Пассифлора

Скучаю по тебе,
скучаю по тебе
положение разъясненное.
Величайшее недоразумение
вдаваться в мораль, когда дело касается
характера агитационного
изображающего людей в ролике о пользе летнего отдыха,
когда у самого снег повис на губе
сосулькой как у ластоногого моржика.
И на фильм бюджет ценой перочинного ножика,
что срезал последний слой кожи, и языком моим пропылесошенный.
Ничего не осталось, такое мясо искореженное
любовью, скандалами, страхом надвигающегося возраста,
все не так, ты еще очень молод.
Сердце лает, сердце лает окровавленными псами,
все-то знает, но пугает и встревоженно тем,
что мы, может, и никогда и не пересечемся
как параллельные прямые, пассажиры на летящих поездах,
но нам мечтать не больно,
немного больно, мы аэрозольны.
Ты вдыхаешь меня, затягиваешься,
тянешь за лямку, тянешь за волосы, пристраиваешься: «Ну-ка покажись лицо революции, воздетые
руки протягивают помощь, не сжимайтесь в кулаки, стройте машины, побеждайте рабство,
революция масс – судорога,
за которою следуют молнии озаренного гневом рока
радугой среди сырого мрака,
скрипят машинные шины, достигая блаженства вершины,
на чужбине не дай Бог умереть, люди, вы великие всхлипы дождя,
дай Бог демократии...»
И я извиваюсь под тобой в конвульсиях,
пропитанная табачным дымом, кровью и охотой
приобщиться к ясности линий и форм,
потому что все истины пахнут кровью,
и, потому что ты любишь курить и говорить во время секса,
мягкостями обхватываю тебя, обнимаю,
любовь такая лакомая и тягостная.
Знаешь, я сегодня измерила свой ЭКГ и обнаружила тахикардию, это ты во всем виноват,
мой сладкий, валы водяные
огромные и ненапрасные, пусть идут бухие,
мы с тобой вдвоем прекрасные,
когда тугие и нагие.
Пусковые слова жду, нацелены рецепторы и косточки все слуховые...
Я таю под тобой снова в этом суровом феврале,
розового ручья не понять другим,
бываешь насмешлив меня изнежа,
бываешь малоснежный,
но пузырьки поднимаются в пузыре пития,
и ты лежишь, закуривая сигарету уже самую обычную
от души рассмеясь.