Табурет

Четыре ножки, без спинки стульчик –
на нём ты долго не усидишь.
Качаться можно – чем качка круче,
тем безнадёжней на пол летишь.
Взобравшись гордо, упёршись пяткой,
продравши горло, читать стихи
всегда приятно, когда с подарком
потом сползаешь к ногам своих.

Малыш Маяк и Крошка Еся
пихались бойко за табурет.
Крепыш Маньяк и Пёсик Беся
решали долго, кто прав, кто нет.
Один взобрался, лебяжьей песней
вдруг окрылился, став на носки,
и много плакал, и сладко грезил,
и был понятен размер ноги.
Но повело дыханьем местным,
по вдохновенью качнулся стул,
и Пёсик Беся, и Крошка Еся
завис над стулом и был таков.

Над ним слезинок пролив немало,
вдруг обнаружил Крепыш Маньяк,
что затопило рекой рыданий
вокруг пространство, и сделал так:
взойдя на стул, почуяв вздохи,
он разъярился, как звук курка,
и дёрнул горло. Окутал всполох
картину эту под стон быка.
Тот выстрел словом по табурету
бил рикошетом, и в облаках
зависли двое, и смерти нету,
ведь смерть прошла, Малыш Маяк.

Четыре песни, четыре ямба
с цезурой после двух ровных стоп.
Сидишь недолго – качает славно,
когда в потоке тебя несёт.
Река рыданий, река забвенья
волнует дивно мой табурет.
Он то всплывает осадком мнений
в движеньи быстром кипучих ле(н)т,
то дном шагает четвёркой крепких
дубовых ножек средь тьмы и бед.
Всплывай же чаще, со дна вздымая
жемчужин россыпь всё вновь и вновь,
тогда поймёт обрыв дыханья,
что табуретом была любовь.