух футов[15] и вколоть дротик, не причинив ей вреда. Я возьму образцы крови и шерсти, измерю ее вес, оценю возраст, размер и так далее. Надену на нее радиоошейник. Спасибо, – добавила она, явно сбившись с мысли, когда он протянул ей кружку с кофе. – Я планирую дать ей небольшую дозу, но это выведет ее из строя на пару часов, так что мне придется быть наготове, пока она не выйдет из этого состояния и не восстановится. Пока пума полностью не оправится от наркоза, она уязвима. Это работа займет все утро, но если все пройдет хорошо, к полудню она отправится дальше по своим делам, а я получу то, что мне нужно.

– И что все это тебе дает?

– Ты имеешь в виду кроме морального удовлетворения? – Когда солнце окрасило в розовые тона восточные холмы, Лил вскочила в седло. – Информацию. Пума внесена в список видов, находящихся под угрозой исчезновения. Большинство людей – я имею в виду тех, кто живет и путешествует по зарегистрированным местам обитания пум, – никогда их не видели.

– Ты не большинство. – Протянув руку, Купер предложил ей один из приготовленных сэндвичей с беконом.

– Да, это так. – Она посмотрела на сэндвич, потом на него. – Ты приготовил завтрак. Теперь я чувствую себя виноватой за то, что ворчала по поводу твоего сопровождения.

– Это приятная побочная выгода, – заметил он, пока они поворачивали к нужной тропе.

– В любом случае, – рассуждала она, надкусывая сэндвич, – большинство зарегистрированных случаев наблюдения на поверку показывают, что это была рысь или сбежавшее домашнее животное. Люди покупают экзотических кошек – и мы каждый месяц получаем звонки от таких новоиспеченных горе-хозяев, которые не знают, что делать, когда питомец перестает вести себя как милый котеночек… – Она откусила еще немного от сэндвича. – Но в основном люди видят рысь и думают: «Вот дерьмо, пума». И даже в тех редких случаях, когда это и есть пума, большинство людей не понимают, что она не стремится поживиться человеческим мясом.

– Около года назад в Дедвуде был нашумевший случай с женщиной, к которой пума чуть не влезла в джакузи.

– Да, это целая история! – кивнула Лил, доедая завтрак. – Суть, которую легко упустить, в том, что кошка не видела в женщине добычу. Она шла по следу оленя и оказалась на ее заднем дворе в то самое время, когда женщина принимала ванну. Кошка взглянула на нее, вероятно подумала: «Это не обед» – и ушла. Мы вторгаемся на их территорию, Куп, и вряд ли ты захочешь слушать мою трехчасовую лекцию по охране природы. Так или иначе, поневоле мы соседи. Поэтому мы должны научиться жить бок о бок с ними, защищать их. Они не хотят этого соседства. Они и друг с другом быть не хотят, пока не наступит время спаривания. Они одиночки, и хотя в некоторых местах обитания они взаимодействуют с другими особями, стоящими выше на вершине, человек – единственный хищник, преследующий их в зрелом возрасте.

– Пожалуй, я дважды подумаю теперь, ставить ли джакузи.

Она засмеялась.

– Вряд ли кто-то из них присоединится к тебе. Они умеют плавать, но не очень-то это практикуют. Красотка там наверху удивляется как, черт возьми, она оказалась в ловушке? У нее есть еще восемь-девять лет, если она достигнет средней продолжительности жизни самки в дикой природе. Она будет спариваться каждые пару лет, иметь приплод, в среднем троих детенышей. Двое из этих троих, скорее всего, умрут в течение первого года жизни. Она будет кормить их, защищать любой ценой, научит их охотиться. Она будет любить их до тех пор, пока не придет время их отпустить. За свою жизнь она может обойти территорию в сто пятьдесят квадратных миль[16].

– И ты будешь отслеживать все это с помощью радиоошейника.

– Да. Всю информацию: куда она идет и когда, как добирается до какого-либо места, сколько времени это занимает. Я буду знать, когда она спаривается. Я провожу исследование поколений. Я уже изучила таким методом два поколения: через однопометника Малыша и несовершеннолетнего самца, которого поймала и пометила в прошлом году в каньоне. Эта пума тоже войдет в исследование.

Когда тропа стала менее крутой, они перешли на легкую рысь.

– Ты и так уже знаешь о пумах все возможное. Разве нет?

– Невозможно знать все. Биология и поведение, экологическая роль, распространение и среда обитания, даже мифология… Все это пополняет копилку знаний, и чем их больше, тем лучше мы знаем, как сохранить вид. Кроме того, это очень помогает финансированию. Меценатам нравится быть в курсе крутой инфы. Я даю новой девочке имя, помещаю ее фотографию на веб-страницу и добавляю в раздел «Проследи за пумой». Люди донатят. Используя сведения о ней, я в некотором смысле пополняю бюджет нашего фонда, который мы позже потратим на защиту, изучение и понимание этой пумы и ей подобных. А уж я всегда жажду новых знаний.

Она посмотрела в его сторону:

– Признай, это отличный способ начать утро.

– Бывало и хуже.

– Свежий воздух, ты верхом на отличной лошади, на километры вокруг – пейзажи, за которые люди платят приличные деньги, скупая книги по искусству, – и интересная работа. Это стоит того. Даже для городского жителя, – нарочно добавила она,

склонив голову.
– Город не лучше и не хуже. Он просто другой.

– Ты скучаешь по нему? По своей работе?

– Это мой выбор. Я делаю что хочу, как и ты.

– Это важно. Иметь возможность заниматься тем, чем хочется. У тебя это хорошо получается. Взять тех же лошадей, – пояснила она. – Ты всегда умел с ними обращаться. – Она слегка наклонилась, чтобы погладить шею своего мерина. – Мы еще поговорим о цене на него, но ты был прав. Рокки мне подходит.

Затем она нахмурилась: что-то привлекло ее внимание.

– А вот и наш приятель, снова. – Она указала жестом на цепочку следов. – Он срезал путь, свернул на тропинку… Между шагами приличное расстояние. Он не бежит, но двигается быстро. Что, черт возьми, он задумал? – В ее сердце что-то оборвалось. – Он движется в сторону луга. К пуме.

Стоило ей сказать это, как до них эхом донесся отдаленный крик зверя.

– Он там, у клетки! – Она пустила лошадь галопом.

Второй вскрик пумы был полон ярости… А третий, высокий и резкий, оборвался с треском выстрела.

– Нет!.. – Лил скакала наполовину вслепую, натягивая поводья, когда приходилось огибать деревья; затем вновь пришпоривала и пришпоривала Рокки, понуждая все быстрее мчаться по снежному насту.

Купер догнал ее, схватил жеребца за поводья; она набросилась на него с криком:

– Пусти меня. Отвали! Он стрелял в нее!.. Он выстрелил в нее!

– Если это так, ты уже не можешь ничего изменить. – Укорачивая поводья Рокки, он говорил приглушенным голосом, успокаивая возбужденных лошадей. – Там наверху кто-то вооруженный. Ты не будешь спешить, рискуя сломать ногу лошади и свою шею. Остановись. Подумай.

– У него уже пятнадцать-двадцать минут форы. Она в ловушке. Я должна…

– Стоп. Подумай головой. Позвони своим людям. И вызови подкрепление.

– Если ты думаешь, что я буду просто торчать здесь, пока…

– Ты позвонишь своим. – Его голос был таким же холодным и бесстрастным, как и его взгляд. – И мы пойдем по следам. Мы будем осторожно продвигаться шаг за шагом. Позвони своим людям, узнай, работает ли еще камера. Пусть они заявят в полицию о выстреле. Потом ты будешь держаться позади меня, потому что у меня пистолет. Вот и все. Действуй.

Лил могла бы возмутиться его приказным тоном, могла заспорить. Но он был прав насчет камеры. Она вытащила свой телефон, пока Куп брал инициативу на себя.

– Если уж на то пошло, я тоже вооружена, – сказала она ему.

В трубке раздался сонный голос Тэнси:

– Привет, Лил. Где…

– Проверь камеру. Номер одиннадцать. Ту, которую я починила вчера. Проверь ее прямо сейчас.

– Конечно. Я следила за ней с тех пор, как ты позвонила. Я осматривала вольеры, взяла с собой Эрика, так что… Черт, снова не работает. Ты…

– Послушай меня. Мы с Купером в двадцати минутах от того места. Там кто-то есть… или был. И мы слышали выстрел.

– О боже мой. Ты что, думаешь…

– Мне нужно, чтобы вы подняли по тревоге полицию и охотников. Мы будем там примерно через двадцать минут. Вызови Мэтта. Если она ранена, я привезу ее. Возможно, для этого нам понадобится воздушный транспорт.

– Я все сделаю. Оставайся на связи, Лил, и будь осторожна. – Линия оборвалась, прежде чем Лил успела ответить.

– Мы можем двигаться быстрее, чем сейчас, – настаивала Лил.

– Да, и попасть прямо к нему на прицел. Я не так планировал провести свое утро. Мы не знаем, кто там наверху и что у него на уме. Что мы знаем, так это что у него есть оружие и было время сбежать – или найти укрытие и затаиться в нем.

«Или он все еще где-нибудь поблизости, – думал Куп, – и прямо сейчас планирует заняться стрельбой по живым мишеням». Но ничего нельзя было сказать наверняка, поэтому он не мог последовать желанию обездвижить Лил, привязать ее к чертову дереву и продолжить маршрут без нее.

– Дальше пойдем пешком, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. – Будем создавать меньше шума и не попадемся на глаза. Захвати нож, пистолет с транквилизатором, рацию. Если что-то случится – беги. Ты знаешь эту территорию лучше, чем кто-либо другой. Заблудишься – позовешь на помощь и будешь ждать копов. Ясно?

– Здесь тебе не Нью-Йорк, а ты больше не коп.

В ответ он продемонстрировал ей ноль эмоций.

– А это больше не игра «Поймай и пометь пуму». Собираешься спорить с тем, кто физически сильнее тебя?

Тут он был прав. Лил спешилась и нагрузила небольшой рюкзак тем, что посчитала нужным. Пистолет с транквилизатором она держала в руке.

– За мной, – приказал Куп. – Идем шеренгой.

Он быстро двинулся вперед, сокращая оставшееся расстояние. Она не отставала. Затем он остановился, достал свой полевой бинокль и, используя кустарник для прикрытия, осмотрел раскинувшуюся впереди часть луга.

– Ты видишь клетку? – спросила Лил.

– Подожди.

Его взгляду открывался утоптанный снег, линия деревьев, выступы валунов… Бесчисленные возможности для укрытия.

Он осмотрелся. Ракурс был плохой, но он мог видеть часть клетки и шкуру пумы. И кровь на снегу.

– Отсюда плохо видно. Но она лежит на земле.

Лил на мгновение прикрыла глаза рукой. Ему необязательно было смотреть на нее, чтобы знать, что ее лицо искажено гримасой горя.

– Мы срежем путь, зайдем с обратной стороны. Так надежнее.

– Хорошо.

Переход занял больше времени, чем они ожидали: по пути пришлось бороться с уклоном, снегом по колено, грубой и скользкой землей.

Лил продиралась сквозь кустарник; Куп подавал ей руку, когда нужно было обойти сложное место.

В ярком, хрустящем воздухе она явственно ощущала запах крови… Запах чужой смерти.

– Я иду к ней. – Голос Лил не выражал никаких эмоций, кроме спокойствия. – Он бы услышал наше приближение, если бы остался здесь. За это время он запросто мог обойти луг по кругу, затаиться и выстрелить из укрытия – если это было бы его целью. Он стрелял в животное, попавшее в ловушку. Он трус. Он ушел.

– Ты можешь ей помочь?

– Сомневаюсь, но я все равно пойду. Он мог застрелить тебя прошлой ночью, как только ты вышел из палатки.

– Я иду первым. Это не обсуждается.

– Мне все равно. Идем. Мне нужно добраться до нее.

Про себя Куп назвал это глупостью. И неоправданным риском. Но он вспомнил, как помогал Лил устанавливать клетку, как смотрел вместе с ней на сработавшую ловушку.

Нельзя было вот так ее оставлять.

– Может, стоит сделать пару выстрелов, чтобы он знал, что мы тоже вооружены…

– Он может воспринять это как вызов. – Куп оглянулся на нее. – Ты думаешь, что легче убить животное, попавшее в ловушку, что вообще легче убить животное, чем человека. Это ошибка – так думать. Это зависит от того, кто стреляет. Не подходи и не высовывайся, пока я тебе не скажу.

Он шагнул на открытое пространство.

На мгновение он весь обратился в слух, мышцы вошли в тонус и напряглись. Однажды в него уже стреляли, и он не хотел, чтобы этот опыт повторился.

Над головой кружил и кричал ястреб. Куп наблюдал за деревьями. Какое-то движение заставило его поднять оружие. Чернохвостый олень пробирался по снегу и вел за собой стадо, которое держалось поодаль.

Куп повернулся и подошел к клетке.

Он не ждал, что Лил будет благоразумно держаться на расстоянии; разумеется, она следовала за ним. Она обошла его и опустилась на колени на мерзлую землю.
– Включишь камеру? Конечно, если он ее не разбил. Нам нужно это задокументировать.

Кошка внутри клетки лежала на боку. Кровь, уже начинавшая запекаться, испачкала землю. Лил подавила в себе желание открыть клетку, погладить, оплакать, порыдать. Вместо этого она связалась со своей базой.

– Тэнси, мы возвращаем камеру обратно. В самку стреляли. Ранение в голову. Ее больше нет.

– Ох, Лил…

– Звони и сделай копию видео. Организуй приезд полиции. И нам нужен транспорт, чтобы вывезти труп.

– Я позабочусь об этом прямо сейчас. Мне так жаль, Лил.

– Да. Мне тоже.

Она отключилась, посмотрела на Купа.

– Камера?

– Просто выключена, как и раньше.

– Есть короткий, ограниченный сезон охоты на пуму. Сейчас не сезон. И это частная земля. Он не имел права.

Лил по-прежнему владела собой и своим голосом, но сильно побледнела, так что глаза на ее лице были как две черные блестящие бездны.

– Даже если бы она не сидела, совершенно беззащитная, в клетке, он не имел права. Я могу понять, когда охотятся. Ради еды, ради спорта, ради экологического равновесия, когда мы захватываем все больше и больше мест обитания. Но это была не охота. Это было убийство. Он застрелил животное в клетке. А я посадила ее в эту клетку. Собственноручно.

– Ты ведь не выжила из ума, чтобы себя винить.

– Нет. – Ее глаза горели чистой яростью. – Виноват ублюдок, который подошел к клетке и всадил пулю ей в голову. Но я – фактор. Я – причина, по которой он смог это сделать.

Она поднялась на ноги и вздохнула.

– Похоже, он поднялся по тропе, подошел к камере и отключил ее. Затем обошел клетку, оказался в поле зрения пумы; это взбудоражило ее. Она предупреждающе крикнула. Он поддерживал ее в возбужденном состоянии. Может, так было интереснее, кто знает. Потом он выстрелил в нее. Полагаю, с довольно близкого расстояния. Но я не знаю наверняка. Не могу сказать. Мы проведем вскрытие, извлечем пулю. Полиция заберет ее и скажет нам, из какого оружия он стрелял.

– Судя по звуку, пистолет. Судя по ране, малокалиберный.

– Я полагала, ты скажешь больше.

Лил делала то, что считала необходимым, и Куп ничего не сказал о целостности места преступления, когда она открыла клетку. Она положила руку на простреленную голову молодой самки, которая, по ее расчетам, прожила лишь один полный год. Которая жила и охотилась свободно. Держалась своих укрытий и предпочитала уединение.

Она погладила шкуру пумы. И когда ее плечи начали дрожать, она поднялась, чтобы выйти из поля зрения камеры. Поскольку ему больше нечего было предложить, Куп подошел к ней, развернул к себе и держал в объятиях, пока она плакала. Плакала и никак не могла остановиться.

К тому моменту, когда прибыли представители властей, ее слезы успели высохнуть, она вела себя профессионально и была скупа на эмоции. Куп немного знал шерифа округа, а с Лил шериф был знаком большую часть ее жизни, надо полагать.

Навскидку ему было около тридцати. Крепкого телосложения, с жесткими чертами лица, он крепко стоял на земле в своих грубых зимних ботинках. Его звали Уильям Йохансен, но, как и большинство людей, знавших его сто лет, Лил называла его Вилли.

Пока Вилли разговаривал с Лил, Куп наблюдал, как помощник шерифа фотографирует место преступления, клетку, следы вокруг. Вилли ободряюще потрепал Лил по плечу, а затем пошел в его сторону.

– Мистер Салливан. – Вилли сделал паузу, встал рядом с Купом и посмотрел на мертвую кошку. – Мерзкий, трусливый поступок. Вы охотитесь?

– Нет. Никогда не находил охоту привлекательной.

– Я каждый сезон загоняю оленя. Мне нравится быть на природе, противопоставлять их инстинктам свою силу. Моя жена готовит хорошее рагу из оленины. Никогда не охотился на пуму. Мой отец жил своим промыслом и меня научил тому же. Не представляю, какой пума может быть на вкус… Ну, вот и холодает. Подул ветер. Лил говорит, что у вас там внизу стоят лошади.

– Да. Я бы хотел до них добраться.

– Я провожу вас. Лил сказала, что позвонила своему отцу и он едет встретить вас туда, где разбили лагерь прошлой ночью. Поможет вам погрузить вещи.

– Ей нужно перевезти пуму.

– Да, – кивнул Вилли. – Пройдемся немного вместе, а по дороге расскажете мне, что к чему. Мне нужно больше информации, но подробно мы поговорим позже, после того, как вы немного придете в себя. Согреетесь.

– Хорошо. Дайте мне минуту.

Не дожидаясь согласия, Куп вернулся к Лил. В отличие от Вилли, он не стал утешительно похлопывать ее по плечу. Ее глаза были сухими, взгляд – отстраненным.

– Я приведу лошадей, встретимся с Джо в лагере. Принесем тебе твое снаряжение.

– Я благодарна, Куп. Не знаю, что бы я делала, если бы тебя не было рядом.

– Справилась бы. Встретимся позже.

– Тебе не нужно…

– Я вернусь.

С этими словами он пошел прочь, а Вилли зашагал за ним.

– Так вы служили в полиции на востоке.

– Служил.

– Слышал, что вы перешли в частный сыск.

– Да.

– Я помню, как вы приезжали сюда мальчишкой, навещали своих бабушку с дедушкой. Они хорошие люди.

– Так и есть.

Вилли улыбнулся, шагая рядом с ним по тропе.

– Я слышал, как Галл Нодок, который сейчас работает на вас, однажды дал вам жвачку, от которой вас чуть не вывернуло наизнанку.

Его попытка пошутить вызвала у Купа слабую ухмылку.

– Галл никогда не устанет рассказывать эту историю.

– Забавный случай вышел, да. Почему бы вам просто не рассказать мне все, мистер Салливан? Вы и сами понимаете, что мне требуется знать, раз были полицейским.

– Зовите меня просто Купер, или Куп. Мы с Лил выдвинулись в путь вчера утром. Около восьми, может, чуть позже восьми. Мы сгрузили часть снаряжения в лагере, который разбили у ручья, и добрались сюда немногим раньше одиннадцати часов. Да, было почти одиннадцать.

– Быстро.

– Лошади у нас резвые, и Лил знает тропу. У нее там камера. Кто-то сломал замок на крышке ящика и выключил ее. Лил говорит, что камера отключилась пару дней назад. Она перезагрузила ее. Мы видели следы, оставленные тем, кто это сделал. По-моему, примерно одиннадцатый размер обуви.

Вилли кивнул, поправил свою ковбойскую шляпу.

– Проверим.

– Мы установили клетку и наживили приманку, вернулись в лагерь раньше двух часов ночи. Она работала, я читал, мы поели и легли спать. В пять двадцать утра я услышал, что кто-то ходит поблизости. Я достал ружье. Когда я вышел из палатки, он уже сбежал. Я больше слышал его, чем видел, но успел кое-что разглядеть. Я бы предположил, что это человек ростом около шести футов. Скорее всего, мужчина, судя по характеру движений и по фигуре. На нем был рюкзак, и на голове – кепка. Что-то типа кепки. Не могу описать ни возраст, ни расу, ни цвет волос. Я видел только силуэт и направление движения, а потом он скрылся в деревьях. Он двигался быстро.

– В это время суток хоть глаз выколи.

– Да. Может, у него были инфракрасные очки. Я видел его только сзади, но он двигался как чертова газель. Быстро, плавно. Пока я его выслеживал, проснулась Лил. Вскоре после этого она получила сигнал, что сработала ловушка. Нам потребовалось добрых тридцать минут, может даже сорок, чтобы собраться и связаться с базой. И мы провели некоторое время, рассматривая пуму на ее компьютере. Он хорошо нас вычислил. Никто из нас не думал, что он отправится туда и сделает это.
– У вас и не было для этого оснований.

Они наконец пришли к лошадям, и Вилли дружески потрепал кобылу Купа.

– К тому времени уже светало, но мы не спешили. Потом Лил заметила следы. Мы были примерно на полпути между лагерем и клеткой, когда она их заметила.

– У Лил глаз наметанный, – прокомментировал Вилли в своей мягкой манере.

– Он обошел вокруг, вернулся на тропу и направился вверх. Мы услышали крик кошки.

– Крик у них просто адский.

– Когда она закричала в третий раз, мы услышали выстрел. – Куп подробно описал остальное, указав точное время. – Выходного отверстия нет, – прибавил он. – Выстрел был сделан из малокалиберного оружия. Компактный пистолет, возможно тридцать восьмого калибра. Такой, который можно легко носить под курткой. Не отягощает в походе, не будет виден, если столкнешься с кем-нибудь на тропе. Со стороны будешь выглядеть как еще один любитель природы.

– Мы здесь серьезно относимся к подобным происшествиям. Можешь рассчитывать на меня. Пока отпускаю тебя. Если мне понадобится поговорить с тобой снова, я знаю, где тебя найти. Внимательней на дороге, Куп.

– Будем на связи. – Куп сел на своего коня, а Вилли подал ему поводья Рокки.

Обратный путь в одиночестве дал ему время подумать.

Камера была испорчена, незваный гость выбрал их лагерь, а пума, которую Лил поймала в ловушку, была застрелена. Все это не выглядело случайностью.

Общий знаменатель? Лилиан Шанс.

Ей придется понять это и принять все возможные меры предосторожности.

Она полагала, что человеку легче убить животное в клетке, чем человека.

Куп знал, что это не так.

Он плохо знал Уильяма Йохансена и до сих пор не имел с ним никаких профессиональных дел. Но шериф производил впечатление профессионала с ясным рассудком. Скорее всего, этот человек сделает все возможное в рамках своего расследования.

Но еще Куп был склонен думать, что (если только Вилли не повезет по-настоящему!) он ничего не добьется.

Тот, кто убил пуму Лил, точно знал, что и как он делал. Вопрос был в причине.

Кто-то затаил злобу лично на Лил или на убежище? Возможно, и то и другое, поскольку в сознании большинства людей Лил и была убежищем. Возможно, тут замешан экстремист, по какую бы сторону баррикад в природоохранном вопросе он ни находился.

Тот, кто знал местность, знал, как жить в дикой природе, оставаясь незамеченным. Возможно, это местный житель или кто-то с местными связями.

Куп решил поднять базу своих старых рабочих контактов и выяснить, не было ли подобных инцидентов за последние несколько лет. Как вариант, можно спросить и саму Лил. Без сомнения, она может знать больше его, или же до нее такого рода информация дойдет быстрее.

Конечно, это разрушало идею о сохранении дистанции. Впрочем, стоило признать, эта миссия уже и так провалена – решением сопровождать ее в поездке. Так кого он обманывал?

Он не собирался держаться от нее подальше. Сколько ни отрицай, он знал это с той самой минуты, как они столкнулись в заповеднике. Как только он увидел ее снова.

Может быть, это было просто незаконченное дело. Он не из тех, кто оставляет все нерешенным. Лил была… его слабым местом. Если он не мог разрубить этот узел, нужно потуже его завязать. К черту того парня, с которым она не была помолвлена.

Их отношения не были закончены. Он знал: она почувствовала то же самое. Он прочел это в ее глазах. Сколько бы времени ни прошло между их встречами, он не мог забыть ее глаза. Никогда.

Они снились ему.

Куп знал, что видел в них тем утром в ее палатке, когда на мониторе компьютера молодая пума шипела в клетке. Если бы он прикоснулся к ней тогда… все началось бы заново. Вот так просто.

Они не могут пройти через этот новый этап своей жизни, каким бы он ни был, пока не преодолеют старые чувства и не найдут ответы на все неразрешенные вопросы из прошлого. Может быть, когда они это сделают, они снова смогут стать друзьями. А может, и нет. Но стоять на месте было нельзя.

Сейчас главное, что она оказалась в беде. Она могла не верить или не признавать этого, но кто-то хотел причинить ей боль. Кем бы они ни были друг для друга, в каком бы ни находились статусе, он не собирался этого допустить.

Когда в поле зрения появился их палаточный лагерь, Куп замедлил шаг. Откинув полу куртки, он достал из кобуры пистолет.

По длине обеих палаток тянулись аккуратные длинные прорези. В ледяном ручье валялись постельные принадлежности, а также печка, на которой он утром жарил бекон и варил кофе. Рубашка – Лил надевала ее накануне – лежала на снегу. Куп поставил бы что угодно на то, что кровь, измазавшая ее, принадлежала пуме.

Он спешился, привязал лошадей, затем открыл седельную сумку Лил и нашел фотоаппарат, который она положила туда утром.

Он запечатлел место происшествия с разных сторон, снял крупным планом рубашку, палатки, предметы в ручье, отпечатки ботинок, которые принадлежали не ему и не Лил.

«Лучшее, что здесь можно сделать», – подумал он, прежде чем достать пластиковый пакет, которому придется стать мешком для улик. Надев перчатки, он упаковал рубашку Лил и запечатал пакет, пожалев, что у него нет ручки или маркера, чтобы отметить время, поставить дату и свои инициалы.

Послышался цокот копыт, и он понял, что это едет Джо. Куп положил рубашку в свою седельную сумку, а руку вернул на оружие. Он опустил ее только когда лошадь и всадник появились в поле зрения.

– Она в порядке. – Это первое, что сказал ему Куп. – Она с окружным шерифом. Все в порядке, Джо.

– Хорошо. – Джо осмотрел лагерь. – Это ведь не вы двое устроили пьяную вечеринку и сотворили такое, да?..

– Ему пришлось вернуться, дважды плутать кругом, пока мы были наверху. Управился он быстро. Действовал грязно. Наверное, у него ушло минут десять максимум.

– Зачем?

– В этом весь вопрос.

– Я задаю вопрос тебе, Купер. – Джо вылез из седла, взял поводья в руку, сжав их так, что костяшки под ездовой перчаткой наверняка побелели. – Я не идеалист. Я знаю, на что способны люди и что они вытворяют. Но вот этого я не понимаю. Тебе наверняка есть что сказать. Наверняка есть соображения на сей счет.

Ложь часто помогает достигнуть цели, и Купер знал это. Но он не стал бы обманывать Джо.

– У кого-то зуб на Лил, но я понятия не имею, кто это. Думаю, вы здесь можете знать об этом намного больше. Я уже давно не участвую в ее жизни. Я не знаю, что происходит за внешним фасадом.

– Все в твоих руках.

– Полиция занимается этим, Джо. Вилли произвел на меня впечатление человека, который доводит дело до конца. Я все здесь сфотографировал – передам снимки полиции. – Он подумал об испачканной кровью рубашке, но промолчал. Отцу, и без того напуганному, не находящему себе места от беспокойства, не нужно об этом знать.
– Вилли будет делать свою работу, и он сделает все, что в его силах. Но он не сможет думать о Лил каждую минуту. Пожалуйста, Купер. Помоги мне. Защити Лил. Присмотри за ней.

– Я поговорю с ней. Сделаю все, что смогу.

Удовлетворенный, Джо кивнул.

– Думаю, нам лучше навести здесь порядок.

– Нет. Мы позвоним куда следует и оставим все как есть. Скорее всего, здесь нет отпечатков, но пусть копы пороются.

– Тебе лучше знать. – Тяжело дыша, Джо снял шляпу, провел рукой в перчатке по волосам раз, другой. – Господи, Купер. Господи. Я волнуюсь за мою девочку.

«Я тоже, – подумал Куп. – Я тоже».

10

Лил изо всех сил сдерживала свои чувства, когда помогала Мэтту проводить вскрытие. Наблюдавший за процедурой помощник шерифа покрылся липким потом: было видно, что он борется с подступающей тошнотой. При других обстоятельствах реакция бедняги позабавила бы ее.

Но сейчас она в буквальном смысле слова ощущала кровь на своих руках. Никто и ничто не могли бы разубедить ее.

И все же по сути своей она оставалась ученым. Она собирала образцы крови и шерсти мертвого животного ровно так же, как сделала бы с живым. Она проведет анализ и получит нужные данные для дальнейшей работы.

Когда ветеринар извлек пулю, Лил протянула ему стальной лоток. Пуля почти радостно звякнула, когда Мэтт опустил ее на металлическую поверхность. Помощник шерифа упаковал ее в пакет, опечатал и зарегистрировал в их присутствии.

– Похоже на тридцать второй калибр, – сказал он и сглотнул. – Я прослежу, чтобы это попало к шерифу Йохансену. А вы подтвердите причину смерти, доктор Уэйнрайт?

– Это пуля, попавшая в мозг. Никаких других травм или повреждений. Я собираюсь сделать полное вскрытие и завершить осмотр. Но очевидно, что причину смерти пумы вы уже держите в своих руках.

– Понял вас.

– Мы отправим полный отчет в офис шерифа, – сказала ему Лил. – Всю документацию.

– Тогда я пойду. – И помощник шерифа практически сбежал от неприятного зрелища.

Мэтт сменил щипцы на скальпель.

– Учитывая ее вес, рост, зубы, я бы сказал, что самке двенадцать-пятнадцать месяцев от роду. – Он посмотрел на Лил, ожидая подтверждения своих слов.

– Да. Ваш анализ покажет отсутствие у нее беременностей и недавних родов. Маловероятно, что она спаривалась этой осенью; она была слишком молода. Все видимые признаки указывают на то, что особь была здорова.

– Лил, тебе необязательно здесь оставаться.

– Нет, обязательно. – Она заставила себя успокоиться и наблюдать, как Мэтт быстрым, точным движением намечает линию Y-образного разреза.

Когда процедура подошла к концу, все данные были уже записаны, а выводы сделаны, у нее заслезились глаза и пересохло в горле. Напряжение и горе буквально заставляли ее тело цепенеть. Она много раз тщательно вымыла руки, прежде чем войти в кабинет.

Люциус сверкнул глазами, взглянув на нее.

– Мне так жаль. Никак не могу привести мысли в порядок.

– Это нормально. Сегодня тяжелый день.

– Подумай, хочешь ли ты, чтобы я опубликовал что-то на сайте. Заявление или что-то вроде того…

– Я не знаю. – Лил ненадолго закрыла лицо руками. Мысли просто не укладывались в голове. – Может, нам стоит это сделать. Да, может быть, стоит. Ее убили. Люди должны знать о ней и о том, что с ней случилось.

– Я могу написать кое-что для тебя, чтобы ты посмотрела.

– Да, спасибо, Люциус.

Крепкая телом и духом Мэри Блант встала из-за стола, чтобы налить кипятка в кружку.

– Держи, это чай. Выпей, – приказала она и сунула кружку в руки Лил. – Потом иди домой, здесь нечего делать – скоро закрываемся. Может, зайти к тебе, приготовить что-нибудь поесть?

– Сейчас кусок в горло не полезет, Мэри, но спасибо. Мэтт занимается бумажной работой, собирает досье. Ты можешь занести его Вилли по дороге домой?

– Конечно. – Полные беспокойства карие глаза Мэри смотрели поверх серебристой оправы очков. Она приобняла Лил одной рукой. – Они найдут этого бездушного труса, Лил. Не волнуйся.

– Я рассчитываю на это. – Лил отпила из кружки, потому что Мэри стояла над ней не сводя глаз.

– На следующей неделе у нас будет экскурсия для бойскаутов. Я могу перенести, если тебе нужно больше времени, чтобы прийти в себя.

– Нет, давайте попробуем вести дела как обычно.

– Хорошо. Я провела небольшое исследование по грантам и выбрала несколько вариантов. Ты можешь просмотреть их и сказать, нужно ли мне заниматься каким-то из них дальше.

– Договорились.

– Но это завтра, – твердо сказала Мэри и взяла пустую кружку. – А сейчас иди домой. Мы закроемся.

– Сначала я проверю всех.

– Тэнси, стажеры и парочка волонтеров присмотрят за кормлением. Не волнуйся.

– Я просто… хочу убедиться, что все нормально. Идите домой. – Она посмотрела на Люциуса, чтобы привлечь его к разговору. – Как только Мэтт закончит, закройте тут все и идите домой.

Выйдя на улицу, она увидела Фарли, идущего со стороны конюшен. Он приветственно поднял руку.

– Я привел твою новую лошадь, хорошо почистил ее, дал немного зерна. И принес снаряжение.

– Фарли, ты просто чудо.

– Ты бы сделала то же самое. – Он остановился перед ней, слегка похлопал и погладил ее руку. – Лошадь чертовски хороша, Лил.

– Да, это так.

– Еще что-нибудь нужно? – Он прищурился в сгущавшихся сумерках. – Твой отец сказал, чтобы я оставался здесь столько, сколько тебе понадобится. Он думал, может, мне стоит переночевать здесь.

– Ты не обязан это делать, Фарли.

– Ну, я бы сказал, что он скорее предложил мне остаться здесь на ночь, чем обязал. – Фарли одарил ее своей привлекательной нагловатой ухмылкой. – Я воспользуюсь койкой в конюшне.

– В офисе есть получше. Поспи там. Я еще поговорю с твоим боссом, но сегодня пусть будет так.

– Тогда он будет спать спокойно.

– Значит, так и поступим. Думаю, мне самой будет легче от твоего присутствия. Я приготовлю тебе ужин.

– Не нужно. Твоя мама собрала мне достаточно еды. Не мешало бы тебе им позвонить. – Он переминался с ноги на ногу. – Так, парой слов перекинуться.

– Позвоню.

– А Тэнси внутри?

– Нет. Но она должна быть где-то здесь. – Лил умиленно вздохнула, увидев, как он загорелся от ее слов. Это было невероятно мило. – Может, найдешь ее и скажешь, что мы собираемся закрыться немного раньше? Если с животными все хорошо, она может идти домой.

– Я так и сделаю. А ты не волнуйся, Лил. Если тебе что-нибудь понадобится сегодня вечером, просто позвони мне.

– Обязательно.

Она повернула в сторону вольера для небольших кошек. Останавливалась у каждого загона, чтобы напомнить себе, зачем она это делает, чего надеется достичь. Большинство животных, которых они приютили, изучили, в противном случае погибли бы. Их бы усыпили или выгнали владельцы, или они нашли бы скорую смерть в дикой природе. Многие были слишком старыми или слабыми, чтобы выжить. Здесь у них была жизнь, защита и столько свободы, сколько можно было позволить. Ее люди работали по максимуму, чтобы обучать новых сотрудников и привлекать внимание новых спонсоров к проекту.

Это было важно. Умом она все понимала. Но сердце болело так, что ей всей душой хотелось поддержки.
Малыш ждал ее и громко мурчал. Она присела, прислонив голову к клетке, чтобы он мог прикоснуться к ней в знак приветствия.

Немного поодаль две другие пумы доедали свой вечерний ужин. Только Малыш оставил свое любимое куриное лакомство, чтобы подойти к ней.

И в его блестящих глазах она нашла утешение.

* * *

Фарли потребовалось время, чтобы отыскать Тэнси, и, когда он наконец ее увидел, сердце забилось еще сильнее. Тэнси сидела на скамейке – на сей раз одна, – наблюдая, как большой старый тигр (представьте себе тигра, живущего прямо в долине!) моет себе морду.

«Совсем как домашний кот, – подумал Фарли, – вылизывает лапы и вытирает ими морду».

Он хотел выдать что-нибудь умное, что-нибудь толковое и смешное. Но когда дело доходило до разговоров с Тэнси, весь ум куда-то терялся. Язык заплетался, он запинался и с трудом находил слова, когда оказывался на расстоянии вытянутой руки от Тэнси Спердж.

Он никогда не встречал никого красивее Тэнси – и хотел заполучить ее до дрожи в коленях.

Он помнил мягкость и упругость ее вьющихся волос. Однажды ему удалось их потрогать. Он знал, что кожа ее рук гладкая и нежная, и ему было интересно узнать, такое ли на ощупь ее лицо. Это прекрасное лицо с золотисто-карамельным оттенком кожи. У него еще не хватало смелости прикоснуться к нему.

Но он готовился к этому.

Она была умнее его, без сомнения. Он окончил среднюю школу, потому что Джо и Дженна считали это обязательным. Но у Тэнси за плечами было высшее образование, куча престижных корочек. И это ему тоже нравилось в ней – как и ум, которым искрились ее глаза. В сочетании с добротой.

Он видел, как она обращается с животными. С большой нежностью. Фарли и вообразить себе не мог, что она способна причинить кому-то вред.

И при всем этом она была так сногсшибательно сексуальна, что кровь начинала гудеть в его голове – и в других местах – всякий раз, когда он оказывался в десяти футах[17] от нее.

Прямо как сейчас.

Он расправил плечи, желая придать себе подтянутый вид.

– Вот уж кто чистюля, правда? – Он набирался смелости, чтобы сесть рядом с ней, и тем временем наблюдал за ритуалом тигриного умывания.

Однажды он уже прикасался к Борису, пока Тэнси держала его, помогая Мэтту очищать остатки его зубов. Это было завораживающе – своими руками прикасаться к шерсти тигра из джунглей.

– Сегодня он в норме. Аппетит хороший. Я беспокоилась, переживет ли старичок зиму после той инфекции почек. Но он живчик.

Слова звучали легко и непринужденно, но он знал, что надо слушать внимательно. Он услышал в ее голосе слезы прежде, чем они выступили у нее на глазах.

– Ох, не плачь…

– Извини. – Она сделала беспомощный жест рукой. – У нас всех был тяжелый день. Я была так зла, просто ужасно зла почти весь день. Потом я села здесь, и… – Она пожала плечами и махнула рукой снова.

Ее слезы стали веским основанием, чтобы он набрался храбрости и сел рядом.

– Лет пять назад моего пса сбила машина. Он жил у меня недолго. Всего несколько месяцев. Я плакала как ребенок, прямо на обочине дороги.

Он обнял ее за плечи и просто сидел с ней, наблюдая за тигром.

– Я не хотела попадаться на глаза Лил, пока не успокоюсь. Ей сейчас ни к чему, чтобы я плакала на ее плече.

– Мое плечо к твоим услугам.

Он предложил это вполне искренне и по-дружески, но его сердце отнюдь не по-дружески забилось, когда она склонила голову к его плечу.

– Я говорил с Лил. – Он говорил чуть ли не скороговоркой: боялся, что его разум помутится от волнения. – Она просила передать тебе, что мы закроемся немного раньше, так что она отправляет всех по домам.

– Она не должна оставаться одна.

– Я останусь с ней. Переночую во втором доме.

– О, это хорошо. Это очень хорошо. Мне сразу стало легче. Ты такой заботливый, Фарли…

Она слегка подалась вперед, а он наклонился вниз. Он утонул в ее глазах, и его объятия уже были отнюдь не платоническим утешением друга.

– Боже мой, Тэнси, – пробормотал он и в ту же секунду прижался к ее губам.

Мягко. Сладко. На вкус она как теплая вишня, а еще теперь, когда они были так близко друг к другу, он чувствовал запах ее кожи, и внутри разливался жар.

Он подумал, что никогда, ни одного дня в жизни не будет страдать от холода, если сможет прикасаться к этим губам…

Она прильнула к нему, и он ощутил, как они стали одним целым. Это заставило его почувствовать свою силу и уверенность.

Но затем она быстро отстранилась.

– Фарли, это не… Мы не должны.

– Я и не хотел. Точнее, хотел, но не так. – Он не удержался и провел рукой по ее волосам. – Я не хотел воспользоваться ситуацией.

– Все в порядке. Правда.

Слова звучали нервно, а глаза были распахнуты широко-широко. Это заставило его улыбнуться.

– Хорошо. Я решался поцеловать тебя так долго, что уже и не помню, как давно это началось. Думаю, теперь я буду ждать мгновения, когда снова поцелую тебя.

– Не надо. – Она снова вздрогнула, как от удара током. – Ты не можешь. Мы не можем.

Она рывком встала на ноги; он медленно поднялся вслед за ней.

– Думаю, я тебе нравлюсь.

Она раскраснелась – румянец очень шел ей – и стала расстегивать пуговицы куртки, словно ей было жарко.

– Конечно, ты мне нравишься.

– Я хочу сказать, что, по-моему, ты хочешь того же. Меня так к тебе тянет, Тэнси. Может быть, у тебя не так, но я думаю, что у тебя тоже есть что-то ко мне…

Она продолжала возиться с пуговицами пальто.

– Я не… это не…

– Первый раз вижу тебя такой взволнованной. Может, мне стоит поцеловать тебя еще раз?

Она уперлась рукой ему в грудь, отстраняя его от себя.

– Мы не будем этого делать. Прими это как данность. Тебе нужно больше общаться с девушками, которые ближе тебе по возрасту.

Его улыбка стала еще шире.

– Ты так и не сказала, что тебя ко мне не влечет. Думаю, мне нужно пригласить тебя на ужин. Может быть, на танцы. Что скажешь?

– Этого не будет.

Тэнси наморщила брови, предостерегая его от возможных поползновений, и ее отпор стал решительнее. Фарли меж тем продолжал улыбаться.

– Я серьезно. – В отчаянии она сделала предупреждающий жест. – Я проведаю Лил, а потом пойду домой. И сотри эту глупую улыбку со своего лица.

Она развернулась и пошла прочь.

Ее вспыльчивость заставила его улыбаться во весь рот.

В мыслях его вертелось одно: он поцеловал Тэнси Спердж! И, прежде чем его отвергнуть, она тоже его поцеловала.

* * *

Лил приняла три сверхсильных таблетки парацетамола от головной боли, затем долго стояла под горячим душем. Оделась во фланелевую пижаму, толстые носки и удобную рваную толстовку Университета Северной Дакоты, подбросила поленьев в пламя своего компактного камина.

«Тепло», – подумала она. Никак не получалось согреться. Не получалось расслабиться. Она не выключала свет, потому что не была готова остаться в темноте. Подумывала перекусить, но аппетита не было.
Пункт «позвони родителям» можно было вычеркнуть. Она успокоила их, пообещала запереть двери и напомнила, что в заповеднике есть сигнализация.

Нужно поработать. Написать пару новых статей, подготовить предложения по грантам. Или заняться стиркой. Не копить же грязное белье.

Может, загрузить на сайт новые фотографии. Или проверить камеры.

Или, или, или, или.

Она металась, как пума в клетке.

Звук мотора заставил ее повернуться к двери. Персонала не было на месте уже почти два часа, и Мэри должна была запереть за собой ворота на подъездной дороге. У них у всех были ключи, но… учитывая обстоятельства, она вряд ли забыла бы об этом.

Возможно, кто-то что-то забыл и захотел вернуться. Но разве не логично сначала сообщить ей? Позвонить, например.

Малыш издал предупреждающий крик, в вольере для больших кошек зарычала старая львица. Лил схватила ружье. В тот же миг вбежал Фарли.

Ее сердце бешено колотилось, но, к счастью, Фарли сохранял спокойствие.

– Почему бы тебе не вернуться в дом, Лил, а я посмотрю, кто… А! – Он опустил ружье дулом вниз. – Это Купер приехал.

Фарли поднял руку в знак приветствия, когда грузовик остановился и Куп вылез наружу.

– Вот это приветливый прием, – удивился Куп, имея в виду и оружие, и голоса животных, дающие знать, что те начеку.

– Они оповещают о гостях, – пояснил Фарли. – Тот еще концерт, не правда ли? Что ж. – Он кивнул Купу. – Увидимся.

– Как ты проник в ворота? – спросила Лил, когда Фарли проскользнул обратно внутрь.

– Твой отец дал мне свой ключ. Насколько я понимаю, ключи есть много у кого в округе. В таком случае от замка мало толку.

– Ключи есть только у сотрудников. – Лил знала, что ее слова звучат как оправдание – она защищается, потому что испугалась. На мгновение ей действительно стало страшно. – Иначе пришлось бы кому-то постоянно стоять на дежурстве и открывать ворота для остальных. Ты должен был сначала позвонить. Я бы сказала, что все в порядке, и избавила бы тебя от долгой поездки.

– Не такой уж и долгой. – Он вернулся на крыльцо, чтобы забрать контейнер с едой. – Бабушка передала угощение. Курица и клецки. – Он поднял винтовку, прислоненную ею к перилам, и без приглашения вошел в дом.

Стиснув зубы, Лил вошла следом.

– Это мило с ее стороны, и я ценю, что ты привез мне поесть, но…

– Господи, Лил, здесь жарко как в бане.

– Мне было холодно. – Дом и вправду излишне прогрелся, но это ей решать, как комфортно. – Слушай, тебе нет необходимости оставаться, – начала она, пока Куп снимал пальто. – Как видишь, я в тепле и безопасности. У нас обоих был долгий день.

– Да. И я голоден. – Он забрал контейнер из ее рук и двинулся на кухню.

Она едва удерживалась от ругательств, но ее с детства приучили к гостеприимству. Гостей, даже незваных, следовало напоить и накормить.

Он уже включил микроволновку и сунул контейнер внутрь, когда она вошла. «Как будто это я у него в гостях, а не наоборот».

– Курица еще теплая. Подогреется быстро. Пиво есть?

«А еще гости, – с обидой подумала Лил, – должны терпеливо ждать, когда их угостят». Она открыла холодильник и достала две бутылки.

Куп открутил крышку и протянул ей пиво.

– Хорошее местечко. – Он откинулся на спинку стула, наслаждаясь первым холодным глотком, пока осматривался. Компактная кухня вмещала много открытых полок и шкафов со стеклянными дверцами, еще здесь была удобная длинная столешница грифельного цвета. Сейчас они устроились за маленьким столиком, примостившимся в углу перед встроенной скамьей.

– Ты готовишь?

– Когда проголодаюсь.

Он кивнул.

– Как и я. Сделаю себе кухню примерно такой же площади, когда разделаюсь с ремонтом.

– Что ты здесь делаешь, Купер?

– Пью пиво. Через двадцать минут буду есть курицу с клецками.

– Давай начистоту.

Он поднес ко рту пиво, не сводя с нее глаз.

– У меня две причины. Может быть, три. После того, что произошло сегодня, я хотел проверить, как ты. Еще и Джо попросил меня присмотреть за тобой, и я пообещал ему, что так и сделаю.

– Ради бога.

– Я ему пообещал, что присмотрю за тобой, – повторил Куп, – так что нам обоим придется с этим смириться. И еще одно – ты можешь подумать, что после наших прежних размолвок ты ничего для меня не значишь. Ты ошибаешься.

– Неважно, что было между нами в прошлом. Мы живем здесь и сейчас. – Она и себе регулярно напоминала об этом. – Если моих родителей успокаивает твоя забота обо мне, это прекрасно, я не хочу, чтобы они переживали. Но мне не нужна твоя опека. У меня есть ружье, и я умею им пользоваться. Не сомневайся.

– Ты когда-нибудь целилась в человека?

– Пока нет. А ты?

– Когда целишься в человека – все иначе, – сказал он в ответ. – Не так-то просто нажать на курок. У тебя проблемы, Лил.

– Сегодняшнее происшествие не означает…

– Он вернулся к нашему лагерю, пока мы возились с пумой. Он разрезал ножом палатки и выкинул часть вещей в ручей.

Она медленно втянула в себя воздух, борясь со страхом.

– Никто мне не сказал об этом.

– Я решил сказать тебе сам. Он нашел твою рубашку и измазал ее кровью. Это личные счеты.

У Лил подкосились ноги, она тяжело опустилась на скамью.

– В этом нет никакого смысла.

– Попробуем его поискать. Сейчас мы с тобой посидим, поужинаем фирменной курицей и клецками Люси. Я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь на них отвечать.

– Почему ты, а не Вилли?

– Его очередь завтра. Моя сегодня. Где твой француз?

– Кто? – Пытаясь понять вопрос, она запустила пальцы обеих рук в волосы. – Жан-Поль? Он… в Индии. Кажется. Почему ты спрашиваешь?

– Вы поссорились?

Она уставилась на него. Ей потребовалась пара секунд, чтобы понять, что он спрашивает не из личного, а из профессионального интереса.

– Если ты думаешь, что Жан-Поль имеет к этому какое-то отношение, то зря. Он никогда бы не убил животное и никогда не навредил бы мне. Он хороший человек, и он любит меня. Или любил.

– Любил?

– Мы больше не вместе. – Она прикрыла ладонью глаза, напоминая себе, что это не его праздный интерес. – Мы расстались до того, как я уехала в Южную Америку. Разошлись спокойно и без ссор; сейчас он в Индии по работе.

– Хорошо. Это достаточно легко проверить. Кто-то еще? Отношения, попытки сблизиться?

– Я ни с кем не сплю, – сказала она категорично, – и никто не пытался закрутить со мной роман в последнее время. С чего ты вообще взял, что это личное?

– Камера, пума, рубашка – твои.

– Камера принадлежит заповеднику. Пума не моя. До нашей встречи она была свободной. А рубашку могли и перепутать.

– Но взяли все-таки твою рубашку. Есть кто-то, кого ты могла сильно разозлить?

Она опустила взгляд и хмыкнула.

– Только тебя.

– У меня железное алиби. – Он достал из шкафа посуду на двоих.

Ее раздражало то, как по-свойски он распоряжался у нее дома. Она не шелохнулась, пока он искал подставки для горячего и ложки. Он же был совершенно спокоен. Просто нашел то, что ему было нужно, а затем занялся раскладыванием еды по тарелкам.

– Вам пришлось преодолеть кучу бюрократических преград, чтобы создать это место, – продолжал он. – Лицензии, зонирование…

– Бумажная работа, политиканство, уплата пошлин. У меня уже была земля благодаря папе, и я смогла купить еще немного после того, как мы открылись.
– Не всем хотелось, чтобы вы преуспели. Кто вам мешал?

– Было сопротивление на всех уровнях: местном, окружном, государственном. Но я все просчитала. Я потратила много лет, чтобы заложить основу проекта, подготовила почву. Я выступала на городских собраниях, ездила в Рапид-Сити и в Пирр. Я разговаривала с представителями Национального парка и рейнджерами. Я знаю, как сходиться с людьми, и у меня это хорошо получается.

– Без сомнения. – Он поставил тарелки на стол и присел к ней на скамейку. – Однако…

– Некоторые, с кем приходилось иметь дело, опасались, что кто-то из животных может сбежать или стать разносчиком заразы. Мы сделали посещение открытым, чтобы каждый желающий мог наблюдать за нашей работой, за внутренними процессами. Мы дали им возможность задавать вопросы. Мы сотрудничаем со школами и молодежью, привлекаем образовательные организации, проводим офлайн– и онлайн-курсы. Мы берем инициативу в свои руки. Это работает.

– Бесспорно. Но?

Она вздохнула.

– На всех не угодишь: кто-то вечно будет недоволен. Есть люди, которые считают животных не более чем домашней игрушкой или объектом охоты. А есть те, для кого животные – боги дикой природы. Неприкасаемые. И неправильно вмешиваться в то, что они считают естественным порядком.

– Звучит как Главная директива Звездного флота в «Стартреке».

Впервые за весь этот вечер он заставил ее улыбнуться.

– Да, в каком-то смысле. Некоторые считают зоопарк тюрьмой, а не средой обитания. И ведь так и вправду бывает. Я видела зоопарки, где животные содержатся в ужаснейших условиях. Они живут в грязи, болеют, с ними плохо обращаются. Но в большинстве случаев их содержание регулируется очень строгими протоколами. У нас – заповедник, а тут свои правила. Главное правило – безопасность. А это значит, что люди, которые управляют заповедником, несут ответственность за здоровье и благополучие животных, находящихся в нем, отвечают как за их безопасность, так и за безопасность посетителей.

– Вы получали угрозы?

– Мы о таких случаях обычно сообщаем в полицию и сохраняем наиболее агрессивные письма. Мы регулярно проверяем веб-сайт. И да, за эти годы было несколько случаев, когда люди намеренно пытались создать нам проблемы.

– И эти случаи задокументированы?

– Да.

– Тогда ты можешь дать мне копию досье.

– Так-то ты наслаждаешься отдыхом?

Он встретился с ней глазами:

– Я помог тебе посадить эту пуму в клетку.

Она кивнула и наконец с аппетитом взялась за клецки.

– Ты был прав насчет пистолета. Видимо, это тридцать второй калибр. И еще, я тогда не придала этому значения, но Мэтт – наш ветеринар – сказал, что ему показалось, что кто-то был на территории однажды ночью, пока я была в Перу, а он ночевал здесь. Кто-то всегда остается на ночное дежурство, так что, пока меня не было, они находились тут посменно. Животные взбунтовались посреди ночи. Мэтт вышел проверить обстановку, но ничего не увидел.

– Когда это было?

– За пару дней до моего возвращения. Это могло быть постороннее животное, и, вероятно, так и было. Ограждение не дает нашим подопечным сбежать из вольеров, а также контактировать с дикими собратьями. Они могут быть источником инфекций, поэтому мы предпринимаем все меры предосторожности.

– Да, но в дикой природе они бы жили бок о бок, так что…

– Они не в дикой природе, – отрезала Лил. – Мы максимально воссоздаем естественную среду, но они все равно живут в вольерах. Мы изменяем условия их обитания. Любые другие животные – птицы, грызуны, насекомые – потенциально могут быть носителями паразитов или болезней. Вот почему вся пища так тщательно обрабатывается перед кормлением, вот почему мы чистим и дезинфицируем вольеры, регулярно проводим медосмотры, регулярно берем пробы. Вакцинируем, лечим, добавляем питательные вещества в их рацион. Они не в дикой природе, – повторила она. – И это делает нас ответственными за них во всех отношениях.

– Хорошо. – Куп думал, что разбирается в ее деятельности, но оказалось, что знает о ней только поверхностно. – Вы находили что-нибудь начиная с той ночи?

– Нет. Все было цело: оборудование, клетки. Животные тоже были в порядке. Я осмотрела территорию, но с тех пор выпал снег, и повсюду ходили сотрудники, так что не было никаких шансов найти следы – человека или животного.

– У тебя есть полный список сотрудников и волонтеров?

– Конечно. Но это не один из наших.

– Лил, тебя не было полгода. Ты что, лично знаешь каждого волонтера, который приходит сюда, чтобы бросить сырое мясо кошкам?

– Мы не бросаем… – Она запнулась, покачала головой. – Мы проводим отбор волонтеров. Задействуем местных жителей – это раз, ведем волонтерскую программу – это два. Это разные уровни ответственности, – объяснила она. – Большинство добровольцев выполняют примитивную работу. Помогают с едой, уборкой территории, складируют запасы. Без должного опыта и знаний их не подпустят к животным. Исключение – ассистенты ветеринара, которые проводят время в медкрыле и помогают Мэтту в осмотрах и операциях.

– Я видел совсем зеленых юнцов, чуть ли не подростков, которые преспокойно крутятся рядом с животными.

– Это стажеры. Студенты вузов, получающие образование в сфере зоозащиты. По сути, это вклад в их профессиональное развитие. Становясь нашими практикантами, они получают настоящий опыт работы по специальности.

– У вас свой склад медпрепаратов. Не так ли?

Она устало потерла затылок.

– Да. Лекарства находятся в медицинском крыле, заперты в специальном шкафу. Ключи есть у Мэтта, Мэри, Тэнси и у меня. Даже ассистенты Мэтта не имеют к ним доступа. Мы еженедельно проводим инвентаризацию, проверяем, все ли на месте.

«На сегодня достаточно, – подумал он. – С нее пока хватит».

– Курица что надо, – вслух произнес он и взял себе добавки.

– И правда.

– Хочешь еще пива?

– Нет. – Тогда Куп налил им по стакану воды.

– Ты был хорошим полицейским? – спросила она его.

– Вполне.

– Почему ты уволился? И не говори мне, чтобы я не лезла не в свое дело, раз копаешься в моих делах.

– Мне нужны были перемены. – Он задумался на мгновение, затем решил рассказать ей. – В моем подразделении работала девушка. Дори. Хороший коп, хороший друг. Друг, – повторил он. – Мы очень хорошо дружили – и только. Во-первых, она была замужем, а во-вторых, между нами просто не было ничего большего. Но ее брак распался, муж Дори решил, что было и что наш роман стал причиной их развода.

Он сделал паузу, и, так как она молчала, сделал глоток, затем продолжил:

– Мы работали вместе над одним делом и однажды вечером после смены пошли вместе поужинать, чтобы все обсудить. Думаю, он следил за нами и ждал подходящего момента. Я и подумать не мог, что такое случится, – тихо сказал он. – Я понятия не имел, а она никогда не подавала виду, что между ними все настолько плохо, – никому не рассказывала, даже мне.

– Что случилось?

– Он появился из-за угла и выстрелил. Дори упала и закрыла меня своим телом. Возможно, это спасло мне жизнь. Пуля попала мне в бок, едва зацепила. Прошла навылет.

– Он хотел тебя убить?..

– Ну… Как я уже и сказал, пуля прошла навылет. И мне повезло – отделался легкой царапиной. – Это могло стоить Купу жизни, и он никогда об этом не забывал. Такое не забыть. Несколько сантиметров – и была бы совсем другая история. – Мы вместе с Дори рухнули на землю. Люди кричали, разбегались, искали укрытие. Стекло разбилось. Пуля попала в окно ресторана. Я помню, с каким звуком пули входили в ее тело… помню звук битого стекла. Я схватил пистолет. Я успел достать его, когда мы вместе падали. Она была уже мертва, а он продолжал всаживать в нее пули. Я всадил в него пять.
Его глаза встретились с глазами Лил: они были льдисто-голубыми, от них веяло холодом. Она подумала: «Вот в чем причина. Это сильнее, чем что-либо другое, изменило его».

– Я помню каждую из этих пуль. Две в центр тела, пока я падал, еще три – в правое бедро, в ногу, живот – после того, как я ударился о тротуар. Все это заняло меньше тридцати секунд. Какой-то придурок заснял это на свой мобильник.

Купу казалось, что все длилось намного дольше, на целую вечность дольше. Дерганая картинка дрожащей камеры не могла запечатлеть предсмертных конвульсий Дори или его рук, залитых ее кровью.

– Он разрядил всю обойму. Две пули прошли сквозь стекло, одна попала в меня. Остальные он всадил в нее.

Куп сделал паузу, отпил немного воды.

– Так что да, мне нужно было что-то менять.

Сердце Лил сжалось от боли; она накрыла его руку своей. Она видела всю картину как наяву. Слышала выстрелы, крики, звук бьющегося стекла.

– Твои бабушка и дедушка не знают, верно? Они никогда ничего не говорили об этом: видимо, они не в курсе.

– Нет. Ранение не было опасным. Вылечили и отпустили. Наложили несколько швов. Они не знали Дори, так зачем им говорить? Правда была на моей стороне. Эта история не добавила черных пятен в мою биографию – кроме самого черного дня в жизни, когда Дори замертво рухнула на тротуар, а ее смерть приманила толпу зевак и того засранца, заснявшего все на видеокамеру. Но я больше не мог быть копом, не мог оставаться в своем подразделении и заниматься тем же, что и прежде, как будто бы ничего не случилось. Кроме того, – он пожал плечами, – в частном бизнесе больше денег.

Это же Лил сказала ему в первую встречу, не так ли? Бросила эти слова небрежно и как бы мимоходом. Как бы она хотела вернуть их обратно!

– У тебя кто-то был? Кто-то поддерживал тебя, когда все случилось?

– Какое-то время мне никто не был нужен.

Она поняла и кивнула, ничего не сказав. Он перевернул ее ладонь, сплел их пальцы вместе.

– А когда стало отпускать, я подумал о том, чтобы позвонить тебе.

Она слегка вздрогнула от удивления.

– Так и надо было сделать.

– Может быть.

– Не может быть, а точно, Куп. Я бы выслушала. Я бы приехала в Нью-Йорк, чтобы выслушать, если бы ты нуждался или хотел этого.

– Да. Наверное, поэтому я тебе и не позвонил.

– И какой в этом смысл? – удивленно спросила она.

– Есть много противоречий и внезапных поворотов, когда речь идет о нас с тобой, Лил. – Он провел большим пальцем по внутренней стороне ее запястья. – Я думал остаться здесь на ночь и переспать с тобой.

– У тебя бы не вышло.

– Мы оба знаем, что вышло бы. – Он крепче сжал ее руку, заставляя посмотреть себе в глаза. – Рано или поздно так и будет. Но сегодня неподходящий момент. Момент имеет значение.

Ее сердце, едва размягчившись, снова ожесточилось.

– Я не твоя игрушка, Купер.

– Я не играю с тобой, Лил. – Его свободная рука пробралась вверх и обхватила ее шею. И его губы, горячие, отчаянные, знакомые, поцеловали ее.

За то мгновение, пока он держал ее в своих объятиях, внутри нее в быстрой ожесточенной схватке сошлись самые бурные чувства: паника, возбуждение, желание…

– Мне совсем не до игр, – пробормотал он, отпуская ее.

Он поднялся, отнес пустые тарелки в раковину.

– Запри за мной, – сказал он и вышел.

Часть вторая. Голова

Голова всегда бывает обманута сердцем.

Франсуа де Ларошфуко
НОРА РОБЕРТС