Верующие

Нанятую по объявлению в газете строительную бригаду  Алла Петровна встречала как дорогих и долгожданных гостей. Старый деревянный забор, поставленный покойным мужем  ещё в хрущёвские времена,  изрядно рассохся, покосился и просил добротного ремонта уже лет десять как. Сын Олег вечно занятый на работе, заезжал к матери на час-другой лишь по выходным, да и те случались не каждую неделю. Поэтому так и сказал: «Мама, вот  тебе свежайшая пресса с объявлениями, выбирай работяг на любой вкус и профиль, но забор ставим металлический, чтоб надолго», - и бросил на старенький журнальный столик с перекошенными ножками пачку пахнущих типографской краской газет.
- Мама, ты ж только смотри, чтобы мужички не выперли чего из дома. А то сама знаешь, какие времена – доверять никому нельзя, - предупреждал сын по телефону, узнав, что прибывшие в родительский дом строители уже приступили к демонтажу отцовского забора.
-Да, времена плохие, но, ты знаешь, мне эти ребятки понравились, - рассудительно успокоила Алла Петровна. – Хорошие такие, приветливые.
- Хорошие, мама, не значит честные. Все они сейчас того и гляди норовят у тебя последнюю копейку выжать, ещё и со двора что-нибудь умыкнуть, - нервно и даже несколько грозно буркнул сын.
Олегу стукнуло пятьдесят, он много лет - на руководящей шахтёрской должности, поэтому не без оснований считал, что наступило то самое время, когда ему необходимо воспитывать маму и поучать уму-разуму, оберегая от всяческих непродуманных поступков. А Алла Петровна была женщиной простой, деревенской, когда-то совсем девчонкой приехавшей в город, и за всю жизнь так и не избавившейся от провинциальной привычки всем доверять и любого встречного-поперечного считать добрым человеком. 
- Ты знаешь, сынок, вот, нельзя быть таким, - с добродетельной укоризной бросила мама.
- Каким? – переспросил сын.
- Вредным. Вредный ты у меня. Особенно последнее время стал. На всех бурчишь, всё критикуешь, слова поперёк тебе не скажи, - Алла Петровна задумалась, вспоминая приятное чаепитие с тремя воспитанными и весьма разговорчивыми молодыми строителями. – Они, Олег, между прочим, верующие…
- Да ты что-о!?- отрывисто пробубнил в трубку телефона сын, придавая своему то ли вопросу то ли выплеснутой эмоции степень крайнего скепсиса и возмущения. – И в кого они там у тебя веруют, мама? 
- Ну, как в кого? – возмутилась Алла Петровна. – В Бога. В Иисуса… Да, они в церковь ходят, про Библию мне рассказывали, приятные такие ребята, сейчас и не встретишь таких.
- Ой, мама, этих церквей сейчас знаешь сколько…  Впрочем, ладно, поглядывай  за этими архаровцами, чтобы качественно делали, на десятилетия, платим всё ж таки не три рубля, - смиренно сказал Олег, посмотрев в записи своего ежедневника на рабочем столе – нужно как-то выкроить время, чтобы заехать к маме, лично проконтролировать ход работ. 
- Сынок, - продолжила Алла Петровна, - не нервничай ты, и так здоровья никакого нет. Старший у них в бригаде Серёжа, голубоглазый такой, светленький мальчик, лет тридцать ему. Грамотный, техникум закончил. Он у них с этой, как его, с мягкой линейкой такой, ходит…
- С рулеткой, - поправил Олег.
- Да, с рулеткой,  ходит, всё замеряет, записывает, всё что-то на канкуляторе считает. Витя, одноклассник Серёжи,  тот больше с инструментами – режет, сверлит, бурит. Немного такой, мужиковатый, но вежливый. А самый болтливый Пашка, но он и пашет больше всех. Он студент, подрабатывает. Серёжа его цемент мешать заставляет, воду носить. Жалко мне его, упахивается в жару-то такую. В общем, всё у них ладится, не переживай, сынок. Я их кормлю, супчики варю, картошечку жарю. А чего им по столовым шастать, стаканы облизывать, время терять?
- Тормозки могли бы брать, - недовольно клацнул зубами Олег, давая понять маме, что разговор пора заканчивать – рабочие дела не ждут.
- Сынок,  - торопливо запричитала Ала Петровна, - правду говорю – хорошие парни. Серёжа – вон – прям говорит изречениями,  мне так нравится. Заповедь, говорит,  новую даю вам: да любите друг друга, как я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. Это так в Библии писано. А вот ещё, я прям запомнила: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог – в нем». Всё, сынок, работай, не отвлекаю. Люблю тебя!
Алла Петровна вернулась в дом, когда-то выстроенный мужем из подручного материала - самана, но в последующие годы - уже сыном - аккуратно «завёрнутый» в салатный фантик из польского сайдинга.  Время катилось к обеду, нужно было кормить проголодавшуюся бригаду. Стол молодым людям Алла Петровна накрывала в небольшом флигеле, стоявшем в глубине старого, но плодоносного сада.
- Вы фрукты- то едите? – спросила Алла Петровна, разливая по тарелкам свежесваренный борщ. – А то пропадают ведь. Гляньте, какие в этом году яблоки уродили. А груши – загляденье, ни в какой Турции такие не растут. Сын ездит редко, а я ни сливу, ни грушу, ни яблоки  не ем, желудок не принимает. Онкология у меня. Собирала-собирала на этот забор, да все деньги на операции ушли. Если б не сын, пошла бы по миру. Так что угощайтесь сами.
- Вы за нас, Алла Петровна, не беспокойтесь. Рвём понемногу, хороший у вас садик, видно, что с любовью саженый, - гипнотизируя женщину своими голубыми глазами, спокойным баритоном ответил Серёжа. – И огурчики с вашего позволения с грядки испробовали. Малосолите?
- Ой, да я так, бутыльков десять на зиму закрываю, ради того чтоб было. Родители так с детства приучили, они ж у меня войну прошли,   - окинув сидящих за столом парней благодарным искрящимся взглядом, махнула тонкой рукой Алла Петровна. – А есть некому, открываем за зиму только на новый год, на Рождество, да на двадцать третье февраля, когда сын с невесткой и внуком приезжают. Ой, вы, наверное, хотите консервации?  Мои вы хорошие. Витя, ты спустись в погреб, да возьми бутылёк огурцов или помидоров, там и зёлёненькие, и красненькие есть, и покрупнее, и помельче, ляда вот здесь, под ковриком.
- Это мы уже поняли, что погреб находится под нами,  - улыбнулся Витя, поднимая угол ковра, где обнажилась сбитая из суровых дубовых досок деревянная крышка. – Эх, хороший вы человек, Алла Петровна. Это сколько вам лет?
- Да восьмой десяток недавно разменяла.
- А выглядите очень грациозно. Обворожительно. Представляю, какой красавицей вы были в молодости. Хорошая мама, наверное. Мне бы такую. Мне ведь с матерью не повезло. Умерла рано, отец привёл в квартиру молодую мачеху, с которой всю жизнь как кот с собакой. Слава Богу, женился я два года назад, сняли с женой квартиру. Теперь живу как кум королю сват министру.
- Так ты ещё и в квартире живёшь? – перебила Алла Петровна. – Небось, дары природы только в магазине и покупаете? Так ты возьми там пару бутыльков домой, порадуй жену.
- А можно и нам с Пашкой? – вмешался с просьбой Серёжа. – Мы тоже квартиранты – четыре стены, два окна, один туалет и гул трассы за окном. Витёк, доставай побольше, нам ещё здесь несколько дней упахиваться, попробуем домашние солёности.
- Да берите, конечно, на здоровье, - неуверенно проговорила смутившаяся Алла Петровна.
- Спасибо вам! Служите господу вашему, и он благословит хлеб твой и воду твою, и отвратит от вас болезни. Как сказано у Иакова, всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше от отца светил, у которого нет ни изменения, ни тени перемены! – монотонно, словно читая проповедь, сказал Серёжа, глаза его сияли, лицо излучало весёлый свет. – Правильно ведь, Алла Петровна?
- Конечно, Серёжа, - скромно согласилась хозяйка, опустив взор. – Мне так нравится, когда ты Библию цитируешь.
 Забор меняли по всему периметру двора. Грузная, еле передвигающая ногами соседка баба Катя побухтела немного, мол, в кои-то веки такие железные частоколы вошло в моду ставить – ни поговорить, ни на соседский огород одним глазком глянуть – чего там Алла Петровна у себя в этом году вырастила. Коту теперь не влезть на забор, приходится по своим кошачьим делам по другим дворам шастать.
Работа шла к своему завершению. Яркие зелёные листы металла, закреплённые на металлических трубах с квадратным профилем,  сверкали великолепием и создавали атмосферу теплоты и уюта во дворе. Перед выходными днями маме позвонил Олег.
- Привет, мам, докладывай, как там завершается стройка?
- Всё хорошо, сынок, не переживай. С ребятками лажу, делают на совесть, мне нравится, только от Кати, соседки, теперь отгородилась, неудобно как-то стало. Теперь поговорить с ней хожу за двор, к её калитке. Но ничего, всё хорошо, - бодро доложила мама.
- Так ты это, скажи архаровцам, чтобы они калитку междворовую повесили, будете с бабой Катей друг к дружке по грядкам в гости ходить.
- Я намекнула им это. Но они, сынок торопятся. Уже следующий объект взяли. Пашку туда отправили, что-то там надо предварительно демонтировать. Да и Серёжа сказал, что умрёт соседка, продадут дети  её дом какому-нибудь цыганскому табору… И что потом? Заваривать ход? Наверное, он прав…
- Мам, да баба Катя ещё своему деду Васе изменит на моих похоронах. Давай так, ты с ними не расплачивайся до моего приезда. Я хочу работу лично принять, ну и про калитку поговорить, за отдельную плату, не велика работа – две петли приварить, - строго приказал маме Олег.
Но не знал сын, что уже полностью расплатилась Алла Петровна за труды строителей. И не один Пашка уехал на новый объект, а все трое. Посчитали каждую вырытую ямку, каждое ведро бетона, каждый сварочный шов и закрученный винт. И премиальные попросили сверху, за срочность. И в спешке оставили после себя кучу металлического лома, разбросанные по огороду саморезы, обломки электродов, комья бетона   и голые бесплодные деревья отцовского сада…
За уборкой двора и застал Аллу Петровну приехавший в субботу вечером Олег. Походил, посмотрел, важно поцокал языком.
- Нет, мам, определённо нормальные шабашники за собой мусор вывозят. Да и забор, согласись, выполнен так себе, на троечку, - печально проговорил Олег, присаживаясь на скамейку под дворовым навесом. – Эх, чёртова работа, не успел вовремя.
- Захотел бы – успел, - орудуя веником, недовольно отозвалась мать.
- Захотел бы… Хотеть-то мы многое можем, да не всегда принадлежим своим хотелкам. – Слушай, мам, а ты чего такая колючая сегодня, как не родная?
- Да так, - отмахнулась Алла Петровна.
- Что, «так»? Случилось чего?
- Ага. Случилось…
- Ну, не тяни кота за хвост…
- Боюсь, что расстроишься.
- Что? Говори уже. Умер кто?
- Да ломика нашего найти не могу, чем зимой лёд на крыльце колоть буду – ума не приложу. Видать, нечаянно увезли вместе со своими инструментами, - выпрямилась и подняла уставшие глаза Алла Петровна.
- Нечаянно, говоришь? Только ломик?
- Да, по-моему, и лопату тоже.
- На лопате  список потерь закончился?
- А ты сам посмотри. Ребята во флигеле переодевались. Кажется, и трубы увезли, которые лишние оставались, а за них же тоже деньги плочены.
Олег поднялся со скамейки и исчез за дверью  флигеля. Через несколько минут вышел с перекошенным от удивления и злобы лицом, объявив:
- Мам, да тут не только ломик с лопатой, я там половину отцовских и своих инструментов найти не могу. Ни дрели, ни болгарки, ни электрорубанка, ни набора напильников – это то, что бегло заметил. Ты им разрешала брать инструменты, этим верующим?
- Только консервацию разрешала, ну, так, покушать. А инструменты у них свои были, - испуганно подняв руки, боясь неадекватной реакции сына, ответила Алла Петровна. Олег любил маму, но мог иногда позволить себе при ней перейти на не самые литературные выражения.
- Консервацию, говоришь? Сейчас проверим, - Олег снова вошёл во флигель и ловко нырнул в подвал. – Ма-ма-а! Да тут, кажись, вычистили всё. Во всяком случае, из того, что я видел последний раз, осталось лишь пяток банок с вареньем. Вот уроды, а!
 - Ох, а говорили, чтобы я не беспокоилась. А я-то поглядываю, а они всегда с полными сумками домой уходили. Какие-то друзья к ним на машине каждый день подъезжали. Ещё и деньги взяли всё до копеечки, - прослезившаяся от обиды , Алла Петровна присела. – Ты не ругай меня, сынок. Ну, дура я, дура…
- Да говорил же тебе…
- Дык хорошие же ребята мне показались. Да и что я сама против них сделаю?
- Телефон-то есть. Позвонила бы мне, если что-то заподозрила.
- Телефон… Вот сейчас и позвоню им по телефону, - воодушевилась Алла Петровна.
*
- Какой лом, Алла Петровна? Какая лопата? Что вы? Как вы могли про нас такое подумать? Посмотрите внимательно, наверняка где-то во дворе стоят себе тихо, ждут хозяйку,  – отозвался в трубке такой полюбившийся умиротворяющий голос Серёжи. – А если и взял кто – ничего страшного. Как говорится, не о себе только каждый заботься, но о других. Если там  у вас что и пропало, то не расстраивайтесь, это такая мелочь. И не думайте ни о ком плохо. Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас. Так нас писание учит, Алла Петровна, мы же с вами так приятно беседовали, а вы нас под подозрение. Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего – тот еще во тьме, Алла Петровна.

- Ну-ка, мам, дай я с ним поговорю, - выхватил трубку мобильного телефона Олег. – Слушай, ты, пастор недоношенный, ты же со своими криводелами весь флигель обчистил. Мне что, ментов вызвать!?
- Хамить, мужчина, не надо. Не знаю, кто вы, но догадываюсь, что сын, - уверенно и спокойно прозвучал голос в трубке. – И вы, я уверен, очень любите свою маму. Любите свой родительский дом. Зачем подвергать потенциальной опасности объекты своей любви? Никому не надо воздавать злом за зло. Правильно ведь? Согласитесь, что разумно будет просто радоваться жизни. Ну, если не жизни, то хотя бы забору, который мои криводелы вам поставили. Всего вам доброго! Как говорил апостол Матфей, счастливы добрые, потому что к ним будет проявлена доброта. Счастливы чистые сердцем, потому что они увидят Бога.