Рассказ 22 Аксинья Продолжение Глава VIII

      Однажды в конце лета я решил разобрать в бабушкином сарае разный хлам, который много лет копился по углам сарая. Что-то можно было сжечь, что-то отнести в овраг, куда вся округа сваливала мусор. Но главная моя цель тогда была – набрать побольше металлолома. Отбрасывая в сторону разные мелкие железки, среди них я нашел любопытные вещи, которые меня очень заинтересовали.
      
      Металл я собирал для сдачи металлолома в школу. Скоро начинался учебный год и как обычно осенью мы соревновались по сбору металлолома, зимой мы собирали макулатуру, а весной – должны были сдать по ведру древесной золы – удобрение для подшефного колхоза.  С золой было проще, все топили печи дровами, а вот с металлоломом и макулатурой сложнее.  У нас в семье к тому времени было три брата ученика, сестры уже закончили учебу, и набрать три нормы металла и макулатуры для нас было сложно. Да и не только для нас. Бывало, подготовит запасливый ученик заранее кучку металла, чтобы завтра сдать его в школу, а утром его уже нет, как нет и цепи на ошейнике четвероногого сторожа – проспал охранник.

      Ещё весной, заканчивая третий класс, мы взяли обязательство на будущий год собрать полтонны металлолома, причем мальчишки должны принести по 15 килограмм, а девочки по 8 килограмм металла, но не меньше, больше поощрялось. Никто не спрашивал, какие будет поощрения за излишки, а за недостачу нормы была установлена одна «саечка» за каждые 100 грамм недовеса.

      «Саечкой» называли щипок за подбородок или удар ладошкой под подбородок. «Саечка» в те времена была очень популярна у подростков и «отвешивалась» обычно за испуг.  В классе было несколько парней, которые здорово умели отпускать эти «саечки». И если ты не лязгнешь зубами и не прикусишь язык, то от нескольких «саечек» всё равно получишь синяк на подбородке. Конечно, эти условия по нормам сбора металлолома и наказанию устанавливались без участия классного руководителя.
      
       В классе не было доносчиков и ябед и не потому, что боялись мести, но если случалась утечка какой-то информации из класса в учительскую, то наказание для предателя было, скорее позорным, чем физически болезненным.
       Вот такой был у нас дружный и веселый класс. Шутили много и по разному поводу. Больше, конечно, над теми, кто в чем-то провинился перед одноклассниками или перед учителем, которого мы любили и уважали. Провинившийся мог долго не замечать прицепленный хвост или бумажку на спине с надписью типа «Я наказан, дай мне подзатыльник или под зад, только не больно». Девчонкам чаще подкладывали в портфель дохлых мышей или живых лягушек.  Но больше шутили над теми, кто попадал впросак.

       У нас в классе была одна особа – Ладанова Нина, которая, если каким либо вопросом или ответом не рассмешит весь класс и учителей в придачу, то мы считали, что день прошел зря и в школу приходить ни стоило. Порой в ее вопросах была сама детская невинность.  Например, объявили о сборе металлолома, у Нины вопрос к учительнице:
       - Евдокия Васильевна, а откуда приносить?  - И уже по классу пошли смешки.
       - Оттуда, где найдете. 
       - А кто будет помогать искать? – В классе хохот.
Нина услышала про норму в восемь килограмм, вопрос:
- А если я принесу ведро, в нем будет восемь килограмм?
- Если ты выплеснешь из ведра весь ночной сбор своей семьи, то явно не будет восьми килограмм.  – Ответил Абрашин – самый старший в классе, потому что он пришел к нам в третий класс, отсидев в первом и втором по два года, еще и в школу пошёл с восьми лет. - Хохот в классе.
- А мы ничего ночью не собираем в ведро… - Гомерический хохот. Нина в растерянности. Все поняли шутку, кроме неё. Мы все жили частных сельских домах, без каких либо удобств и все пользовались ночным ведром у порога.

Нина попадала в смешные ситуации постоянно из-за своей наивности и почти всегда со слезами. Никогда не забуду самый показательный случай её наивности, произошедший в седьмом классе. Подходила к концу третья четверть, самая длинная четверть учебного года, от которой в основном зависела годовая оценка по предмету. Закончился урок русского языка и все окружили учителя, чтобы узнать, что получат за четверть и можно ли ещё исправить оценку. Последней подошла Нина, когда уже журнал был убран и очень жалобно спросила:
- Нила Александровна, а что будет у меня за четверть?
- Нина, я уже убрала журнал, ты помнишь, что у тебя там?
        - Да, помню, у меня там три, три, три, и три. Что у меня выйдет?
- Дырка у тебя выйдет, - ответила Нила Александровна, повернулась и  вышла из класса.
- Как, дырка? – заплакала Нина, глядя ей в след. Все, кто был рядом, просто прыснули от смеха. А Нина продолжала пускать слёзы и всё бормотала «А почему дырка?»
- Потому и дырка, - сказала ей Наташа Кудряшова, повертев пальцем у виска. – А ты  ждешь, что тебе поставят четверку или пятёрку за четверть за твои четыре тройки…
- А почему она сказала «дырка»? – Гомерический хохот продолжался всю перемену, да так, что половину следующего урока некоторые икали, от чего смех с зажатым ртом продолжался.

Так как дома металлолома не было, да и всю округу уже очистили, мне пришлось заготавливать свою норму ржавого железа в бабушкином сарае, с ее разрешения. На что она сказала:
        - Давно пора всё выбросить оттуда, я уже не в силах, да и некуда выбрасывать.  Угнетало то, что тащить этот тяжелый хлам далековато, почти в три раза удлинялась дорога до школы, но что поделать, где еще взять металлолом. Отбрасывая в сторону подходящие мне железяки, среди разного хлама, я и нашел заинтересовавшие меня вещи. Это были кованая кочерга, завязанная в узел и три подковы, одна из которых была сломана пополам, вторая разогнута, а третья разогнута и скручена в виде винта.

           Отложив интересную находку в сторону, я продолжил набирать себе железо, хотя мне не терпелось узнать, кто так поработал с кочергой и подковами. Я нашел полутораметровую трубу, гнутую, как коромысло,  надел  на неё рукав от старого ватника, чтобы было помягче нести на плече, и на концы трубы проволокой прикрутил собранные железки. Приподнял – тяжеловато. Решил, лучше разделить на два раза.  У бабушки в сенях висел старый безмен. Я взвесил свой груз, оказалось, что вес моего металлолома почти полпуда, то есть восемь килограмм.  Это было как раз половина нормы. Я был доволен своим изобретением коромысла. Такой груз я донесу запросто, так как воду на коромысле я носил с семи лет и мои плечи привыкли к таким нагрузкам.

  Подготовленный металлолом я снова сложил в сарай, мусор для сжигания вынес во двор, а то, сто набрал для оврага – погрузил в тележку.  И уж потом я, взяв свою любопытную находку, побежал к бабушке.
- Бабаня, что это? Кто это всё сломал, закрутил и завязал в узел?
- А… нашел?! Помнишь, я тебе рассказывала про деда Ивана, родного брата твоего деда. Это его шутки, он бывало, такие кренделя закручивал из толстых железных прутков на спор с местными мужиками, будто из проволоки, и подковы гнул и ломал, как калачи. А лом, которым лед рубят, вокруг пояса в кольцо загибал, да так, что мужики вчетвером это кольцо не могли разогнуть.
- Бабаня, ты не рассказывала про деда Ивана, а только обещала рассказать. Расскажи, пожалуйста.

        - Ну, раз обещала, слушай. Их было три брата – Иван, Егор и Андрей.  Иван самый старший и самый сильный, средний Егор – самый храбрый, он в первую мировую погиб на германском фронте. А мой Андрей – твой дед, младший из братьев, самый умный и добрый. Иван с детства был сильным, задиристым, но справедливым и если видел, что кто-то обижает слабого или старого, без разговоров налетал с кулаками, защищал обиженного и наказывал обидчика. Не правильно это, не по-божески, но на Руси испокон веку проводились кулачные бои.

        Кулачные бои были запрещены царскими указами и зачинщиков наказывали - принародно секли розгами на площади, но это в городах, а в деревнях-то на запреты плевать хотели. Как только наступала масленичная неделя, по традиции начинались кулачные бои. Обычно дрались улица на улицу, слобода на слободу, деревня на деревню, село на село. Принимали участие все - от мала до велика. Ну и конечно, Иван был всегда первых рядах, с раннего детства.

        Будучи подростком, лет с двенадцати, Иван начал выступать на рынке в качестве силача, поднимая гири. Облачаясь в костюм скомороха, Иван привлекал публику на ярмарках и народных праздниках, таких как Масленица. Он зазывал людей участвовать в шуточных балаганах и соревнованиях по борьбе и поднятию гирь. Вот тогда-то его и заметили артисты Пензенского цирка и пригласили в свои представления.
        - А разве в Пензе тогда уже был цирк? – удивился я.
        - Да, к тому времени, как Иван стал там работать, цирк уже существовал лет пятнадцать. Ведь пензенский цирк был самым первым стационарным русским цирком в России.
        - Как? Неужели тогда не было цирка даже в Москве?
        - Были, конечно, были, но они появились позже, чем в Пензе. Я могу в чем-то ошибаться, потому что о цирке знаю только по рассказам Ивана. Еще раньше появились передвижные зарубежные цирки, которые принадлежали иностранцам, а первый стационарный русский цирк был построен в Пензе, когда Ивану было всего три года.

        В зарубежных цирках работали только иностранные артисты-циркачи. И если иногда принимали на работу русских, то только силачей, но они выступали под иностранными именами. Вот так в самом начале 20-го века, 30-летний Иван попал в зарубежный цирк и поездил по миру с силовыми номерами.
        - А что он показывал в представлениях цирка?
        - Он занимался силовой борьбой, не помню, как она называется, еще гнул железные прутки, играл на арене с гирями. Он с трехпудовой гирей играл как с мячом.  Знаешь сколько это – три пуда?
        - Да, знаю, 48 килограмм.
        - Он на представлении отжимал ее много раз, затем кидал ее одной рукой, ловил другой рукой. Причем некоторые упражнения он делал сидя на пеньке. После этого предлагалось зрителям проверить ее вес. И когда зрители убеждались, что она настоящая, он продолжал ее отжимать, затем неожиданно подбрасывал ее и бил ногой, как по мячу. Гиря летела в зрителей, раздавался ужасный крик и визг.
        - Бабаня, ты сочиняешь!
        - Да нет, внучек, просто после проверки гири зрителями Иван незаметно накрывал гирю пеньком, под которым пряталась точно такая же гиря, но резиновая, легкая как мяч. Он вновь начинал ее отжимать, как настоящую. Теперь ты понял, каким испугом заканчивался его номер. В конце он показывал, как подменял гирю.
        - И как долго он работал за границей?
        - Примерно лет семь и вернулся домой перед нашей с Андреем свадьбой. Затем он подготовил очень интересный силовой номер, и, работал с ним уже в русских цирках, начиная с Пензы и по всем крупным городам.
        - И что это за номер?
        - Пойдем, я тебе что-то покажу.

        Она зашла на свою кухоньку и открыла, постоянно запертый сундук, где хранились ее ценные продукты на «черный» день. Под крышкой сундука была приклеена цирковая афиша с фотографией деда Ивана. Афиша была с оборванными краями, кто-то пытался ее оторвать. Но главное на ней можно было увидеть. Крупными буквами под портретом надписи: «Иван Мельников», ниже «Кузница на спине. Силовые номера», еще ниже наполовину оборванный рисунок номера – согнувшийся артист на спине держит площадку, на которой кузнец работает молотом по наковальне и горн с горящим огнем.
        - Бабаня, можно мне снять эту афишу?
        - Как видишь, нет. Твоя мать еще в детстве пыталась это сделать и только оборвала всю.

        Мысль о том, как я буду хвалиться в школе этой афишей со своим вторым дедом, пропала, едва зародившись в моей голове.
        - Бабаня, а ты видела выступление деда Ивана в цирке? Расскажи…
        - Да, вся родня, знакомые, соседи и друзья были на самом первом выступлении Ивана с этим трюком.

        Представь – на арене, на четырех столбиках лежит круглый, как колесо большой деревянный помост. Высота столбов такая, что под помост мог войти Иван согнувшись в спине и на полусогнутых ногах. На помосте кузнец разжигает горн, и раздувает огонь мехами, рядом наковальня с молотом  и ушат с водой.
       
        Как только огонь разгорался, и кузнец приступал к работе, Иван согнувшись проходил под помост, в центре он упирался спиной в помост, широко-раскинутыми руками он цеплялся за поручни под помостом и, разгибаясь в ногах, поднимая спиной всю эту тяжесть, начинал поворачиваться, медленно делая полный оборот помоста с кузницей. Кузнец в это время разогревал металл, выковывал три подковы и охлаждал их в воде. Иван, делая полный разворот помоста, немного покачивал его, когда переставлял ноги. А публика думала, что он делает это специально, показывая, что помост с кузницей лежит на его спине, и ахала каждый раз, когда помост качнется.

        - А что было дальше?
        - А дальше – опустив помост на столбы, Иван поднимался на него и ходил по кругу, кланяясь публике, и поднимал руки вверх, показывая свою силу.  Так он отдыхал. А потом он брал в руки подковы и первую разгибал, вторую скручивал винтом, а третью разламывал пополам и все это он делал голыми руками и отдавал публике на проверку.
        - Бабаня, а у него были дети и где они сейчас?
        - Нет, со своим цирком он так и не женился. В 1915 году Иван вновь уехал с гастролями за границу, примерно года два от него приходили весточки, письма, а после революции он исчез. Ходили слухи, что он сорвал спину и стал инвалидом где-то во Франции. До революции писал он только нам, так как кроме младшего брата  Андрея у него никого не было.

        Когда он работал в русских цирках, то присылал и привозил сам много подарков нашим с Андреем маленьким дочкам – Катюше и твоей маме, он очень их любил. Все его подарки - игрушки, куклы большие и маленькие, детские настоящие домики с мебелью и еще много всего - сгорели в 1918 году при пожаре. Остались от Ивана на память только гнутые железки, которые ты нашел, зарытая в земле жестяная коробка из под чая и вот эта афиша, которую, слава Богу, спасли от пожара вместе с сундуком соседи.
        И конечно, в моей памяти навсегда остался, он сам - очень сильный и добрый русский богатырь Иван Мельников.



     Примечание: Все события – это воспоминания из моего детства. Имена и фамилии подлинные.
    Продолжение следует.