Чёрный георгин

В поле открытом
       в последний раз
Цвёл георгин,
Как смоль чёрный,
Ноги расбросив по сторонам света,
Взгляд — флюгер глаз,
        устремленный в небо.

Вдавили пальцы в холодные веки...
В субстанцию
из углеродных нанотрубок
Вложил обточенный водою мыс
потрепанное лоно скорби рЕки.
Темно и холодно. Безлюдно.
Разрушенный завод,
И воздух скис.

Её не узнать теперь —
Нечто расплывчатое, невнятное,
Словно ветхозаветные ангелы,
Спёрто дышит на ладан
О ней любовник собственный писал:
Как о куске сырого мяса,
Достойном и экрана,
        и рукоплесканий,
                и похвал.
Водой смочив,
В кипящее бросили масло,
Лицо стеклось щеками
        — пластик —
кривится в отражении зеркал.

Ибо глаза наши видят страшные вещи,
Ибо несчастные секунды давят в наблюдении часов,
Глотая кровь, от сытости жиреют клещи
Под шерсти зарослей густых бродячих псов.
И воют в конуре холопы прессы,
И плесень жрёт дверной засов,
Клюют в цистернах клювиком жеманно бесы
Оторванные руки в тесноте цехов.

Однако ж тросы бедных ручек у неё на месте,
Улыбка ждёт быть обрамленной в отблеск рам,
Но невесомой нитью смертоносного асбеста
Её по талии разрезали напополам.

Венчают волосы шары репейника,
Из живота цветок пробился чёрный,
        словно смоль. 
И тело на свободе: тело не в контейнере.
Оно само контейнер ныне,
        вскормленный землёй.