Питер и ты

Сквозь отсыревшие слои
эпох, за маленькую руку,
я вёл тебя через свои
мечты далёкие.  Вдоль скуки

февральских, выстывших камней
бескрайней Северной Пальмиры,
и вехи мокрых фонарей
чернели строго, как рапиры,

торчащие эфесом вверх
в асфальтовой груди проспекта.
Ты помнишь, как на голове,
твоей, в кудрях, утратив вектор,

о Розе вовсе позабыв,
вздыхал балтийский, зимний ветер?
Дома, как рыбы, воспарив
в неровном, моросящем свете,

рты подворотен на тебя
поразевали в удивленьи.
Навзрыд клаксонами трубя,
всем стадом на твои колени

косились фарами авто.
И в охристой дуге Генштаба,
как будто в раме золотой,
ну, или в бронзовой хотя бы,

портретом плыл навстречу нам,
изваянный резцом Растрелли,
лик Зимнего дворца и там,
куда-то вверх крестом нацелен,

лишь гравитацией навек
к брусчатке площади прикован,
как страж дождей, ветров и рек
встал монферанов столп.  Дворцовый

широкий мост и мощь колонн
Ростральных на застывшей Стрелке.
Негромкий, колокольный  звон
Исаакия вдали, да мелким

и чёрным маком воробьи
на льду в гранитных невских кантах.
И пальцы зябкие твои
на венах каменных Атланта.