Смотрящие на небо

Смотрящие на небо.

Аниме роман.


Ладони в ладонях, глазами в глаза,
И ритмы сердечные схожи.
Когда мы расстанемся - капнет слеза,
Когда повстречаемся - тоже.
 
Война нас крестила огнём и мечом,
До боли, до рвоты, до дрожи.
Когда ты со мною, мне всё нипочём,
Когда я с тобой - тебе тоже.
 
Присягою скована бренная плоть.
И путь нам тернистый проложен.
Судьбу нам придумал всесильный Господь,
И души бессмертные тоже.
 
Мне страшно представить, что за пеленой,
Как будто морозом по коже.
Но ты в моих снах будешь вечно со мной,
                И пусть я приснюсь тебе тоже.

 




Глава 1.

Убежище.


Коридор подвала. Коридор довольно просторный и высокий, освещается парящими под потолком светодиодными шарами, расположенными в арочных нишах так редко, что области яркого света  чередуются с кромешной тьмой. На свету порхают крупные мотыльки, собираясь в спирали вокруг ламп.

Издалека по коридору бегут трое мальчишек. На вид им лет десять. Когда они подбегают ближе, видно, что они сильно испуганы. Один красивый, белобрысый, с голубыми глазами.
Другой рыжий, сильно чумазый.
Оба худые, как черти.
Третий мальчишка плотного телосложения, но нельзя сказать, что жирный, смуглый, очевидно мулат. Вблизи становится ясно, что он заметнее старше первых двух.

Троица запыхалась, явно убегая от кого-то, но от кого, пока непонятно. Коридор переходит в лабиринт коридорчиков и комнат с полной разрухой, трубами  и кабелями вдоль  стен, заставленных всяческим барахлом.

В одном помещении они замешкались, не находя пути для дальнейшего бегства, и показались их преследователи: двое женщин и мужчина, пожилой и толстый. Они держали в руках электрошокеры и фонари. Одеты в серую военную форму.  На поясах пистолеты и наручники.

Первая женщина: 
 - Попались, консервы!

Они врываются в комнату к мальчишкам, но тут белобрысый откатил стеклянную этажерку и за ней оказался проход. Мальчишки, столкнувшись, кинулись  в открывшийся проём. Этажерка сбила с ног кричавшую женщину, но бежавшая за ней напарница успела вскинуть руку, и из элктрошокера вылетели длинные провода, впившись чуть пониже лопатки не успевшего скрыться в проёме плотного мальчишки. Он дёрнулся и начал заваливаться назад ухватившись за что-то перед собой.

Двое других мальчишек в проёме оглянулись. Рыжий через секунду бросился бежать дальше, а белобрысый сделал шаг к плотному:
- Руку давай, Бобас!

Плотный дёрнулся и прохрипел, оседая и заваливая проход стоящими вдоль стен канистрами:
- Беги, Койт…

Белобрысый ещё секунду помедлил и бросился догонять рыжего, что убежал уже довольно далеко. Сзади слышался радостный женский голос:
- Ого, какой мясистый, банок пятьдесят консервов будет…

Белобрысый продолжал бежать, несколько раз поднимаясь по лестницам. Он выбежал ещё в один длинный коридор, под потолком которого, покрытого плиткой и длинными люминесцентными светильниками,  на высоте метров двух, был ряд окон. Стало понятно, что это уже полуподвал и поверхность близка. Рыжий бежал метров в двадцати впереди него.

Рыжий буквально вломился в двухстворчатую дверь в конце коридора. Видно было, что за этой дверью лестница, ведущая вверх, и там был естественный свет, свобода и спасение. Но, вместо того, чтобы подождать своего товарища, рыжий заблокировал сворки стулом. Белобрысый закричал:

- Нет Марсик, нет! Не бросай меня!

Белобрысый подбежал к двери вплотную, а рыжий, сплющив физиономию об армированное проволокой стекло зловеще  прошипел:

- На консервы пойдёшь, гад…

Рыжий кинулся вверх по спасительной лестнице, а белобрысый заметался, увидел на полу засохший в горшке фикус, схватил его и что есть силы ударил по стеклу… Да где там! Горшок  разлетелся вдребезги, засыпав руки мальчишки землёй, а из этой земли вдруг посыпались неестественно крупные красные муравьи. Мальчишка вскрикнул и затряс руками, обернулся и увидел в десятке шагов от себя чудовищно запыхавшуюся, но довольную женщину, которая медленно поднимала электрошокер:

- Сейчас будет немножко больно…

Белобрысый зажмурил глаза и вроде как хотел закричать, но вдруг что-то рухнуло перед ним сверху. Это был высокий  широкоплечий мужчина в дорогом синем костюме,  ухоженный и явно уверенный в себе. Он перехватил руку женщины с электрошокером и провода контактов выстрела взвились под потолок. Другой рукой он сперва огрел её валявшимся на полу, но почему-то горевшим светильником, потом содрал с пояса преследователя пистолет, обернулся к белобрысому мальчишке, слегка по-идиотски подмигнул и  с разбегу вынес ногой преграждавшую им путь к свободе дверь, будто она была  вышиблена не человеком, а снарядом. Мимоходом схватив ошалевшего мальчишку под мышку, мужчина поскакал вверх по лестнице, а сверху появились ещё трое в серой форме. Спаситель начал стрелять, но как-то нелепо, не по серым фигурам, а под ноги им и по сторонам. Тем не менее, серые фигуры подняли руки и откатились к стенкам, дрожа и зажмурившись.

И вот так с мальчишкой под мышкой мужчина выскочил на улицу. Светило яркое солнце. Кругом была празднично одетая толпа. Все кричали радостно и неистово хлопали в ладоши. Толпа состояла в основном из женщин и девочек,  хотя была пара инвалидов в военной форме, которые пыжась и выпучивая глаза, отдавали честь. Мужчина отпустил спасённого мальчишку на землю и будто бы уже и забыл про него, принимая знаки внимания и купаясь в обожании. Недоумённый мальчик стоял и оглядывался, не веря своему спасению и всему происходящему вокруг.

Из толпы по направлению к мужчине  побежала девочка лет семи с огромным букетом белых роз. Мужчина наклонился к ней, их глаза встретились, и вдруг девочка, вместо того, чтобы протянуть цветы, замерла, на её лице мгновенно отразился ужас, букет рассыпался, упал на мостовую, и девчонка зашлась криком.

Белобрысый мальчишка оглянулся и увидел, как из-за крыш зданий, из небесной глубины, на толпу ринулся рой шестивинтовых мощных дронов, вооруженных пулемётами и всевозможными сбросами. Всё погрязло во взрывах, дыму, кровавых ошмётках. Девчонку, которая  несла цветы, отбросило далеко в сторону. Мальчишка упал на пятую точку. Его спаситель вроде хотел что-то сказать, протянул к мальчику руки, как вдруг мощный дрон впился  ему в голову и оторвал её во мгновение ока. И уже ничто и никто не могли помещать воплю, вырвавшемуся из уст белобрысого мальчишки….


***


Мгновенная темнота и шлепок удара по лицу.

- Достал вопить, сволочь!

Над белобрысым мальчишкой наклонился рыжий, что бросил его в подвале:

-Ты задолбал кричать во сне, придурь… Ещё даже не утро…

Рыжий занёс ладонь, чтобы снова хлестануть по лицу белобрысого, но тот лягнул его запутавшейся в покрывале ногой прямо в грудь. Рыжий отлетел в угол.

Стало понятно, что дело происходит в подвале, похожем на том, где была погоня. Правда трубы были поржавее, с них в пару местах капало, да и свет был потише. Рыжий, приходя в себя, медленно поднимался, прихватив пластиковую табуретку, которую он уронил, приземлившись. Белобрысый тоже не стал задерживаться на лежанке, ловко перепрыгнул через грязный стол и вооружился такой же табуреткой, правда с трещиной на сиденье. Теперь стало ясно, что в помещении они были не одни. У другой стены на куче тряпья раскинулся плотный мальчишка, которого во сне белобрысый называл Бобасом. А далее в совсем сумрачной нише, на лежанке виднелись торчащие из-под шерстяной офицерской шинели головы трёх малышей. На краю их нар сидела хоть и опрятно одетая, но на удивление косматая бабка с абсолютно безумным взглядом.

Рыжий стал медленно подходить к столу, поудобнее перехватывая табуретку двумя руками.
- Я в натуре сдам тебя на консервы… Ты понимаешь, что я ссусь из-за твоих воплей.

Белобрысый мальчишка опустил взгляд на панталончики рыжего. Они были мокрыми вдрызг…

Белобрысый расхохотался. Громко и истерично. Из руки его выпала табуретка с треснутым сиденьем.

Через секунду завыла бабка. Так неожиданно, что вздрогнули оба мальчишки. Теперь уже захохотал и рыжий.

Казалось бы, что такая кутерьма разбудила бы кого угодно, но малыши продолжали спать, очевидно, привыкшие к подобному грохоту и воплям, а Бобас только теперь приподнял голову с кучи тряпья и неожиданно низким голосом прохрипел:

- Ну что за гадство…

И неожиданно заорал, садясь на своей лежанке. Просто издал нечленораздельный вопль. Тут открылась незаметная до этого дверь, и в помещение зашёл молодой человек лет двадцати. Лицо его было обезображено шрамом, идущим через левую бровь, невидящий глаз, впалую щёку и заканчивающимся на верхней губе, слегка оттягивая её вверх, так что был виден отколотый клык и два окружавших его зуба. В силу своей травмы, говорил он сильно шепелявя:

- Вы когда-нибудь поубиваете друг друга…

Он оглядел мизансцену и констатировал очевидное:

- Понятно…  Койт опять орал во сне. Марсик из-за этого опять обоссался…

Бобас его передразнил:

- Обоссался…Я скоро из-за них обсераться начну…Коста, давай сдадим их обоих на консервы.

Молодой человек,  которого, как теперь понятно,  звали Коста, присел перед Койтом на табуретку с треснутым сиденьем и потрепал мальчишку по всклоченной белобрысой шевелюре:

- Ну,  сейчас-то чего приснилось.

Койт уклонился от ладони Косты и потупив глаза ответил:

- Мы от хлыстов убегали. Бобаса они поймали, а Марсик оставил меня хлыстам. Закрыл передо мной дверь…

- И ты заорал?

- Нет, тогда я не заорал, Меня спасли.

- И кто же тебя спас?

- Вождь нации.

- Кто?

- Вождь нации. Ну этот, наш, который с билбордов. Он  проломил потолок и раскидал всех хлыстов, и вынес меня на улицу, а там был праздник.

- Ну, хрен ли ты кричал?

- Так ему дрон голову оторвал…

- Кому?

- Вождю нации…

Тут подал голос Бобас, впрочем он произнёс только одну фразу, ёмкую и лаконичную:

- Полный пипец…

Марсик перехватил табуретку ножками от себя и запрыгал в углу, изображая пулемёт:

- Та-та-та-та! Я вождь нации! Получайте хлысты! Та-та-та-та, вот вам за консервы…

Коста, как смог, усмехнулся:

-  Иди, штаны поменяй и вымой там чего надо, а то воняешь… Зайдите все потом ко мне.Дело есть.


И вот троица стоит перед стальной дверью с вентилем посередине. Стучать явно никто не хочет. Эту миссию взял на себя Бобас :

- Ну чего жмётесь-то – и постучал по двери сперва пухлым кулачком, а потом со всей силы ногой.

Коста тотчас открыл, запустил их вовнутрь и зачем-то огляделся вправо влево по коридору.

В бункере у Косты всё было заставлено компьютерами, везде на столиках и тумбочках, а то и просто на полу в коробках и коробочках лежали болтики-гаечки-винтики, платы, микросхемы и прочая начинка. Из пяти мониторов светилось только два.
 Коста уселся на шаткий стул с колёсиками и, глядя на монитор, сказал стоящим за спиной мальчишкам:

- На столе завтрак, сырники вам сделал, молоко сухое развёл. Лопайте до отвалу, морозильник накрылся, хранить их нельзя.

Бункер наполнился чавканьем и суетой, какая бывает разве что в обезьяннике зоопарка в клетке с мелкими мартышками. Всё было съедено за пару минут, и Коста продолжил:

- Сегодня в десять утра будет прилёт по второму мехзаводу. Там рядом распредпункт и два универсама. Есть вероятность поживиться. Кто пойдёт?

Коста повернулся на стуле. Койт и Марсик молчали. Бобас тут же ответил:

- А меня-то ты чего звал? Понятно дело, что я в форму не влезу…

Марсик зло посмотрел на него:

-Худеть тебе надо, сволочь…

Коста тут же погасил новый конфликт:

- Тебя я Бобас к себе звал по другому поводу… Ну решайте, доходяги, кто пойдёт.

Опять подал голос Марсик:

-Койт орал,  пусть он и идёт. А я хоть своё досплю.

В бункере остались Коста и Койт. Коста достал из покосившегося шкафа видавшую виды ученическую форму. Встряхнул её и, поглядев на Койта, тихо прошепелявил:

- Растёшь ты быстро, боюсь, по осени уже будет видно, что одёжка не по тебе. Другую трудно достать. Всё переключили на распределители, там только по документам…Ну да ладно, что-нибудь придумаем.

***

Эту школьную форму Коста принёс года два назад, когда они скрывались ещё в другом убежище. И тогда он сетовал, что на Койте она висит мешком, типа тоже одёжка не по росту. Койт так и не решился спросить Косту, как он раздобыл эту форму, предпочитая не думать о возможных вариантах.
Это обмундирование Койт напялит на себя позже, когда уже выберется на поверхность из завалов, иначе костюмчик точно попачкается или обо что-нибудь порвётся. А пока  Коста прикрепил ему скотчем на голую грудь передатчик. На коже мальчишки были видны красные полоски от предыдущих процессов прикреплений амуниции.

- Я больше не могу, - жаловался Койт, - у меня вся грудь чешется и болит.

Коста, тем временем, пристраивал ему на форму значок с камерой:

- На грудь целее будешь. У тебя сердечко стучит и процессор маскирует, с трех  метров детектор уже частоту не поймает…

Затем Коста аккуратно сложил форму в пакет, засунул в рюкзачок и помог Койту просунуть руки в лямки ранца. Покрутив мальчишку перед собой, он вроде остался доволен:

-  Ну, вроде, не должно быть заметно…Да, бог даст, такого пижона на консервы не пустят. Но слушай, что я тебе говорю, и зазря на хлыстов не нарывайся.

***

Итак, нашему герою Койту предстояло выбраться через завалы из убежища на улицы города Чектауна. Дом,  в котором они хоронились, стоял в центре города, был одним из самых высоких. Бомба попала в первый, торцевой  этаж два года назад. Остальные четыре подъезда, по крайней мере четвёртый и пятый, были вполне обитаемы. Как ни странно, центр города в плане безопасности был гораздо надёжнее, чем окраины. На окраинах были заводы, там кипела жизнь, и было многолюдно, не смотря на постоянные прилёты и атаки дронов.  В центре же практически всё было закрыто, заколочено и заброшено, а жили в основном приезжие военные, распределённые по пустующим квартирам, да местное старичьё, которое было не согнать с насиженных мест, даже если бы в центр прорвались вражеские танки. Из-за этого хлысты и дроны, как правительственные, так и имперские, чужие, сюда наведывались нечасто.

Выдвигаться на поверхность было ещё рановато. Койт присел в свете последней лампочки.
Дальше источником света должен был быть только его фонарик. Койт начал припоминать, как они проводили свет в убежище. Это был их первый квест на новом месте.

Мальчик присел на пенопластовый щит, валявшийся на полу впритык к стенке, прикрыл глаза и неожиданно для себя провалился в сон.

***

Койт со стороны увидел  знакомый туннель. Из-за поворота сначала запрыгали лучики фонариков, затем показались Коста, несущий на спине бобину с кабелем, разматывающимся назад, За Костой шёл Марсик с листом фанеры. За Марсиком  - он сам, замыкал вереницу Бобас с металлическим чемоданом в правой руке. Незаметно для себя Койт снова оказался в своём теле, и уже воспринимал происходящее не со стороны, а от первого лица.

Коста резко остановился;

-Вот он пацаны, нашли!

Коста показал на толстенный силовой кабель.

- Будем врезаться … Все шагов на пять назад…

На всякий случай ребята отошли шагов на десять.

Коста присоединил свой кабель к напоминавшим гвозди контактам, одел плотные резиновые перчатки, бросил себе под ноги лист  толстой фанеры и. стоя на нём, забормотал:

- Так, это одна фаза… вторая… Так, земля … тут ноль, наверное… - Аккуратно, но с силой  вонзил контакты в кабель. Пару раз искорнуло, завоняло пластмассой, и всё затихло.

Коста обернулся с довольно рожей, от чего шрам на его физиономии стал выглядеть особо зловеще:

- Ну что, карапузы, поздравляю, мы теперь со светом.

Команда двинулась назад. Около поворота Коста взял у Бобаса железный чемоданчик и открыл его. Там лежали две шашки пластида.

Глаза Бобаса округлились:

- Так я чего это… Взрывчатку нёс?

Коста отмахнулся:

- Да чего ты бздишь, запалы то у меня, сейчас под картонку лепестки поставим, и если кто по нашему кабелю пойдёт, наступит… Ба-бах!  Его на куски, кабель обрубит и смотает на пружинную бобину к убежищу, а у нас света как не бывало, значит когти рвать пора. Так,  давайте все за угол…

- А если на фанеру крыса или, там, собака наступит, - Испуганно спросил Койт.

- А не фига не будет. Надо килограммов двадцать нагрузки. Иначе не взорвётся.

Коста с ребятами начали уходить во тьму, будто даже не замечая,  что Койт почему-то не пошёл с ними, а остался стоять около поворота, глядя то на лист фанеры, то куда-то во тьму, в том направлении, где Коста врезался в силовой кабель. Друзья уходили всё дальше и дальше, а Койт всё стоял и стоял… И вдруг он увидел, что к нему навстречу идёт высокая фигура. Сердце Койта затарабанило в груди, и на загривке пробежал холодок по приподнявшемуся пушку. Но через секунду Койт узнал – это был вождь нации. Он приветливо махал Койту, шёл к нему навстречу, а за ним коридор непонятным образом начинал освещаться. Вождь нации подходил всё ближе и ближе, и Койт с ужасом понял, что  ещё пару шагов и мужчина наступит на фанеру, и тогда… Койт вскинул руки, собрался крикнуть, но чья-то узкая и холодная ладошка зажала ему рот.

***

Койт открыл глаза и увидел сидящего перед ним на корточках Марсика, который зажимал ему рот ладонью. Марсик едва-едва сдерживал смех:

- Ну вот, ты опять собирался вопить.

Ладонь Марсика пахла сырниками и мочой. Койт отбил её от своего лица и принялся отплёвываться. Марсик присел на лист пенопласта рядом с товарищем и тоже облокотился на стенку:

- Вот, Коста, послал проводить тебя наверх, помочь если что. Ты же у нас в последнее время трусишка, что ни сон, так крики …

- Причём тут это…- Койт пожал плечами, - Я, когда не сплю, вовсе не трушу.

Марсик отковырял кусок пенопласта, швырнул его в противоположную стену:

-  А ты во что веришь?

-  Ну… В Бога верю…

-  Какого бога?

-  Ну.. Нашего бога, который на Земле живёт.

- Так там, на Земле, наверное, много кто живёт.

- Ну.. У них должен же быть главный бог. А остальные тоже боги, но не главные, поменьше…

Воцарилась пауза в несколько секунд . Марсик отковырял ещё один кусочек пенопласта подкинул его, шлёпнул ладонью, явно целясь в лампу:

- А что нам до этих богов. Привезли сюда, на Терру-три, людей. Коста говорил, двести лет назад по-нашему, или сто восемьдесят лет по-ихнему, по земному. С тех  пор вся планета на них корячится, а они сидят себе на орбите и торгуют. Со всеми торгуют, как Коста говорит, а мы тут  рождаемся, живём, работаем и дохнем, и ещё  воюем… Сейчас вот мы сколько лет воюем?

-  Ну… Пятый год  пошёл…

Койт отодвинулся от стены, сел на колени и посмотрел Марсику в лицо:

- А я вот верю, что меня родители ищут. Ну, может, отец  и погиб, но мамка жива. Просто в дни первых бомбёжек мы потерялись, и потом мы найдёмся… У тебя ведь тоже есть родители.

Марсик  в ответ засмеялся и обнажил левое плечо. На нём красовалась двухцветная татуировка:

- Вот мои родители. Чисто технически были те, кто сдал клетки, из которых потом дети растут. Но меня не мамка рожала, а инкубаторий. И я  – собственность горнорудной компании, и она меня должна была выкормить, вырастить, выучить и работал бы я на неё всю жизнь и сдох бы когда-нибудь в доме для стариков, если бы не война. Разбомбили наши садики, и я с беженцами очутился в Чектауне, где Коста меня подобрал.

Опять повисла пауза. Первым дальше заговорил Марсик:

- Что, Койт, наша жизнь. Мы мелкие, мы планы не строим. Живём день целый, как живём. От рассвета до заката.

- Иногда от рассвета до заката долго получается…

-Это когда страшно, то долго. А когда весело и сыто – то быстро. Мы с тобой Койт пожалуй и не дети вовсе. Сколько нас бомбили да ловили… Вот ты чего боишься?

- Ну.. Бомбёжек боюсь. Дронов боюсь. И хлыстов с консервной фабрикой…

Марсик ткнул Койта в рёбра пальцем:

- Ты чо, реально веришь, что тебя на консервы пустят?

- А чего не пустить? Война, жрать нечего. А солдаты в окопах голодные. И рабочих кормить надо. А тут вороны, голуби, крысы, собаки, кошки и дети беспризорные. Какой с них толк, разве что мясо…

- А я не верю. Это Коста нас пугал, чтобы мы маленькими на улицу не совались. Но мы-то выросли. И потом, я меченый, меня в крайнем случае хозяевам отдадут, а не на консервы.

-  А вот Бобаса точно на консервы. Какой с него толк, кроме как не по банкам разложить.

Мальчишки рассмеялись. Койт глянул на часы. Марсик продолжал щипать пенопласт. Первым подал голос Марсик:

- А вот ты на что, как это, надеешься, - и, не дав ответить Койту, продолжил свою мысль, - я вот на войну надеюсь. Коста говорил, что была уже двадцатилетняя война. Давно но была. Пока мы воюем, им не до нас. А вот закончат и всех переловят. И меня на Чёрные Холмы пошлют, и тебя на свободе уж точно не оставят…

Койт опять откинулся на стенку:

- А я в вождя нации верю. Ему ведь никто правду не говорит. Если он узнает правду, то всё исправит. И хлысты за нами бегать не будут, и мамка отыщется…

Марсик долго и тяжело вздохнул и вдруг запел на удивление красивым и чистым голосом:

- Ветер в поле искорки гоняет.
Из лесочка долбит миномёт.
Мой домишка утлый догорает.
Сизый дым с околицы ползёт.

Песню эту, видно, Марсик пел уже не раз, поэтому Койт подхватил её и дальше они уже жалобно голосили дуэтом:

- От углей черны мои ручонки.
Я пороюсь, косточки найду.
С равнодушным ликом, да с иконки
Смотрит ангел на мою беду.

Мальчишки поднялись и запели гораздо громче:

- Пусть годков всего-то мне пятнадцать,
Но я знаю, командир поймёт.
Ухожу я в ополченье, братцы,
Чтоб найти тот чёртов миномёт.

Я с собой возьму лишь три гранаты.
За отца, за мамку, за сестру.
И в блиндаж имперский их, ребята,
Под одеждой ночью пронесу.

А когда душа моя остынет,
Попаду я в райские края.
Я хочу взглянуть в глаза пустые
Ангелочку, что хранил меня.

Марсик замолчал и Койт в одиночку закончил песню:

- Ветер в поле искорки гоняет.
Из лесочка долбит миномёт.
Мой домишка утлый догорает.
Сизый дым с околицы ползёт.

Тут сверху раздался шипящий звук, и послышался шепелявый голос Косты, будто со дна бочки:

- Хватит горлопанить, певуны, уже восемь часов, марш наверх, прилёт прозеваете, мы без бабла останемся.

Койт засуетился:

- Правда, Марсик, пора уже.

- Да чего ты этого шепелявого слушаешь, - шепнул рыжий на ухо товарищу, - нахрен ему эти прилёты. Коммуникаторы у всех года три как отобрали. Никто в сеть не выходит. Компы - что калькуляторы да пишущие машинки, мобилы на кнопках, кому он видео впаривает, понять не могу…

- Пошли-пошли…

Мальчишки включили фонарики и нырнули в темноту.

***

Убежище располагалось на самом нижнем, третьем этаже подвала первого подъезда. Бомба до него не достала. Она сдетонировала где-то этаже на пятом. Поэтому лестница до первого этажа, все шесть пролётов, была целая. Правда, перила сильно качались. Ребята быстро пошли вверх. Из-под ног разбегались наглые крысы, жались по стенкам. Глазёнки грызунов отражали зелёными огоньками свет фонариков. Раньше Койту казалось, что это зверьё может наброситься на него и сожрать, но этот страх год уже как прошёл, да и крысы казались жирными и сытыми.

Для скрытости убежища очень ценным было то обстоятельство, что в этом доме подвалы в каждом подъезде были изолированными, кроме того коммуникации были подведены раздельно. Сообщение между подвалами было возможно через низлежащий паркинг, уходивший ещё на два этажа под землю. Когда в дом прилетело, паркинги заполнились  водой, закрыв общий доступ к подвалам. В этих своеобразных подземных озёрах, полных металлических конструкций и безнадёжно затонувших машин вскоре размножилась террианская бурая слизь, которой, очевидно, солнце не было нужно, превратив воду где-то в кисель, где-то в студень. Коммунальщики пытались откачать это безобразие. Последний раз прошлым летом, заставив понервничать Косту: а вдруг у них получится и обособленности подвалов придёт конец; но ничего у рабочих не получилось. Коста высказал предположение, что после взрыва бомбы была нарушена гидроизоляция паркингов, а так как они находились ниже зеркала воды протекавшей неподалёку речки, туда хлынули грунтовые воды, бороться с которыми было просто бессмысленно.

Вдруг что-то грохнуло. Грохнуло основательно. Металл перил загудел. С пола всколыхнулась пыль. Огоньки крысиных глаз заметались, пару писков и грызуны исчезли непонятно куда.  Ребята слегка присели. Койт спросил товарища:

- Ты слышал?

Марсик не стал отвечать на  этот глупый и просто ненужный вопрос. Конечно он слышал:

-Пятисотка, не меньше…

Койт слегка нажал на мочку уха:

- Коста, где это?

- Откуда мне знать… По двум наружным камерам всё в порядке. Был бы дрон, запустили бы, сориентировались, А так – ничего не вижу… Как там завал?

Мальчишки как раз добежали до первого этажа. Здесь начинался завал из кусков пенобетона, кирпичей и сползших плит. В этом завали был проделан лаз, ведущий наверх, до третьего этажа. Только оттуда можно было выбраться наружу, на засыпанный строительным мусором торец дома.

Лаз вроде был цел. Но мальчишки опасливо глядели в его проём, пытаясь понять, не поедет ли какой блок или плита в сторону, если они начнут выбираться наружу. Они понимали, если вдруг придавит – пиши-пропало, надежды на спасение мизерные.

Убедившись, что все блоки лежат как и прежде они начали карабкаться. Марсик на всякий случай прихватил с собой метровый кусок газовой трубы. Если что, какой-никакой, а рычаг.

Ну вот они и на крыше завала. Но сразу на улицу Койт не полез. Надо было оглядеться. Нет ли внизу патруля хлыстов или, того хуже, синей машины ГУБРа. Потом надо было изловчиться и хоть как-нибудь понаблюдать за небом, нет ли дронов. Койт опять прикоснулся к мочке уха:

- Чего-то совсем тихо, Коста. Даже тёток у третьего подъезда нет. Обычно бабы две, да толкутся…

- Ну чего ты ожидал, грохнуло-то как. Зашкерились по подвалам. Не дрейфь, двигай дальше.

Ребята продолжали наблюдать. На поверхности воздух был прохладен, влажен и свеж. А по загривкам мальчишек, по их затылкам, то сильней, то почти неосязаемо поднимался гораздо более тёплый, тяжёлый,  спёртый воздух из недр дома. Из их укрытия хорошо было видно подземный переход станции сабвея . Несмотря на войну единственная ветка метро Чектауна функционировала. Поезда ходили раз в пятнадцать минут.  Койт взглянул на часы. Было восемь семнадцать. И тут же, как по команде, из подземного перехода показалось человек десять. Они быстро разошлись в разные стороны, куда кому нужно. Поехали три машины, две в сторону невидимого отсюда проспекта, одна в обратном направлении. Из четвёртого подъезда вышла закутанная в халат худющая тётка и спустила с рук погулять трясущуюся тонконогою шавку размером с крупную крысу. Шавка принялась бегать кругами вокруг хозяйки, периодически присаживаясь и загаживая и без того пожухлую траву. Всё происходящее  успокоило Койта.  Наружная жизнь, похоже, текла своим чередом.

Марсик слегка шлёпнул Койта по заду:

- Ну давай, ни наручников тебе, ни шокера, а я, пожалуй, назад полезу. Только погоди. Я как внизу из завала вывалюсь тебе свистну, тогда и ступай, Не хочу придавленным сдохнуть.

Марсик как червяк юркнул вниз, буквально через  пару минут Койт услышал приглушённый свист, вздохнул и шмыгнул наружу, пробежав метров пять по верхушке завала к плите, что наподобие домика  прислонилась к торцу дома. Под прикрытием плиты он быстро переоделся, спрятал будничное тряпьё под камень, в три прыжка оказался на тротуаре, и вот уже по городу идёт законный гимназист шестой гимназии среднего образования славной горняцкой республики.



Глава 2

Чектаун


Нужно сказать, что дети подземелья понимали, что такое учёба, и чем занимаются их ровесники в школе. И Марсик, и Койт умели читать и писать. Читали они оба бегло, хорошо и без запинок, а вот с письмом было иначе. Марсик, хоть корявенько, но вполне разборчиво писал прописными буквами, а вот  Койт прописи так и не освоил, предпочитая выводить мелкие, но печатные буквы, и на это была причина.

Само собой понятно, сперва сорванцы и думать не думали о каком-то там образовании, но надо отдать должное Косте, который, несмотря на собственный довольно юный возраст, сумел найти ключики к обоим мальчишкам, проявив недюжий педагогический талант.

С Марсиком было проще. Коста буквально на пальцах, загибая их и разгибая в такт доводам, убедил мальчишку, что рано или поздно, но скорее всего рано, его поймают, и если не на консервы, то передадут хозяевам, горнорудной компании. Если он, Марсик то есть, будет необразованным, не умеющем читать, писать и непригодным к обучению, то гнить ему в штольнях или на отвалах. А если он окажется грамотным и начитанным, то судьба у него как пить дать будет другая. Его, конечно, подучат, но даже если и пошлют в шахту, то не иначе как каким-нибудь надсмотрщиком, а скорее всего определят в контору или даже может быть в офис, где он заживёт спокойной и сытой жизнью, где его присмотрит себе красивая девчонка, они поженятся, нарожают детей, а потом и внуки пойдут, и закончит он жизнь не в казённом вонючем доме престарелых, а в маленьком домике на краю Чёрных Холмов, на опушке Великого Леса.

Марсику, понятно, в силу возраста было плевать на красивую девчонку и возможных отпрысков, а вот перспектива сытой и спокойной жизни, и особенно домик на опушке, прельщали вполне. Он принялся учиться с рвением и старанием.

С Койтом было куда сложнее. С самого младенчества он пристрастился к играм на коммуникаторе, бывало часами, забывая про всё и обо всём. Но, как говориться, не было бы счастья, да несчастье помогло. Два с лишним года назад в республике полетела вся коммуникационная сеть, так как имперские дроны разнесли вдребезги все ретрансляторы, а потом запретили и заблокировали все коммуникаторы, оставив населёнию для связи тупые кнопочные мобилы. Дни у Койта стали серыми и бессмысленными. Дабы как-то развлечься, он начал перелистовать хранившиеся у Косты в здоровенном фанерном ящике всевозможные руководства и инструкции по электронике. Коста это заприметил, и тихой сапой начал учить Койта чтению, а мальчишке нравились длинные непонятные слова, но больше всего то,  что Коста мог терпеливо, по полчаса и более, пытаться объяснить ему их значение. А вот палочки и крючочки у Койта не задались. Зато он ловко и быстро научился писать мелкими печатными буквами как в инструкциях. Тот ещё принтер, хотя, признаться, читать его записки было куда удобнее каракулей Марсика.

А вот Бобаса Коста ничему не учил. Похоже, он был доволен и тем, что мулат был исполнителен, не капризен, не многословен, не совал нос куда не следует и обладал достаточной для многих дел физической силой.

***

То, что рядом с убежищем находилась шестая гимназия, было настоящим подарком судьбы. Специфика данного учреждения была такова, что процентов девяносто её учеников составляли дети офицеров, прибывавших в Чектаун по своим делам, кто с фронта, кто, наоборот, перед оправкой на фронт, а кто просто челночил между столицей и Чектауном, радуясь тому, что до фронта так и не доехал. В связи с этим дети менялись в классах чуть ли не ежемесячно., поэтому никто толком ни с кем не мог сдружиться, учителя тоже не запоминали потоки учеников, отбывая свою службу казённо и без энтузиазма. Да и сами дети офицеров были сызмальства приучены не раскрывать свои маленькие душонки абы кому придётся, в товарищи никому не навязываться и не спрашивать лишнее. Кроме того, дабы избежать больших потерь, офицеров расквартировывали хаотично по всему городу, рассосредотачивая равномерно по всем районам. Поэтому от шестой гимназии ходило восемь школьных шатлов ко всем окраинам. Шатлы были беспилотные и на монорельсе.  Занятия в школе у первой смены начинались в девять, и именно к этому моменту шатлы подъезжали к гимназии, открывали створки дверей и стояли открытыми минут пятнадцать, дабы гарантировано всех выпустить. В этот момент мальчишки из подземелья, наряженные в униформу шестой гимназии, могли беспрепятственно зайти внутрь и поехать куда им нужно, практически как на метро. Это не вызывало ни у кого подозрения, поскольку часто десяток-другой учеников второй смены ночевали в гимназии, делая допоздна уроки, а по утрам наведывались по своим домам, чтобы вернуться ко второй смене, к трём часам по полудню.  Но даже в таких случаях Койт отсаживался подальше от своих случайных попутчиков,  и пока что никто им не интересовался. Наличие формы шестого лицея спасало и от хлыстов. Они прекрасно знали, кто здесь учится, да и Койт был такого нежного возраста, какой не вызывает у большинства правоохранителей каких либо подозрений. Но если что, то в правом рукаве формы Койта был спрятан длинный заточенный гвоздь. Многолетняя жизнь по подвалам и ночлежкам сделала своё дело. Убивать Койт никого бы не стал, но полоснуть по рёбрам или распороть руку он может за милую душу. Кровякой его не испугать.

Что касается самого Чектауна, то это был один из старейших городов на Терра-три, а может быть и даже самый старый. Если нормальные города начинали расти из  центра, расползаясь как спрут, то Чектаун, наоборот, вырос, когда разбросанные на полях заводы и фермы сливались друг с дружкой, хаотично разрастаясь без какого-либо плана. Только совсем недавно, лет двадцать назад, правительство города решило хоть как-то упорядочить застройку, проложило крест-накрест шесть проспектов, посносив напечатанные принтерами бараки и лачуги и застроив центр города красивыми домами.

Сразу за разваленным подъездом, через узкий расчищенный проезд, стояло именно одно такое из зданий, напечатанное принтером. Оно было двухэтажным, омерзительно серым, окна и двери мало того что выбиты, но даже их обломки почему-то исчезли в непонятном направлении. Скорее всего, это здание было казённым, так как у парадного входа на стене была светлая площадка от висевшей когда-то вывески. Койт пару раз из любопытства заходил внутрь, задирал голову и смотрел на сквозную дырищу с первого этажа вплоть до крыши. Самое интересное, что следов взрыва вокруг не было, как будто великан поднял с земли булыжничек размером с джип, да и пробил от скуки домишко.

За этим серым домом, опять же через переулок, стоял старый яблоневый сад. Отсюда уже были хорошо слышны проезжавшие по проспекту машины. Сад занимал гектар или чуть поболее. Почки на яблонях набухли, из них показались зелёные шильца листочков, но до цветения было ещё далековато. Времена года на Терре-три, по крайней мере на широте Чектвуна, были смазанными, нечёткими. Местная природа вообще на них не реагировала, а земная, инопланетная, воспринимал новое место произрастания порой совершенно непредсказуемо, то цветя без перерыва, то вовсе отказываясь плодоносить. Но яблоневый сад упрямо зацветал каждую террианскую весну. Койт помнил, что прошлой весной сад цвёл умопомрачительно, и в глубине его он увидел маленькие домики из которых с жужжанием вылетали их миниатюрные обитатели и кружили вокруг цветов. Он сказал об этом Косте, и тот вроде даже как обрадовался и объяснил Койту, что домики называются ульями, что живут в них насекомые пчёлы, что они жалятся больно и их лучше не беспокоить, и что осенью, похоже, они все поедят яблок. Так оно и случилось. К осени ветки деревьев клонились к земле от разноцветных плодов. Некоторые были зелёные и кислые, а некоторые красные и сладкие. Подъездные тётки и бабки с утра до заката паслись в саду, подбирая упавшие и низковисевшие яблоки, но наступала ночь, и ребята пакетами таскали в убежище те плоды, что висели на самых макушках крон. А потом Бобас приволок откуда-то пудовый мешок сахара, они наварили варенье и ели его месяца три. Но однажды ПВО Чектауна сбило шальной имперский зажигательный дрон, он рухнул в глубине сада и во мгновение ока спалил домики пасеки. Коста сказал тогда, что теперь, наверное, не видать им больше яблок, так как местные твари с цветами незнакомы и в опылители не годятся, разве что какой-нибудь шальной рой сбежал с пасеки и умудрился пережить зиму где-нибудь в развалинах. Койт прошёл сад насквозь, но пчёл не заметил.

После сада стояла высотка, которая начиналась на улице убежища, а торцом выходила уже на проспект. Этот дом был одним из тех немногих, что пытались жить на пятый год войны так, будто войны-то и не было вовсе. Честно говоря, весь Чектаун первые три года конфликта на Чёрных Холмах пыжился жить всему назло весело, богато и деловито. Да, были первые три страшных дня бомбёжек, но всё быстро расчистили и залатали, подтянули зенитки и ПВО, оборонялись и сбивали дроны с остервенением. Но накал борьбы постепенно угасал. Люди по мере приближения фронта исчезали из города. Кого-то прикопала имперская артиллерия и они расширили и без того бескрайнее кладбище, кто-то сбежал от войны в Великий Лес. Люди побогаче улизнули в Столицу, а то и вовсе на далёкие южные Дикие Острова Тёплого Океана. Коммунальные службы редели. Завалы росли. В город стекались ручейки бродяг и беспризорников. Хлысты и Государственное Управление Безопасности Республики, то бишь губры, становились злее и наглее. Но пока что ещё были очаги прежней жизни. И высотка, мимо которой проходил Койт, была одним из таких очагов.

Первыми учреждениями высотки были кафе-наливайка и парикмахерская. Вход у них был общий. Прямо из холла пойдёшь -  попадёшь в кафе через дверь вертушку, а левая дверь, в цирюльню, была всегда  открыта в холл – ей не давало закрыться вечно полное несвежей водой ведро. В кафешке сменяли друг дружку две молодые девчонки. Они с тоской глядели на улицу и улыбались даже Койту. Койт, несмотря на то, что был маленький, вызывал у них определённые надежды на обогащение, поскольку они считали, что он офицерский сынок, а, значит, наверняка при жетонах и вполне может зайти и заказать недёшёвый нынче сок или даже чашечку лате.  Но даже если бы Койт и захотел сока, и мог бы его оплатить, он не в жизнь бы не сделал этого. И вот почему. В парикмахерской народ неистово избавляла от волос здоровенная немолодая тётка в замусоленном переднике. У тётки этой была объёмная причёска в завитушках. И вот эта тётка, тряся своей гривой, буквально набрасывалась на оцепеневшую в кресле жертву, и по всему объёму парикмахерской начинали лететь ошмётки волос. Иногда Койт, на минутку задержавшись у витрины, даже удивлялся, откуда берётся столько разбросанных волосяных прядей, ведь у подстригаемого тёткой человека зачастую ну никак не может быть столько волос.  Будто она их специально незаметно доставала из кармана и расшвыривала по сторонам, показывая, каких усилий стоит ей  работа. И ещё Койт представлял, что вот однажды, предположим, захочет он сока, зайдёт к девушке в кафе, нальёт она ему стакан, он отхлебнёт, а из глубины напитка вдруг всплывёт на поверхность волосяная прядь навроде тех, что тётка рядом разбрасывала по полу. И эту картинку Койт представлял так реалистично, что у него возникал приступ тошноты, и он спешил дальше пройти мимо дома.

После кафе-парикмахерской была дверь в подъезд с двумя глазками камер. Койт проскакивал её на всей скорости. Дальше было два больших окна. Они были всегда освещены и всегда занавешены плотными серыми горизонтальными жалюзями.  Как не пытался Койт разглядеть, что там внутри, ничего не получалось. Ещё совсем недавно Койт накручивал себя, придумывая, что за этими жалюзями филиал консервного завода, и сюда местные хлысты притаскивают на утилизацию зазевавшихся беспризорников, но однажды он вдруг осознал глупость данного предположения, тем более что из этих занавешенных окон никогда не доносились чудовищные крики терзаемых жертв, ни прочие звуки, которые, по его разумению, должны были сопровождать деятельность живодёрни.

А дальше начиналась сказка. Это был магазин электроники. Совершенно очевидно, что в нынешние времена он был безнадёжно закрыт. Но за ним кто-то ухаживал. Койт так и ни разу не увидел хозяина этого волшебного мира, но судя по тому, что витрины магазина были всегда чисто вымыты, этот волшебник существовал. Самое главное, что за стеклом витрины функционировали два больших телевизора, подключённых, без вариантов,  к кабельным каналам. На первом по ходу экране транслировался бесконечный новостной марафон. Сменяли друг друга дикторы, сюжеты, в основном про войну.  Но звука не было, о чём там речь было непонятно, и поэтому Койту совершенно не интересно.  А вот на втором экране…  Койт взглянул на часы, было половина девятого. Сейчас начнётся…

И вот оно – Том и Джерри. Придурковатый кот, напоминавший всех хлыстов вместе взятых, и ловкий мелкий Джерри  - это же он, Койт, ну ни дать, ни взять. Этот телевизор показывал древнючие земные мультфильмы. И наплевать, сколько веков назад их нарисовали. И звук тут был не нужен. Койт каждый раз впадал в оцепенение, глядя на экран. Оцепенение полное, гипнотическое. В эти минуты он ничего не замечал вокруг. Даже если бы к нему подошёл хлыст, он всё равно не оторвал бы взгляд от экрана, запросто променяв свою жизнь на беготню мышонка. Хорошо, что этот мультик показывали всего десять минут, а потом на экран выползали неприятной внешности дядьки, которые начинали глупо кривляться. Это кривляние было для Койта омерзительно ещё тем, что,  как бы они не раскрашивали морды яркими красками, но было понятно, что это далеко не молодые люди, которые ну никак не могли так глупо себя вести. Койт рассказывал о них Косте, и Коста объяснил ему, что это клоуны, и что кривляться - это их профессия, и что люди веселятся, глядя на них, но Койту почему-то весело не было.

И вот Койт оказался на проспекте. Ему предстояло завернуть направо, дойти до подземного перехода, перейти на другую сторону проспекта, пройти под арку во двор-колодец, через другую арку выйти из него и очутиться прямо напротив площадки остановки гимназических шатлов. Было без пятнадцати девять. Время достаточно.

Воль проспекта стенами стояли высотки. Ветер разгонялся в их ряду как в ущелье, продувая неплотную одёжку Койта. Из носа мальчишки потекло. Он слизнул докатившуюся до верхней губы капельку, и дёрнулся рукой, чтобы по привычке вытереть нос рукавом, но осёкся, опустил руку.  Вспомнилось, что Коста грозился в случае намеренного загрязнения формы едой, глиной или соплями, заставит виновника самому стирать её хозяйственным мылом, причём именно в холодной  воде, чтобы краски не линяли. Койт быстро скинул с плечей рюкзачок. В его боковом отделении лежали салфетки, с десяток не более, старинный ключик, непойми от чего, и маленькое круглое зеркальце в потёртом пластиковом обрамлении. Всё это, кроме одной салфетки, перекачивало в правый карман куртки. Приведя себя в порядок, Койт, дойдя до входа в подземный переход, метко бросил катушек салфетки в урну. Почти как культурный человек.

Из перехода неожиданно донеслась музыка. Койт начал спускаться вдоль дальней стенки, где была проложена колея для тележек. Он знал, что находится там, под землёй, но музыки оттуда ещё никогда не слышал. Он знал, что по левой стенке идёт ряд заброшенных палаток, кроме одной, центральной, где сидел толстый дед, около которого крутился больной на голову мальчишка лет пятнадцати. Эти двое чинили всё что угодно, от ботинок до кнопочных мобил. Напротив этой палатки всегда стояла табуретка, и лежал большой лист пенопласта, такой же, как у ребят в убежище. Хозяина табуретки и этого листа Койт ещё ни разу не видел. Больше в переходе ничего интересного не было, разве что в самом последнем павильоне за стёклами были прикреплены картинки с видами Диких Островов. Вероятно, там когда-то продавали билеты на эти острова. Проходя мимо этих картинок, Койт не останавливался, а просто слегка притормаживал, мечтая однажды увидеть  эти пейзажи вживую.

Переходов Койт не то чтобы опасался, но недолюбливал, так как там можно было нарваться на хлыстов, тусовавшихся во время дождя, или потому что в переходах было сподручнее прижать какого-нибудь бедолагу к стенке. Для этого у Койта было зеркальце. Он вытащил его и протянул руку, так, чтобы видеть переход, будучи самому невидимым. Навстречу шла пожилая тётка, таща за руку еле успевавшую перебирать ногами маленькую девчонку. А посередине, на табуретке, сидел бродяга в камуфляже. Перед ним стояла пустая высокая консервная банка, в руках он держал инструмент, раскрытый футляр от которого лежал на пенопласте. Таких инструментов Койт ещё ни разу не видел. Две пластиковые коробки с кнопками, соединённые собранной в складки тряпкой.  Изгибы тряпки были металлизированы. Штаны у музыканта были засучены, чтобы все видели два карбоновых протеза, что заканчивались разной обувкой. Правый протез упирался в рыжий кроссовок с синими шнурками, завязанными бабочкой, а левый – в чёрный, без шнурков вовсе. Засмотревшись на бродягу,  мальчик не сразу услышал шаги за спиной. Он обернулся и, глаза в глаза, столкнулся взглядом с офицером, который порхающей походкой спрыгивал вниз через пары ступенек. Офицер остановился. Взор его перенёсся на ладонь Койта, сжимавшую зеркальце, потом снова пронзительно в глаза мальчика. Койт быстро сунул руку обратно в карман. Зеркальце упало на его дно, а в ладошку и дальше, посерёдке между пальцами, сполз заточенный гвоздь из рукава. Койт испугался. Дико захотелось отлить, так, что низ  живота заболел, и предательская капелька намочила трусы.

- Здавствуйте… - произнёс Койт с максимально возможной любезностью и даже умудрился натянуто улыбнуться.

Было видно, что офицер набрал в грудь воздух, чтобы произнести нечто важное, но тут из глубины перехода громыхнули аккорды, да так, что взрослый даже слегка вздрогнул. Офицер глянул в сумрак. В эту секунду Койт понял, что про него уже забыли.  Офицер полетел навстречу  бродяге, а гвоздик в кармане снова поднялся в рукав. Дойдя до инвалида, офицер что-то быстро сказал. Бродяга хотел было встать, но военный опустил ему на плечо руку, оставив его сидеть на табуретке. Громко звякнула консервная банка от тяжёлого дорогого жетона.

Офицер поскакал на выход, на ту сторону проспекта.  Койт, дождавшись его ухода, тоже пошёл вперёд. Музыкант раздвинул складки ткани и снова начал их сжимать, наполняя тоннель музыкой. Койт догадался, что звуки издаёт вырывающийся наружу воздух, и ему подумалось, что надо не забыть спросить у Косты, как этот инструмент называется. А старый солдат закрыл глаза, слегка наклонился над инструментом и запел низким, почти утробнам голосом.

- А на фига переживать о том, что будет.
Запалят свечи , поцелуют молча в лоб.
В ладони вложат образки, и нам на груди
Медали кинут и положат в тесный гроб.

Он открыл глаза и заиграл гораздо громче, практически горланя. Койт остановился напротив.

- А на фига нам воевать за эту волю.
Мы этой воли не видали ни фига.
Идёт-гремит вперёд броня по чисту полю.
Мы на броне сидим, стреляем во врага.

А на фига мы проливаем реки крови.
Живым нам жизнью насладиться не дадут.
И охреневшие от страха и от боли
Мы прём толпой на вражий долбанный редут.

А на фига,  скажи браток, они припёрлись.
Мы своего им ни черта не отдадим.
А смерть – фигня, о нас потом напишут повесть.
А будим живы, фигли нам, детей родим.

В левом кармане курточки у Койта лежал самый дешёвый, маленький жетон. Этот жетон попал к нему вместе с формой, очевидно принадлежа её бывшему владельцу . Когда пару раз Коста всё-таки заставлял стирать одёжку,  Койт  вынимал его и снова клал на место. И вот теперь, похоже, пришёл черёд с ним расстаться. Мелкий жетончик тихо звякнул по дну консервной банки. Бродяга поднял на мальчика глаза, и Койт понял, что он вовсе не такой старый, просто грязный и седой. И пахло от него перегаром. И, наверное, раньше он приходил в переход позже,  ближе к вечеру, отлежавшись в своём убежище и протрезвев, поэтому Койт его ни разу и не видел. А теперь вот, наверняка, солдату некуда стало уходить, и он ночевал здесь же , на куске пенопласта.

- Ты кто? – спросил солдат, но Койт уже бежал прочь, на секунду задержав взгляд на плакатах с Дикими Островами. Картинки были на месте.

***

Койту нужно было срочно кое-куда забежать. Встреча с офицером давала о себе знать. Мальчишка нырнул под арку в квадратный колодец двора. Каждая стенка колодца представляла собой два подъезда жилого дома. Впрочем, жилым можно было назвать его с натяжкой. За весь год Койт так и не встретил   здесь ни одной живой души, кроме вездесущих крыс и игнорирующих их тощих кошек. Дверь подъезда номер два как всегда была открыта настежь. Камера над входом была залеплена зелёной жвачкой. Сделал это не Койт. Койт опасался камер, не приближался к ним и на такой вандализм был неспособен.  В подъезде широкая правая лестница вела наверх,  к площадке с тремя квартирами, оборудованными серьёзной внешностью дверями, а левая лесенка уводила в полуподвал. Там справа была щитовая, о чём предупреждали молния и череп, а слева ещё одна дверка, обитая оцинковкой, снабжённая деревянной ручкой и совершенно нелепым архаичным замком, стягивавшим скобой ущки на двери и на косяке. Койт нашёл эту дверь полгода назад, холодной зимой. Он стоял, шмыгал носом, понимая, что открыть квартирку ну никак не получится. Случайно левая подошва его утлой обувки нащупала бугорок. Койт откинул коврик у двери и поднял ключ. С тех пор он стал частым посетителем этих апартаментов.

Квартирка состояла из коридора, кухонки, малюсенькой комнаты и санузла. В кухонке было  много посуды. Кое-что Койт перетащил в убежище. В комнате не было совершенно ничего, кроме полки с несколькими книгами. Точнее, книг было десять. Все они были пронумерованы, и на всех указан автор: Жюль Верн. И были эти книги старые-престарые, до желтизны листов и запаха плесени от страниц. Книги эти Койт читал всю зиму, периодически наведываясь к Косте спросить значение того или иного слова.  Коста поначалу искренне удивлялся, откуда он брал эти термины, но Койт не говорил. В конце концов Коста обнаружил перенесённую в убежище его библиотеку, полистал пару томов, произнёс, мол теперь понятно, и потерял к койтовой находке интерес.

В квартирке когда-то обитал ребёнок. Койт собрал целый пакет игрушек разной степени поломатости и неимоверно обрадовал ими троицу подвальных малышей.

Можете, конечно, смеяться, но самым ценным местом в этой квартирке для Койта был санузел. Раздельно душ и туалет. Душ так себе, но с горячей водой, а отхожее место было просто шикарным. Яркая лампа, белая плитка на стене и чёрная на полу, высокий чистый унитаз, в бачке которого прекрасно функционировал слив. Как приятно было Койту уединятся в этом интимном месте, сидеть на мягком пластиковом стульчаке, болтать ногами и мечтать о хорошем. Как ни странно, в голову мальчишки ни разу не приходила такая очевидная мысль, а вдруг сейчас в квартирку зайдут её истинные хозяева и застукают Койта на месте преступления. Вернее, даже не зайдут, а начнут стучать и ломиться, ведь Койт, когда хозяйничал в квартире, всегда закрывал за собой дверь на внутренний засов. Мальчик почему-то испытывал совершено искреннее чувство, что это жилплощадь стала его, и никак иначе. И надо отдать ему должное, он старался содержать это своё нежданное наследство в чистоте и порядке. Вот и сейчас у Койта была пара минут, чтобы посетить свой кафельный тронный зал, подарить унитазу пару-другую салфеток, и, выскочив через другую арку дома, оказаться на остановке шатлов, которые уже выгрузили первую смену гимназистов.

Но,  будучи ещё под аркой, Койт услышал раздражённый голос Косты:

- Ты где?

-  У школы…

- Смотри мне,  если опоздаешь. Дома получишь. Я слежу за тобой.

Койт усмехнулся. Они с Марсиком знали, что Коста, при всём своём желании, ну никак не мог проследить их на маршруте, хоть и постоянно пугал их этим.  Аппаратура на груди Койта работала только как рация и видеорегистратор.  При работе в режиме рации для ребят было одно железной правило – правило двадцати секунд. Это означало, что при выходе в эфир фраза должна быть не более двадцати секунд, тогда пеленгаторы ГУБРа технически не могут засечь точное местоположение передатчика.  Кроме того, каждый выход в эфир, каждое нажатие мочки уха проходило на разных частотах, заранее запрограммированных Костой. Как рация, коммуникатор работал на расстоянии километров пятнадцать. Коста сумел установить закамуфлированную и мощную антенну на крыше дома, над четвёртым этажом.

***

Коста всегда заранее говорил ребятам, где и когда будет прилёт, иногда даже подсказывая, откуда лучше снимать. Съёмку начинали минут за пять до времени икс, и сворачивали сразу же после последнего взрыва,  пока ещё вокруг не началась суета пожарных и силовиков. При такой съёмке действовало второе железное правило – рядом никого не должно было быть, тем более толпы.

- Чтоб ни одного подонка рядом! – Коста тряс указательным пальцем.

Хотя коммуникаторы в республике были строжайше запрещены, под страхом серьёзного уголовного наказания, но они были если не у каждого третьего  или даже десятого, то у каждого двадцатого – это уж точно. И пока что губровцам никак не удавалось победить зудящее людское желание хайпануть, впитанное многими с молоком матери. Официально в республике сеть не функционировала, но на орбите Терры, на высотах, выделенных земными хозяевами, роились многочисленные частные ретрансляторы, и связаться с ними не составляло никакого труда. Но губровцы знали эти частоты и выявляли хайпожоров во мгновение ока. Бывало, человечек ещё не успел закончить съёмку, а на его голову уже накидывали плотный чёрный мешок, и сильные руки подхватывали его сзади под локоточки и волочили туда,  откуда возвращался далеко не каждый.  Поэтому Коста и приказывал сторониться людей, дабы не попасть случайно под раздачу.  На крайний случай у ребят был приказ вынуть карту памяти и уничтожить гарнитуру, ну, хотя бы от неё избавиться. А карту памяти непременно доставить Косте. Каким путём Коста безопасно выкладывал, как он говорил, видео в сеть, и каким Макаром он умудрялся монетизировать это в жетоны, он никогда не объяснял. А если Койт или Марсик заводили разговор на эту тему, Коста опять начинал придурковато грозить пальцем и орать,  что это не их сопливое дело. Само собой разумеется, что и кнопочных мобил у ребят не было. Уж  по базовым станциям их тогда триангулировали бы  на раз-два…

- Прячьте где хотите, - имея в виду карту памяти, Коста опять тряс указательным пальцем, - хоть за щеку, хоть в анусе.

Насчёт того, как прятать за щеку мальчишкам было понятно, а вот насчёт ануса мнения разошлись. Но Бобас с ехидной и противной усмешкой разъяснил, что именно Коста имел в виду.

***

До микрорайона второго мехзавода курсировал розового цвета шатл под номером четыре. Койт запрыгнул в переднюю дверь. Салон казался совершенно пустым. Но, когда Койт оказался в проходе между сиденьями, он увидел торчащие синие ботиночки на втором от входа диване. Койт тихонько прокрался мимо. На сиденье лежала девчонка,  подложив под голову цветастый ранец. Глаза её были закрыты, но Койт сомневался, что она спала. Скорее всего, таким образом она тоже показывала, что не хочет никакого общения. Койт сел на самое дальнее сиденье. Судя по часам, шатл тронется с места через пять минут. Койт опустил взгляд на пол и с радостью увидел оброненный кем-то самый мелкий жетон. Он поднял его и подумал,

- Будто никому его и не отдавал…

          И в эту секунду рвануло. Огненный шар вырвался из крайних окон третьего этажа. Шатл качнуло, но стекла были калёные, лобовое рассыпалось на мелкие кубики, а боковые только треснули. Девчонка, притворявшаяся  спящей, взвизгнула и подпрыгнула на сидении, заворожено глядя в окно.  Такой же визг стоял и на улице. Одни ученики упали и ползли, другие стояли на месте, закрыли уши и орали. Многие бросились прочь от гимназии. Из самой гимназии тоже  выбегали школьники,  кое-кто был в крови, но, скорее всего, не от осколков, а от того,  что упал и разбился. Койт присел, потом побежал к выходу из шатла. Девчонка, тем временем, истерично высыпала на сиденье содержимое ранца и трясущимися руками что-то с чем-то собирала. 

На приборной панели шатла не горел ни один огонёк. Койт понимал, что теперь он уже точно никуда не доедет, и нащупывал кнопку на груди, включавшую камеру:

- Коста, в гимназии рвануло, снимаю.

-  Что там, прилёт?

- Нет, Коста, не похоже что прилёт, и не похоже, что дрон, - соблюдая правило, Койт отключился и через секунду опять нажал на мочку уха, - это изнутри долбануло. Бомбу там им подложили.

- Поубивало?

- Ну. Ребят вокруг навряд ли., - опять щёлк-щёлк, - А вот тех, кто там на третьем этаже был, на куски, без вариантов.

- Выйди из эфира. Сейчас же. Бросай всё. – пауза,  -  Беги, беги как только можешь. Всё.

              Койт отключил камеру и глянул на девчонку. В её руках был коммуникатор, она снимала всё происходящее, горел значок, показывающий, что идёт трансляция онлайн.

- Ах ты ж, сука! -- заорал Койт, - брось снимать.

- Пощёл на хрен! – неожиданно злобно и дерзко парировала девчонка, но коммуникатор спрятала в ранце.

***

А в синем минивэне ГУБРа, что ехал себе по проспекту, подскочил на стульчике сержант, и заорал в кабину, что он засёк прямое видео с места взрыва, что передача идёт, скорее всего, от какого-то ученика… И закрутилось-завертелось. Объявили перехват, всех хлыстов на ноги подняли.

***

Испуг накрыл Койта только сейчас. Испуг не от взрыва, а от того, что он понял, что Коста испугался сам. И это его наставление,  мол, беги нахрен… Что значит – нахрен? Выражение, конечно ёмкое и понятное, но бестолковое. Куда именно бежать? Направо, налево, назад к убежищу … Койт обернулся, и внутри у него всё ещё больше похолодело. Под арку, ведущую из двора-колодца к гимназии, въезжал синий губровский минивэн.

Теперь он осознал, что никаких путей отхода на такой случай они никогда с Костой не обговаривали. Он осознал, что Марсик был прав. Что Коста по большому счёту, хоть и возился с ними, но мало о них переживал. В голове у Койта начала крутиться совершенно придурошная мысль,  мол хлысты – понятно, на консервы, а вот интересно, что с таким, как он, делают губровцы.

***

Койт не знал, что губровцы давно использовали школы и больницы под свои офисы. У войны тоже были правила. Гласные и негласные. Международные или, если хотите божьи. Обе стороны конфликта не станут долбить по местам,  где дети. Всё-таки века уже не те. Да и земляне в таком случае могут вмешаться, А всем хотелось самим друг с дружкой разобраться, без богов, по-своему.  Силовики забирали только верхние этажи. Потому что они всегда должны были быть над кем-то, а не по подвалам сидеть. Может и глупо, но никак не иначе. А что касается взрыва в гимназии, то это, несомненно,  дело рук  ах, каких профи. Во-первых, и время, когда дети ещё в раздевалке и не разошлись по этажам, по классам, а губровцы уже все были на месте, и, во-вторых.  сила – только в клочья третий этаж, но так, чтобы перекрытия не рухнули…

***

Койт выпрыгнул из шатла и замешкался, вдруг вспомнив, что он забыл на заднем сидении свой рюкзачок, и, во-вторых, просто  не зная, куда бежать. А бежать ему надо было давным-давно, сразу после взрыва. Так же, как он бежал бы после съёмки прилёта на втором мехзаводе.

- Бедный, бедный Койт… Бедный, бедный Койт… - шептал он сам себе.

             Койт и сам уже не помнил,  откуда у него взялась эта привычка, но в моменты сильного душевного потрясения и физического напряжения, на грани истерики и обморока, он начинал шёпотом причитать, будто успокаивая сам себя:

 - Бедный, бедный Койт… -Бедный, бедный Койт.

Койт наконец решил, что побежит направо, вдоль забора, сплошь заклеенного плакатами вождя нации. Но едва он туда ринулся, как был схвачен за плечо первым встречным учителем. А над площадкой шатлов неслось через громкоговоритель:

- Всем построится по классам!

Учителям просто уже сказали, что они должны делать с теми детьми, которые не успели убежать от школы – просто построить их по классам, упорядочить и ждать губровцов и хлыстов, и, понятное дело,  дальнейших распоряжений. А дети были офицерские, услышав приказ, они взяли себя в руки и быстро начали его исполнять.

Вот тут-то Койту и пригодился гвоздь. Гвоздь этот так и остался торчать в руке изумлённого, даже не успевшего осознать боль учителя. Конечно же учитель Койта отпустил. И у мальчишки  было секунд десять  добежать до первого плаката, прежде чем сзади раздался визгливый вопль.

Но что там сзади  – наплевать.  Там губровцы только-только из минивэна выскочили. А вот впереди, прямо на него, катились три дроида хлыстов – метровые шары килограммов под двести веса, в которых  были и шокеры, и сети, и газы, и неизвестные Койту прибамбасы для усмирения одиночек и толпы. И это был не сон. Вот если бы это был сон, то вождь нации сейчас же шагнул бы с плаката, отфутболил бы дроидов, осадил бы губровцев и спас бы его, бедного, бедного Койту. Но это был не сон, совсем не сон, впрочем… Впрочем, Койту показалось, что, через плакат от него, вождь нации вроде как кивнул головой и подмигнул. Неужели… Койт понял, что там заклеенная дырка в бетонном заборе, дай бог подходящая ему по размеру. Два прыжка - и вот он рядом. А из дроида - в грудь мальчишки электроды. А там-то коммуникатор. Иглы впились в него, Койту грудь обожгло, треск, от электродов отпали оплавленные провода, мальчишка завалился левым боком дыру, порвав плакат вождя напополам. Курточка предательски зацепилась за торчавший кусок арматуры. Койт рванулся что есть силы  - и прощай курточка формы шестой гимназии, доставайся хлыстам и губровцам, вместе с камерой-значком, мелким жетоном, зеркальцем и ключом от элитной недвижимости.

Койт вломился в заросли террианского бурьяна, бородатого, мочалистого, липкого. Сразу за забором на великую удачу оказалась канавка. Койт упал в неё и на четвереньках, по-собачьи, побежал прочь. Прорываться сквозь террианский бурьян было тяжело, а вот ползти под ним, ниже листьев было гораздо быстрее. Сзади забабахало, бурьян зачавкал, Койт понял, что в его сторону стреляют. Затем кто-то заорал, мол, подсадите меня, и Койт понял, что губровцы с хлыстами перелезают забор. Канавка углубилась  до состояния настоящего рва, глинистого и мокрого, и  Койт увидел жерло широченной бетонной трубы, врезавшейся в склон. Койт глянул – на том конце трубы было светло. Сзади кто-то вопил, где, мол, небо, почему так долго… Мальчик понял, это вызывают дроны-летуны.

- Бедный, бедный Койт, - хрипло бормотал он, ползя по трубе, - Бедный, бед…

Койт в темноте едва не провалился в колодец. Вернее, рука его рухнула в пустоту, и он больно ударился грудью об край, хорошо, что коммуникатор защитил… Кстати…
Койт лихорадочно принялся срывать с себя аппаратуру, и коммуникатор вместе с наушниками рухнули в жерло колодца. А карта памяти была спрятана. Не за щеку, конечно, но и не в анус, как советовал Коста, а в лейбл на ремешке форменных брюк.

***

Коста рассказывал мальчишкам, что подземный Чектаун также огромен, как и надземный, что тоннели и коллекторы соединяют все здания центра города друг с другом и со станциями сабвея. Койт видел, что по стене колодца идут скобы, что можно спрятаться, сгинуть от погони там, внизу, но это явно не по нему. Уж где-где, а подземельях Чектауна он точно превратиться в консервы, а может и до этого не дойдёт, так, сырым или полупрожаренным сожрут. Койт обогнул колодец и рванулся к свету.

Он выскочил на стройплощадку. Давно заброшенную. Видно, до войны начинали строить второй корпус гимназии, да так и заморозили стройку до лучших времён. Террианский бурьян был здесь покошен. Судя по всему ещё осенью – валявшиеся на земле стебли успели сгнить. Койт покрутился на месте,  глядя на небо – вроде чисто и жужжания не слышно. Хотя какое жужжание можно было услышать, когда рядом ревели сирены экстренных служб, съезжавшихся к взорванному зданию. В трубе что-то громыхнуло. Койт пересёк заложенную плитками площадку и выскочил на улицу, что была за территорией школы. Здесь он тоже никогда ещё не был. Налево улица изгибалась, и было совершенно непонятно, что там за поворотом. Направо проезжая часть явно выплёскивалась на широкую площадь. Было безлюдно. Наученные войной чектаунцы, заслышав взрыв, всегда прятались поглубже, опасаясь повторных предательских прилётов.

До площади было бежать  всего два дома. Койт и сам не знал, на что надеялся. Если настигнет небо, то шансов абсолютно никаких.  Думая об этом, он выскочил из-за угла дома и врезался во что-то коричневое и необъятное. Тотчас сильная и пухлая рука схватила его за футболку и подняла над землёй, как поднимают за шкирку возле лужицы нагадившего котёнка.

- Вот это херувимчик, - произнёс громадных размеров человек в коричневом балахоне и висевшей на плече большой хозяйственной сумкой. Койт сообразил, что он врезался то ли в попа, то ли в монаха.

- Отпусти, - завизжал Койт, добавив более спокойно, - меня поймают и на консервы…

- Это конечно, это вот непременно… -  большой человек поставил Койта на тротуар, но, как мальчишка ни извивался, не отпускал, - херувимчик в собственном соку…С кого брюки-то снял, бродяга…

Койт  бессильно заплакал, как он не плакал уже давно.

- Нет, - продолжал болтать чушь большой человек, - если пропадёт такой херувимчик, Аркадий мне не простит. А ну, быстро подымай руки вверх!

Он отпустил Койта и раскрыл молнию на сумке. Койту бы кинуться прочь, но он как заговорённый остался стоять на месте с поднятыми вверх руками. Из сумки выпорхнуло платье, синее в белый горох, с круженными воротничком и манжетами, с кружевной оборкой, кружевами же по подолу, приятно пахнущее. И было оно длинным, до мостовой И это платье как по волшебству скользнуло сверху на Койта, моментально превратив его в чумазую белокурую девочку. Тут же подоспела широкополая шляпа в белый горошек, скрывшая под широкими полями чумазую физиономию.

И, чёрт возьми, вовремя. Из-за угла, откуда раньше выбежал Койт, вылетела пара хлыстовских четырёхвинтовых дрона. Они начали стремительно набирать высоту,  удаляясь прочь.  А на священика и его теперь уже спутницу сверху спланировал дрон помассивнее, губровский, не иначе. Койт опустил голову, а его спаситель посмотрел прямо в глазок камеры, и так осуждающе и грозно, что дрон, слегка дёрнувшись, тоже взмыл в небо. Священник взял Койта за руку и повёл вокруг площади, постепенно оживающей людьми и машинами, к собору на другой её стороне, потонувшему в стройматериалах и лесах. Они прошли мимо вереницы строительных дроидов, мимо бытовок, откуда пахло жаренной картошкой с луком, и нырнули в щель  приоткрытых ворот к двухэтажному напечатанному дому с крестом над крыльцом.



Глава 3.

Сбоку от святого Эгидия


Каждая настоящая страна в дни войны, в годины социальных потрясений или свалившихся на её долю природных катаклизмов всегда ищет точку опоры, стержень, идеологический цемент, связывающий воедино всё общество, маленьких людей-кирпичиков в непробиваемую стену. И как бы не долбили боги из артиллерии небес, как бы не обстреливали враги из земных орудий, если есть связующие скобы, идеологический быстротвердеющий  раствор, тут же появляются ловкие каменщики, заделывают бреши новыми кирпичами, и так может продолжаться годами и десятилетиями, такое государство, особенно если есть ресурсы и природные и людские, свалить себе под ноги тяжело. День и ночь из всех рупоров горнорудной республики разного рода патриоты, историки и просто пропагандисты лили нескончаемый поток проклятий на коварных врагов, напоминая, что именно они, люди горнорудной республики, были первыми завоевателями Терры-три, именно они терпели невзгоды и бедствия первых лет освоения. А уж потом появились тут всякие, кто теперь претендует на «наше кровное», те, кто хотят лишить республиканцев свободы, истории, гордости, языка, достатка и прочего, прочего, прочего… Доля правды в этих речах несомненно была. Но с противоположной стороны тоже была своя правда. И никто, несмотря на кровопролитную и затяжную войну, общей правды искать не хотел. Пока что хватало и кирпичиков, и каменщиков, и раствора.
И все призывали Бога в свидетели своей правоты. А где Бог, там и церковь. А где церковь, там и священники. А где священники, там и храмы. И нет ничего более убедительного в плане надежды на лучшее, на победу, чем затевать что-либо пусть бестолковое, но помпезное, скажем, какую-нибудь стройку, в то время, как дела идут не лучшим образом, пуская пыль в глаза врагам и собственному народу.

***

            Руководствуясь ли этими принципами по собственному разумению, или получив директиву из столицы, но на третий год войны мэрия Чектауна взяла и затеяла расширение и реставрацию главного городского собора – Базилики святого Эгидия., покровителя всех раненных и преследуемых. Стройка шла ни шатко ни валко по причине текучки личного состава строителей, коих то и дело рекруты в массовом порядке благословляли на фронт, дабы в лучшем случае пополнить ряды нуждавшихся в защите святого, а в худшем – просто сгинуть в окопах Чёрных Холмов. Но прошедшей зимой стройку возглавил новый настоятель – преподобный Флориан. Он уговорил руководство епархии, не бедной, надо сказать епархии, купить два строительных принтера, которые за три недели возвели шесть просторных бараков. В пяти из них, что стояли через поляну от базилики, на склоне, ведущим к реке, были поселены двадцать семей многодетных беженцев,  выбранных по принципу того, что в них было много детей мужского пола, достаточно взрослых для работы подмастерьями. Кроме того, отцы таких многодетных семей призыву не подлежали. Новые поселенцы были рады тому, что, пускай за мизерную оплату труда деньгами, они за счёт церкви и подаяний прихожан всегда были накормлены, одеты и обуты. Таким образом, преподобный Флориан оживил стройку и заслужил репутацию деловитого попа в руководстве церкви.
В республике духовной жизнью заправляла Новая Евангилистическая Христианская Церковь,  протестантское учение, исповедовавшее, понятное дело, нехцианство. С Евангилием и Христом тут всё было понятно, а вот провозглашаемая новизна учения заключалась в том, что нехциане исповедовали божественное всепрощение. Нет, они, разумеется, категорически осуждали и все смертные грехи, и кучу грехов попроще, но истово верили, что даже самые лютые грешники, определённые в ад, будут пребывать там не вечно, а  временно, пусть даже и столетия, дожидаясь апелляционного божьего суда, коий рано или поздно простит нерадивые души и позволит им пребывать в раю, или хотя бы в чистилище. Параметры, по которым определяли кому куда, были основными темами прений нехцианских богословов, что носили одежды коричневого цвета разных оттенков, в соответствии занимаемого места в иерархии..
Дабы быть ближе к народу и пастве, преподобный Флориан шестой дом, улучшенной планировки, с медной  крышей и затейливыми окошками с тонкой работы кованными решётками, возвёл для своей семьи. А надо сказать,  что нехцианские священники целибат не одобряли, семьи имели большие, дружные, с довольно доброжелательными отношениями между домочадцами, где часто всем верховодили матушки. Так вот,  дом преподобного окнами фасада выходил на площадь и, по задумке, впоследствии должен был стать скромным флигельком собора.
Именно в этот особнячок и был препровождён Койт, как вы уже догадались,  самим отцом Флорианом.

***

Когда парочка поднялась на крыльцо, преподобный трижды перекрестился и трижды же поклонился. Он глянул на Койта, очевидно думая побудить его повторить вслед за собой положенные жесты богопочитания,  но Койт в женской одежде мог оскорбить сиё действо, поэтому ограничился просто лёгким пинком со словами:

-  Пожалуйте в нашу обитель, отпрыск безбожный…

Вот так Койт, сам того не желая, начав день в сыром убежище, по вине ли святого провидения, а может по прихоти вырвавшегося на волю бесёнка, ближе к полудню оказался в лоне святой церкви, да не просто в какой-нибудь богадельне, а в жилище иерарха.
Дом начинался с передней и лестницы, ведущей на второй этаж. Лестница была винтовая, чугунная, довольно узкая. Узкая настолько, что Койту даже было интересно поглядеть, как его спаситель сумел бы по ней подняться. Впрочем, Койт тут же понял, что подниматься по лестнице было совсем необязательно, так как рядом с ней виднелись явно створки лифта. Слева в переднюю вела двухстворчатая дверь, а справа, вдоль двух окон, шёл короткий коридор с одной боковой дверью и дверью в конце коридора. Священник набрал в грудь воздух, будто бык, что вот-вот замычит на всю округу, но неожиданно ласково и тонко заголосил:

- Матушка Эмма! Вы нам тут нужны… Матушка Эмма.

Громко цокая каблучками, по винтовой лестнице быстро спустилась заранее встревоженная  немолодая женщина в коричневом же длинном платье.

- Смотрите матушка, какого пролетавшего мимо  херувимчика я тут  поймал для Аркадия…

Матушка, увидев Койта в платье и шляпке, похоже, была готова одновременно рухнуть в обмороке и разорвать прибывшую парочку на клочки:

- Ваше преподобие! Ну ладно там с херувимчиком… Но на кой ляд на этом крысёнке лучшее платье Инги.

- Иначе мне не удалось бы его быстро сюда доставить. Похоже, на этого херувимчика имели виды представители доблестной полиции.

- Я думаю, преподобный, вы во мгновение ока договорились бы с хлыстами, чтобы они оставили этого ребёнка вам. Вместо этого вы затеяли глупый маскарад, испоганили лучшее платье дочери… - Матушка приближалась, и Койт невольно сделал шаг назад, будто прячась за спасителем, а Эмма продолжала. – Я буквально вижу, как шевелиться это дорогущее, натурального хлопка платье от живности, которую носит этот крысёныш. Мне придётся стирать его в режиме кипячения, и краски поползут…

- А вы стирайте мылом в холодной воде, никакой живности на мне нету, и я не крысёныш, а мышонок, - дерзко отозвался Койт из-за спины священника.

- Подумать только, - почти закричала Эмма, - он ещё смеет подавать голос. А вы, преподобный отец Флориан, хоть и прожили со мной добрых три десятка лет, продолжаете поражать меня способностью совершать невразумительные поступки…

- Матушка, давайте не будем выяснять отношение в присутствии вот этого, - преподобный вытолкнул Койта к  центру передней. – Вы посмотрите на выражение его лица, на его фигуру и пронзительный взгляд. Это именно тот типаж, что Аркадий ищет для херувима битых две недели.

- Ваш Аркадий много о себе думает, - фыркнула Эмма, - и какую же я могу тут разглядеть фигуру, когда мальчик в платье.. Святые апостолы… В лучшем платье Инги.

- Посмотрите сами, матушка, - отец Флориан сбросил с Койта шляпку и потянул было платье вверх, желая разоблачить мальчишку прямо здесь же, в передней, но Эмма закричала:

- Нет! Нет, не трясите здесь! В нашем доме этот мальчик окажется только через ванную! – и она показала длинным указательным пальцем правой руки на дверь в конце коридора.

- Но послушай,  Эмма, - преподобный неожиданно перешёл на «ты», - ребёнку сперва надо хотя бы дать хоть что-нибудь перекусить.

- Знаете что, преподобный, - Эмма на «ты» переходить не желала, - этот ребёнок за свою жизнь голодал достаточно, и может ещё полчаса потерпеть, и принять пищу в чистом виде…

Койт послушно пошёл в указанном направлении. Но в коридоре он обернулся:

-  Спасибо вам, Флориан…

- Для тебя он преподобный Флориан, и никак иначе, - строго сказала матушка, провожая Койта в ванную, с таким видом, будто вела его на эшафот.

***

Ванная была светлым помещением. В ней находилось большое окно, на две трети по высоте занавешенное белыми, плотными шторками, спасавших купающихся от случайных взглядов с улицы. Кроме того, и сама ёмкость ванной была отгорожена ещё одной капроновой шторкой.
В дальней стене ванной имелись ещё две двери. Дом всё больше напоминал Койту лабиринт встроенных друг в дружку комнат.
Платье было снято и помещено Эммой в герметичный пакет. Такая же участь ждала и шляпку. Оба предмета были унесены в одну из комнаток напротив, где Койт заметил грандиозных размеров постирочную машину-автомат. Остальную одежду Койт по приказу матушки просто сбросил на пол. Прежде чем пойти к самой ванной, Койт, уловив кивок хозяйки дома, посетил вторую примыкавшую комнату, где оказался санузел.
Эмма откинула капроновую занавеску, и  Койт увидел внушительных размеров акриловую ёмкость. Он слегка усмехнулся, представив в ней преподобного в образе китозавра, что водились в Тёплом Океане  у берегов Диких Островов. Но самому Койту поплавать не пришлось. Матушка, отрегулировав температуру поступающей воды по своему разумению, позволила налиться ей только до пупка мальчишки, сказав:

- Ну что ж, вставай, крысён… Прости, мышонок, попробуем тебя отмыть…

- Я прекрасно способен помыть себя сам.

- Ну ладно, продемонстрируй, - Эмма протянула Койту намыленную мочалку, - на левой руке, продемонстрируй…

Койт пожал плечами, намылил левую руку и смыл мыло водой. По его мнению, этого было вполне достаточно. Матушка усмехнулась и вдруг схватила Койта за руку, приблизила к себе и свободной ладонью потёрла его левое предплечье. Койту было не больно но неприятно, а из-под ладони Эммы вылезали неприятного вида тёмно серые катушки, будто он сбрасывал кожу. Стало понятно, что пока все эти многолетние наслоения не будут удалены, матушка вряд ли успокоится. Койт поднялся, отдал мочалку хозяйке дома и приготовился терпеть экзекуцию.

- Наверное, так отмывают беспризорников на консервном заводе, когда готовятся разложить  их по банкам - сообщил он Эмме.

- Что за глупость ты несёшь! – Эмма закончила с его грудью и животом, и повернула Койта спиной к себе.

Койт, пока отмывался его хребет и лопатки, подробно изложил теорию изготовления консервов из отловленных хлыстами беспризорников, вызвав у Эммы возмущение вперемешку со смехом:

-  Какой бред поселился у тебя в голове! Республика ведёт войну. Ты мальчик, а значит будущий солдат. А девочка – она вырастит и родит новых мальчиков, новых солдат, и какая, святые апостолы, разница беспризорники вы или семейные дети. Республика любит и дорожит вами.  Моли Господа, чтобы война закончилась до того, как ты станешь взрослым, но если нет - ты будешь защищать нас. А если наступит мир – ты будешь восстанавливать то, что разрушено. И ловят вас вовсе не на консервы, а чтобы поместить вас в училища, где сделают из вас настоящих людей.

- Что-то я не видал этих училищ, - попытался возразить ей Койт, но в ответ получил приличный шлепок мокрой мочалкой по ягодицам:

- А консервы с написью «Тушёное филе беспризорника» ты в магазинах или в гуманитарке видел? Ладно там, когда несут бред про отлов на органы…  Но идиотизм с консервами я впервые слышу от тебя…

- Но  Коста говорил… - начал было Койт, но осёкся, поняв, что болтает лишнее.

- Какой ещё Коста? – Подловила его на слове матушка.

- Да так, знакомый мальчик…

Наступила тишина, так как на Койта навалилась усталость.  Немудрено, ведь полтора часа назад в него стрелял губровец, а теперь его отмывает в ванной какая-то помешанная на чистоте незнакомая ему тётка. При таком темпе событий и правда можно поехать крышей.

Эмма, тем временем, закончила сражаться с застарелыми черными пятнами под коленками Койта, и с удовлетворением в голосе указала ему на плескавшуюся у него в ногах серовато-коричневую жижу:

- Вот это всё сошло с тебя. Я так понимаю, тебя никогда не мыли по-настоящему.
Кстати, а как тебя зовут?

- Койт.

- Серьёзно?

- Ну, да…

Эмма, похоже, тоже немного притомилась, отмывая мальчишку, присела на придвинутую табуретку. Грязная вода уходила в отверстие ванной, но матушка сказала обрадовавшемуся было Койту, что голову-то они ещё не мыли:

- Так что давай, присядь ещё раз, я напущу свежей  водицы, и мы отмоем твои завитушки, чтобы ты стал  красивым эстонским мальчиком.

Голос Эммы стал гораздо приветливей.

- А почему эстонским? – спросил Койт, зажмурив глаза, так как матушка намылила ему волосы ароматным шампунем.

- Потому что Койт, по-эстонски, означает рассвет, - ответила она, - мой отец был по происхождению эстонцем, мои предки жили острове Сааремаа…

- А это где? – Койт от волнения открыл глаза, пена попала в них и защипала, Эмма быстро окатила ему лицо чистой водой, - А вдруг я тоже с этого острова? И меня там ждёт мамка. Где этот остров? Где Дикие Острова? В Тёплом Океане?

- Нет, мышонок, он далеко-далеко.. . На Земле.

Опять наступила тишина. Матушка второй раз намылила  и ополоснула кудри Койта. В дневном свете из окна они вдруг вспыхнули прозрачным золотом. Койт размышлял о том, могли ли его родители быть и вправду оттуда, с родины богов, и будто угадав его мысли, Эмма спросила:

- А ты родителей совсем не помнишь?

- Нет. Но мамка жива, я верю в это… Папка – не знаю, но мамка жива…

- Что ты вообще помнишь? Я имею ввиду, самое раннее твоё воспоминание.

Койт задумался:

- Я помню семью  фермера, где я вроде жил, но они были мне не родными. Лица не помню. Только светлые пятна. Много детей. А потом пришёл взрослый мальчик, почти взрослый, меня забрал и мы долго бродили, пока не пришли в Чектаун.

- Это тот, которого ты зовёшь Костой?

Койт вздохнул и сдался:

- Да, его зовут Коста. А у вас … - Койт хотел сказать просто Эмма, но вспомнил, что ему велено обращаться как положено в армии, по званию, - А у вас, матушка Эмма, есть дети?

- О да, мышонок, и ты их непременно увидишь, уж они-то своего не упустят… А вот  Койтом тебя Коста назвал?

- Я тоже спрашивал,  но он ответил, что когда меня забирал, я был в комбинезоне, там на плече был… Как его…

- Шеврон? Ну, нашивка?

-Да. Там было три звезды а посередине надпись «Койт», Вот так я Койтом и стал.

Эмма задумалась, нахмурилась, будто что-то припоминая.

- А  среди ваших детей мальчик есть? – спросил Койт.

Эмма посмотрела на Койта как-то странно, пронзительно что ли. Так могут смотреть только мамы:

- Хочешь я покажу тебе одну игру, - и, не дожидаясь ответа, она плеснула в воду колпачок шампуня, включила напор побольше, ванная начала быстро наполняться, так, что Койт подвсплыл, оторвался попой от днища. Попёрла пена, и когда она наполнила ванную до краёв, матушка выключила воду и принялась подбрасывать пузыри пены,  дуя на них и заставляя лететь под потолок. Койт,  смеясь, повторил  это.

Эмма потрепала Койта за волосы:

- Был у меня мальчик. Летал он ангелом на железных крыльях… Да так и улетел в рай…

Койт вдруг понял, что вот так в пузыри играла когда-то Эмма со своим сыном, который стал боевым лётчиком, и которого подбили где-то там, на западе, над Чёрными Холмами. Койт не знал, как надо утешать другого, и не нашёл ничего лучшего, чем просто поцеловать Эмму в костяшки правой кисти. Матушка тихо засмеялась, запустила пальцы левой руки Койту в шевелюру, ему даже стало немного больно, потом отпустила его волосы и, положив лицо на сложенные на краю ванной руки, близко-близко от физиономии Койта, затянула низким голосом тихую песню, может быть совсем так, как когда-то- когда-то  она пела своему мальчику:

-А  на косогоре
Шёлковые травы.
Приключилось горе,
Не найти управы.
С берега высокого
Вниз, к воде зелёной…
Подстрелили сокола
Пулею калёной.
А на босы ноженьки
Липнет смолка тонкая.
Есть на небе Боженька,
Да что, люди, толку-то…
Налетели аспиды,
А он не причём…
Не молилась разве ты
Ему горячо?
А по косогору
Кубарем мой маленький.
Убегал до бору,
Утекал от маменьки.
Пой же чёрный скворушка.
Стреляны мы пушками…
Эх, багряна горушка –
Слёзки всё кукушкины.

Одинокая слезинка скатилась на кончик острого носа матушки и капнула в  пену. Эмма тотчас резко поднялась со стула и сказала прежним строгим голосом:

- Ладно, ты тут ещё поплещись, но не смей заливать водою пол. Пойду принесу полотенец… Да и одеть на тебя что-то надо, не голышом же тебе по дому разгуливать.

***

Матушка вышла, прикрыв плотно дверь, а  Койт пустил ещё один пузырь пены к потолку, смотря, как он переливается радугой. Вдруг дверь в ванную комнату начала медленно открываться, потом резко расхлопнулась и на пороге с воплем: - Та-да-дам! – застыла в позе руки в боки здоровенная девчонка лет пятнадцати с лицом отца Флориана.

-  Вот ты и попался,  херувимчик – Усмехнулась взрослая девчонка, - вот, Аркадий –то с тобой позабавится…

Слева из-за взрослой девчонки показалось лицо девочки помладше, по-виду ровесницы Койта. Мальчишка понял, что это та самая Инга, в платье которой его нарядил отец Флориан. Эта девочка не произнесла ни звука, просто медленно достала откуда-то из-за спины  плотный,  литой кулачок и показала его Койту, сжав при  этом свои губки до узкой полосочки.

А с правого боку старшей сестры выскочила пигалица лет шести от роду, и, тыча пальцем в сторону сидевшего в ванной Койта завопила:

- Ага! Смотри, Агата! Ему, значит, мамка налила полную ванную и с пеной, а мне она так купаться не разрешает!

Взрослая девочка, Агата, то есть, ответила мелкой:

- Потому что он,  хоть и крысёныш, сидит себе в ванной спокойно, а не заливает всё вокруг, так что вода течёт из передней на площадь.

Мелкая не унималась, скидывая с ног сандалии и ринувшись вперёд:

- Я сейчас к нему залезу…

Но Агата ловко перехватила девчонку:

- А ты не боишься, Лизонька, подхватить от него что-нибудь в виде  лишая?

Койт пришёл в себя и уже хотел сказать этим наглым девчонкам что-то грубое и обидное,  но из коридора послышался крик матушки:

- И что это значит? Что вы тут за парад невест устроили?

Удар полотенцем пришёлся в широкую спину Агаты. Девчонки захохотали, побежали прочь, а Эмма закрыла за собой дверь.

- Вот ты и познакомился с моими бандитками, -  сказала она торопливо вылезавшему из ванной Койту.

Мальчик тщательно вытирался, а Эмма смотрела на него так пристально, что Койт даже прикрылся, засмущался.

- Вот одного я не пойму, - рассуждала вслух матушка, -  вот как может быть у ребёнка, живущего по подвалам да подворотням такое нежное тело. Где же твои шрамы, синяки, прыши, опрелости хоть какие-нибудь. Ты и вправду херувимчик какой-то…

Койту стало дажо неудобно, будто его обвиняли в чём-то, в чём он не виноват:

- Да всё у меня было, просто проходит быстро и без следов, - он посмотрел на свою грудь и правда,  после ванной полосы от скотча бесследно исчезли, - Коста говорит, что на мне быстрей чем на собаке…

- Ладно, - матушка распахнула больших размеров халат, - ныряй, и пойдём, поешь. Ты уж не взыщи, - она подняла с пола тряпицы, - но исподнее твоё пойдёт на помойку, а вот брючки постираем…

Койт, в свою очередь, вцепился в ремень со спрятанной картой памяти и перепоясал им халат. Матушка неодобрительно покачала головой, махнула рукой, и повела Койта по коридору к первой двери. За ней было что-то вроде кельи, каморки, вероятно для отдыха таких же бродяг и пилигримов, вроде Койта. Кровать, шкафчик, пару табуреток да стол.  Эмма вышла, вскоре в комнату зашла Агата, старшая девчонка, и поставила перед мальчишкой эмалированную миску полную полбы. Каша была густая, ароматная, в центр была воткнута алюминиевая ложка.

- Уж  не взыщите, сэр, - улыбнулась Агата, - но денёк сегодня постный..

Она уселась на табуретку на другом конце стола. В убежище Койта постными назывались дни, когда  пожрать было нечего совсем, а тут на тебе в постный день, и целая миска каши.  Агата дождалась, пока Койт доест до конца, взяла миску:

- Пойдёмте, я проведу вас, сэр в мастерскую…

***

Мастерская оказалась тут же, за левой двухстворчатой дверью в холле. Она, похоже, занимала весь первый этаж слева от входа в дом. В мастерской пахло кислым алебастром. Вокруг были сложены и просто разбросаны эскизы и гравюры, расставлены гипсовые головы с непременно мученическим выражениями на лицах. Было очень тепло, даже жарковато.  Агата в мастерскую не входила. Тут же  опять появилась матушка, сняла с Койта халат. Он опять ухватился за ремень, но матушка со словами:

- Да что ты кнему прицепился-то? - Успела ухватиться за пряжку, - вот высохнут брюки и отдам его… Аркадий, вот твой херувимчик!

Откуда-то из-за шкафа раздался грохот, и появился маленький худосочный человек в неряшливой рабочей одежде. Он подошёл к Койту, взял его за плечи и повёл в центр комнаты, к постаменту, высокому, метр, не иначе, помог ему забраться на него и махнул рукой Эмме:

- Ну идите, матушка, идите, - а потом обратился к Койту, - итак, молодой человек, ну ка дайте ка я вас рассмотрю.

Койту уже начинало надоедать, что его всё время раздевают и рассматривают. Он так и сказал Аркадию, что ничего особенного в нём нет.

- Вот тут вы ошибаетесь, молодой человек, - Аркадий отбежал в угол и достал извитую медную дудку, и протянул её Койту, - сделайте вид, будто трубите в небеса из сего горна… Замечательно… У вас, молодой человек, строение тела, будто бы вы сошли с земных амфор древних  греков. Поистине, у нашего преподобного глаз-алмаз. Вот так выделить вас из  толпы…

Койт хотел сказать, что из толпы его вовсе не выделяли, Он тупо врезался в святого отца при бегстве, но промолчал, подумав, какая ему, в самом деле, разница…  Аркадий продолжал тараторить, имея в виду, понятное дело, древних греков:

- Они писали обнажённых юношей, вроде вас с детскими пропорциями тела, но нарочито рельефной мускулатурой, как у бодибилдеров.  В природе так не бывает, по крайней мере, пока я не встретил вас, молодой человек. Вы случаем не бодибилдер?

Койт поджал плечами, не зная, что обозначает это слово, но спросил Аркадия, неужели он, мол, не может заказать макет херувимчика у ИИ. Наверняка там будут тысячи моделей.

- Что вы говорите, юноша! – Аркадий искренне возмутился,  но выглядело это смешно, будто взрослый человек нарочито кривляется, - я скульптор, а не ремесленник. Я создаю скульптуры, а не бездушные болванки. Вот вы, несомненно, обладаете искрой божьей, я отсканирую ваше тело, обнажённую натуру, потом,  всё как в жизни, одену на вас одежду, хитон, подарю вам замечательные крылья, и будете вы стоять благословлённым, возле аналоя в скульптурном образе.

Койт начал проникаться важностью своей миссии. Аркадий, тем временем,  поправил позу мальчика, продолжая восторженную речь:

- Молодой  человек, вы просто не до конца осознаёте, что происходит в данный момент. Вы удостаиваетесь такой чести, о которой могут только мечтать миллионы людей на планете.  Вам выпадает доля пнуть под зад коленкой саму вечность. Вот отсканирую я вас, три де плоттер вырежет ваш облик из чистейшего белого мрамора, и пройдут годы, десятилетия, века, а вы  в образе херувима так и останетесь вечным ребёнком в пределах  храма, а, может быть, и не станет самого храма, и наши потомки через тысячи лет откопают статую из слоя породы и поставят в музей перед восхищённой толпой, но это же по сути будете вы, ваш облик… Будьте добры, глазки закройте, всё-таки лазеры работают…

Конец этой длинной речи скульптора потонул в хихиканьях из-за створок двери. Девчонки явно опять подглядывали за происходящим. Аркадий громко цыкнул на них:

- А ну, кыш, не смущайте мне натурщика, - но на этот «кыш», совершенно очевидно, никто реагировать не собирался. Хихиканье продолжалось.

Койт реально чувствовал, как по каждому миллиметру его тела скользили тёплые, даже приятные лучи лазеров. В некоторых местах было реально щекотно, но он терпел. Так же, как он решил не обращать внимание на прятавшихся за дверью девчонок. Кто они такие, бестолковые мокрощёлки по сравнению с ним, человеком,  которому выпала судьба пнуть под зад саму вечность.

***

Лазеры перестали жжужать. Аркадий помог Койту спрыгнуть с помоста. Тело мальчишки слегка затекло. Тут как тут подоспела матушка с одеждой, зачем-то начала объяснять Койту, что бельишко дали одни соседи, а вот свитерок другие… Койт быстро оделся, пощупал ремень – карта памяти была на месте. В холле их с Эммой встретили два здоровенных бородатым мужика.

- Ты умеешь читать? – спросила Эмма.

Койт кивнул.

- Тогда давай я отведу тебя в библиотеку, пока посиди там, а мы решим, что с тобой делать дальше.

Койту не понравилось то, что его будто конвоируют на второй этаж. Впереди цокала ботиночками Эмма, а позади его сопровождали два мордоворота, которым, похоже, было дано указание схватить мальчишку, если он попытается сбежать. Дверь библиотеки закрылась, Койт услышал , как тихо щёлкнул замок. На окнах были решётки. Ситуация требовала обдумывания. Койт огляделся: столько красивых книг он никогда в жизни не видел. Но читать не хотелось. Койт почувствовал, что он заболевает. У холодного камина стояло большое кресло с тёплым пледом. Мальчик забрался в него с ногами, укутался в покрывало, и тотчас его сознание провалилось в темноту.

***

Койт и знать не мог, что как только за ним закрылась дверь мастерской, матушка внимательно принялась оглядывать ремешок, отобранный у мальчишки, ведь не зря же он за него так цеплялся. Карта памяти была обнаружена. Ситуация принимала нехороший оборот. Матушке надо было действовать быстро и решительно. Эмма буквально вбежала в свою комнату, на ходу перекрестилась на красный угол, отодвинула лик Богородицы, открыла потайную дверку и достала  коммуникатор. Карта памяти с тихим щелчком ушла в торец коммуникатора, да что толку – файл был запаролен. Дело приобретало ещё более серьёзный оборот. Теперь Эмма не сомневалась в криминальной подоплёке всего происходящего. Матушка открыла окно и позвала двух мрачных лесорубов, работавших на электроманипуляторах. Она приказала им идти в переднею, и  ни в коем случае не дать Койту удрать, хотя, по правде говоря, тому трудно было сделать это голышом. Затем она выбежала в сад, быстро собрала по соседям одёжку для мальчика, при этом Эмма  вспомнила ещё кое-что, и в нешуточном волнении поспешила в сторону кабинета преподобного, в самом конце коридора на втором этаже.

Отец Флориан, сдав Койта на попечение матушки, проследовал в свой кабинет. Кабинет этот был довольно маленьким, тесноватым для его обширного тела. Он с шумом отодвинул стул и уселся за стол. Настроение у него всё более и более портилось. Как не крути, но он обязан был сделать один очень неприятный звонок, вариантов избежать его не было. Стол был завален бумагами и макетами афиш. У преподобного и его скульптора возникла идея объявить конкурс в СМИ среди детей республики на образ херувима. Однако епархия категорически засомневалась в богоугодности данной затеи, а теперь, после случайного знакомства преподобного к Койтом, необходимость в этой суете исчезла окончательно. Флориан широким злым движением скинул на пол всё, что было на столе, достал из кармана сутаны разрешённый кнопочный мобильник и набрал номер полиции.
Закончив короткий разговор, преподобный посмотрел в окно – узкое, но до пола. По небу в сероватых облаках полз чёрный след дыма от горящего второго мехзавода.  Вдалеке, над заречным кустарником, летели два геликоптера.  В самом кустарнике чёрными точками шевелилась громадная стая террианских летунов, этого бича Чектауна, размножившихся в последнее время неверояно, пожравших практически всех земных голубей и воробьёв. Неожиданно зазвонил телефон, который отец Флориан оставил на пустом столе. Он взял трубку, и его полное лицо начало багроветь, а сам он только три раза коротко ответил:

- Да… Да… Да…

И ещё долго он сидел, подперев рукою голову над пустым столом, очевидно погрузившись в размышления и воспоминания.

Дверь кабинета решительно распахнулась, зашла Эмма, закрыла кабинет и села на шаткий стул тут же возле входа. Она показала преподобному зажатую между пальцами карту памяти:

- Вот это крысёныш прятал в ремне.  Я звоню в полицию…

- Уже. И одной полицией, Эмма, дело не ограничится. Сюда с минуты на минуту нагрянет ГУБР. Только бы Аркадий успел его отсканировать…

- Нас тут всех того и гляди повяжут, а он всё херувимчиков лепит.

- Если и повяжут, так это только тебя, вон как размахиваешь коммуникатором.

- Можно подумать, что и у тебя его нет… И даже более того, - матушка достала из кармана симкарту и вставила её в коммуникатор. В ответ на изумлённый взгляд Флориана, ведь это было уже преступление, матушка махнула рукой:

- Это симкарта оформлена на епархию, нам ничего не грозит. У тебя же тоже есть такая… Давай без лицемерия… Так вот, ты даже не удосужился узнать, как зовут мальчишку, а зовут его Койт. И это эстонское имя, означающее рассвет.

- Он, получается, твой соплеменник?

- Да, как сказать… Я тут вспомнила одну вещь.

 Эмма вышла в сеть, поймав один из коммерческих спутников, набрав в строке поиска «Койт». На первой странице  браузер выдал множество переводов и транскрипций самого слова, а вот вторая страница была завалена репортажами пятилетней давности о жёсткой посадке в Скалистых Горах на северной границе Империи и Республики земного тяжёлого транспортника, под названием «Койт». В многочисленных болталках были версии, что корабль грохнулся не без участия  ПВО республики, что он вёз контрабандные земные образцы вооружений и технологий для имперцев, и что имперцы готовятся к войне. Конфликт вспыхнул менее чем через год. Матушка пересказала преподобному свой диалог с Койтом по поводу происхождения его имени, которое, получается и вовсе не его имя, а просто название корабля, в форму которого он был одет.

- Значит, он землянин? – То ли спросил, то ли констатировал преподобный.

- И землянин не простой. Ты не видел, как он сложён. Помнишь ту историю с Мартышкой на Диких Островах?

Отец Флориан поморщился. Ещё бы не помнить. Тварь схватила его барсетник с документами, а он схватил мартышку, на вид такую тщедушную и хрупкую, а в итоге, вырываясь, она его глубоко укусила и сломала ему лучевую кость у запястья. А ведь и правда, когда преподобный там, на площади, поднял Койта за шкирку, тот дёрнулся так, что, пожалуй, ещё бы немного и опять сломал бы преподобному руку.

- Вот что Эмма, отведи ка  его в библиотеку, я тут кое с кем посоветуюсь, и хотел бы успеть, пока мальчишку не забрали губровцы,  кое-что ему сказать…

- Флор, не делай глупостей…

Преподобный в раздражении махнул на матушку рукой, а та аж затряслась сидя на своём стульчике. И, уже выходя из кабинета, Флориан вдруг остановился на секунду, обернулся, неожиданно добро улыбнулся, глядя на матушку и тихо сказал:

- А мы с тобой не такие уж и старые. Может, попробуем ещё разок? А вдруг получится  мальчик, - и, не дожидаясь никакой реакции со стороны матушки, вышел вон.

***

Все эти события происходили в то время, пока Койт пинал под зад вечность в мастерской Аркадия. А потом  мальчишка провалился в дремоту, сидя на кресле у не горящего камина в библиотеке дома. И пришёл к Койту знакомый сон. Он видел его без каких-либо вариантов в сюжете два-три раза в месяц. Мальчику давно уже казалось, что это вовсе не сон, а какое-то непонятное воспоминание, интерпретировать которое он был не в состоянии. Сначала в темноте он начинал ощущать запах железа, тот запах, когда остывает окалина, который один раз учуешь и запоминаешь на всю жизнь. Потом раздавался стучащий, но негромкий звук, и вот в сон врывался свет, и свет этот шел из широкого проёма в окружении кромешной тьмы, а за проёмом шумел высокий лес с подлеском из террианского бурьяна, и Койт позодил к самому краю проёма и понимал, что надо прыгать вниз, а на нём был чёрный комбинензончик, такой родной и тёплый…
А  внизу, в подлеске, двигались чёрные фигурки детей, и такие же  фигурки стояли на краю проёма около него, и Койт прыгал вниз, под ложекой у него схватывало и он неизбежно просыпался.

Койт открыл тяжёлые веки. Напротив, спиною к книжному стеллажу, стоял преподобный Флориан. Заметив, что Койт проснулся, Флориан подошёл к библиотечным дверям, приоткрыл их, глянул в сторону лестницы и, повернулся с Койту:

- Я зашёл с тобой попрощаться. Не суди нас строго, иначе было нельзя. Этот мир, мальчик, устроен гораздо сложнее, чем ты можешь представить, но зачастую всё происходит просто и быстро. Идёт война, мы все заложники обстоятельств.  Запомни одно, нынче никому и ничему нельзя доверять до конца, все обещания пусты, - тут преподобный поднял вверх указательный палец и вроде как грозя кому-то, добавил, - впрочем, одно я могу тебе обещать точно, статуя херувима будет стоять в соборе, тут вряд ли кто с Аркадием нам помешает…

На этих словах в комнату беззвучно вошёл высокий молодой человек, кареглазый и черноволосый, в чёрного цвета мундире с погонами лейтенанта ГУБРа, вслед за ним, шмыгая носом, зашёл армейский сержант с пластиковым пакетом, низенький, грязный и немолодой. Преподобный показал пальцем на Койта:

- Вот этот мальчик. Хочу вам напомнить, что он находится под защитой конституции, закона и святой церкви. Помните об этом.

Чёрный лейтенант едва что не вытолкнул отца Флориана за дверь. Сержант достал из пакета коммуникатор, который Койт выкинул в колодец, рюкзачок Койта, забытый им в шатле и его потерянную куртку, поднял глаза на чёрного губровца, кивнул и тоже скрылся за дверью. Лейтенант протянул руку к мальчишке:

- Карту памяти из ремня, живо. Не вздумай её сломать, прибью на месте.

Койт встал с кресла вынул карту и положил её на стол. Лейтенант неожиданно схватил его за правое плечико, начал сжимать его, довольно сильно, и орать:

- Мы вашу шайку полтора года пасли. Я-то думал, что тут работают профи, а тут, глядите-ка, сопляки…

Чёрный лейтенант наверное надеялся, что мальчик закричит от пронзительной боли, упадёт, зарыдает, но Койт просто напряг мышцы плеча. Да было больно, плечо жгло, но, как бы не пытался лейтенант, терпеть его нажим Койт мог. Губровец перестал терзать мальчишку и швырнул его назад в кресло:

- Сиди, и не дёргайся.

Лейтенат вставил карту памяти в свой коммуникатор:

-Говори пароль!

Койт пожал плечами. Он и вправду понятия не имел, что файл на карте запаролен.
Лейтенант усмехнулся:

- Ну да, это гениально, так подставлять засранцев. Было бы тебе лет шесть, ну хотя бы восемь, я бы тебя погладил по головке, купил бы мороженное, и ты всё бы выболтал, ясно, что ты же малыш, ты совершенно ничего не понимаешь. Но тебе-то десять, или даже одиннадцать, ты уже в состоянии сопоставлять факты, - лейтенант соединил в воздухе перед самым носом Койта растопыренные пальцы рук в единый замок,  - складывать факты в понятия. Твои сверстники на фронтах патроны солдатам подносят, собирают гуманитарку и металл в поддержку фронта, а ты предал свою республику, работал на имперского шпиона, подносил патроны не нашим героям, а врагу…

***

Койт мог много чего возразить. Мог сказать, что и вправду не понимал, чем занимается. Конечно, в последнее время и он, и Марсик иногда стали задумываться о смысле того, что они делают, но их попытки поговорить друг с другом об этом как-то обрывались, не доходили до ясности. И только здесь, в эти минуты, в библиотеке преподобного, пазл сложился. Сложился так же, как изображение того земного замка на горе, которое они неделю собирали с Марсиком из мелких чешуек в картонной коробочке, которую Койт нашёл в полуподвальной квартирке. Собирали, отгоняя любопытных малышей, что норовили сломать с таким трудом собираемую мозаику. И всё равно десяток чешуек не хватило. А вот теперь все частички пазла легли куда надо. И вместо прекрасного замка получилась старческая рожа императора с родинкой под глазом и тонкой наглой ухмылкой. Всё сложилось как надо и куда надо.  Те люди, которые сперва его спасли, пригрели и накормили, взяли, и в итоге предали его, хотя могли бы ведь просто использовать и отпустить. Но нет, они его погубили, от страха ли, от выгоды ли или от ещё  какого-нибудь другого взрослого, непонятного Койту интереса. Но он, странное дело,  перестал испытывать страх. Тело его, явно больное, расслабилось. Случилось то, что когда-нибудь должно было случиться. И какая разница,  пусти ли бы его на консервы, что теперь уже он и сам воспринимал как несусветный бред, или вот этот чёрный лейтенант отвезёт его, бедного, бедного Койта в подвалы ГУБРа, вдоволь там его напытает, наиздевается да и пристрелит в сердце, а для верности ещё пару раз в голову. И отвезут его трупик туда, за речку в густой кустарник, и бросят в мелкую ямку, присыпят гниющим бурьяном и всё… А мамка будет его искать. И точно в своих поисках дойдёт до вождя нации, и он её поймёт и во всём разберётся, и губровцы будут ползать перед мамкой на коленях, а потом отвезут её туда, за речку, отыщут его могилку, и мамка будет тихо плакать, гладить пожухлый бурьян. Но они, эти твари, не знают, что это ещё не конец, что он не просто мальчишка, а человечек, пнувший вечность. И однажды мамка зайдёт в собор святого Эгидия поставить свечку в память о нём,  и вдруг увидит стоящего в полумраке ангелочка, и сердце её дрогнет, она различит знакомые черты лица, и будет приходить к нему каждый день, рассказывать обо всём, а он будет слушать её рассказы и трубить в медный горн, призывая небеса.

И эта картинка настолько живо нарисовалась в белобрысой голове мальчишки, что он зашептал:
- Бедный, бедный Койт, - и на его раскрасневшихся от явной температуры щёках пробежали две слезинки.

Чёрный лейтенант увидел, что губы Койта шевельнулись, что он что-то шепчет, увидел дорожки от слезинок,  и тихо, и уже не так зло сказал:

- У нас и взрослые плачут как дети, - он подошёл к окну, посмотрел во двор и добавил:

- Ты даже представить не можешь, малец, как тебе не повезло. По твою душу сейчас прибудет цельный полковник отдела спецпроектов. Птица ты, однозначно,  непростая. Плечики-то я, бывало, и  взрослым мужикам ломал. ..

***

Чёрный лейтенант продолжал глядеть в окно. Было видно, что ему в голову приходят мысли о предстоящей награде или даже, чем чёрт не шутит, повышении. Завершить полтора года работы успехом…

Тут до двора базилики добралась стая террианских  летунов, что ещё полчаса назад висела над кустарником на том берегу реки. Несколько бесовского вида тварей зацепились за решётки окон библиотеки всеми своими четырьмя когтистыми лапками. Но тут раздались хлопки дробовиков. Твари с воплями взвились, и стая полетела дальше, обгаживать прилегавшую к собору площадь. Койт сперва услышал стрёкот, а потом увидел, как в окне промелькнул лёгкий геликоптер.

- Ну вот и полковник, - сказал лейтенант и выскочил из библиотеки встречать начальство, едва-едва не приложив дверью по морде затаившегося с другой стороны сержанта.

Койту что-то совсем поплохело.  По чугунной лестнице быстро поднимался, судя по звуку, некрупных размеров человек. Чёрный лейтенант опять заскочил в библиотеку, распахнул створки двери и отдал честь:

- Полковник Сай!

В библиотеку влетела легонькая, нельзя сказать, что старушка, но женщина явно преклонного возраста. Она кивнула лейтенанту и легким движением кисти моментально удалила его из комнаты. Женщина опустилась перед Койтом на колени, и со словами:

- Боже, ты же весь горишь, - положила ему на лоб холодную руку.

Койт был совершенно обескуражен и растерян. Он ожидал увидеть какое-нибудь чудовище форме полковника,  которое с рёвом ворвётся в библиотеку, хватит его в свои лапы и как шандарахнет об камин… А тут перед ним присела милая на вид старушка, что сразу увидела, что ему плохо, что он болен, и эту старушку мальчику просто захотелось обнять.

- Он тебя не обижал, не колотил? – Искренне заволновалась полковник Сай.

Койт не стал рассказывать про попытку лейтенанта повредить ему плечо. Всё ведь обошлось. А старушка поставила его на пол, повела к выходу из библиотеки и дальше, на улицу, продолжая быстро говорить:

- Ты не обижайся на Бориса!-  Так, как понял Койт, звали чёрного лейтенанта,- у него имперцы всю семью… Зверским образом.. Он теперь в каждом, кто перестал ползать и гадить в памперсы видит только солдата Республики. Я же понимаю, где тебе было догадаться… -  На улице было оживлённо, стояли два броневика со спецназом и один, судя по эмблеме, с сапёрами. Полковник Сай повела Койта к стоящему в сторонке бронированному минивэну, - сейчас тебе укольчик, и полегчает. А ты давай, не тормози, быстро всё рассказывай. Бог даст, мы ещё  сумеем застать там хоть кого-нибудь живым.










Глава 4.


Ставящие точку.


Ехать до убежища было всего минут десять. Койт показал дорогу, и рассказал, с кем он там обитает. В отличие от Лейтенанта в чёрном, полковник Сай казалась уравновешенной, и, как ни странно, доброй. Поэтому Койт всё-таки сказал, что по его мнению ничего уж такого предательского они не делали. Они же сами никого не взрывали, ни на какие объекты ракеты не наводили. А если и выпадет случай серьёзно, до смерти – так только себя защищая. Всё по-честному. Ну, фиксировали они онлайн  прилёты, играли с поездами в гуделки, знак сигнала машинистам показывали, а потом снимали весь состав. Так полно мальчишек и взрослых хайпожоров так делают. Всех ловят, кого колотят, кого сажают, но предательство-то тут при чём?

 Полковник постучала пальцем по лбу Койта:

- Ведь, пойми ты, балда этакая, что же получается, в тылу республики действует целая сеть шпионов, которые выкладывают всё и вся, а местные спецслужбы ни черта с ними поделать не могут! Слаба, значит, республика. Прогнила. А вот империя сильна, раз её люди везде. И падает моральный дух, и там, где не стоило бы,  мы вдруг возьмём и  дрогнем…

И ещё она добавила, гораздо серьёзней, что вина их перед республикой огромна, но у них будет шанс всё исправить, но об этом позже, позже…

Койт призадумался. Теперь слова полковника о том, что и Марсику, и Бобасу , и малышам угрожает смертельная опасность со стороны Косты казались Койту весьма правдоподобными. Укол подействовал быстро. Когда  они подъезжали к завалу со стороны яблоневого сада, мальчишку пробил обильный пот. Койт понял, что полковник Сай была намерена не отпускать его от себя, и он послушно решил находиться от неё на расстоянии вытянутой руки, и, чёрт побери, ему действительно этого хотелось, из-за неожиданно возникшего чувства защищённости.

***
А вокруг дома с убежищем было оцепление. Едва полковник вышла из минивэна, ну и Койт рядом, понятное дело, к ней подбежал старший из хлыстов и доложил, что в подвале дома был взрыв, что всех жильцов эвакуировали. Нашли одного дезертира, двух уклонистов от призыва, у восьми жильцов изъяли коммуникаторы. Всех виновных отконвоировали в участок, а жильцов – в пустующий спорткомплекс, кварталом выше по улице. Ещё было доложено, что подвалы изолированы, паркинг затоплен. После взрыва затопило и самый нижний этаж всех подвалов, но воду перекрыли и выше она не пошла. Единственный вариант – сломать перемычку между подвалами первого и второго подъездов, но полковник отмахнулась, мол, чушь всё это, никто ничего проламывать и рушить не будет. Хлыст говорил это и косился на Койта, дескать, а этот щенок чего возле полковника трётся. Эвакуировали на самом деле не всех, часть жильцов ошивалась рядом, около заброшенного двухэтажного здания. Где-то в той стороне истерично лаяла собачонка. Койт видел, что завал у первого подъезда просел, а значит их лаз наверняка заблокирован.

- Ты сам всё видишь, - полковник показала Койту на завал, - скоро его не разберут. Все работают у гимназии и второго мехзавода. Раньше утра за этот дом примутся навряд ли. Я сожалею…

- Нет, нет… - горячо заговорил Койт, тряся полковника за руку, - я знаю их, они ребята прожженные, они должны быть живы…

- Ну что ты от меня хочешь? – полковник выдернула руку из цепких ладоней Койта, -  Всё завалило к чертям собачьим, не пройти.

- Есть ещё проход, через коллектор силового кабеля, от подстанции. Он выходит на второй подземный этаж, он ведь вроде сухой должен быть. Мы так свет в подвал проводили…Я всё расскажу, только поклянитесь…

- В чём?

- Что не тронете ребят, они как я, они вам пригодятся…

- Не в моих правилах… И как ты себе это представляешь?

- Скажите, что, именем вождя нации, они будут живы.

- Вот что мальчик, я скажу тебе только именем вождя нации, что сделаю всё, что можно тут сделать…И,  ещё, зови меня просто леди Сай.

Вернувшись в минивэн, полковник приказала дать карту. Светящаяся картинка заполнила практически всё нутро машины. Изображение поглотило и полковника, и Койта, и связистку за монитором, и пожилого сапёра, что карту и развернул. Сапёр замешкался, изображение никак не хотело уменьшаться до подходящего размера. Наконец его удалось сфокусировать над столиком.

-  Нет тут прохода, - сказал сапёр.

- Я говорю вам, что есть, - настаивал Койт, - я сам там ходил. Давайте я с вами пойду и всё покажу, там пара мин под фанерой и две растяжки на уровне вашей груди, банки из-под газировки, лайм-лимон. Коста ставил.  Да нам до конца-то идти не надо, если дойдём до фанерки, а она откинута и разминирована, значит ребята сами смогли сбежать.

Тут Койт прижал руки к груди, изображая, видимо искренность:

- Но, куда они побежали, я честно, честно, честно не знаю. Коста ничего не говорил по этому поводу, и мы между собой не договаривались… Искать их вам тогда по всему городу…

Полковник посмотрела на карту, потом выглянула на улицу и показала пальцем вдаль, за яблоневый сад:

- Вон подстанция, срочно связывайтесь с сетевиками, пусть присылают человечка, пусть обеспечат нам оттуда вход в коллектор. Раз мальчишка говорит, то проход должен быть. Не всё на наших картах есть, сама знаю. -  Она повернулась к ребятам из спецназа, - готовьтесь, мальчики.

- Мне идти с ними? - спросил Койт из глубины салона, поднимаясь с места.

- Да ты будешь с ними, но сам останешься здесь. - При этих словах полковник Сай стукнула ногой по внешней боковой панели минивэна. -  Энди, твой выход!

На кабине отъехала наружу высокая дверка водителя, и на асфальт спрыгнул белый андроид, высотой едва достававший до подбородка Койту. Полковник протянула андроиду руку, как малому дитя,  и робот прямо-таки охотно за неё уцепился. Полковник, поставив андроида напротив Койта, сказала:

 - Вот это, мальчик, будут твои глаза…

- Точнее, глаз, - андроид перебил полковника, показав Койту камеру на лбу, - а также я буду вашими ушами и речевым аппаратом.

Полковник отпустила руку андроида, и он слегка покачнулся:

 - Вот, чёрт возьми, ноги затекли сидеть в этой жестянке. – Андроид показал на минивэн, откуда вышла связистка с видеогарнитурой.

- Он часто болтает лишнего, не обращай внимания, - сказала связистка Койту, протянув ему шлем, -  он не разумен, это просто ИИ. Давай потренируемся, пока ещё есть время.

***

Связистка была совсем ещё молодой, может быть, ей и двадцати не было. Койт ни разу не играл с андроидом.  На мальчишку надели гермошлем, от которого шёл армированный довольно толстый оптиковолоконный провод, который связистка полключила к разъёму на спине дроида. Если бы тот был человеком, то можно было бы сказать «между лопаток».

- Предупреждаю тебя, - сказала радистка Койту, - ощущения от того, что ты видишь глазами робота, многих укачивает. Поэтому пойдём ка в минивен, и ты сядешь на стул, попривыкнешь.

Койт сидел на стуле, на всякий случай пристёгнутым, и смотрел глазом Энди на двор дома. Койт начал вертеть головой, и подключённый дроид повторял его движения.

- Ты молодец, - приободрила Койта радистка, - у нас были ребята, которые научились мысленно управлять андроидами этого класса, но это так сложно, да и нейроинтерфейс я не подключала.

- А можно его подключить?

- Что ты! Это может быть небезопасно…

- Ну, хотя бы на пару минут. Если что-то пойдёт не так – отключите и всё.

Связистка слегка помедлила, но всё-таки сказала:

- Приготовься, включаю…

Несколько секунд в ощущениях Койта ничего не менялось, но, вдруг, будто чем-то тяжёлым стукнули по затылку, несколько секунд пронзительной боли, а потом наступила темнота, но, по ощущениям Койта, точно такая, какая бывает у него перед тем, как приходят сны. Наконец картинка перед его глазами снова сфокусировалась. Он опять увидел двор, стоявшую неподалёку леди Сай. Затем он посмотрел на свою руку, и увидел, что руки-то у него нет. Вместо руки он увидел манипулятор Энди. И вообще, он теперь был не Койт, а Энди, Как в своих  снах мальчик странным образом вновь видел себя со стороны. Койт обернулся – вон он сидит на стуле в минивене. Он пошёл к отрытым задним дверкам. Над сидящим мальчиком наклонилась связистка, но мальчик не реагировал на её вопросы. Связистка испуганно метнулась к пульту управления, но Койт, который теперь был дроидом, тем не менее собственным голосом крикнул:

- Не отключай! Всё нормально, я в Энди!

Связистка буквально шлёпнулась на своё креслице возле аппаратуры, и Койт услышал, как она шепчет, мол, не может быть, это просто фантастика какая-то…

Ощущения Койта были совершенно нереальными. С одной стороны, например, он понимал, что дышит и даже чувствовал биение своего сердца, но разум противился, ведь робот дышать не может, и сердца у него нет. Мозг мальчишки переполняла совершенно нереальная мешанина ощущений живого тела и восприятия мира чувствами андроида. Но прошло минут пять, и установилось некое равновесие. Единственное, что вдруг взволновало Койта, а что, если оптоволоконная связь прервётся, не останется ли он в Энди, а то и вовсе сознание его зависнет где-нибудь между, и что такое будет это между?

Связистка, бочком-бочком, будто боясь разбудить злющую собаку, выскользнула из минивэна и подбежав к полковнику, тихо сказала:

- Леди Сай. Тут такое вот дело…Я вижу только два варианта. Либо мальчик скрывает от нас, что проходил обучение,  либо он… Ну, не знаю… Гений. Его даже не тошнит, не укачивает от прямой картинки.

- Либо ты не знаешь третий вариант, - ответила ей полковник, но так, вскользь, мимоходом, её внимание привлёк жёлтый грузовичок, что петлял среди яблонь.

 - А вот и электрики, - и тут же она громко скомандовала, даже театрально хлопнув в ладоши, - все на исходные, начинаем операцию.

Связистка тянула её за руку к машине. Полковник взглянула на девчонку, ошалевшим взглядом, дескать, что она себе позволяет. Но тут к ним подошёл дроид, и полковник услышала голос Койта:

- Смотрите, леди Сай, кем я стал. И я всё могу.

Дроид попрыгал на месте, покрутился, нагнулся и достал руками асфальт. Он продолжал выкрутасничать,  пока они все вместе не дошли до минивэна. Внутри него, привязанный к креслу сидел настоящий Койт. С первого взгляда создавалось ощущение, будто он спит.

Лэди Сай гневно зашипела на связистку:

- Как ты посмела без команды включить нейросвязь!

Связистка побелела, но сзади за руку полковника аккуратно схватил Энди-Койт:

- Всё в порядке леди Сай. Я нормально себя чувствую, единственное я не знаю, как потом отключиться…

***

Люди всегда мечтали жить вечно. Впрочем, любой космолог возразит, что примерно через десять триллионов лет выгорит и погаснет последняя звезда, так что даже вселенная не вечна, чего уж там мечтать человеку.  Тогда скажем по-другому, человек желает прожить как можно дольше. Многие века этого пытались достичь, максимально отсрочив старость, то есть немощь и физическую и умственную. Такой подход давал несомненные результаты, люди до последних дней жизни оставались бодрыми, активными, в трезвом уме и памяти. Однако, далее ста тридцати лет по максимуму, обычно же лет до ста двадцати, жизнь продлить не удавалось. Клетки организма к этому возрасту отказывались обновляться, ткани восстанавливаться и запускался обвальный процесс самоуничтожения, побороть который так и не удавалось. Здоровый и активный человек, в рамках разумного, в рамках возраста, естественно, вдруг просто однажды не просыпался или слабел и погибал в течение буквально недели. И как не бились геронтологи – ничего не получалось. Отмерено нам сто двадцать некой высшей силой и всё.
Но есть и другой подход к этой проблеме, причём подход, подсказанной самой природой. И подход этот действовал в любых классах живых организмов, не только на земле, но и в других мирах, а значит, наверняка, имел всевселенское распространение. Этот феномен назывался неотенией. Смысл его заключался в том, что у любого животного, в том числе и у человека, в процессе жизни имелся период, когда особь достигала половой зрелости, способности производить жизнеспособное потомство, но организм ещё продолжал формироваться, не выходил на пик развития, с которого только одна дорога – вниз к старости и смерти. У людей этот золотой период, который мы называем юностью, выпадал на возраст шестнадцати – двадцати пяти лет.

В природе есть немало организмов, которые либо полностью зацикливаются на этом неотеническом периоде, либо растягивают его надолго. Человек по отношению к другим приматам тоже является неотеником. Например, наш волосяной покров соответствует определённой стадии развития плода обезьяны,  у которых дальше происходит полное оволоснение, а люди в этом плане так и остаются зародышами. Кроме того, младенцы и детёныши обезьян начинают развитие примерно с одинаковой скоростью, а далее высшие приматы достигают полной зрелости к пяти-шести годам, а люди достигают физического пика развития только после двадцати лет, то есть период юности, по сравнению с нашими близкими по эволюции родственниками, длиться в три раза дольше. Вот здесь и скрывался ключ к продлению человеческой жизни. Учёным земли удалось растянуть неотенический период человеческого развития с шестнадцати до двадцати пяти лет с естественного десятилетия до столетия. И заполонили Землю пятидесятилетние юноши и девушки, и жить такие неотеники стали лет до двухсот и более, за счёт неестественно растянутой юности.

Сами понимаете, сколько перипетий возникало в связи с этим фундаментальным прорывом в развитии человечества. Доходило до войн и восстаний, ведь, само собой разумеющееся, сначала жизнь продлевало себе богатое сословие, обрекая остальных на участь менее завидную. Но время шло, технологии продления молодости оттачивались, и, самое главное, становились всё доступнее, пока в конце концов не стали просто обыденностью. Оказалось, что в этом подходе тоже был предел, и растянуть молодость больше чем десятикратно по времени никак не удавалось. Как пока что никому не удалось перенести память конкретного человека на внешний носитель и пересадить её в новое молодое тело. Эту технологию в погоне за вечной жизнью человечество только-только начинало разрабатывать.

Продление активной трудовой и интеллектуальной жизни  индивида до полутора сотни лет, вкупе с освоением земной цивилизацией скоростей сопоставимых со световыми, позволило вырваться людям в просторы космоса. Корабли, несущиеся со скоростями всего в половину световых, позволили освоить звёздные системы в радиусе до шестидесяти световых лет от Земли. В этой сфере нашлось семь планет с максимально приземлёнными условиями жизни, в том числе и Терра три.

Как и на всём протяжении жизни человеческой цивилизации, первыми колонистами были люди во многом гонимые и отверженные в метрополии. От них требовалось только работать и размножаться, дабы снабжать  метрополию необходимыми знаниями и ресурсами, терпя в свою очередь бесспорную дискриминацию и невзгоды. Земляне сознательно не распространяли технологии неотении на свои колонии. Трудовым поселенцам отпускали вполне приемлемые с точки зрения прародины сто-сто двадцать лет жизни, до которых, честно признаться, надо было ещё умудриться дожить в окружении опасного общества и не менее враждебной инопланетной среды.

Однако, опять-таки, время шло. На колонизированных планетах появлялось собственное структурированное общество,  свои сперва псевдо-, а вскоре уже и настоящие государства, со всеми присущими атрибутами. В этих государствах появлялась олигархическая и аристократическая прослойка, которая активно общалась с землянами, которая стремилась достичь их  уровня технологии и, соответственно, продолжительности жизни. Но земное правительство не желало, чтобы колонии становились равными метрополии, это привело бы к появлению конкурирующих цивилизаций, благо, что люди ещё не столкнулись с инопланетной  разумной  жизнью, так зачем же плодить конкурентов среди себе подобных?

***

На Терре три особый интерес к копированию неотенической технологии наблюдался именно в Империи. Возникшая мене ста лет назад, она остро нуждалась в силе,  питающей единство правящего класса, порабощающей народ и позволяющей управлять им на громадной территории, заселённой, надо признаться, весьма спорадически. Технологии неотении добывались Империей любыми способами. Управление имперской разведки в этом стремлении было готово на всё и не гнушалось ничем, начиная от банальной  контрабанды и заканчивая попытками прямых похищений земных учёных. Даже войну с Республикой Империя затеяла только ради этого, ведь Чёрные Холмы были кладезью редких элементов, в том числе рубидиата биноктиума, что в природе образуется лишь в пульсарах, и невесть как оказавшемуся на Терре три в осязаемых количествах. Захватив эту территорию, Империя могла бы поторговаться с землянами по поводу многих технологий, тем более, что орбитальная группировка землян была в данный момент чисто символической и предпочитала не вмешиваться в конфликт.

Лет тридцать назад имперские генетики отчитались перед имперским советом, что первые  отечественные неотеники получены. Но радость правящего дома сменилась разочарованием.  Устойчивую долговременную неотению удавалось наблюдать только у детей препубертатного периода, лет по десять-двеннадцать, у более старших подопытных быстро развивались аутоиммунные поражения организма и канцерогенные процессы. Видимо, земные медики и биотехнологии знали некую тщательно охраняемую тайну управления процессом неотении, либо же технологии террианцев не достигли необходимого уровня точности и чистоты.  Перспектива же растягивать детство своих отпрысков с пяти лет до сорока-пятидесяти совершенно не прельщала имперские элиты. Ведь это никому не нужный возраст.  Им нужны были правители и воины, а не незрелые сопливые долгожители.  Однако, иначе никак не получалось. А затем всё рухнуло и вовсе.

Оказалось, что препубертатные неотеники, то есть долгоживущие дети, лет через десять-пятнадцать начинали деградировать. У внешне физически здоровых образцов начинались проблемы с выработкой гормонов счастья. Казалось бы, живи себе ребёнком долго-долго,  играй, учись, наслаждайся юным телом… Но, почему-то, начинали катастрофически падать титры эндорфинов, дофамина, окситацина и серотонина. Несчастные дети становились замкнутыми, агрессивными, не способными к социальным контактам. Полная катастрофа. Процентов десять подопытных пополнила клиники для буйных психов. Ещё примерно пятая часть становились просто тихими катотониками. А у оставшихся наблюдался интересный синдром концептуального кретинизма, они проникались некой суперидеей, придуманной ими самими, но чаще привносимой из вне, в первую очередь человеком, которому неотеники безмерно доверяли.  За этот синдром и уцепились спецы Управления Имперской Разведки. Чем просто утилизировать неотеников в газовых камерах или усыплять их инъекциями, их начинали пропитывать нужными идеологическими установками, которыми они проникались до мозга костей, и внедрять их поодиночке в разведгруппы. Эффект оказался потрясающе положительным. Во-первых, это были не вызывающие подозрения у противника дети. Во-вторых, это не способные на предательство существа. И, самое главное, они всегда будут следовать своей суперидее, даже если это будет стоить им жизни. В группе Косты таким элементом был, как вы уже догадались, Бобас. Поначалу Коста был очень недоволен таким соседством, но вскоре привык к услугам этого молчаливого помощника, тем более, что первоначальное мнение Косты об его умственной неполноценности было полностью развеяно. Бобас был, конечно, вещью в себе, но весьма вдумчивой, осторожной  и надёжной. Единственное, что беспокоило Косту, что мальчишки могли заметить, что Бобас не растёт, но до последнего времени ни Койт, ни Марсик данный вопрос не поднимали.

Ну а Империи, дабы возобновить исследования по программе долголетия и заполучить возможность торговаться с землянами, скажем снова, не оставалось ничего другого, как ввязаться в долгую войну за Чёрные Холмы с весьма сильной и сплочённой Республикой, которую проблема неотении, во всяком случае в то время, видимо не интересовала. И пошли через границу многочисленные имперские разведгруппы, сколоченные часто абы как, из того, что было, не исключая молодняка, едва-едва закончившего спецшколу.

***

УИР была организация весьма закрытая, по сути дела даже сектантская, со своими тайнами, клятвами, идиотическими ритуалами и легендами. В целях избежать лишней огласки и всякого рода юридических коллизий, пополнять свои ряды уировцы предпочитали отпрысками собственного инкубатория, чьи мозги промывались с пелёнок.
Коста был одним из таких. С малолетства он воспитывался в преклонении перед имперскими идеями, создавался как плоть от плоти государства, его меркантильной идеологии, когда «я» преобладало над «мы», когда чинопочитание и сребролюбие преподносились как высшая благодетель. И Коста стал прилежным учеником.  Он умел обольщать, он умел привязывать к себе людей, но он был научен перешагивать остывающий труп любого, кто был к нему близок, но перестал представлять какой-либо интерес, тем более, если этот человек становился поперёк дороги.

Когда Коста учился в спецшколе, среди учеников ходило много устных страшилок и гипотез об ужасах взрослой жизни.  Всякого рода истории об упырях и вервольфах на службе Его Величества, о всякого рода киборгах и чёрных полковниках. Одной из таких легенд, была история о «ставящих точку». Будто к разведгруппе на грани раскрытия приходит такой киллер и ставит на ней точку,  убивая всех.

Именно эту страшилку почему-то вспомнил Коста, осознав, что настало время ликвидации своей группы, поскольку Койт, несомненно, попался. Прошло два часа с момента их последнего эфира, с мальчишкой связаться не удавалось, коммуникатор был не доступен. Если бы было всё нормально, то Койт давным-давно бы возвратился в убежище, ведь даже окольными путями это заняло бы ну час, не более. Как ни странно, но Коста даже обрадовался такому повороту дел. Уже пять лет он как проклятый рискует своей молодой шкурой, возится с сопливыми пацанами, не завалил ни одного задания, но там же, в центре должны понимать, что сколько верёвочке не виться, а петелька-то за горло прихватит.  Пора ему, Косте, возвращаться. Коста искренне надеялся, что его старание оценят, что его наградят, повысят и приблизят к руководству, а, может быть, и к самому двору императора. Он мечтал о том, что многолетний опыт нелегальной работы, богатый опыт и молодость сделают его ценным кадром. И получит он должность. И будет жить в чистом двухэтажном домике. И уже никто не будет посмеиваться над его изуродованной физиономией, ведь он сделает себе новое, прекрасное лицо. А там, глядишь, и найдёт себе аристократочку попроще, хватит уже этих проституток и бестолковых парнишек… Да уж, что греха таить, бывало и такое…

Чтобы побыстрее зачистить своё логово, Коста позвал Бобаса:

- Попался наш Койт. Когти рвать нам надо…Место будем менять.

И они принялись  уничтожать всё оборудование.

Когда дело было сделано, Коста послал Бобаса к остальным, мол, сейчас пообедаем, соберёмся и покинем убежище. Когда мулат пошёл выполнять порученное, Коста выдвинул до упора полку компьютерного столика. В самом её конце  скотчем был прилеплен аккуратный, компактный пистолетопулемёт  серьёзного калибра, и скотчем же были прилеплены три обоймы патронов. «Ну вот, ребятишки, - подумал Коста, - придёт к вам сейчас чёрный полковник и ставящий точку в одном лице..» Его драная физиономия опять озарила пугавшая ребят ухмылка. Он вставил обойму в оружие, заткнул его за пояс справа под полу куртки, вышел за дверь, и уже из коридора, по ковбойски выхватил пушку, пальнул очередью по висевшей под потолком канистре с кислотой. Канистра принялась раскачиваться, кислота заливала и плавила всё вокруг. Эта фишка с канистрой  и кислотой, на самом деле, была совершенно бессмысленным действием, но Косту просто начинало колбасить.

***

Марсик сидел за столом и покрывался потом. Он нисколько не сомневался, что Койт попался. Влип по самые свои бубенчики. И тащат его если не хлысты на консервную фабрику, то губровцы, выдирать ногти и снимать по лоскутку кожу. Но что делать, Марсик не знал. Он просто сидел и ждал, вот сейчас зайдёт Коста и распорядится их судьбой. Под столом во что-то играла малышня. Бабка пришла с постирушек и развешивала шмотки на батареях, где они не сохли, а кисли, так как батареи были едва тёплыми. Дело шло к обеду. Он, Марсик едва ли сможет проглотить кусок, а вот малышей надо было бы покормить.

Тут в комнату быстро зашёл Бобас:

- Марсиус, бери шмотки и  НЗ. Хватай малышей, и бегом на выход, к завалу.

Затем Бобас откинул клеёнку стола и приказал малышам:

- Курт, Яна, Сандра  идёте с Марсиусом, быстро, мать вашу…

Перепуганные малыши пулей выскочили из-под  стола, буквально вцепились в Марсика. Одна девчонка долбанулась с перепугу макушкой об столешницу, но даже не вскрикнула. Бабка тут же бросила развешивать бельё, метнулась к лежанке, сделала три кулька и накрыла их шинелью, вроде как малыши спят, и махнула мелким ладошкой, мол давайте, бегите. Марсик с рюкзачком и повисшими на нём малышами выбежал в коридор, но остановился, обернулся, вроде собираясь что-то сказать, но Бобас рявкнул:
 
- Быстрее, мать вашу..  И если хотите жить, - крикнул он им вдогонку, - не попадайтесь на глаза Косте.

Бобас никогда никого не называл по имени, кроме Косты и Койта. Это, во-первых.
Бобас никогда не обращался к малышам, он просто вроде как не замечал их. Это, во-вторых. И Бобас никогда никому не отдавал никаких приказов. Это, в-третьих. Дети были в ужасе. Даже малыши поняли, что если хотят остаться в живых, надо быстро делать так, как говорит Бобас.  Мулат, тем временем, залез под свой лежак, выволок оттуда железный ящик и что-то сунул в карманы своей кофты. Сунул что-то тяжёлое – карманы отвисли. Бабка ещё раз поправила имитацию спящих малышей, так, чтобы выглядело правдоподобней, и захихикала, прикрыв рот ладонями. В убежище послышалась автоматная очередь. Её слышал и Марсик. Мелкотня собралась было пискнуть, но Марсик отвесил одной девчонке подзатыльник, и никто из малышей не издал ни звука. Они добежали до ведущей к завалу лестнице и шлёпнулись на постеленный у стенки пенопласт.

***

Коста зашёл в кают-компанию мальчишек. Бобас закрыл за ним дверь и встал у выхода. Марсика в помещении не было.

- А где этот наш, рудокоп инкубаторский? -  спросил Коста, обойдя стол и глядя на три комочка под шинелью.

Коста решил, что зайдя к ребятам, сразу начнёт стрелять. Сперва уложит Марсика, потом бабку с малышами, а Бобаса пристрелит попозже, когда они будут переходить границу.  Необходимости в его убийстве вроде не было, но на всякий случай…

Но Марсик, странное дело, отсутствовал, а эти мелкие… Не могут они спать… Коста сдёрнул шинель и резко обернулся. Стоящий у двери Бобас, с абсолютно спокойным выражением лица, перекрыл своим телом выход и держал в каждой руке по плазменной гранате. Без чеки, понятное дело. Коста было дёрнул руку к автомату за поясом, но понял, что даже если пальнёт, Бобас, конечно, упадёт, но не сразу, гранаты выскользнут, пройдёт секунды две, останется ещё пять секунд, и ему не успеть выскочить наружу… Бабка продолжала хихикать, уже буквально захлёбывалась смехом под ладошками. Коста медленно опустился на табуретку и тоже засмеялся, так, что ему стало больно из-за шрама на лице.

- Вот я дурак, - Коста обхватил голову руками и облокотился на стол, - это же так очевидно. Ты, Бобас, ставящий точку.

- Да, Коста. Я ставящий точку.

- Но остальные, Марсик, мелкие… Ты же их отпустил, сволочь… Ты же не выполнил миссии… Они же будут жить.

- Да. Будут. Малыши вообще не причём. Их  убивать бессмысленно. А Марсик… Я долго думал… Он ничего нового не расскажет, даже если его арестуют. Ни он, ни Койт пока ещё ничего не поняли…Только мы, Коста. Я и ты…

И не дожидаясь ответа, Бобас, всё с таким же спокойным выражением лица, разжал пальцы.

Неотеники были в каждой разведгруппе. Тихие, исполнительные, уверенные в том, что делают, и в том, что должны будут сделать.

***

Марсик ёрзал на пенопласте,  лихорадочно соображая, как ему быть. Вроде  Бобас говорил выбираться, но, может, надо бы его самого подождать. Но, с другой стороны, эта автоматная очередь… И слова Бобаса, мол не попадайтесь на глаза Косте… Марсика опять прошиб холодный пот. В это мгновение он решил, что надо всё-таки подниматься вверх, к самому завалу.  Марсик  вскочил, вскочили и наблюдавшие за ним малыши, но они не успели сделать ни единого шага. Гром взрыва потряс убежище. Ребята, наученные горьким опытом, в долю секунды открыли рты, дабы не лопнули барабанные перепонки. И тут же их швырнуло раскалённой взрывной волной на ступени лестницы. Дом, в свою очередь, буквально по-человечьи охнул. Марсику расшибло темечко свалившимся сверху камнем, но он остался в сознании. В тело впивались мелкие осколки кирпича и деревяшек. Воздух выжгло, стало нечем дышать. Свет погас. На зубах скрипели известь и песок. Но горячая волна отшатнулась, сверху с едва различимым свистом потёк свежий воздух. Марсик принялся шарить вокруг себя, в поисках рюкзачка, но сперва поймал  одного малыша, потом другого. От них  воняло, понятно чем, да и у Марсика штаны были мокрыми. Наконец он нащупал ткань рюкзака. Достал фонарик. Пыль ещё не осела. Третьего малыша отбросило далеко в сторону. Он не двигался. Марсик подбежал, потормошил его.  Это был Курт, мальчишка. Его ухо было в крови. Курт застонал, зашевелился, открыл глаза. Марсик приподнял раненого, и тут из тёмной глубины коридора хлынула вода. Они побежали вверх по лестнице. С ними наперегонки неслись ошалевшие крысы. Вот и первый этаж, вот второй… А третьего этажа не было. Завал безнадёжно просел. Оставив малышей на лестничной площадке, Марсик снова ринулся вниз. Бурлящая вода залила самый нижний этаж  подвала, но явно выше не поднималась. Это хорошо, значит, сработала аварийная система на утечку и перекрыла подачу воды.  Марсик помнил, что именно здесь, на втором этаже подвала, есть щитовая, откуда можно попасть в кабельный коллектор и выбраться наружу. Но Коста врезал в этот выход замок, а ключа у мальчишки не было. На всякий случай Марсик попробовал нажать на дверь щитовой плечом. Нет, закрыта. Он снова поднялся наверх, к малышам.

- Мы умрём? – спросила Сандра. Девочки плакали, но без рыданий. Курта, похоже сильно контузило.

- Нет, нет, конечно, - Марсик и сам верил в то, что говорил, - за нами придут, они обязательно полезут в убежище и наткнутся на нас. Надо только потерпеть. Мы не задохнёмся, - Марсик вынул из рюкзака полутора литровую бутылку воды и начатую пачку печенья,  - на трое суток нам хватит, а к тому времени нас точно отроют.

Он сгрёб девчонок в охапку:

- Давайте нашу, рудокопскую… Ну, девчонки, подпевайте, вы же знаете слова. Он хрипло спел первую строчку, и вслед за ним,  кое-как, невпопад, давясь соплями и проглатывая слова, даже не запели, а зашептали Яна и Сандра:

      - Который день не видим мы в забое солнца.
Ещё немного, мы о нём почти забудем.
А сердце бьётся, сердце плачет и смеётся.
Мы тоже люди, почти что люди.
Но нам приказано заткнуться и смириться.
Мы с детства носим только серые одежды.
И пыль забоев разъедает наши лица.
Но светит лучик, лучик призрачной надежды.

И так проходит день за днём, слагаясь в годы.
Мы в этих  штольнях и живём, и умираем.
Но нам положено немножечко свободы,
В пространстве штрека, что в породу упираем.
Но светит лучик, лучик призрачной надежды.
Метнём кайло, цевьё обхватим автомата,
И сбросим под ноги сопревшие одежды.
И солнца луч согреет нас, ребята.

Убедившись, что все успокоились, Марсик, со словами «давайте поэкономим свет», выключил фонарик.

***

Запаса оптоволоконного кабеля в минивэне хватило бы на полкилометра, не более. Но от подстанции до двери щитовой было всего метров четыреста.  Энди-Койт шёл впереди, за ним дроид-сапёр, потом сам сапёр в усиленной экипировке. Замыкали группу три спецназовца, которым было дано указание следить за состоянием оптоволокна. Поэтому шли долго.  Все мины были на месте. Значит, никто из убежища не выходил. Управление андроидом, как ни странно, не мешало Койту размышлять. Он вдруг ощутил странную вещь. Он явственно почувствовал, насколько он повзрослел за какие-то неполные десять часов. Будто прошёл год, а то и два.

Вот и дверь щитовой. Койт начал долбить своей нижней конечностью по двери…

После взрыва прошло несколько часов. Марсик вроде слышал звуки, раздававшиеся сверху, с поверхности. А может, этих звуков и не было вовсе, просто игра воображения в темноте и тишине. Постепенно он погрузился в дремоту. А где-то там, внизу, тук, тук… Марсик встрепенулся, и девчонки тоже теребили его за руку:

- Марсик, Марсик, там стучат …

Мальчишка включил фонарик и побежал вниз, к электрощитовой. В дверь точно стучали.

Марсик стукнул в ответ:

- Мы здесь, мы живы, только дети, у нас нет оружия, не стреляйте…

Койт услышал голос своего товарища и повернулся к остальным:

- Они живы. Марсик говорит, что кроме него, там ещё трое малышей.

К двери подошёл сапёр. Он достал портативную горелку и через минуту дверь сама медленно распахнулась. В проёме показались четверо спасённых.  Койт почувствовал усталость и бессилие. Пожалуй, пора было просыпаться. Ему было плохо. Тело била зябкая дрожь. Очевидно, опять поднялась высокая температура и мальчишку тошнило. Тошнило именно мальчишку. Энди в его сознании больше не было. Койт сдёрнул гермошлем, который упал на пол минивена. Полковник Сай быстро подошла к нему, всё поняла, и одним рывком выставила голову мальчишки наружу. Койт схватился за приоткрытую створку задней двери машины, и его мучительно вырвало одной желчью.

Метрах в десяти от губровской машины, беззвучно мигала сигналами скорая помощь. К боковой её дверце прислонился фельдшер, на удивление молодой и мускулистый мужичок. Лэди Сай ещё подумала мимоходом, мол, глядите ка, не всех таких, оказывается, засунули в окопы на Чёрных Холмах. Мужичёк смотрел на происходящее и посасывал вэйп.

- Ну и что мы пялимся? - зло сказала полковник фельдшеру, - мальчишку срочно надо в больницу…

Фельдшер подскочил и просто взял на руки Койта.

- Блин, чего это он такой лёгкий?

Но леди Сай не ответила, а вслед за фельдшером села в машину скорой помощи.

- Мальчишку везём в детскую… - фельдшер не спрашивал, а констатировал.

- Нет.- Леди Сай постучала в окошечко водительского отсека. Окошечко открылось, и показалось давно немытое рыло андроида, такого же как Энди. Лэди Сай показала удостоверение полковника ГУБРа, - приказываю доставить нас в первый военный госпиталь к геликоптерной площадке. Давай быстро, но аккуратно.

Машина рванулась с места. Койт дёрнулся было приподняться с кушетки, но фельдшер положил ему руку на грудь, мол, давай, лежи лучше.

- Леди Сай, -  хриплым голосом попросил Койт, - не разлучайте меня с братом, с Марсиком… С Марсиусом один пять три. Он инкубаторский. Он от горнорудной компании сбежал. Прошу вас…

- Инкубаторский, говоришь, - полковник призадумалась, - пожалуй, и вправду пригодится. Увидитесь вы… Как это там у тебя?  Вспомнила. Клянусь вождём нации…

На повороте заходящее солнце огненной вспышкой на пару секунд ворвалось во внутренности неотложки. Подходил к концу очередной террианский день. День длинный, на пару часов длиннее земного. Для кого-то он прошёл повседневной  работой, тихо и скучно. Для других же он был наполнен такими событиями, что хватило бы и на месяц, и на год жизни. А для кого-то этот день стал последним. Многие не увидят новый рассвет,
paljud ei n;e uut koitu.
.


Глава 5.

Инсектарий


Полёт на геликоптере Койт почти не запомнил. Машина летела долго. Мальчишка то просыпался, видел в иллюминаторе тёмное небо, то снова проваливался в горячечную дремоту.  Рядом с ним были два человека в белых комбинезонах, но с открытыми лицами,  врачи, кто же ещё. Один был со смешной козлиной бородкой, высокий, худосочный, Койт запомнил его длинные узловатые пальцы. Второй – гораздо моложе, плотный, и, самое интересное, носил очки. Койт  читал о таких людях в книгах, но вживую человека в очках видел впервые. Когда вертолёт приземлился, и грузовые створки распахнулись, в салон ворвался на удивление тёплый и влажный воздух,  и обдал  Койта доселе незнакомым ему запахом, чем-то напоминавшим запах прелого белья, которое бабка пыталась сушить на трубах в подвале. Пока врачи возились у выхода из геликоптера, Койт попытался самостоятельно даже не встать, а просто сесть, свесить ноги с кушетки, но неожиданно его поясницу обожгло, будто кто-то невидимый хлестанул широким ремнём, и мальчишка со стоном рухнул на пол геликоптера, понимая, что встать он не сможет. Врач в очках, причитая и ругая самого себя подскочил к больному, во мгновение ока мальчишку положили на каталку и повезли по лётному полю к скорой. Последние, что видел Койт, прежде чем опять впасть в забытьё, это бездонное чёрное небо, столбообразные диковинные растения с перистыми листьями, а когда он повернул голову, то взгляд заскользил вдаль по  бескрайнему водному пространству. Всё это так напомнило ему картинки  из книг Жюля Верна:

- Пальмы, море…

***

Потом, когда ему стало гораздо лучше, Койт сообразил, что его отвезли в глубокий тыл, на самый юг республики. На тот небольшой кусочек побережья Тёплого Моря, который был присоединён к остальной территории их государства совсем недавно,  и был раньше одним из  карликовых княжеств южных морей. Но это Койт сообразил потом, а сейчас ему было не до рассуждений. Паралича у него не было, руки-ноги двигались, и даже голова могла касаться подбородком груди, как просили его каждый раз сделать врачи, но сидеть он смог только на четвёртые сутки, а дойти до санузла в сопровождении взволнованной медсестры он смог только через  неделю с лишним. Вообще-то, Койт редко болел, и все болезни ограничивались двумя-тремя днями. Поэтому нынешнее состояние было для мальчишки в новинку, даже воспринималось, когда полегчало, как некое приключение.

***

Через два дня после эвакуации Койта, на широкой, но неглубокой веранде, выходящей на море, собрались четверо. Двое были нам уже знакомы, это полковник Сай и доктор с бородкой. Леди Сай была в гражданском брючном костюме розового цвета  . Она сидела на высоком широком табурете, поставив ноги  в  босоножках  на платформе на его нижнюю рейку. Полковник смотрела на море, на сад внизу, откуда в небо угрожающе пялились пулемёты двух зенитных установок.  Доктор с бородкой сидел у соседнего окна, повернувшись с нему спиной. Сидел он на таком же табурете, было заметно, что ему некомфортно, хотя в силу своего высокого роста  он  оставил ноги на полу. Сейчас он был одет в обычный длиннополый халат врача. Напротив, через овальный стол, на плетёном большом стуле расположился двухзвёздный генерал, понятно дело, человек немолодой. Он был широкоплеч, щекаст и мундир ему был немного маловат. Генерал то и дело поправлял воротник, но расстёгиваться так и не стал. По правую руку генерала сидел майор в обычном фронтовом камуфляже. Сидел он на краю широкой лавки, что шла вдоль всего стола и была тут ни к селу, ни к городу, поскольку сам стол в силу своей формы не подразумевал её присутствие. Майор застыл в окаменевшей позе, да так и просидел всё время встречи, только взгляд  его живо перекидывался от одного собеседника на другого, в зависимости от того, кто говорил в данный момент.

- Какая у нас ситуация? – генерал решил, что обязан начать беседу.

Доктор оживился, видно, что ему хотелось поскорее закончить это совещание:

- На данный момент, господин генерал, в нашем распоряжении десять кузнечиков…

- То есть, мальчишек, этих.. Гоблинов…

- Мы, господин генерал, предпочитаем называть их кузнечиками. А вот стрекозок…

 - Это девок, что ли?

- Ну да, женские особи… У нас их поболее,  дюжина, двенадцать штук.

Глаза присутствующего на совещании майора округлились и забегали от врача к генералу, похоже, офицер был в полном недоумении.

- Доктор, - леди Сай закрыла окно и повернулась к остальным, -  майор совершенно не в курсе всего происходящего. Введите его в суть дела…

- Давайте потом, - генерал теребил воротник, - мне нужен конкретный доклад!

- Господин генерал, - леди Сай посмотрела на него с усмешкой, - куда нам спешить. Десять минут вашего внимания стоят того, чтобы ещё раз понять, с чем мы тут имеем дело. Вашему подчинённому идти с этим земным сбродом в бой. Он,  конечно, прочтёт все переданные ему материалы,  но доктор тут нам расскажет кое-что новенькое, ведь правда?

Доктор закивал.

- К тому же, - продолжила леди Сай, - когда ещё нам выпадет судьба побывать на побережье… Вы же наверняка, господин генерал, привезли сюда семью? Так пусть подольше тут побудут…

Насчёт семьи полковник Сай явно не промахнулась. Генерал махнул рукой. Доктор смотрел на майора и начал объяснять ему то, что уже очевидно знали и генерал и леди Сай.

-  Примерно десять лет назад в нашем распоряжении оказались экзоты – особые кибернетические организмы землян. Строение экзотов представляет собой некое подобие организма насекомого, внешний скелет и насекомоподобная мускулатура. Но самое главное, питание этого псевдо организма налажено с помощью специальной колонии нанитов, которые в свою очередь берут энергию от заменяемых позитронных анигиляционных батарей, а проводимость нейронного сигнала за счёт комбинированных металлобелковых  нейронов просто потрясающая.  Эти экзоты способны двигаться на порядок быстрее человека, если бы у них был центр управления. Нам сразу стало понятным, что в качестве пилота экзота должен выступать человек, но человек особенно модифицированный, способный сливаться с экзотом в единый организм.  Судя по тому, что размер экзотов соответствовал человеческому организму примерно одиннадцати-двенадцати лет, его пилотами должны были стать специально выращенные дети. В этом был определённый смысл. Чем меньше пилот, тем быстрее работает экзот. Чем меньше пилот, тем дешевле производство экзота. Чем меньше пилот, тем меньше весит экзот и тем более удлиняется период работы на единицу энергии. Но, с другой стороны, пилот должен быть вполне адекватен, социален, развит и умственно и физически. Короче говоря - это человеческий организм десяти- двенадцатилетнего уровня развития…

- Вам, майор, понятно всё это? – перебил врача генерал.

- Так точно, господин генерал, в общих чертах.

- Все наши попытки соединить экзота с обычными детьми в подходящем возрасте кончались либо просто неудачно, либо с тяжёлыми последствиями…- Доктор посмотрел на майора, но на его лице не дрогнул ни один мускул.- Пять лет назад  произошла история с грузовиком землян, явно вёзшим контрабандные технологии имперцам. Среди добытых артефактов были семь членов экипажа примерно шестилетнего возраста с очевидными признаками глубоких модификаций организма. Сколько их там было, не знаю, но, судя по габаритам корабля,  наверняка не меньше полусотни. Когда первые дети-синтетики достигли возраста, сопоставимого с размерами экзотов, примерно полгода назад, мы провели эксперименты, и наши догадки были успешно подтверждены. В наших руках действительно находятся пилоты насекомоподобных организмов. Тогда господа из ГУБРа раскинули свои сети и принялись шерстить все детдома, приёмные семьи в поисках синтетиков нужного нам возраста. Но самые лучшие результаты дала операция по зачистки республики от беспризорников. На данный момент этих организмов, с учётом последнего, доставленного нам накануне в тяжёлом состоянии, у нас двадцать два.

- То есть, как я понимаю, речь идёт о суперсолдатах, - подытожил майор, и, поглядев, на генерала добавил, - но смогут ли они сражаться, убивать противника. Как ни крути они дети, ну, или почти как дети… Или они вроде имперских неотеников, того, сдвинутые на всю голову… Но с такими воевать не с руки, толку от бесноватых солдат всегда никакого…

- Не беспокойтесь, майор, - отозвалась леди Сай, - земляне брак не гонят. Эти кузнечики весьма управляемы, сообразительны и отважны. При должном уровне мотивации они прекрасные солдаты. А насчёт мотивации, то это дело предоставьте моему ведомству. Кстати, доктор, так что там за беда с Койтом? Этих детишек колом не перешибёшь… Что за хворь он подцепил?

Доктор воодушевился, похоже, он сейчас вскочит на воображаемого коня, и, воздев руку, двинет полки вперёд:

- Когда мы провели анализы, то нашли в крови мальчика, Койта, как вы его зовёте, антитела к нескольким десяткам аденовирусов, но самих вирусных  частиц не выделили. Данные вирусы имеют эндогенный характер, их выделяют наниты в крови особи. Главная задача этих вирусов распаковать до этого спящие участки пятой хромосомы, спровоцировав начало процесса неотенического торможения. Задержки физического созревания организма. Процесс оказался болезненным, но для пилотов экзотов, по видимому, естественным. Мы провели соответствующие исследования и, оказалось, что у всех пилотов отловленных вами на воле, этот болезненный переход уже произошёл. Его провоцирует стресс, угрожающая жизни ситуация, когда уровень гормонов достигает нужной концентрации для пробуждения нанитов.  А вот у тех семи особей, что находились у нас с самого начала, процесс неотенического торможения ещё не наступил, поскольку мы с вами держали их в тепличных условиях…

- Получается, у нас с вами уже минус семь бойцов, - опять подытожил майор, - ведь они ещё не прошли процесс окукливания, не превратились так сказать из гусеницы в бабочку и первый стресс, первый бой, свалит их в тяжёлом забытье.

- Вы абсолютно правы, - доктор посмотрел на майора с уважением.

Леди Сай встала с табурета и задумчиво подошла к столу:

- Похоже, у нас ещё не всё готово…

Генерал тоже вскочил из плетёного кресла и стукнул ладонью по столу:

- Да сколько можно уже экспериментировать, нам нужен контрудар…Нам нужно отбить город рудокопов, а лучше всего закрепится на высотах на ним, опрокинуть оборону имперцев…

Вслед за генералом вскочил и майор. Он вроде бы даже хотел что-то сказать, может быть даже возразить, но быстро потух, не произнёс ни звука. Зато довольно громко заговорила леди Сай:

- Вот что, мой генерал, остыньте. Вы прекрасно знаете, что и наш президент, и министр обороны в этом деле дали карт-бланш ГУБРу. Вы тут в роли исполнителей… Война стала позиционной давно. Вы и сами знаете, что до лета, до сухости и тепла фронт не подвинуть. А за это время мы всё успеем. Мы больше не будем проводить облав. Мы приведём в нужное состояние всех пилотов. И, спасибо вам за толкового боевого командира, - полковник Сай подошла к майору, одобрительно пожав ему руку, - проведём необходимое слаживание личного состава и опрокинем имперцев, - она будто что-то вспомнила и улыбнулась, - обязательно опрокинем, клянусь вождём нации.

Генерал хмыкнул, махнул рукой и быстро пошёл прочь, а за ним и майор.

***

У Койта, пожалуй, впервые в жизни возникла возможность без спешки, обстоятельно поразмышлять о своей участи, о способах решения своих  проблем и о глобальном строении мироздания. Возможность эта оформилась только на третий день пребывания в клинике, когда его самочувствие значительно улучшилось. В ту ночь он опять увидел сон, который закончился криком и побудкой от взволнованной медсестры, которая, как и многие до неё люди, окружавшие Койта, просила больше не пугать  её такими воплями. На вопрос, что это такое ему приснилось, мальчик предпочёл обмануть, сказал, мол, не помню, хотя сон он запомнил прекрасно.

***

Койту чудилось, что сидит он в зацветающем яблоневом саде, в Чектауне. Однако, сад из его сна был огромным, насколько хватало глаз. Вокруг цветков кружили наверное всё-таки пчёлы, но они сильно смахивали на террианских летунов, и были огромными, но не страшными, во всяком случае Койт не чувствовал от них опасности или агрессии. Сидел Койт за столом, который до этого стоял в их комнате в убежище и непонятно каким образом очутился здесь, среди деревьев. Койт увидел, как издалека, между стволов к нему приближается женщина, но лицо разглядел, только когда  она подошла совсем близко. Это была леди Сай, но какая-то молодая, ну, если не совсем молодая, то гораздо моложе, чем в жизни. Она взяла Койта за руку и потащила в глубину сада. Шли они быстро, скорее даже летели, ветки будто бы хлестали Койта по лицу, но их прикосновения он не ощущал.  Вдруг сад закончился широким водным пространством. Что это, река или озеро Койт понять не мог, так как туманная пелена качалась над водой сразу около берега. На границе сада и песчаного пляжа стоял знакомый Койту чёрный губровский минивэн. Его боковая дверь отъехала в сторону, и по лесенке бодро спрыгнул старик. Он был высокий плечистый. Леди Сай подтянула Койта к старику, и мальчик увидел, что это император, это их враг. Тут из минивэна вышел другой персонаж, в нём Койт  узнал лидера нации. К ужасу мальчишки эти два человека поздоровались, улыбнулись друг другу. Вот леди Сай поставила Койта перед ними, и император спросил, и голос его звучал, будто он говорил в какую-то водосточную трубу:

- Что ты хочешь, мальчик?

Койт растерялся и ответил первое, что пришло ему в голову:

- Я хочу найти мамку…

- Мамку? Ха-ха-ха…

И вслед за императором захохотали и леди Сай, и лидер нации. И лидер нации опустил свою крепкую ладонь Койту на плечо, нагнулся и шепнул ему в ухо:

- У тебя никогда не было и быть не может мамки, потому что у андроидов мамок не бывает. Ха-ха-ха…

Койт испугано опустил глаза на своё тело и, действительно, мальчика тут не было, а был дроид, Энди, растерянно рассматривающий свои пластикометаллические ручки. И Койт закричал, открыл глаза и увидел над собой недовольное и слегка испуганное лицо медсестры.

***

Это  была старая медсестра в медицинской шапочке. Её сменяли по очереди ещё две сиделки. Они были моложе, наверное, как решил Койт, такого же возраста, какой должен был быть у его матери. Эти другие две медсестры имели короткие стрижки, не носили медицинские шапочки, и сладко пахли фруктовой газировкой. А старая медсестра не пахла ничем. Она была не то что строгая, но по-медицински требовательная. Каждое больничное утро ещё до визита врачей, у Койта, в первую неделю болезни, пока он окончательно не поднялся на ноги, начиналось с дурацкого ритуала осмотра его тела. Старая медсестра делала это так:

- Открой рот!

Койт открывал рот.

- Высунь язык!

Койт высовывал язык.

Потом она щупала холодными пальцами у Койта область под челюстями на шее, потом он доставал подбородком до груди. Потом она отбрасывала верх мягкого покрывала, смотрела Койту на грудь и живот, потом покрывало опускалось, поднималась его нижняя часть и звучало:

- Прижми коленки к животу и разведи ноги…

Койт делал нечто подобное этому приказу, во всяком случае, старая медсестра никогда не уточняла, правильно ли он её понял. Секунд десять она созерцала его промежность, потом говорила:

- Ляжь, как положено.

Как положено, Койт мог только догадываться, он просто вытягивал ноги, руки прижимал к бокам, и где-то посерединке под покрывалом наблюдался предательский бугорок.
  Молодые медсёстры в принципе проделывали тоже самое, но ласковей. Например, осмотр нижней части Койта начинался с игривого:

- Давай ка посмотрим, всё ли у нас там в порядке…

***

- Да, что, чёрт побери, там могло быть не в порядке! – мысленно смеялся Койт. Он возлежал на волшебной кровати, которая могла сама почесать, если вдруг где-то зачесалось, и сама же, не совсем понятным Койту образом, убирала все его естественные безобразия, не забывая помыть ему попу тёплым ароматным раствором и тщательно всё там просушить. Да на такой кровати любой человек может впасть в глубокое детство. И если это и было счастье, то Койт был  счастлив. Кроме того кормили тут не сказать, что обильно, но вкусно. Сутра приносили разные каши, обязательно с маленькими желтым озерком подтаявшего сливочного масла, на обед и суп, и пюре с котлеткой, на ужин доходило даже до омлета. И ещё, Койт узнал, что на свете существует полдник и какао, напиток цвета одежды преподобного, к которому обязательно дают пару печенек. В таких условиях у Койта вдруг появилась возможность серьёзно пораскинуть мозгами.

Во-первых он начал  размышлять о том, что так о нём заботятся неспроста. Нет, конечно, понятно, что он больной ребёнок, но больно уж всё серьёзно. Койт привык, что за всё хорошее надо либо платить, либо, что гораздо хуже, расплачиваться. Насчёт того, не пойдёт ли он на органы, мысль он отверг. Ещё раз, во-первых, поскольку он болеет, а значит органы у него точно испорченные.  Кроме того, для процедур изъятия, на хрена ли было везти его чёрти куда к тёплому морю, всё можно было сделать и в Чектауне. И ещё, Койт вспомнил оброненную леди Сай фразу о том, что он может послужить республике, и, может быть, даже загладит своё шпионское прошлое. Значит, его точно готовят к какой-то миссии, и пусть она даже станет последней в его жизни, но некоторое время он точно ещё будет жить. Данный вывод Койта здорово успокоил. Он как мог, пытался окольными вопросами выяснить свою судьбу и у медсестёр, и у врачей, но те просто игнорировали его вопросы. Только доктор помоложе, тот, что в очках, слегка щёлкал его по носу и говорил, что он вырос, но Койт знал, что это просто глупость.

Вторая проблема, которую Койт мог бы здесь решить, это узнать судьбу своих родных. Он понимал, что полковник Сай имеет все возможности для этого, но она пока к нему не приходила, а все окружавшие Койта медработники жали плечами и говорили, что абсолютно не в курсе дел леди Сай, и мальчишка понимал, что это конечно так,  его не обманывали.

И, наконец, о глобальном. Койт впервые серьёзно задумался, почему мир делится на мальчиков и девочек, или на мужчин и женщин во взрослом варианте. Койт рос в низменном окружении, и в общих чертах представлял себе механизм зачатия, но не мог взять в толк, зачем боженьке было всё так усложнять. Вон, террианские слизни, размножаются себе почкованием, а если их разрезать, то из каждой половинки снова отрастёт противный слизняк. Правда, Коста говорил, что в Южном Океане водятся организмы с ещё более сложным процессом деторождения, чем у людей, что там самец и самка вкладывают свои клетки в полость третьей особи, которая и вынашивает потомство, но Койт не особо ему верил. Мальчик не понимал, какими словами взрослые договариваются обо всём, не понимал, почему для взрослых это важнее всего, пожалуй, для многих даже смысл жизни. Коста говорил ему, что это кайф, наслаждение, что ли. Иногда Койту казалось, что он тоже близок к какому-то новому чувству, например, когда осмотр заканчивали молодые медсёстры, и у него под покрывалом торчал уже не бугорок, а колышек, и вроде вот-вот… Но проходило меньше минуты, колышек падал, неразличимо исчезал, а мысли Койта перекидывались на другие темы…

***

Человеку от природы достались два действенных способа управлять жизнью вокруг себя. Это ложь и запугивание. Будь-то борьба за территорию, за более перспективного партнёра, за больший кусок добычи, тут уж без обмана и угроз не обойтись. И человек тут далёк от совершенства, у природы были миллионы лет для оттачивания этих качеств. Но у человека есть  то, чего нет у природы. У природы, как у сущности неизбежно, естественно возникающей в подходящих планетных  условиях, нет таких понятий как добро и зло, и, соответственно, многих-многих других подчинённых этим понятиям мотиваций. И тут творцу всего сущего стало очень одиноко и скучно.  Не было в его мире существа, которое могло бы в должной мере оценить его могущество и поклоняться ему. Не то, чтобы творцу это было нужно, но, несомненно, приятно. А до поклонения может додуматься только разумное существо. Тогда он взял имевшиеся у него в загашнике 139 генов, которые, как он полагал, могут решить данную задачу, и поставил долгий, лет на миллион, эксперимент. Чего-чего, а терпения творцу хватало. И творец ждал только одного, когда какой-нибудь катаклизм, или просто случай, не приведут к тому, что одна из обёзьян задумается: «А что, если я…», - а дальше уже завертится, закрутится. 

             И вот однажды, одна стая гоминид, сильная, большая, напала на другую, помельче и подурнее. И сильная, само собой, победила. Перебила в слабой стае всех детёнышей, подростков, стариков и кое-кого из самцов, поймали победители сколько смогли молодых самок и принялись размножаться на новой территории. Те немногие особи из побеждённой стаи, что остались живы, разбежались по убежищам, дабы залечить раны и тёмной-тёмной ночью разбрестись куда глаза глядят, не переживая о прошлом, не мечтая о  будущем. Кому-то повезёт и он встретит новую пару, но большинство, как существа социальные, в одиночку сгинут в жестоком мире…

И вот один из этаких гоминид, наделённый спящими задатками от творца, вышел из своей пещеры, посмотрел на заходящее солнце, и вдруг ощутил такую необъяснимую тоску и жалость к себе, такую злобу на этот жестокий мир, что из груди его вырвался крик, в крови забурлили гормоны, и началась лавинообразная одновременная  экспрессия, то бишь работа всех 139 заложенных создателем генов. И погрозил этот гоминид небу, и поднял с земли булыжник, и бросил его в сторону солнца, и упал на колени и давай колотить каменистую почву. В этот миг он понял одно, что жил он праведно и правильно, а те, кто отняли у него всё, и потомство, и землю, и самку воплощение всего неправильного, что есть вокруг, и заслуживают они лютой смерти. И подумал этот гоминид: «А что, если…»  И родилось в его  узкой тёмной черепушке то чувство, что никогда не могла дать ему природа, чувство мести. Вот так и появилась на свет разумная обезьяна. И начала она думать, что у той стаи у самцов руки длиннее, так я сорву палку, размочалю зубами её конец, обточу на камне, возьму эту палку в руку и воткну в сердце врагу. Подберу кусок обсидиана с кромкой поострее и уже не просто ударю кулаком, а распорю врагу шею. И сделаю это не одна, а соберу вокруг себя других, и они тоже поймут, что так надо, а не поймут, так заставлю их делать тоже самое, ложью ли, запугиванием ли. И вот подготовилась эта горстка разумных обезьян, даже нашла место, где тропа на водопой идёт под каменистой россыпью, и напала на врага, предварительно пустив камнепад. И вот когда враг был повержен, когда были убиты самцы, и надо было приниматься за остальных, одна из разумных обезьян занесла руку с рубилом над визжавшим чужим детёнышем, и опустила её, но не на его голову, а просто опустила, потому как эти двое встретились глазами. Вот именно в этот миг и родился человек.

И уже потом, да простит господин Энгельс, эти люди  догадались, что острой палкой можно возделывать землю, куда можно бросить семена, и они прорастут и дадут урожай больший, чем просто их собирать по округе, что рубилом можно резать мясо и скрести кожу… Труд вовсе не превратил обезьяну в человека. Труд сделал человека цивилизованным.

Вот так и подарил нам творец два новых чувства, отсутствовавших доселе в природе,  мести и милосердия. Но творец на то и творец, что без горькой иронии он не творит. Мы все рождаемся разумными обезьянами со временем приобретаем свои понятия добра и зла, обуреваемые желаниями найти свою справедливость и отомстить обидчикам, но вот людьми нам становиться необязательно, тут уж как у кого получится…

***

А в больничном отсеке, как показалось Койту, появилось сразу несколько новых пациентов. И в коридоре стало гораздо больше шума и медперсонала прибавилось,  и несколько раз еду мальчишке приносили незнакомые уставшие медсёстры. Да и врачи, смотревшие за Койтом, всё время говорили о каких-то других людях, всё сравнивая их состояние с контрольным образцом. Койт не сразу догадался, что контрольным образцом был именно он. За три дня до выписки врач в очочках заметил, что Койту совсем скучно и сказал, что скоро он покинет клинику и что ему принести, чтобы его немного развеселить. Койт попросил мультик Том и Джерри. Врач удивился, сказал, что знать не знает, что это ещё кто-то смотрит, но к вечеру принёс проектор и карту памяти. И целых два дня с утра до вечера Койт смотрел эти бесконечные погони, прерываясь на приём пищи. И даже старая медсестра не стала его ограничивать,  просто покачала головой и спросила, не надоело ли ему одно и то же. Койту не надоело. Она махнула рукой и ушла.

***

На десятый день своего пребывания в госпитале Койт выглядел и чувствовал себя совершенно здоровым. То же самое подтвердили и два врача, пришедшие к нему как всегда после завтрака. Они даже не стали его осматривать, а предложили накинуть на спортивный костюм курточку, надеть носки и кроссовки и следовать за ними, так как кое-кто хочет его видеть. Коридоры подземного комплекса петляли, переходили с уровня на уровень, так что Койту стало понятным, что назад он уже не вернётся. Ему даже стало немножко грустно. Он понял, что райский период его жизни завершён. Эти переходы маленький доктор в очках, запыхавшись, тихо назвал долбанными катакомбами. Койт никогда раньше последнего слова не слышал, но катакомбы звучало интереснее, чем просто подвал.

И вот очередная дверь распахнулась, и Койт вышел на ту самую веранду, где несколько дней назад проходило совещание и по его душу в том числе. На веранде стояли всё тот же овальный столик и не-по-делу-скамейка. Доктора за Койтом не пошли. Высокий с бородкой просто повернулся и молча удалился прочь, а доктор в очочках тихо сказал:

- Мы не прощаемся, нам ещё с тобой работать и работать…

На веранде у открытого окна стояла леди Сай. Она радостно подозвала Койта к себе,  обняла за плечи и подвела к открытому окну:

Вот, посмотри, какое море… Жаль, что сейчас не лето, да и ты только что после болезни, а то бы я сводила тебя туда, ты бы мог даже искупаться. Впрочем, к морю подходить нынче опасно, того и гляди долбанёт дрон сверху, или всплывёт дрянь какая-нибудь…

Койт жадно вдыхал забытый им аромат свежего воздуха. Леди Сай его не торопила,  но надышаться, погулять по веранде им не дали. Зазвенела тревога, негромко, но настойчиво,  замигал красный диод дроновой атаки. Они быстро пошли к выходу, опять прятаться в катакомбы, а вдогонку им залаяли зенитки. В катакомбах леди Сай шла не быстро, даже нарочито медленно. Она рассказала Койту историю про земных экзотов, и что судьба Койта была решена в тот миг, когда он там,  на пустыре возле дома, без проблем взял и подключился через нейроинтерфейс к андроиду.

- Ты уникальный мальчик, Койт, - полковник ободряюще улыбалась, - и таких как ты, мы нашли с десяток.  Если вы освоите эти костюмы, то можете помочь нам обеспечить тактический прорыв фронта, мы снова возьмём Город Рудокопов, а то и закрепимся на высотах  за ним.

- Значит, я пойду на войну? – Койт остановился как вкопанный. Вариант со своим прямым участием  в боевых действиях он не рассматривал.

- Значит так… - леди Сай завела Койта в просторную комнату, освещённую ярко-ярко и заставленную большими горшками с комнатными растениями, доросшими уже до потолка.

- А среди нас девочки будут? – неожиданно в голову Койта пришла именно эта мысль.

- Да ещё какие. Они будут парить над вами и защищать вас своими щитами. Валькирии да и только…

***

Леди Сай показала Койту куда он должен сесть. Мальчик подумал, что вот он подходящий момент выяснить всё про свою семью. Он ведь солдат, что может сложить голову за республику, и ему не откажут…

- Я понимаю, что ты хочешь спросить, - сказала леди Сай, включила свой коммуникатор и на стене напротив появился девственный Великий Лес.

На поляне, среди порхающих мотыльков бегала в одних трусиках хохочущая девочка лет десяти. Её шутя пыталась поймать молодая женщина в синих футболке и шортах. Чуть поодаль стоял невысокий молодой человек, на голых плечах  которого был мальчик, который тоже был в одних трусиках  и тоже заливался смехом. Койту не надо было ничего объяснять, он понимал, что видит свою семью. Сюжет длился всего минут пять. Леди Сай подошла к Койту сзади и рассказала, что фамилия у него такая-то, что маму зовут так, а отца вот так-то, а девочка -  его старшая сестра. Больше у него никого не осталось, ни дедушек, ни бабушек, ни дядей, ни тёть. Есть, правда двоюрный дядя по матери, он он где-то в окопах Чёрных Холмов, и семьи у него нет. После этих слов она дала Койту в руки распечатанный документ, где всё-всё это было расписано. И ещё леди Сай сказала, что отец пропал без  вести, старшая сестра его погибла, а раненную мать имперцы уволокли в плен, и судьба  её неизвестна, и столько лет прошло… Койт понял, к чему клонила леди Сай.

Запись закончилась. Койт встал и повернулся к полковнику, и она даже слегка отшатнулась, встретившись с ним взглядом.

- Клянусь вам, леди Сай, я убью их всех. Сколько вам будет нужно, стольких и убью.

Леди Сай как-то нарочито засуетилась, вызвала к себе в кабинет незнакомого Койту военного и велела ему проводить мальчика до нового жилья.

Когда за Койтом задвинулась створка апартаментов, в помещение через неприметную доселе дверь зашёл майор, что присутствовал на недавнем собрании.

- Ну, как он вам? – Спросила леди Сай, имея ввиду Койта.

-  И вы всем им вот так… - майор, похоже не мог подобрать нужно слова.

-  Врёте? – Леди Сай взяла пульверизатор и принялась прыскать на листья цветов. – Со всеми по-разному. Согласитесь, но мотивация бойцов крайне важна…

-  А правду им сказать не пробовали?

-  Даже и не думали… И, надеюсь, вы тоже будете осторожны и благоразумны.

***

Новое обиталище Койту не понравилось. На четырёх  квадратных метрах умещались узкая койка, два стула, малюсенькая раковинка и унитаз. Всё вместе, без всяких там перегородок. В тюрьмах мальчику бывать не довелось, но он решил, что, не иначе, именно так содержат зеков за решёткой. Койт вовсе не страдал боязней замкнутых пространств, наоборот, в них он чувствовал себя мышонком в безопасной норке, но то, что он видел здесь, был уже перебор. Единственное, что ему понравилось, был свежий и обильно поступавший в камеру воздух.

Ночью Койту не спалось. Он несколько раз перечитывал выданный ему отчёт о его происхождении, вглядывался во вложенные распечатки кадров видеосъёмки, и его не покидало чувство неудовлетворённости. На плечах мужчины сидел вполне себе смышленый мальчишка, вроде малышей из их убежища. Ну должен же был он, Койт, хоть что-то вспомнить помимо травы под ногами. Но нет. Сколько он не вглядывался в лица на картинках, они ему совершенно не казались родными, даже его собственное лицо. «За отца, за мамку и сестру…»- вспомнил он строчку из песни, что порой распевал Марсик. Кроме того, Койт никак не мог успокоится, что, думая только о себе, совсем забыл про товарища. Ничего не спросил о его судьбе у леди Сай. Просто-напросто забыл, забыл того, кого называл братом. И ещё, что злило Койта, что в его обиталище не удосужились разместить хоть какие-нибудь часы. Мальчишка был постоянно приучен контролировать время и без хронометра ему было очень неуютно.

В конце концов Койт заснул. И, как обычно, увидел сон. И сон этот был на удивление бессвязанный, бестолковый, со множеством случайных персонажей и закончился он тоже бестолково, просто дверь его каморки бесцеремонно открылась, знакомый военный зажёг свет, сказал Койту, чтобы он оделся, оправился, умылся и он ждёт его, Койта то есть, в коридоре, и что на всё про всё у Койта ровно пять минут. Внутри мальчишки всё клокотало от этого дебилизма, во-первых если нет часов, как контролировать время, во-вторых и далее - он что, слабоумный и сам не может разобраться, что заключённому, а Койт решил, что он именно заключённый, делать при побудке?

***

Военный решительно повёл Койта вверх по лестнице, и мальчишка понял, что,  при всё при этом, его ещё и кормить явно не собираются. Сначала Койта завели в помещение со стулом посередине. Военный показал, что Койт должен сесть, и достал машинку для стрижки волос. Койту было всё равно, что его обстригут.  На днях Коста в убежище  всё равно сделал бы так же, поскольку длинных волос он не любил. Военный оставил на голове Койта мелкий ёжик, почесал подбородок, будто соображая, достаточно ли коротко, но куда уж было короче, разве что побрить его голову как пару раз делала тётка в парихмахерской из многоэтажки. Но бритва не появилась, и Койта опять повели вверх по лестнице. На втором лестничном пролёте Койта перехватил знакомый доктор в очочках. Он повёл Койта уже  по боковым коридорам этого начинавшего надоедать мальчишке муравейника, говоря на ходу:

-  Полковник Сай говорила тебе про экзотов?

- Да. Это земные боевые костюмы…

- Вот, опять ошибка. Слушай сюда. Это вовсе не костюмы, совершенно не костюмы. Это кибернетические полуживые организмы на основе земных насекомых. Ты знаешь, что такое насекомые?

- Ну, пчёл видел…

- Отлично. У нас с тобой мышцы крепятся к костям, У нас с тобой внутренний скелет. У насекомых скелет наружный и мышцы крепятся к твёрдым хитиновым пластинам снаружи тела. Экзоты же – своеобразный гибрид. У них тоже есть наружные металлокерамические пластинки с микропорами, подслоенные псевдохитином. В эти микропоры проведены волоски, где находятся сенсоры практически на все человеческие тактильные чувства, плюс ещё много других детекторов, чьё предназначение нам не ясно. Поглощая пилота,  экзоты обладают и наружным и внутренним скелетом. При этом экзоты антропоморфны, то есть напоминают по способу движения человека, поскольку именно человечек как ты находится внутри него и обуславливает его деятельность.

После этой фразы доктор остановился, перевел дух. Перед ними была дверь.

-Ну, вот мы и пришли. – Но заходить во внутрь он не спешил, - вот что я тебе ещё скажу. Ты у нас самый маленький среди пилотов. И среди экзотов были две мелких особи. Мы уже думали, что не пригодятся, но тут попался ты. По габаритам вы должны подходить друг другу, но дальше всё зависит уже от экзота На его спине есть треугольная пластинка. Положи на неё ладошку и если вы подходите друг другу экзот раскроется, приглашая тебя на поглощение.

Койту очень не понравилось это слово. Поглощение, поедание, переваривание и отрыгивание… Как бы эта цепочка не осуществилась…Но вслух он спросил:

- А если экзоты меня не примут, ни один не раскроется, что тогда?

Было видно, что данный вариант доктор в очочках  как-то не рассматривал. Он пожал плечами:

-  Даже не знаю. Для нас – печалька. А для тебя, даже и не знаю… Ладно, давай, заходи, - и он раскрыл дверь в ярко освещённый громадный ангар.

***

Свет был настолько ярким, что Койт на мгновение ослеп, инстинктивно прикрыв ладонью глаза. Когда он освоился, то увидел, что около входа стоит стол, три стула, на одном сидит длинный доктор с бородкой. Метрах в трёх около стенки стоят два устрашающего вида экспоната, как догадался Койт, экзота, и вправду подходящего для него роста. В ярком свете эти чудища казались шероховатыми, в некоторых местах отражённый свет даже расщеплялся на радужный полоски. Морда у экзотов была слегка вытянута вперёд, на месте глаз плоские красные окуляры, состоявшие из шестигранников. Короче говоря, вид у них был в целом довольно хищный.

В своё время Коста учил Койта определять расстояние на глазок. Ангар был метров тридцать в ширину и метров пятьдесят в длину.  На другом его конце тоже была дверь в стене. Около неё тоже неподвижно стояли два экзота, головы на полторы выше Койта и гораздо плечистее.

- Экзот это будет твоё тело снаружи, - теперь уже заговорил доктор с бородкой, - когда ты в него погрузишься, ты поймёшь, что я имею в виду. В двух словах. Себя как человек ты будешь ощущать по лини лба, чуть ниже за глаза, по скулам и ободу подбородка. Морда экзота спереди – это по сути просто шлем. Ты спокойно можешь дышать хоть носом, хоть ртом и видеть окружающее как бы через стёкла гермошлема, какой носят, к примеру, лётчики. Поэтому боятся нечего. Единственное, что в него, в экзота, погружаться страшновато, а сделать это надо быстро, он открытым остаётся три минуты, потом блокируется, и ждать целый час. И не спрашивай меня почему. Поверь, на девять твоих вопросов из десяти мы можем ответить только «хрен его знает», технология не наша, земная, божественная, если хочешь. Мы даже про то, как они открываются, и как из них при желании пилота выйти, узнали методом научного тыка. Единственное, что я тебе гарантирую – ты будешь жив-здоров, тут у нас безусловный опыт. И ещё, общаться ты с нами не сможешь. У вас экзотов, своё восприятие мира  Например, наш человеческий мир будет выглядеть для тебя так, - и доктор с бородкой кивнул напарнику в очочках. Тот улыбнулся и начал чудовищно медленно поднимать руку, поднимал её секунд тридцать, и в такт этому движению поворачивал голову, и издавал густой рык разной тональности.

- И поэтому общаться ты снами тоже не сможешь. Разве только если мы будем писать тебе предложения на экране, а ты так же нам отвечать, - добавил доктор с  бородкой, - но, слава богу, у нас есть подготовленные инструкторы, а тебя приказано вживить в экзота не за месяц, а за неделю… Ребята, - и он махнул рукой двум экзотам в другом конце зала.

Койт бегал неплохо. Расстояние до тех двух экзотов у противоположной стены он одолел бы, пожалуй, секунд за десять…

Но он не смог увидеть, вернее, увидеть-то смог, но осознать – нет, как эти два монстра очутились возле него. Мгновение, просто секунда-полторы, беговых движений было просто не рассмотреть. Койт в ужасе наверное грохнулся бы на пол, если бы его услужливо, и, видимо, заранее подготовясь, не подхватил бы доктор в очочках.

- Что, - спросил он Койта, - и правда, страшно? А представь, как будет страшно врагам увидеть таких противников.

Экзоты стояли как истуканы, не шелохнувшись.

- Не бойся, - ещё раз обратился к Койту доктор с бородкой, - этими тварями управляют такие же мальчики, как и ты, ну, только года на два постарше. Они замерли, потому что знают, что должны вести себя безопасно, и лишний раз не пугать новичка… Кстати, ты там это… Сухой?

Койт кивнул.

- Ну, тогда давай, раздевайся, - доктор с бородкой показал на средний стул, где лежал вещмешок, будто панцирь черепашки, - этот вещмешок в полевых условия крепится на спину экзота и отстреливается рядом, когда ты из него выходишь. Там будет лежать одежда и всё, что тебе нужно.

И вот Койт стоит голышом за спинами двух предложенных ему экзотов, не спеша класть ладонь на жёлтую пластину в основании шеи, там где у него самого торчит позвонок. Он машинально, в забытьи сильного сосредоточения, почесал правое бедро. Сердце громыхало. Койт наконец положил ладошку на один треугольник, задержал на пару секунд – ничего. Он испытал облегчение, подошёл к другому экзоту, тоже приложил ладонь – тоже ничего…

Но обрадоваться или, может быть расстроиться Койт не успел. По двум костюмам, один за другим, побежали зелёные змейки, и они раскрылись сзади от пяток, через спину, до кистей рук, а череп откинулся вверх, и это всё действительно напоминало пасть демонического зверя, наполненную жёлтой слизью, слегка пульсирующую, жадно готовую принять трепещущее тело мальчика.

То, что открылись сразу два экзота, похоже было неожиданностью даже для докторов. Первым очнулся врач с бородкой:

- Ну, давай, Койт, решайся время идёт. Иначе будешь голодным ждать ещё час. И ребята будут голодными.

Один из экзотов слегка дёрнулся и издал пронзительный звук, будто кто-то задул в спортивный свисток.

- Койт! – настойсиво говорил высокий доктор, - сперва засунь левую ножку, он тебя заглотит, потом засунь левую ручку, тебя притянет к экзоту, тут же вдевай правую ручку, потом  правую ножку, и он закроется…

Койт прицелился, вобрал в лёгкие воздух, и сделал всё так, как говорил ему врач.

***

Тело сперва ощутимо обожгло. Потом Койт вроде как ненадолго потерял сознание, но буквально через пару мгновений оно к нему вернулось. На несколько секунд он ощутил сильную боль в затылке, но и она прошла. Он открыл глаза и вздохнул. Доктор не соврал, его лицо и вправду находилось в обычном шлеме. А вот ушей он не ощущал. Вернее, Койт понял, что он вообще ничего кроме лица не ощущает. Точнее он понял, что это тело мальчика ничего не ощущает, а вот другое тело, поглотившее его, даёт вполне осязаемую картину мира.  Койт посмотрел на свои руки, пластинчатые,  но вполне осязаемо пятипалые. А вот пальцев ног он не чувствовал,  потому что вместо пальцев на кончиках ступней экзота была просто подвижная пластинка, вроде плоского когтя. И Койт мог поклясться, что чувствовал эту пластинку, как естественную на своём теле. Мальчик прислушался к другим ощущениям. Он вполне ощущал полость рта, гортань, нёбо язык, чувствовал, как урчит его голодный желудок, биение сердца было различимо, а вот дыхание было неотъемлемо от тела экзота, ни рёбер, ни груди он не чувствовал, короче говоря, все остальные внутренние и наружные ощущения принадлежали экзоту. И в это мгновение  сердце его опять заколотилось. Он потерял ощущение того органа, что делало его, собственно говоря, мальчиком.

- Ну что, сожрал он твои причиндальчики, - догадливо сказал кто-то сзади.

Койт обернулся. Перед ним стоял экзот. Это говорил он. И вполне понятным для Койта человеческим голосом. Койт поглядел на доктора с бородкой. Его губы совершали медленный процесс растягивание в улыбку, также медленно закрывались веки в процессе моргания, и плечи начали движение вверх. Койт не стал досматривать эту пантомиму, ему и так стало понятно, что доктор хотел сказать, мол, друг друга вы, мальчишки, поймёте.

А заговоривший с Койтом экзот продолжал:

- Меня зовут Жека. Я экзот номер пять, - он показал циферку у себя на лбу, на груди, на плече, и повернувшись, на спине.

- А я Серый, экзот номер шесть, - сказал другой монстр. – Ты не тушуйся, веди себя как обычно, двигайся, как обычно, разговаривай, как обычно. Простых людей мы пугаем до ужаса своей скоростью жестов и передвижения, но эти двое привычны. А насчёт причиндальчиков, ты этого дурачка не слушай,  всё у тебя на месте. И ещё сразу мой тебе совет. Прежде чем что-то сделать, особенно это касается физического воздействия, особенно если это касается людей, то будь осторожен, поскольку ты орудие убийства, но убивать должен осмысленно, врагов, а не просто шлёпнув в приветствии кого-то по плечу и оторвав ему руку. Это понятно?

Койт кивнул.

-  Теперь самое главное. – продолжил Серый. – Видишь у себя в шлемофоне индикаторную линейку, три зелёных полоски, две жёлтых и одну красную? Это, как ты понял заряд батареи. Когда загорается красная, у тебя есть минута, чтобы принять правильную позу, в которой экзот тебя выплюнет. Если эту позу не принять, то без посторонней помощи не обойтись, а то и вовсе сдохнешь, задохнёшься. Смотри!

И Серый, экзот номер шесть, опустился на колени и оперся на локти.

- Рачком вставай, если не понял, - пояснил Жека.

- У тебя сперва освободится голова, потом раскроется спина, - невозмутимо продолжал объяснять Серый, - ты в такой позе свободно вынешь руки, ну а задницу с ногами вынимай в последний момент. – Он поднялся. - Учти, что новую батарею в экзот вставлять бессмысленно. Это тебе не электрокар, а всё-таки полуживое существо. После цикла работы, бодрствования, ему надо как минимум четыре, а лучше шесть часов отдыха, оцепенения, типа сна. Батарея у него на груди, под овальным щитком. Когда экзот раскроется, рядом с ним ты увидишь свой рюкзачок. Там одежда и влажные полотенца. Ты должен быстро себя обтереть, и чем быстрее, тем лучше. Эта жёлтая слизь – недополимезированный псевдохитин. На воздухе он затвердевает минут за десять, и ты покрываешься будто тонким стеклом. Очень неудобно и порой больно. Здесь мы его сейчас пойдём и смоем в душе специальной пеной. В полевых условиях у тебя будет десяток пропитанных полотенец. Сначала освободи от слизи голову, и все свои суставы, чтобы передвигаться свободно. А дальше – что успеешь. Особо неудобно – спину.

В процесс обучения вмешался Жека:

- Тебя как зовут, мелкий?

- Койт.

- Так вот, Койт… - Тут Жека отвлёкся, - слышь, Серый, у нас ведь та мелкая чернушка, не на Кэйт ли отзывается? Блин, как бы вас не перепутать: Ты – Койт, она – Кэйт…  Оба недоростки… Так вот, Койт, - Жека вернулся к сути вопроса, - видишь ту дверь на противоположной стене? На левом косяке, ну планке около двери, посередине на стене есть мелкая такая надпись. Прочитай её.

- Да как же я её, - Койт удивился, - далеко же…

- А ты представь, что в глазах  твоих бинокль, настрой фокус, приблизь мысленно…

Койт бинокля в руках не держал, но представил, что хочет приблизить противоположную стену к себе, и  стенка будто надвинулась на него, хотя он чувствовал, что стоит на месте. Он прошёлся глазами по косяку и точно, была надпись. «Тот, кто прочитал эту надпись, у того сожрали причиндалы…» Автора этой пошлости угадать было нетрудно.

- И ещё Койт,  - Серый очень медленно принёс и поставил перед ним ведро. Койту подумалось, как это видели сидящие рядом доктора.

- Насчёт естественных надобностей, не сомневайся – продолжил Серый, - тут все свои, не стесняйся, посикай в ведро, ну, попробуй…

Койт не понимал, как он может это сделать.  Охота вроде была, он чувствовал свой мочевой пузырь. Койт примерно прикинул, где там у него всё должно быть и расслабился.
И откуда-то снизу, будто он девчонка, в ведро брызнула уверенная струйка.

- Поверь мне, - стукнул его по плечу Жека, шлепок был ощутимым увесистым, но не страшным, рука у Койта не отвалилась, но струйка дрогнула, - с другой надобностью тоже будет полный порядок, вот только если плюнешь, харкотина так внутри шлема и останется, уж поверь мне, и хватит ссать, тебя просили только попробовать, а ты литр выдал.

Койту стало стыдно, и впрямь разошёлся как маленький. Он почувствовал, как загорелись  от стыда его щёки, но ребята, конечно же, видеть этого не могли.

- Ну ладно, первый урок закончен, - примирительно сказал Серый, - пойдём мыться, мы тоже не завтракали, а брюхо подводит.

***

Они вышли из зала через дверь на противоположной стене. Она вила в длинный сумеречный коридор с ещё одной дверью в конце.

- Там колодец, там наши валькирии занимаются, - пояснил её назначение Серый.

Справа были ещё два помещения. Они зашли в первое по ходу.

- Смотри, как надо вылезать, - Серый показал на Жеку. – Видишь, он кладёт большие пальцы под  подбородок шлема, а остальные щепотками около скул и тянет вперёд. При этом представь, что тебе надо что-то убрать от лица.

Койт увидел, как шлем на морде экзота Жеки действительно открылся, выдвинулся вперёд на несколько сантиметров, образовав щель. В этот момент Жека отключился от механизма управления экзотом, а значит замедлился. И Койту пришлось наблюдать длиннющий фильм линьки насекомого. Жека принял нужную позу. Стоял так с точки зрения Койта вечность, потом, наконец, костюм начал раскрываться и Жека вылезал из него так медленно, что последовательность действий Койт запомнил сразу. Высвободившись от оболочки, Жека в своём мире побежал под душ, а в мире Койта-экзота  его движения напоминали тормознутую гимнастику паралитика.

Как не пробовал Койт открыть шлем, у него ничего не получалось. Серый не злился, но вздохнув, сказал Койту, что тому придётся потерпеть, и ещё раз посмотреть в замедленном формате фильм о линьке насекомого, но в качестве насекомого теперь будет он, Серый.

Койт понимал, что на деле все эти трансформации заняли минуты три людского восприятия, но для него ожидание затянулось. В конце концов Серый освободился и медленно побрёл к нему, показав, мол пробуй ещё открыть забрало. Пока Койт возился с неподатливым шлемом, Серый приблизился совсем близко, и Койт увидел, что рот его изнутри явно наполняется, наполняется, наполняется слюной, губы Серого вы-ы-ы-ы-тя-а-а-ги-и-и-и-ва-а-а-а-ю-ю-ю-тся-а-а-а  в трубочку, показался кончик его  языка с омерзительной харкотиной, и этот плевок медленно отрывается от губ Серого и летит Койту на забрало, преодолевая большое расстояние,  сантиметра в три. Койт с омерзением отшатнулся, его забрало чавкнуло и открылось.

- Вот это и представляй себе каждый раз, как будешь откидывать морду. Не тормози,- услышал он голос Серого, - вставай на колени и локти и вылезай, как видел. Мне надо быстрее, а то я тут с тобой закостенею и превращусь в статую…

- Застынет Аполлоном, - донеслась Жекина речь сквозь шуршание струй  душа, - и девки будут к нему приходить, смущаться, хихикать и, закрыв ладошкой рот, убегать…

***

Все эти разговоры про статуи, обильная пена душа погрузили Койта в воспоминания. Кто бы мог подумать, ещё пару недель назад он жил совершенно в другом мире, жил  совершенно иными заботами, имел абсолютно иное мнение об устройстве окружающего его мира…

- Ты давай, не тормози, не засыпай, энергичнее отмывайся, - сильные руки Серого повернули Койта спиной, и мочалка больно впилась мальчишке между лопаток, - вон, уже костенеешь,  туды тебя…

В этот момент Койт услышал звонкие голоса девчонок, грохот и суету где-то рядом. Ещё через мгновение Койт сообразил, что душевая была разделена на женскую и мужскую половину ластиковой перегородкой.

- Кэйт! – раздалось совсем близко, - Иди ко мне!

Голос зовущей девчонки был довольно низкий, казалось, что за перегородкой моется взрослая тётка. Глаза Жеки загорелись, он толкнул Серого и кивнул головой вверх:

- Подсади, гляну на главную гарпию…

Койт проследил за жестом Жеки и увидел под самым потолком, в углу, у стены вяло вращавшийся за решётчатым кожухом небольшой вентилятор. Серый подставил плечи, подсадил, и взволнованный Жека прильнул носом к решётке. Девки за стенкой резвились, явно не думая о подглядывающем.

- А что это за гарпия? – шёпотом спросил Койт Серого.

- Тонга, самая здоровая из валькирий…

Тут Жека спрыгнул с плечей Серого:

- А, - он махнул рукой, - пару поддали, ни хрена не видать. А гарпия она, потому как фурия, подскочит к тебе и голову оторвёт.

- Ну да, - добавил Серый, оторвёт и сожрёт, как самка богомола…

- Ну что, полезешь? – мотнул Жека головой.

Койту все эти подглядки и на фиг не нужны были, но его очень заинтересовала личность Кейт, он замешкался, а Жека уже подсел, сам поставил Койта себе на плечи и понял его, и даже встал на мысочки, ведь Койт был пониже. Едва лицо Койта оказалось около решётки вентилятора, в ячейки защиты впились тонкие чёрные пальчики, вентилятор вместе с кожухом и всей начинкой был сорван вниз и повис в женской половине на проводах, а перед Койтовой физиономией показалась чёрная как уголь мордашка девчонки, едва ли старше его самого.  Они встретились взглядами. Было видно, что девочка ожидала увидеть в проёме чьё угодно лицо, только не Койта. Она была и растеряна и испугана, и смущена. Все эти чувства перемешались и лицо её застыло на пару мгновений. Койт удивился, какие правильные у неё черты лица. Он видел негритят в Чектауне, да и по ходу своей жизни. Все они были широконосые, круглолицые, а у этой девчонки носик был прямой тонкий, слегка заострён. И личико было скуластое. Но больше всего Койта поразили глаза, они были глубокого зелёного цвета, как те кислые яблоки, которые они рвали прошлой осенью в саду около убежища.

-  Ты Кейт? – спросил он шёпотом, и не дождавшись ответа ещё тише добавил, - у тебя такие кислые глаза…

Койт хотел сказать «зелёные», но случайно произнёс именно «кислые».

А из девчоночьей половины душа раздался приказ Тонги:

-  Кто там? Дай ему в морду, Кеэйт!

Кэйт качнулась, опора Койта тоже зашаталась и дети столкнулись лбами и носами, а потом они рухнули вниз, где их поймали на руки.

- Ну, ты мелкая даёшь! – услышал Койт из-за перегородки, - Я же сказала в морду дать, а не целоваться.

Жека удивлённо глянул на Койта, но то отмахнулся:

-  Ты дёрнулся, и мы лбами столкнулись…

- Эй, Кузнечики, - не унималась из-за перегородки Тонга, - помыли перчики и марши в столовку…

-  Тебе-то что,  завидно? – Моментально отреагировал Жека,  - У нас хоть есть, что помыть…

Тут в женскую  половину забежали ещё девчонки, Жека начал базарить со всеми по-очереди, всё потонуло в хохоте и оре…

Неожиданно Серый опять потащил Койта под душ, но прижал его к стенке, за горячими шумными струями и пугающе серьёзно, глядя Койту в глаза тихо, но чётко сказал:

- Вот что, паренёк. Ты вляпался так, что не знаю,  выберешься ли.  Слушай внимательно. Они орут да идиотничают не просто так, они наш разговор прикрывают. Здесь я многого тебе не объясню. Мы пойдём в столовую, там ты сядешь между мной и Жекой, быстро всё слопаешь, голодный ведь,  сложишь на столе руки и положишь на них голову, будто спать хочешь и тебе на всё вокруг наплевать. Я буду тебе говорить, но с таким видом, будто говорю и не тебе вовсе, а с Жекой  говорю. Слушай во все уши и запоминай. Второй такой беседы не будет. И веди себя сейчас, как ни в чём не бывало, прошу тебя, очень прошу…

Серый вытолкнул Койта из под душа. Койт пошёл в раздевалку с равнодушным выражением лица, но с близким к панике, полным смятением в груди, как тогда у  взорванной гимназии. Он вдруг почувствовал себя в этом подростковом вертепе абсолютно маленьким, глупым ребёнком, хотя был моложе всего на пару лет. «Неужели и я стану таким через два года?»- Подумал Койт. И тут же сам себя поправил, похоже, вопрос стоило сформулировать немного по другому: «Если я буду через два года, я тоже стану таким?»

Экзотов в раздевалке не было. Серый пояснил, что пока они мылись приехали дроиды-тележки и отвезли их на регенерацию. И ещё Серый сказал, что после завтрака они покажут Койту его спальное место в общем бараке мальчиков, а жить они теперь будут все вместе, потом обед, часок на сон, если захочется, и они опять станут экзотами и потренируются ещё немного.

***

В столовой, за небольшим но общим столом собрались все. Мальчишки напротив девчонок, или девчонки напротив мальчишек, это уж с чьей стороны поглядеть. Может случайно, а может специально, Койта и Кейт посадили далеко друг от друга. Они пару раз встретились взглядами, но виду не показали. Беспризорное прошлое это хорошее обучение театральному искусству.

На завтрак были две большие мясистые сосиски, одно яйцо, хлеб с кусочком масла и сладкий чай. Койту вполне хватило, но он подумал, что ребятам постарше могли бы дать и три сосиски. Вскоре за столом начался интенсивный балаган. Девчонки всё допытывались, кого поцеловала Кейт, она, очевидно, не признавалась. Мальчишки тоже что-то живо обсуждали. Койт был поражён умению этих ребят создавать такой вроде бы непринуждённый шумовой разговорный заслон. И от этого ему становилось страшно. Что, чёрт возьми за дела тут творятся? В другой раз он принялся бы разглядывать окружающих, запоминать лица, но ему было не до того.

Как и просил Серый он положил голову на скрещенные на столе руки, и уткнул лицо в стол, будто ему надоела эта суета вокруг, а он типа не доспал.

- Если хорошо меня слышишь, - сказал Серый, глядя в лицо закивавшему Жеке, - стукни пару раз по полу ногой. Хорошо. Койт, ты хоть и мелкий, но соображать-то должен. Неужели ты думаешь, что в экзот может войти обычный террианский ребёнок, каким бы гениальным он не был? Мы открывали, и они обычных детей туда засовывали, крематорий дымил на славу. До сих пор их души по тёмным углам.. Вот мы по одиночке-то и не ходим… И ты,  и я, и все тут находящиеся -  земные инкубаторские синтетики. Наше отличие только в том, что мы с самого начала знали это, а ты нет. И тебе зачем-то решили врать. Эта бабка наверняка и семейку тебе  придумала. А нам всем приказано молчать. Впрочем, ничего они нам не сделают, но лишний раз напрягать отношения мы не хотим, но на всякий случай мы решили и тебе, и Кейт всё рассказать. Виду не подавай. Остальное расскажу под душем, вечером.

Серый отвернулся. Ребята начали вставать и выходить из столовой. Поднялся и Койт. Он был спокоен. Очередной пазл сложен. На нём была чёрная пустота. В голове звенело, но Койт стиснув зубы, заставил себя даже улыбнуться, даже сказать какую-то глупость. Ребята отвели его в казарму, показали койку. Койт, скинув обувь, упал на неё, хотел вроде  как обдумать всё сказанное, но неожиданно для себя заснул.

***

Когда Койт проснулся в казарме было три человека. Серого и Жеки не было. Койт сел на своей лежанке. Кровати тут были двухъярусные, но с запасом. Похоже было, что верхние полки были необитаемы. К Койту подошёл паренёк.

- Ты всегда во сне кричишь? – спросил он спокойно.

- А я сильно кричал?

- Сильно. Раньше вроде мы не замечали, чтобы вы кричали. Вы такие тихие были…

Паренёк не стал ничего объяснять, а пригласил жестом Койта за стол.

- Пойдём. Я научу тебя в шашки играть. Остальные в классе. С тобой будут отдельно заниматься, тебе догонять надо. А насчёт крика, ты к врачу подойди. Он даст тебе синенькую таблетку. Я договорился. Снов не будет. И криков не будет.

В казарме висели часы. В шашки они играли полчаса, потом пришли остальные  ребята и с ними армейский, сержант, низенький, толстый, даже можно сказать шарообразный дядька. Он оглядел казарму и направился прямо к Койту. Койт, увидев это, встал. Сержанту явно понравилось, что мальчишка имеет представление об субординации и вежливости вообще.

- Завтра утром, в семь часов, если не встанешь, я тебя разбужу. Нам быстро надо освоить стрелковое оружие. Как человек, со мной. Как Экзот – с Серым.

Через полчаса все пошли на обед. Койт смотрел на ребят, но, почему-то, ему было всё равно, кто есть кто. И вообще всё  равно. У него украли пусть маленькую, но целую жизнь. И, похоже, здесь  он начинает жизнь во второй раз, по-новой. Коста, в один из тех редких дней, когда был в хорошем расположение духа, как-то поведал ребятам в убежище, что у кошек, говорят, есть девять жизней.  Койт, конечно, никаких доказательств этому утверждению не находил, но с учётом своего нынешнего положения, пожалуй бы не удивился, если бы это было правдой.

Уже в самой столовой Серый предупредил Койта, что через час тренировка, ему в экзота влезать, и пока он, Койт, полностью не освоился с эти паразитом, много лучше не есть.

Все сели за стол, дроиды выкатили тележки с едой, но раздавать не спешили. Наверное, подумалось Койту, тут заведён какой-то ритуал. И точно.

- Помолимся, братья и сёстры! – торжественно произнёс Серый.

- Помолимся, сёстры и братья! – повторила Тонга.

И за столом сперва тихо, потом всё громче и громче грянула песня, и все стучали ей в такт кулаками по столешнице:

-Железный шлем, железный дух
И нервы из металла.
Врагов нам мало будет двух,
И десять будет мало!
Когда завидишь ты наш строй,
Считай, уже на плахе.
И ангел в небе над тобой
Глаза закроет в страхе.

Раздумий нет и дрожи нет,
И жалости тем более…
Тебе мы свой даём совет:
Наш строй увидев в поле,
Ты всё бросай, беги, беги,
Поскольку без сомнения,
Здесь наши упадут враги,
Сражёны за мгновения.

Разверзлись ад и небеса,
Мы – божия десница.
Нас не пугают голоса,
Нам ночью крепко спится.
Нам ясный взор ласкает кровь,
Мы все единой веры,
На поле боя выйдут вновь
Солдаты берсеркеры.

И после боевого крика солдат республики, - Ва!, Ва! – дроиды наконец начали подавать незатейливые яства.

***

-  Пойми одну вещь, - начал объяснять Койту Серый, когда они влезли в экзоты, - ты, на поле боя по сути голый. Да, твой экзот покрыт металлокерамикой,  да он спасёт от пуль и осколков на излёте, но от прямого автоматного огня, от рядом взорвавшейся мины или ракеты ты беззащитен. Тебя можно убить даже обычным ножом, если знать, куда бить. – Серый показал в область под языком.- Тут слабое место, и между пластин на теле тоже. Твоё преимущество - это скорость передвижения, но этого совершенно недостаточно. Для маскировки и защиты у тебя есть два позитронных щита. Активируются они на предплечьях. Как – покажу, освоишь быстро, простая механика. Радиус щита – метр, прикроет полностью и замаскирует. Пуля, даже крупного калибра, не пробьёт, только рука потом заболит, но это ерунда.

Серый показал Койту на пустой зал:

- Жека уже стоит за таким щитом. Ты его видишь?

Койт, как не присматривался, определить местоположения Жеки не мог. Тогда Серый схватил мячик для гольфа из корзины, что стояла под столом, и кинул что есть силы в пустоту зала. Раздался звонкий звук, мячик вдребезги, но Койт увидел рябь в пространстве, будто от камушка на воде. И тут же в этом месте возник экзот Жеки. Он, как догадался Койт, выключил щит.

Хоть Серый и говорил, что щиты активировать несложно, но с первого раза у Койта не получилось, и с десятого – нет. Получилось, наверное, с двадцатого, когда даже невозмутимый Серый начал терять терпение. Оказалось, что за щитом ничего не видно. Со стороны экзота он представлял собой чёрный провал пустоты. Поэтому, чтобы двигаться, надо было всё время то активировать щит, то гасить. И стрелять через него не получится. Опять же, погасил щит, дал очередь, активировал. Серый откровенно сказал, что он думал, что Койт освоится быстрее, но ничего, мол, время есть, три-четыре дня, и будет получаться сносно. Жека тоже внёс свой жетон в копилку койтова обучения. Он показал, что если два щита совместить спереди, то их мощность будет такова, что даже попади снаряд – экзота отбросит метров на пятьдесят, но не убьёт, зато с боков и со спины защиты не будет. Если активировать щиты спереди под углом, то экзот превратиться типа в танк, от него всё будет рикошетить, но спина опять голая. А если прикрыться щитами спереди и сзади, то попадаешь как в двухстворчатую ракушку – тебя не видно, всё прикрыто, но так ты не воин,  а сыкло натуральное…

После тренировки был неизбежный душ. Проблем с открыванием экзота у Койта больше не было. Когда Серый шкрябал Койту между лопаток, он опять подтолкнул его к стенке, за пелену воды и выдал новую порцию информации. А потом был ужин.  А потом кто хотел, смотрели телевизор, сводки с фронта. Собственно говоря, смотрел один Койт. А потом он зашёл в кабинет врача за синей таблеткой. Врач выслушал его рассказ о снах, заканчивающихся криком, и спросил только одно, мол, бывает ли так, что Койт видит себя во сне со стороны. Койт ответил, что часто, через раз, пожалуй. Врач почему-то констатировал, что это, мол, отлично и дал Койту упаковку синих таблеток, большую, штук тридцать и спокойно, так вот запросто сказал, что  если выпьешь за раз больше четырёх, то сдохнешь. Надо только по одной перед сном. После этого в экзота нельзя входить часов шесть, иначе сдохнешь.  И таблетки эти надо непременно прятать от чужих глаз. С одной стороны Койт проникся к этому дядке уважением, он говорил с ним честно и прямо, как со взрослым, но с другой стороны он был в ужасе, ведь он же ребёнок, ну ладно, он всё сделает, как надо, он приучен, но если бы на его месте был какой-нибудь дурачок… И уже когда он проглотил, лёжа в кровати, одну таблетку, ему вдруг подумалось, а что если этот доктор намекал ему, что нужно делать в том случае, когда ничего другого не остаётся как… Койт накрылся с головой, не желая заканчивать мысль и быстро провалился в сон, глубокий как колодец, без сновидений.


***

И понеслись дни тренировок. И, чёрт возьми, Койту было интересно. И даже желание поговорить ещё раз с Кейт ушло на второй план. Мальчишку знакомили с оружием, и он стрелял из него. Серый и Жека тренировали его экзота. И эти лекции Серого в душе, а пару раз и за завтраком, из которых Койт понял едва ли половину. Это были рассказы о его, Койта, происхождении, о приключениях находившихся вокруг него пилотов экзотов, о том, почему, и как всё вышло. Поначалу Койт верил всему, но потом засомневался, уж больно мрачная картина мира вырисовывалась…

Из рассказов Серого следовало, что и мир Терры-три, и мир земных богов погрязли в жадности и предательстве, это было Койту понятно. Но ещё утверждалось, что всем правят такие понятия, как коррупция и политика. Серый объяснял это долго и совершенно путано, но Койт понял главное – его хотят убедить, что миром правят исключительно плохие люди, а с этим он никак не мог согласиться. Его маленький разум отказывался признавать, что вокруг него, согласно Серому, есть только безбрежный океан беспросветной подлости и лжи. Этот океан Койт представлял себе вживую, как в иллюстрациях в романах Жюля Верна. Но всё равно он верил, что есть таинственный остров, где остались честные, добрые и бескорыстные люди, и капитан Немо, и конечно же Лидер Нации, и они дружат друг с другом… И даже леди Сай обманывала его из лучших побуждений, не желая травмировать его правдой. А правда, судя опять таки по рассказам Серого, была такова.

Лет за двадцать до того, когда очевидность конфликта между Республикой и Империей за владение Чёрными Холмами стала неизбежной, симпатии землян разделились между двумя претендентами на территорию. И для республики её земными сторонниками было решено незаконным путём оказать военную помощь. Не за просто так, конечно, а за хорошую награду. Серый объяснял Койту что-то там про оружейную мафию и контрабанду, но Койту было на эти детали наплевать. Самое главное, что он понял, что поскольку всё было незаконным, с самого начала во всей этой истории начались сплошные косяки. Двадцать лет назад, не важно откуда, к Терре-три стартовали два корабля. На первом прислали самих экзотов – они оказались разнокалиберными, наряду с обычными серийными были и какие-то непонятно маленькие, экспериментальные, что ли. А на втором везли пилотов. Эти корабли были без экипажа землян. Всё их функционирование поддерживалось дроидами. С кораблём экзотов никаких проблем не было – всего-то и надо, как раз в год менять батареи у спящих  псевдоживых организмов. На корабле с пилотами был инкубаторий. Первая партия пилотов родилась сразу, как только корабль отчалил. Дроиды, как смогли,  дорастили их до десяти лет, дальше был инициирован неотенический протокол, который пережили практически все. Оставшиеся десять лет полёта уже эти пилоты-неотеники, по сути физически будучи детьми, обученные дроидами, постепенно перенимали функции управления кораблём, поскольку автоматика потихоньку выходила из строя. После того, как первая партия пилотов стала неотениками, родились оставшиеся пилоты, которых неотении не подвергали. Тут уж потери были побольше. И лишь за два года до аварийной посадки родились дети из третьей партии пилотов. Такой протокол был заведён в инкубаторий. И с этими детьми вышла проблема. Они в своём росте и развитии сильно отличались от нормальных. Пока разобрались, как с ними обращаться, даже просто элементарно кормить, из десяти выжили только четверо, в том числе Койт и Кейт. Эти пилоты умудрились за два года полёта достичь физического развития пятилетних детей.  Но при всём ускоренном развитии и тела, и мозга,  у них  оставалась инфантильная амнезия. Эти дети хорошо говорили, ухаживали за собой согласно физическому уровню развития, но психика оставалась на досознательном уровне, себя как личности они не воспринимали  и события собственной жизни не запоминали. Когда корабль с пилотами совершил аварийную посадку, ребята, которые решили уйти с корабля, просто забрали эту группу экспериментальных пилотов, довели до человеческого жилья, и по сути дела подбросили их фермерам да рудокопам, скинув с себя бремя заботы. Вот, получается, как Койт оказался у фермеров и почему он ничего о жизни на корабле не помнит.

Койту предлагали поверить, что и Жеке, и Серому, и Тонге, и Михе, с которым он пристрастился играть в шашки, этим по виду довольно крепеньким, но всё же двенадцатилетним паренькам на самом деле было уже за двадцать, а ему, Койту, на вид десяти- а то и одиннадцатилетнему, и семи ещё не исполнилось… Вся эта история напоминал Койту многослойную луковицу, чистишь её и с каждым слоем глаза всё больше наполняются горькими слезами. Это тоже было одно из его ранних воспоминаний. Фермерский дом. Трое детей с пятнами вместо лиц где-то поодаль, а Койт стоит около стола, где женщина режет колечками лук. Койт плачет, слёзы текут по щёкам, но он их не вытирает. А женщина приговаривает:

- Сидит дед, в семь тулупов одет, кто его раздевает, то слёзы проливает…

Единственным способом не тронуться умом, для Койта было представить всё происходящее игрой воображения. Сперва он придумал, что видит сон, но это было бы уж слишком глупо. Вокруг была явь явная. Тогда он придумал, что попал в какую-то злую сказку, но это тоже не катило. Не было кругом настоящего волшебства и волшебников. Сплошные технологии. И вдруг его осенило. Койт представил себе, что он персонаж ещё одного, одиннадцатого, секретного, тайного тома собраний сочинений Жюля Верна. В предыдущих томах говорилось  о людях, о людях разных, честных и предателях,  смелых и трусах, но таких понятных и человечных… А вот одиннадцатый том – это приключения иных существ, богоподобных,  коварных, инопланетных. И главными героями тут были дроны и дроиды, киберорганизмы-дроиды и синтетики-пилоты,  непонятные политики и оружейные мафиози… А люди тут были персонажами второстепенными, постольку поскольку, не наделёнными выписанными характерами. И Койт уверил себя, что прочитает этот секретный том до конца и закроет его. И, глядишь, жизнь наладится, и будет новая третья жизнь. Ведь если у кошек, у идиота Тома, их девять, то почему же ему, бедному мышонку Джерри, что натерпелся стольких злоключений, боги не могут подарить третью. 

***

На седьмой день интенсивной учёбы, Койту, как и остальным, объявили, что пришла пора собираться в дорогу, что их наконец-то отвезут на некий секретный полигон, где собственно говоря и соединят их с людьми и боевыми дроидами, создав секретную боевую часть, что пойдёт в тактический прорыв, опрокинет имперцев и добудет если не победу республике, то хотя бы принудь врагов к миру. Произнесено всё это было торжественно, самим полковником Сай. Койт надеялся, что она потом подойдёт к нему, может даже объясниться, но полковник вещала с балкона в рекреации, вещала так, будто перед ней не жалких два десятка пилотов, а целая толпа восторженного народа. Сказала речь и удалилась. И приблизиться к ней не было никакого шанса. И Койта она не замечала, и глазами они не встретились…

И никто на эту речь особо не отреагировал. Жизнь текла и текла. Ну отправят на полигон, и отправят… Ну, пойдём на войну, ну и пойдём. Койту это равнодушие казалось форменным безумием. В глубокой задумчивости он присел на койку и почувствовал у себя под задом вроде как косточку от шашек. Койт засунул руку под покрывало – и точно косточка. И ещё он понял, что внутри её сложена бумажка, И догадался, что это тайное послание, что же ещё могло это быть в окружавшем его сумасшедшем доме. Вытащив бумажку из шашки, он быстро прочитал текст, едва выдвинув листок из-под покрывала.

И вот, как было велено, Койт, в одиннадцать тридцать ровно, стоял возле лифта, на котором вместе с шарообразным сержантом ездил вниз, в учебные классы, и ещё ниже в тир. Неожиданно погас свет. Такое пару раз бывало. Свет гас ненадолго, минут на пять. Его включали, причину не объясняли, да никто, честно говоря, и не интересовался. Только Койт вздохнул и подумал, что ему делать в темноте, как вдруг он услышал, что дверки лифта открылись, чьи-то руки схватили и потянули его в шахту, прошептав, чтобы он не боялся. Створки закрылись. Койт узнал голос Михи, ну понятное дело, кто ещё может сунуть ему шашку с запиской. Зажёгся неяркий жёлтый свет. Миха сидел на крыше лифта на табуретке. Рядом стоял видавший виды детский стульчик. Миха махнул Койту рукой, мол, садись и тут же, совсем как Серый в душе сказал:

- Слушай. Никто тебе тут не скажет того, что я тебе сейчас расскажу. Серый ввёл тебя в курс дела, это несомненно. Но имей ввиду, пилот боевого экзота становится рабом боевого экзота. Это своего рода страховка от того, что пилот откажется воевать, исполнять приказы, подвергая тем самым свою жизнь опасности. Экзот без пилота будет жить долго, меняй батарейки раз в год и все дела. Пилот же, если не погрузится в экзота хотя бы на пару часов раз в два дня, начинает болеть головой, хиреть, и на четвёртый – пятый день впадает в безвозвратный ступор, превращается в террианский бурьян и подлежит утилизации. Поэтому пилоты и обречены сражаться, сражаться и сражаться. Они не могут даже в плен сдаться, батареи экзотов имеют свой идентификационный номер и меняются в определённой последовательности, пилот её не знает, батарея у хозяев, сдашься в плен – умрёшь. Вот они и горланят гимн берсерков как оглашенные. – Миха усмехнулся, - я его им написал. Они думают, что и ты такой. Но ты не такой, и Кейт не такая. И я не такой. Про меня ведь что думают, я пилот, но не один экзот мне не открылся, значит, просто не было подходящего мне. Поэтому я инициацию и не прошёл. Так и остался я на обслуге. Но экзот у меня был. Помимо боевых экзотов, кузнечиков и стрекоз, были ещё и рабочие, технические. Ты каких насекомых ещё знаешь?

- Пчёл видел…

- Вот именно! Я - рабочая пчела, или даже муравей. И меня не надо к экзоту привязывать намертво. Сегодня работаю в одном, завтра – в другом. На корабле были и другие неотеники. Я постарше Серого ещё на пяток лет, но он этого помнить не может и не знает. Мы работали на тех палубах, куда они не допускались. А что касается тебя, Койт, и Кейт, то вы экспериментальная, незаконченная партия. Уничтожить  вас должны были, Чем-то вы земным военным не подходили, но в процессе утилизации несколько экзотов и эмбрионов пилотов спёрли и сбагрили на Терру-три. Не привязан ты к своему экзоту намертво, не инициирован, поэтому и обучаешься туговато.  А если вдруг такая ситуация, что второй день, а ты экзоте не был, то есть, вдруг додумаются проверять, ты пару синих таблеток сразу заглоти, начнёшь, типа, загибаться, тебя засунут в экзот, и ты вроде как отойдёшь и всякие подозрения от себя отведёшь. Понял?

- Койт кивнул.

- Сейчас не сбегай. И Кейт не сбежит. Пройдите всю подготовку, пригодится. А как начнётся бой, по возможности держитесь друг около друга. Как увидите, ситуация подходящая - бегите. А подходящая ситуация будет. У вас батареи стандартные, а экзоты помельче. Вы на поле боя можете находится на полчаса, а если поэкономите энергию, то и на час дольше остальных. Останетесь одни, освободитесь от экзота и бегите.  Вы неотеники, вам открыли пятую хромосому. Держитесь друг друга. У вас впереди долгая-долгая жизнь.  И ещё, во время боя на товарищей не полагайтесь, не будет там ни Серого, ни Тонги, Там будут бездушные гоблины и валькирии.

- И гарпии…

- Ну, это уж само-собой…

Миха встал. Встал и Койт. Повернулись они к закрытым створкам. Миха смотрел на часы. Жёлтый аварийный свет погас. Щелчок и звук открывающихся створок. Миха шепнул Койту на ухо:

- Береги себя, мышонок, - и подтолкнул его в темноту коридора.

В душе Койта, в океане безнадёги и отчаянья, из глубины, в пене и раскатах грома, поднялся новый материк веры.













Глава 6.

Дорога на север.


Пилотов вывозили группами по пять человек. Никто не знал, куда и как.  Версии множились. Играя в шашки, Койт озвучивал их Михе.  Понятно было одно, на территории республики их подразделение концентрировать,  обучать и сплачивать не будут. Слишком велик риск, что прилетит баллистика и разнесёт учебку к чертям собачьим. Версия с одним из нейтральных приморских княжеств была также отвергнута Михой. С этими карликами империя миндальничать тоже не будет, если что – разнесёт всё так же, как и в самой Республике. Койт втайне надеялся, что, может, их отправят на Дикие Острова, далеко на юг, может даже и не на кораблях, а на подводных лодках. Но Миха опять посмеялся над такой версией, уж больно всё это долго, хлопотно и затратно. Кроме того, там обитает крайне возбудимый и воинственный народец. Как бы не пришлось вместо обучения погрязнуть  в войнушке с племенами. В итоге оставался единственный вариант.      

Далеко на севере, за Великим Лесом и Скалистым Хребтом лежали так называемые Федеральные Территории. Формально они принадлежали правительству Земли, но фактически были давным-давно распроданы всевозможным частным корпорациям и просто богатеям. Каждый новоявленный феодал ревностно охранял свои территории, нашпиговывая их боевыми дронами и дроидами, подключая к охране границ продвинутые ИИ, кое-кто даже бессовестно минировал границы, злостно нарушая тем самым законодательство и террианское, и федеральное, земное. Согласно тщательно контролируемого землянами договора, над этой территорией была запрещена воздушная и космическая разведка террианских государств. Лучше местечка для секретного полигона найдётся вряд ли. 

***

Наконец, в муравейнике осталось только семь пилотов, в том числе Койт, Кейт и Тонга. И было объявлено, что завтра они покинут базу. Из этой семерки парней было только двое. Товарищем Койта по переброске оказался пилот с именем Арон, кареглазый, с чёрным ёжиком мальчишка. Койт пытался сойтись с ним поближе, но Арон вроде бы и не отталкивал его, но и  желания сдружиться не проявлял. А вот Койту он был интересен. Из биографии Арона Койт всё таки узнал, что приняли его примерно год назад в местном порту, на корабле, прибывшем с Диких Островов. Койт, конечно, завидовал Арону.  Вот у кого, должно быть, были приключения как у героев Жюля Верна! Но Арон отмахивался и ничего не рассказывал. У Койта сложилось впечатление, что Арон несусветно боится остаться в ходе путешествия без доступа к экзоту, в результате чего захиреть и окочуриться.

***

Утром, после завтрака, который, правда, съели не все, пилотов отвели к грузовому лифту и подняли до большого паркинга,  где рассадили по трём разным машинам и куда-то повезли, причём было понятно, что машины едут каждая сама по своему маршруту. С собой никто ничего не брал, в машинах им выдали сумки с сухпайком и влажными полотенцами. Койт глядел на Арона, которого едва ли не трясло от напряжения, и думал, как же вот этот экзот номер восемь пойдёт в бой? Наверняка он прикроется наглухо щитами и будет сидеть  как устрица в раковине, пока не кончится заряд батарей. Но тут их машина остановилась, и всю компанию снова собрали вместе в большом крытом железнодорожном ангаре около подогнанного поезда. Состав состоял из локомотива, трёх первых пассажирских вагонов, дальше на платформе был сложен металл, потом шёл вагон-холодильника, в длину с полтора обычных вагона,  потом опять пассажирский вагон, но классом подешевле, далее вагон фельдъегерской службы, полу-почтовый, полу- пассажирский, потом три грузовых вагона под сыпучий груз, и замыкала всё зелёная цистерна с химией Она, химия эта, была малотоксичной, как понял Койт из маркировки, а цистерна и восвсе пустая, пружины на тележках не сжаты, Койт сразу подметил это обстоятельство, ведь не зря же он три года играл с составами в гуделки.
Сотрудники ГУБРа  подвели всю компанию к фельдъегерскому вагону. Капсулы с экзотами погрузили в багажный отсек. Крутившийся рядом малорослый дядька в железнодорожной линялой форме, начальник поезда, как сообразил Койт, всё  бухтел, что надо, мол, опечатать,  но его никто не слушал, и просто закрыли багаж на карту. Тут подошёл и взвод охраны. Офицер с усиками, четыре заспанных солдата и два дроида, один из которых слегка подёргивался, будто внутри него замыкало. Офицер с усиками долго и довольно бесцеремонно осматривал ребят. Он явно был даже не чем-то, а всем недоволен, но молчал. Койт был уверен, что один на один с охраной их не оставят. И точно. Губровцы посовещались и от себя оставили немолодого уже представителя, щупленького, высокого, холёного, который пытался тихо возмущаться, прижимая пальцы рук к груди, дескать, вы что, меня с ними оставляете?  Меня?  Но дело было решено. Все поднялись в вагон. Там было два плацкартных купе на четыре двухъярусные койки, еще три двухъярусные койки стояли около окон в проходе. У входа в вагон был туалет и купе на два спальных места, которое занял губровец. Окна были закрыты жалюзями, но по серёдке шторки можно было отодвинуть и глянуть, что там на свободе. Койт глянул. На перроне оставался только взвод охраны и железнодорожник. Усатый офицер наклонился над начальником поезда и что-то ему объяснял с такими жестами, которые Койт видел у приблатнённых типов. Вдруг на стенке в конце коридора включили телевизор. Диктор рассказал про новый бассейн для морской фауны, а потом была рубрика «Наши герои». Корреспондент то и дело поправлял съезжавшую на бок каску, что была ему очевидно велика, и рассказывал о буднях артиллерийской батареи на южном фронте, который, впрочем,  по сути дела шёл вдоль границы,  и все боевые действия на нём, как понял Койт, ограничивались взаимными обстрелами. Корреспондент всё спрашивал, когда мол, мы пойдём вперёд. Бойцы  махали руками и бодро отвечали, что оно, конечно, вот-вот… Тут в кадр попал молоденький  сержант с посеченным осколками лицом, безумно смотрящими глазами, и начал мычать в кадр, пытаясь произнести слова, но не смог.

- Вот он, наш герой,- корреспондент хотел пожать пареньку руку, но рука сержанта дёргалась, и схватить её журналист смог не сразу, - вчера он с напарником ехал на логистической бэбээмке, и в них попал эфпиви дрон. Друг его погиб, а наш герой сумел довести машину до батареи и только тут потерял сознание. Посмотрите на его решительный взгляд, он пока ещё не может говорить, но по его голосу понятно, как он рвётся в бой…

Койт смотрел на экран заворожено, даже слегка приоткрыв рот, поражённый нелепостью всего показываемого. Даже он, сопливый мальчишка, понимал, что бедного, онемевшего сержантика в госпиталь срочно везти надо, а не интервью у него брать. И от той мысли, что и он, Койт, попадёт туда, а скорее всего в место, где бои идут на порядок интенсивнее, у него холодело сердце…

Тут  в вагон забрался усатенький офицер охраны. Он ещё раз неприятно оглядел стоявшего в коридоре Койта и, почесав усы,  зашёл в купе губровца.

***

У лейтенанта Ахонена жизнь была спокойная и, можно не бояться сглазить, счастливая. Во всяком случае, до сегодняшнего утра. В детстве и юности он мечтал о путешествиях, и его мечте суждено было сбыться. В девятнадцать лет он устроился младшим стрелком в СИН,  Службу Исполнения Наказаний, и начал перевозить всякого рода шантрапу из Южного Порта через всю страну до северного Скалистого Хребта, Великого Леса и, не часто правда, до Чёрных Холмов. Сперва он ехал в одном вагоне с заключёнными. Но к двадцати двум годам решил-таки купить диплом об окончании юрфака, затем честно оттарабанить два года в академии СИН, и получить-таки вожделенные офицерские погоны.  Теперь он смотрел на страну из чистого окна фельдъегерского вагона. Женился. Родил дочь. Развёлся. Снова жениться не стал. Началась война. Он был на хорошем счету. Фронт вроде бы, тьфу-тьфу-тьфу, не светил. И вот сегодня его, как образцового офицера, подняли ни свет, ни заря и приказали прибыть на вокзал в крытый терминал в распоряжение ГУБРа, для сопровождения особо ценного груза. Особо ценным грузом оказались семь контейнеров с неизвестным, но очевидно, военным дерьмом, так как военные прислали ему вооружённых до зубов четырёх  штурмов и два штурмовых дроида впридачу. К этим контейнерам прилагалось семь детишек разного пола и возраста. Как они были связаны, он не мог взять в толк, но детишки были непростыми. Он наметанным взглядом оценил их спортивное телосложение, а повадки выдавали уличное прошлое. Вон, мелкий пацан, всегда держал правую ладошку в позиции не до конца сжатого кулачка. Значит, имеет опыт ношения заточки в рукаве. Мотнёт кистью – заточка в кулачёк соскользнёт, он её дальше – между пальцами пропустит, кулак сожмёт что есть силы, и воткнёт своё оружие. Воткнёт-воткнёт, по задумчивой роже видно… А какова вам чёрная девка, самая здоровая из них! Взгляд у неё как у взрослой бабы, да не просто бабы, а сутенёрши портовой. И что вот получается, его, как в бытность стрелком, селят в скотовозник,  а этих гавнюков в фельдъегерский вагон…Гавнюки-то, как пить дать, из муравейника, из губровских катакомб. То, что этот объект существует, никто в Южном Порту не сомневался, но версий об его предназначении было множество. Почему-то все были убеждены, что держат там детей. Откуда в народе была такая уверенность никто не знал, но верили все.  Сначала думали, что там проводят опыты с неотениками, как и полоумные имперцы.  Кое-кто смеялся и говорил, что это просто элитный бордель для богатых столичных извращенцев, приезжавших покутить на юга. А когда началась война, к этим версиям добавилась ещё одна, что там, в муравейнике, держат пойманных на федеральных территориях заложников, чтобы обменять их на необходимое Республике вооружение.

В любом случае Ахонен решил посмотреть, кто останется с детьми куратором от ГУБРа, и действовать только сообразно ситуации. Ахонену повезло. Оставили холёного офисного хлыща. Лейтенант сразу посмотрел на его руки. Пальчики длинные, нервные, кожа явно кремом мажется. Такими пальчиками только клубнику брать да щёлочки ласкать. И костяшки на кулаках острые, не сбитые, мордобоем не калечены. Осталось только перетереть с начальником поезда…

Конечно, Ахонен мог запросто осесть в наглую в детском вагоне, мест там хватало, и его оттуда хрен кто выгонит, но он задумал большее. Он бесцеремонно зашёл в купе к губровцу и закрыл за собой дверь:

- Вот что я вам скажу, ваше ненаглядное благородие… - губровец выпучил глаза, но Ахонен продолжил, как ни в чём не бывало, - и ваша и моя задница под серьёзной угрозой. Ваши коллеги неосмотрительно вместо того, чтобы поместить ваших подопечных и груз, в то место, где этому грузу и этим гаврикам быть и полагается, во вторую часть моего скотовозника, решили везти их в условиях люкс. Вот скажите, мой друг, какую безопасность могут предоставить эти пластиковые стеночки, - Ахонен постучал по вагону, - щторки на окнах. Если эти дети задумают сбежать, они сбегут. А у меня металл, один лючок в полу и один под потолком. Если кто на вас здесь надумает напасть, спереть, скажем груз, то пока я через вагон очухаюсь, боюсь поздно будет. А вы знаете, что в соседнем с вами вагоне будет ехать на север всякая южнопортовая шантрапа. И хрен знает, что ей на ум придёт.

- Так что вы предлагаете? – наконец подал голос холёный губровец.

- Давай, сделаем так. Нам приказано доставить груз и малолетних гопников в целостности и сохранности, мы и доставим, но в моём вагоне. А здесь, на освободившиеся места у начальника поезда есть на примете вполне тихая компания из молодых монашек и перевозимых ими сироток. Тишайшие создания и хорошо заплатят. А как прибудем на место, я сам тебя отведу на границе в дьюти фри и один бордельчик, где тебе предложат такое, что тебе нигде больше не попробовать…

Глазёнки у губровца забегали, видать бурная фантазия забурлила, но он, как понял Ахонен, больше для виду, поломался:

- Но я же обязан докладывать, врать чревато…

- А ты не ври, красавчик, докладывай правду, что мол, все живы-здоровы, груз цел, а где их там везут, всем по большому счёту по херу…

На том и порешили. Ахонен и губровец вышли в коридор, позвали на всякий случай на подмогу ещё и начальника поезда, выстроили на перроне охрану цепью. Ахонен вызвал всех пассажиров в коридор и объявил им о том, что в связи с новой оперативной информацией их переселяют во вторую половину рефрежератора. И это не обсуждается.

- Ещё как обсуждается, - возразила Тонга, - вы из нас идиотов не делайте.

- Я, милая моя, пока что отвечаю за вас своей головой и так далее по телу, - ответил ей Ахонен, - и волен делать с вами что угодно в пределах моей компетенции. Груз ваш мы уже перенесли в багажник скотовоза. Теперь очередь за вами, спортивные мои…  На север едете, наверное, на лыжах кататься?  Молчите… Так вот, кто залетит в скотовозник первым, получит эмэндэмс с арахисом, кто последним – резиновой дубинкой по голой жопе. Понятно?

Тонга ещё раз посмотрела на троицу. Ну, с Ахоненом понятно. Железнодорожник пожимал плечами, подёргивался, будто ему пи-пи надо, и всем своим видом давал понять, мол, а я чего – я тут не причём… Губровец, поддонок этакий, как только Ахонен заговорил о резиновой палке и голой жопе, размечтался, зарумянился…

- Ребята, - Тонга махнула рукой, нам не привыкать, - Ехать-то не неделю, Пошли в рефрежератор, тем более, что груз наш уже там, у них, внутри, всё к нам поближе, хрен с ними.

***

Вагоны-рефрежераторы Койт не любил, так как Коста объяснял, что в них возят всяческое мясо, от подвешенных на крюках под потолок туш, до сложенных абы как в чёрных пластиковых мешках убитых солдат. В пору консервной паранойи, Койт представлял себя в голом замороженном виде, подвешенном на крюке, и перевозимом в таком вагоне.

Увидев намечающийся расклад, что до экзотов будет рукой подать,  Арон успокоился, даже подсадил Койта, когда тот замешкался на лесенке. Для ребят широкие створки никто не открывал, они зашли в вагон через обычную узенькую дверку на его торцевой части, около сцепки.

Внутри вагон оказался устроен как обычный грузопассажирский. Экзоты поместили вертикально в багажном отсеке и закрыли. Арон тут же примостился на лежаке возле входа в багаж. Рядом было ещё пару лежаков, застеленных тощими матрасами и, как ни странно, довольно добротными шерстяными одеялами. Койт попробовал подушку – большая и мягкая, он такие любил. Поскольку Арон выбрал свою лежанку первым, получилось, что мальчишки вынудили девчонок остаться в первых двух отсеках вагона, разделённых и от мальчишек, и между собой пластиковыми перегородками с отодвигающимися вбок дверьми. Койт заметил, что под самым потолком был небольшой люк, значит, если что, можно было пустить свежий воздух. Как выяснилось, туалета не было, но в полу каждой секции был лючок, который, по-видимому, его заменял. «Ну что ж, - подумал Койт, - денёк-другой потерпим…» Теперь стало совершенно понятно, что их повезут на север, на Федеральные Территории.

Поезд пару раз перемещался туда-сюда. Но, по-хорошему, с набиранием крейсерской скорости, тронулся, пожалуй, где-то через час. Койт сидел на лежанке, смотрел то под ноги, то на потолок, подошёл к лючку на полу, открыл его, не столько по необходимости, сколько из интереса слегка отлил на мелькающие бетонные шпалы. Сполоснул, как положено ладошки, благо раковина имелась и была рабочей, опять сел на лежанку и принялся разглядывать тощий зад Арона, который уткнулся носом в стенку багажного отсека и то ли спал, то ли и вправду потихоньку начинал трогаться кукушкой без доступа к своему драгоценному экзоту.  Похоже было, что жёлтый неяркий свет в вагоне никак не регулировался, и светить он будет всё время, пока они едут. Койту очень хотелось встать и постучаться в девичий отсек, позвать Кейт, но предлога не было, а без подходящего предлога он на такие действия не решался.

***

День тянулся медленно. Арон пару раз вставал. Один раз чтобы пожевать, а во второй раз он принялся недоумённо оглядываться вокруг. Койт усмехнулся и показал лючок на полу. Арон, нисколько его не стесняясь, спустил штаны. Койту стало невмоготу противно, он отвернулся и подумал, почему он всю свою жизнь живёт в мире наполненном сплошной низостью и гадостью. Неужели ему не суждено жить, как, наверное, живёт семья преподобного, со своими правилами поведения, этикетом, слово это он вычитал в книге. Почему же вокруг него вот так: поел - где поел, там и погадил - где погадил, там и поспал. Арон пошёл прочь, похоже, даже не собираясь закрыть за собой лючок. На окрик Койта он обернулся, спокойно поддел ногой крышку, захлопнул её, прошаркал до лежанки и опять улёгся. «Даже руки не помыл, сволочь, - подумал Койт. Дело двигалось к вечеру. Койт порылся в вещмешке, достал плавленый сырок, но почему-то ни с того ни с сего опять представил Арона со  спущенными штанами и есть расхотелось. Вдруг створка девчачьего отсека отъехала вбок, на пороге появилась Кейт. Она перескочила направляющие и беззвучно задвинула створку:

- К вам можно?

Койт обрадовался, закивал и даже постучал ладонью по одеялу на лежанке, будто перед ним был котёнок, которому предлагали запрыгнуть на кровать. Кейт, наверное, подумала так же, и мальчишка смутился, но она в три прыжка уже сидела близко-близко около Койта и кивнула в сторону Арона, мол, а он чего?

- Да ну его, - тихо сказал Койт, - совсем распсиховался без  доступа к своему экзоту.

Тут Кейт приблизилась к Койту и шепнула ему на ушко:

-Койт, выручай, у меня синие таблетки кончились…

При этом кончик её холодного острого носика скользнул по уху Койта. У мальчишки застучала в висках, и Кейт толкнула его локотком в рёбра, мол, ты чего, и повторила просьбу.

-Да-да, сейчас, - Койт засуетился и достал из рукава спрятанную там пластинку, -
На, вот тебе, десять. У меня ещё столько же останется, но я пока их больше пить не буду.. Я ведь, бывает, сильно кричу во сне, но этого – Койт кивнул в сторону Арона, - и напугать не грех…

- А я вообще вою, - вздохнула Кейт, - вроде что-то хочу сказать, а вместо этого вою…

Они тихо засмеялись.

- Давай посмотрим, что там у меня есть, - Койт открыл сумку. Они достали пачку галет, открыли паштет, подцепляли его галетами и отправляли в рот. Запивали эрзац соком из пластиковых пакетиков. И опять посмеивались непонятно чему, просто тому, что им было хорошо вдвоём.

Есть такая поговорка, что во всём надо искать хорошее. А ещё есть поговорка, что худа без добра не бывает… Но какое добро, и чего хорошего может быть в войне, которая уже пять лет терзала Республику. Хотя… Вот не было бы войны, чтобы сейчас делали Койт и Кейт, сидя друг возле друга? Понятное дело, достали бы коммуникаторы, уткнулись бы в них и забыли бы друг о дружке. Но идёт война, коммуникаторов у них нет,  да и сети нет, куда входить-то? И что же им остаётся? Только сидеть рядом и тихо, по-человечески, добро беседовать друг с другом.

Койт рассказал ей о прошлой, трёхнедельной давности жизни, о консервной паранойе, о своём шпионском прошлом, об убежище и его обитателях, о яблоневом саде, и почему он назвал глаза Кейт кислыми, о преподобном, о том, как делали из него херувима… А Кейт рассказала, как прибилась к санитарному поезду, что возил раненых с фронта в тыл, как убило однажды старого их начальника, а новый – совсем молодой доктор, начал к ней приставать, и она сбежала, и, надо же, её тоже подобрали монашки, и тоже вскорости бессовестно сдали губровцам…

- Знаешь, что, - Кейт подпрыгнула сидя на коленках на лежанке Койта, - а давай спать вместе! Если ты закричишь – я тебя пну под зад коленкой, а если я завою, ты мне рот заткни, только не пинай, пожалуйста…

- Хорошо… - пожал плечами Койт.

- Тогда не смотри, отвернись, мне тут кое-что надо…

Койт отвернулся к стенке и услышал, как стукнул лючок на полу, потом он услышал тонкую струйку умывальника. Кейт подошла и опять кивнула, мол, твоя очередь, но Койт помотал головой. Они улеглись. Койт на краю, а Кейт прижалась  к нему сзади. Одеяло было большое, хватило на двоих. И они неожиданно для себя быстро уснули.

И Койту снился сон про то, чего с ним никогда не было. Бегала девочка по луговине на опушке леса. Ловила его молодая женщина в шортах и футболке. А он,  Койт, сидел на чьих-то плечах. Сидел высоко, человек так носить не может. И тот, на ком сидел  Койт, вдруг побежал вперёд всё быстрее и быстрее. И Койт увидел, что бегут они к обрыву, а что там внизу, не видно, там всё закрывали белые облака. И девочка кричала, и мама её кричала, но гигант не слушал и швырнул Койта в эту облачную пропасть, и Койт вдруг ударился об облака…

***

Мальчишка очнулся около больших ворот рефрижератора на противоположной стенке вагона. Он, сообразив, где находится, хотел было крикнуть Кейт, это, вот,, мол, и называется «пну под зад коленкой?» Но Кейт сидела рядом с ним, поскуливала и тёрла ушибленное плечо. Арон вообще влетел в перегородку и сидел, тряся головой и расставив ноги. Сомнений не было, было экстренное торможение, вагон как бы подпрыгнул, и хорошо ещё, если он не слетел с рельсов. Вариант был только один, в поезд попали. Дронами. Если бы ракетой, то  с ними было бы уже покончено. Свет моргнул и погас. Койт сидел спокойно.  Кейт была рядом, он слышал, как она дышит. В этой темноте, невидимый Койту Арон начал метаться, громыхнув чем-то в районе раковины.

- Да не мечись ты, - крикнул Койт, сейчас аварийку включат.

И правда, загорелся совсем тусклый белый светильник под потолком. Кейт встала под лючком, что был под потолком вагона:

- Давай Койт, я тебя подсажу, и ты посмотришь, что там…

- Ещё чего выдумала! Это давай я тебя подсажу, - Койт присел, и Кейт встала ему на плечи.

Лючок открывался сверху, не до конца, уголком.

- Ну, что видишь? – спросил Койт.

- Люди носятся. Зарево. Слушай… Охереть… Наш, фельдъегерский вагон горит, что около цистерны. В двух местах. Люди горят. Трупы есть. Бля… Трупы детские,  нашего возраста. Лейтенат усатый носится. Наши соседи выскочили. Четыре солдата побежали спасать, два дроида остались на страже, а офицер, похоже к нам идёт…

Арон тем временем теребил створку в отсек девочек, но она не поддавалась. Тогда он бросился к грузовому отсеку, где стояли экзоты, начал теребить ручку его двери. Она, конечно, тоже была закрыта. Тут створка переборки со скрежетом отворилась, к ним заглянула Тонга, а за ней стоял усатенький офицер.

- Всё нормально, все целы? – спросил он.

- Мы целы! – Зло крикнул Арон, - Груз надо посмотреть, открой багажник…

Офицер и вправду решил посмотреть, как там, в багажном отсеке. Все контейнеры с экзотами были вроде целы и даже не слетели с креплений.  Он собрался вновь закрыть дверь, но Арон ломанулся вовнутрь с криком, мол, запри меня с ними. Тут уж Тонга схватила его за плечи и швырнула в угол вагона.

- Может, оденемся и людям поможем… - неуверенно спросил Тонгу, Койт.

-Чем вы там поможете? – вместо неё ответил офицер. Он, видимо, ничего не знал про экзотов. - Мне приказано, чтобы вас никто не видел. И приказано доставить вас в целостности любой ценой…

- Так уже облажались, - усмехнулась Тонга, - что же  защиту от дронов на поезд не поставили. Там же, в том вагоне,  изначально мы ехать должны были, вы, суки, нас сюда запихали, а туда за деньги пассажиров… Готовь вазелин и жопу, лейтенант. Где наш куратор от ГУБРа?

Ахонен нервно засмеялся:

- Куратор ваш там, на насыпе отдохнуть прилёг…

- Как отдохнуть ? – искренне изумился Койт, но на его реплику никто не обратил внимания, кроме Кейт, которая дёрнула его за рукав и покрутила пальцем у виска прошептав:

- Ты чё, дурак, зажмурился он.

- Вот что я вам скажу ребятки,- продолжил лейтенант, - не я всё это затеял, а этот ловелас губровский. Он как узнал, что на борт молодые монашки с выводком молчаливых девочек просятся, аж затрясся весь. Говорит мне, мол, давай этих, моих охраняемых,  к тебе в скотовозник засунем, а ты, я то есть, приходи, побалуемся, детки заснут, мол, а мы то тут развернёмся. Я, не пошёл, у себя сидел. Так что вы ещё бога должны благодарить, что так обернулось, что не вы там на насыпе догораете…

Тут все услышали гул геликоптера. Офицер выскочил наружу. А Тонга, зашипела и на Койта, и на Арона. На Койта, чтобы он не болтал лишнего.  А на Арона, чтобы он прекратил истерики. Всю Республику с юга на север можно проехать за тридцать часов. И минимум к обеду завтрашнего дня они будут на границе, там и активируют экзотов. Раз уж один раз напали, а там и вправду, и детские трупы, и всё горит, то пока разберутся, что промах, они уже до цели доедут. За это время ничего с ним не случится.  Тепловоз цел. Они на рельсах. Отцепят горевший вагон, насыпники и цистерну, и они покатят дальше.  Даже ещё быстрее. На этих словах  зажёгся свет.

- Давай, - Тонга протянула руку Кейт, - хватит тут ошиваться, пошли с о мной.

- Никуда я с тобой не пойду,- Кейт встала в стойку, уткнув руки в боки, - ты мне не командир и не мамочка. Где хочу, там и останусь…

В другое время, может быть,  Тонга и устроила бы скандал, но тут она только зло дёрнула створку двери, поставила её на место, проверила, насколько она легко ходит туда-сюда, махнула рукой и вышла вон.

***

Вскоре  несчастный вагон и всё , что за ним отцепили, поезд опять начал набирать скорость. Похолодало. Южными землями уже совсем не пахло. Койт и Кейт сидели рядом молча. Арон затих, опять лежал носом к перегородке.

- Вот понять я не могу, - тихо заговорил Койт, - как вот можно пять лет воевать… Ну ладно, сцепились, кровь пролили. Каждый хочет свой кусок урвать. Империя злится, что все богатства у Республики, а Республика своё не отдаёт. Ну сцепились. Но люди же гибнут. Вот чего они по нам ударили, видят же пассажирский состав…

- Да не такой уж получается пассажирский, - Кейт усмехнулась, - мы ведь особые пассажиры…И,  похоже, кто-то сдал нас с потрохами. Аккуратно ударили. Точно куда надо. Да… Видать, Койт, кто-то за тебя молитву читает, а заодно и нас спас.

- А, может, это за тебя читают?

- Нет, Койт за меня  читать некому..

И Койт живо представил себе, как в сумраке горят лампадки  и свечи,  как стоят на коленях Эмма, а может даже и девчонки её, а может и Аркадий рядом, крестятся и просят боженьку пожалеть и защитить его Койта… Нет. Койт даже головой помотал, не может такого быть.

- И вот так пять лет. – опять завёл мальчик свою шарманку, - Перемалывают, перемалывают друг дружку. Я бы через неделю устал бы, а тут…

- Знаешь Койт, - Кейт подсела к нему поближе и взяла за руку, - у нас поезд был для рядового и сержантского состава. Санитарных дроидов и всяких там реанимационных кроватей не было. Всё по-старинке. И санитарами у нас работали два парня и девка одна, Лиза её звали. Санитары наши были немного того, с придурью, с простиной, как говорил старый начальник поезда, но работящие. А у Лизки был один закидон. Если кто до госпиталя не доедет, значит, помрёт в вагоне, она его в мешочек-то запакует, но не до конца. Прежде чем молнией лицо закрыть, она сядет, гладит покойничка по лбу, - тут Кейт хотела на Койте показать, как Лизка гладила, но мальчишка со страхом оттолкнул её руку…

- Так вот, - продолжила Кейт, как ни в чём не бывало, - гладит она покойничка и песню свою поёт. Одну и ту же. Я раз сто её слышала. И весь вагон знает, раз Лизка песню затянула, значит, опять помер кто-то. Старый начальник поезда ругал её за это, нечего, мол, людей в тоску и безнадёгу вгонять, но Лизка каждый раз  опять за своё. И я видела, как слушали солдаты её песню, и желваками на лице двигали. И казалось мне, что вот были бы у них руки-ноги на месте, были бы у них силы, то, после Лизкиной песни, схватили бы они опять свои автоматы, и пошли бы в атаку, последнюю свою  атаку, но пошли бы…

- Но, должен же человек мечтать о хорошем, надеяться на хорошее, - горячо заговорил Койт, -  я, например, надеялся, что мать моя жива. Даже эти ваши санитары, наверное, на что-то надеялись…

- Да на что им надеяться, - Кейт вздохнула, - разве что завтра дерьма выгребать поменьше…

- Ну, каждый о своём… А песня у неё грустная была?

- А я вот её сейчас спою…

- Да иди ты на фиг! Живые мы с тобой ещё пока вроде бы…

-Живые… Но и до фронта пока еще не доехали вроде бы… И не для тебя я её спеть хочу, а для тех, кто остывает там, на насыпе, лежит себе и ждёт свой чёрный шуршащий мешочек…

- Блин, Кейт. Мы, наверное, так и не поспали толком. Только глаза закрыли, как долбануло. Завидую я Арону. Ему кроме себя на всех насрать. Тонга его успокоила – смотри как дрыхнет, посапывает, как младенец. А мне до утра глаз не сомкнуть.

- Сомкнёшь… - Кейт раскрыла ладошку. В ней лежала синяя таблетка.

- Э, нет, - Койт замотал головой, - я обещал, что таблетку есть не буду, поберегу.

- А ты и не будешь таблетку есть, - Кейт взяла и разломила её напополам, - половину тебе, половину мне.  Одна таблетка на ночь, а у нас полночи осталось. А ну, открой ротик.

И Койт, как маленький, открыл ротик, и полтаблетки проглотил, и лёг по указанию Кейт на бочок к стенке лицом, а Кейт устроилась позади него, накрыв их одеялом. И Койт подумал, не зло, а скорее с удивлением, почему это он позволяет этой девчонке командовать собой, и почему его это вроде как не злит. А Кейт тихо запела, и горячий воздух её дыхания шевелил ёжик волосков на затылке Койта, и как же ему это было приятно…

- Пташенька степная,
Чистый голосок.
В небо улетает,
Что брусничный сок…
Как же получается,
Не уберегли…
На заре качаются
Травы-ковыли…

Папка в ополчении.
Весточек нет год.
Мамка, без лечения
Померла, и вот…
Вот пришла девчоночка
К кухне полевой,
Золотая чёлочка
С лёгкой сединой.

Человеку дадены
Совесть и душа.
Он всё видел, гадина,
Целил не спеша.
По полю девчоночка
С песенкой бежит,
А за ней вдогоночку
Смертушка летит.

Догнала, подкинула…
Личиком вперёд…
Заряжайте миною
Лучший миномёт.
Звали её Сашенька,
Кровь стучит в висок.
За  степную пташеньку,
Чистый голосок…

Кейт приподнялась на локте,  бросила мимолётный взгляд на  Арона, и чмокнула заснувшего Койта в чумазую щёку:

- Койта, ты, Койта, глупенький какой-то… Никто там, на Чёрных Холмах, ни о чём не думает и ни на что не надеется. Люди просто работают. А работа там одна – месть. Вот и мстят они и за всех,  и каждый сам за своё, за личное…

Кейт закинула в рот другие полтаблетки и закрыла глаза.

***

У синих  таблеток был один побочный эффект, во всяком случае, у Койта - точно. Он в ужасе вскочил как ошпаренный утром. Было холодно, очень холодно, а Кейт, засранка, натянула на себя всё одеяло и свернулась калачиком в его ногах. Койт откинул лючок на полу, но что от этого толку, разве только спустить штаны да лечь на живот… Но он представил, а вдруг камушек или ещё чего-нибудь. .. На мелькающих шпалах местами намёрз лёд. Да и ложиться на пол около этого отверстия… Спасение было только в раковине. Койт привстал на носочки… О-о-о-о… Его отпустило. Но чувство блаженства тут же сменилось обжигающей волной стыда. Он услышал, вернее даже почувствовал, что, за спиной, проснувшаяся Кейт соскользнула с кровати.  «Ну почему же он такой вот невезучий, почему он постоянно выглядит полным идиотом!» - думал Койт, но прервать процесс был просто не в силах.

- Я к девчонкам, - тихо прозвучало сзади, - расслабься, я за твоей спиной ничего не вижу…

И тишина. «Как же она умеет вот так исчезать,- подумал Койт, - как мышка..» Похоже было, что теперь в их дурной компании был уже не один мышонок, а два.  Точнее – мышонок и мышка…

***

Так уж получилось, что все, встреченные Койтом на своём пути за последнее время люди, кто вольно, кто невольно, обязательно кидали камушек или даже булыжничек туда, где билось его сердце. И уже там, за рёбрами, и места  больше не было, и сердцу стучаться было тесно,  а люди всё продолжали и продолжали наполнять корзину души мальчишки тяжёлыми предметами. Но потом появился Миха, и на пару камушков поубавилось. А Кейт,.. Она, пожалуй, за эти неполные сутки вместилище это ополовинила. Жить и дышать Койту стало гораздо легче…

Тут проснулся Арон. Он синих таблеток не пил. У него всё было гораздо легче…

В скотовознике все пассажиры сидели зарывшись в одеяла. Койт в том числе. Он высыпал на кровать остатки провизии из вещмешка. Высыпать, впрочем, было почти что нечего, треть пачки печенья и последний пакетик сока. Только- только Койт всё это доел и допил, поезд  остановился. Койт прислушался. Лязгали сцепки. Минуты две, и вагон, к его удивлению двинулся в обратную сторону. 

Краем глаза Койт поглядывал на Арона. Ему явно поплохело. Попутчика Койта трясло, он лежал, прижав ноги к животу. Койт подумал, что если всем пилотам невмоготу, то и ему придётся пить пару синих таблеток, как советовал доктор, из блистера, что у него спрятан в рукаве,. Вгонять себя в болезненное состояние Койту очень не хотелось. Но ехали недолго. Буквально полчаса. Большие двери рефрижератора отворились, в вагон заскочили люди в белом камуфляже, сильные здоровые молодые парни. Они первым делом бросили Койту и Арону  тёплые комбинезоны, такие же понесли и девчонкам. Пока ребята одевались, Койт быстро, а Арон с трудом, был вскрыт багажный отсек. Капсулы с экзотами ловко перетащили на тележки. Койт поглядел на Арона, ему стало его жаль, но от помощи Арон отказался. За открытыми створками Койт видел унылую бетонную платформу и примыкавший  к ней лес, круто уходивший вверх в гору. Послышался знакомый голос. Койт подошёл к створкам и глянул налево. Так и есть. Перед полковником  Сай навытяжку стояли и усатый офицер и четыре штурмовика гренадёра, и полковник хвалила и лейтенанта и солдат за проявленную смекалку и оперативное чутьё, и что все будут представлены к поощрениям, а может быть даже к правительственным наградам.

- Учись, пацан, - раздалось за спиной Койта. Рядом стоял и трясся Арон, - вот, умеет человек жить, вроде и облажался, а в итоге гляди - героем прослыл… Ну чё стоишь, прыгай давай.

Койт спрыгнул на платформу. Дул сильный порывистый ветер, бросая в лицо  неприятную острую ледяную крошку. Арона спустили два солдата в белом камуфляже и буквально потащили к грузовикам, что были подогнаны вплотную задними бортами к платформе. Контейнеры с экзотами уже, видимо, были погружены . Девчонки тоже залезали в грузовики. Полковник Сай увидела Койта, и замахала ему рукой, крикнув:

- Не тормози,  времени нет, минут пятнадцать у нас в резерве…

Койт побежал к грузовикам, думая на ходу, что, мол, за суетливая бабка. Вечно у неё  всё  быстро, да побыстрее. За спиной тронулся состав, увозящий их конвой. Койт запрыгнул в борт машины и опешил. Машина была заполнена явно маникенами, в такой же одежде, как  они и спецназовцы, были и три контейнера, в каких везли экзотов, у стенки кабины стоял мелкий андроид, а по середине пола кузова был большой люк, откуда торчал по грудь спецназовец, нетерпеливо подзывая к себе Койта:

- Бля, пацан, не тормози, сигай сюда быстрее!

Койта буквально втащили в люк и пинком отправили под платформу, где было полным полно народу. Последней в люк прыгнула полковник Сай. Солдат бережно её поймал и отнёс под платформу. Оставшиеся в грузовиках дроиды застегнули тент и подняли задний борт, и машины двинулись вперёд. И всем было дано указание поглубже уйти под платформу. Тут Койт увидел, как машины строятся в колонну. Впереди бронетранспортёр, два грузовика и замыкала зенитка с четырёхпулемётными турелями. «Вот блин, - подумал Койт, - какая фигня твориться-то, даже интересно стало». Под платформой с трудом, но всё же смогли спрятать десяток бесшумных электроквадроциклов, на которых в качестве водителей лежали солдаты в камуфляже, а они именно лежали, потому как рост не позволял им сидеть, к квадроциклам были привязаны сани, семь с контейнерами, а на остальных, как понял Койт, повезут их самих.
Военные явно чего-то ожидали. Пока была минутка, полковник Сай распорядилась накормить ребят гороховым супом с гренками в пол-литровых банках-самогрейках с маленькими ложечками, прикреплёнными сбоку. Консервы были опустошены моментально, но до конца чувство голода ещё не ушло. Моторов грузовиков уже почти что не было слышно, когда неистово затрещала зенитка, высоко в небе ярко вспыхнул взрыв, раскат от которого добежал до платформы секунды через две. Потом взрыв был уже на земле, огромный, не иначе как от баллистической ракеты. Ещё раз грохнуло в небе, и Койт услышал приближающийся звук вроде долгого фыр-р-р. Что-то явно крупное ощутимо пролетело прямо над ними, над самой платформой и ушло низко над идущей меж деревьев дорогой в гору, издав  уже звук типа зу-у-у, и все увидели раскалённое сопло движка. Это была крылатая ракета, полёт которой Койт не спутал бы ни с одним боеприпасом. И тут уж громыхнуло, так громыхнуло. На секунду Койт подумал, что плиты платформы поднимутся в воздух и похоронят их тут заживо. Сверху посыпались ошмётки, пепел и сажа, куски веток и земля. Потянуло гарью. В наступившей тишине громко заговорила полковник Сай:

- С очередным днём рождения, ребята. Сейчас там дроны покружат, а мы через полчасика двинемся на губровскую горнолыжную базу. Минут сорок езды. Там засядите в ваши экзоты, оклемаетесь, сколько вам надо, а потом уже поговорим о том, что делать дальше.

Когда двинулись в путь, девчонок посадили на двое саней, а на третью положили Арона, рядом сел Койт и полковник Сай.

- Здравствуйте,  леди Сай. – Койт не мог не поприветствовать начальство.

Леди Сай, уже в который раз постучала Койта пальцем по лбу:

- Вот они твои якобы безобидные гляделки с составами. Может быть, такие же мальчишки, какими вы были раньше, засняли похожие как близнецы сборные поезда, что примерно через одинаковые промежутки времени идут от Южного Порта до самого севера. Имперцы засуетились, заинтересовались, а у наших болванов не хватило ума хотя бы вагоны в составе по другому переставить. И, конечно, крот у нас завёлся, Койт, предатель, значит. Подключили имперцы агентуру и начали охоту за вашим четвёртым поездом. Так что живы вы чудом…

Койт не понимал, зачем она ему всё это рассказывает. В принципе, он сам обо всём уже догадался, да и все остальные не глупее. Наверное,  у самой леди Сай с души тоже свалился такой камень, что ей надо было хоть с кем-то поговорить, а Койта она уже знала, может даже доверяла ему, видела в нём этакую родную душу, ведомая старческим материнским инстинктом.

***

Наконец показались ворота базы. Десяток домиков. Три строения ангарного типа. Два были явно спортзалами, а около третьего парила труба котельной, наверняка там был небольшой бассейн. Сани разделились, девчонок повезли к спортзалу повыше, полетать значит, как подумалось Койту.  Мальчишек высадили у другого, гораздо поменьше. Арону совсем нездоровилось, он, наконец, позволил Койту довести его до раздевалки. В раздевалке было жарко, одуряющее и прияно жарко. Экзоты уже стояли и ждали пилотов. Койт глянул на Арона, тот явно приободрился из последних сил, и сказал Койту, мол всё нормально, иди в зал первым, я оденусь и следом. Койт опасался, что внутри экзот окажется ледяным, но его приняло пусть и склизкое, но тёплое нутро. Он оглянулся на Арона, который, как и положено, ме-е-е-ед-ле-е-е-но стягивал с себя портки. Койт зашёл в зал. Пара маленьких ворот, волейбольная сетка, тусклый свет. Ему-то залезать в экзота было и вовсе не обязательно, но что поделать, он будет ждать, пока Арон не восстановиться, если надо, хоть до самого завтрашнего утра… И тут он отчётливо услышал булькающие звуки. Сомнений не было – автоматные очереди. Койт,  не рассчитав, вышиб двери спортзала – в раздевалке не было ни Арона, ни его экзота, а снаружи опять-таки явно стреляли. Койт заметил, что его одежонка, которую он сложил в черепашкоподобный рюкзачок экзота, валяется на полу. Он вытряс всё. Блистера с синими таблетками не было.

***

Арон убедил себя, что он ни в чём не виноват, что он таким уродился. И если ему что-то хотелось, особенно иметь какую-нибудь вещицу, то он не знал ни сна ни покоя, пока её не получит. Как только его ручки научились хватать, а глазки находить, что можно схватить, Арон хватал и прятал у себя. Даже если в этом предмете для него не было никакого смысла. И не надо думать, что это были просто плохо лежащие вещи. Даже те предметы, которые лежали по делу и хорошо, тоже, бывало, похищались и прятались. На корабле особо воровать было нечего, да и все знали, где искать. Надо отметить, что Арон никогда ничего не ломал, ни откручивал, ни выковыривал. Вещь должна была просто лежать. Иногда клептомания Арона была даже полезной, потерял что-нибудь  - иди к реакторному отсеку, в каморку Арона – как пить дать найдёшь. Жил Арон именно что в каморке, был он не общителен и нелюдим, за исключением тех случаев, когда ему что-то было от человека надо. В каморке было всегда жарко, градусов под тридцать, но Арону нравилось, он любил тепло и редко когда потел.

Когда их корабль пропахал брюхом заросли Великого  Леса, когда Арон попал в настоящее людское общество, то ему понадобилось не больше недели, чтобы сориентироваться в ситуации и почувствовать себя не то, что в раю, но в многообещающем чистилище. Арон быстро сообразил, чем просто тырить вещички для мелкой продажи, лучше выполнять кражи на заказ, получая гонорары. В первый раз его на кражу по заказу навели рудокопы, просто по приколу, чтобы посмеяться над наглым мальчишкой, которого, конечно, поймают, и если не сдадут хлыстам, то уж точно выпорют как сидорову козу. Каково же было изумление заказчиков, когда ещё до исхода дня, они держали в руках то, что им по большому счёту было-то и не очень  нужно, но раз уж попало в руки, применение найдётся. Так и пошло-поехало. Поначалу и хлысты Республики и жандармы Империи думали, что никакого Арона-крысёныша не существует, что орудуют несколько банд, ну не может же, по описаниям, паренёк двенадцати лет работать  вором на заказах, иногда даже сколачивая группу, с которой шёл на дело.

Когда началась война, криминал поприжали. Да и сам Арон у авторитетов воровского мира вызывал далеко неоднозначные чувства. Конечно, мальчик был гениален в плане дела, но совершенно беспринципен и ради денег был готов на всё, в том числе и наплевать на негласные законы. Дело поворачивалось так, что Арон всё больше рисковал получить пулю или пику в спину, тем более, что за человека считать его уже перестали, поскольку он не рос, и это замечали люди, знавшие его давно. А значит, с точки зрения террианцев, он был беглым имперским неотеником, а имперские неотеники все, рано или поздно, либо сходили с ума, либо становились агентами имперской разведки. К такому же выводу пришли и криминалисты как Республики, так и Империи, ведь как не хранись, а потожировые всё одно где-нибудь да останутся, а геном у Арона был нигде не зарегистрирован, и явно имел соответствующие отклонения. Арон всё понимал и вынужден был бежать. Сперва он  ошивался в Прибрежных Княжествах, но и там было стрёмно. В итоге он очутился на Диких Островах. Деньжата у него были, на островах было также жарко, как в каморке около реактора, казалось бы, живи свою долгую жизнь неотеника и кайфуй. Но Арон так не мог, и буквально за полгода перессорил десяток племён, спровоцировал одну местную войну, и в итоге оказался в Южном Порту, где сдался местных хлыстам. Послушав историю паренька, хлысты вызвали детского психиатра. Но вместо больнички Арон оказался в муравейние, среди товарищей по экипажу, опустившись до уровня бытового клептомана. На что он, собственно говоря, и рассчитывал.

Когда в их команде появился Койт, Арон непременно его обшмонал от и до и нашёл синие таблетки. Надо сказать, что в тот момент Арон пребывал в перманентом паническом состоянии. Он прекрасно понимал, что стал заложником экзота, и что выбраться из сложившейся ситуации нет перспектив никаких. Он понимал, что их поят и кормят, видя в них супероружие, а погибать за Республику в его планы не входило. И вот, когда вроде бы всё плохо-плохо,  появились эти синие таблетки.

Среди пилотов экзотов ходил слухи про то, что есть препарат, который замедляет процесс угасания отлучённого от своего второго я страдальца. Откуда они появились, никто не знает, но то, что эти таблетки должны быть именно синие, говорили все.  Арон смекнул, что Койт мечтает о Диких Островах и периодически напоминал мальчику, что он там жил, возбуждая его интерес, но, соблюдая интригу, ничего о них не рассказывал. И Койт частенько крутился возле него. Когда пилотов начали увозить, Арон лихорадочно соображал, как бы сделать так, чтобы оказаться с Койтом в одной группе, но всё вышло само собой, здорово облегчив ему задачу. Оставалось только ждать подходящего случая, когда Койт разлучится с таблетками и он, Арон, будет в боевом экзоте. И на губровской спортбазе  настал именно такой момент.  Койт сунул вещи в рюкзачок, и таблетки были там, где же ещё, и Арон был в экзоте. Всё сложилось, и Арон начал действовать.

Таблетки перекачивали в его черепашку. Арон выскочил на улицу – никого. Спецназ и полковник Сай не иначе в том двухэтажном административном здании. Дверь он вынес ногой. У  стоящих в рекреации двух спецназовцев головы были явно лишними. Всё произошло настолько молниеносно, что смерти своей они не осознали, а фонтаны крови не успели даже капельку кинуть на экзота Арона. Чёрт побери, оружия у них не было. Арон принялся дальше громить первый этаж. Ему повезло. В одной комнате спал ещё один солдат. Рядом лежал автомат и три рожка в разгрузке. Солдат, видимо, секунду назад открыл глаза и потянулся за оружием. Но это для него секунда. Арон мгновенно схватил автомат и, хоть и стрелял очередью, чётко отсчитал четыре пули. Остальные люди были, понятное дело на втором этаже. Арон выскочил назад в холл, активировал позитронный щит и стал ждать. На балконе появились три танцующих медленный твист полуодетых вооружённых дробовиками мужичка. Они недоумённо и с ужасом смотрели вниз, на пол, где луже крови лежали с оторванными головами два их коллеги, но никого постороннего около них не было. Арон скинул щит и одной длинной очередью уложил всех.

В это время леди Сай дремала в горячей ванне. Её разморило, и она так и лежала ещё секунды три-четыре, уже слыша грохот автомата на первом этаже. Если бы она была помоложе, в те года, когда ударом изящной ножки могла с места сломать даже здоровому мужику переносицу… Но время взяло своё. Полковник вроде как вскочила в ванной, но нога поехала, она снова шлёпнулась в купель, залив половиной воды из неё весь пол вокруг. Пока опёрлась на край, пока поднялась, пока перекинула ногу и, опять поскользнувшись, удержала таки равновесие, пока дотянулась до тумбочки и схватила, нет, не пистолет, а коммуникатор, дверь ванной вылетела вон, сбив её на пол. Коммуникатор выскользнул из мокрой ладони и, крутясь, залетел под тумбочку.  Последнее, что она увидела в своей жизни, это была морда экзота с номером восемь.

Когда с губровцами было покончено, Арон кинулся в ангар с квадроциклами. Наперерез ему пошли активированные кем-то два дроида, накрыв экзота плотным огнём. Значит, не всех он уложил губровцев, но времени уже не было. Арону пришлось бежать неудобно, заложив руки за спину и открыв сразу два щита, иначе пули достали бы его тело. Вот и ангар. В санях лежало то, что ему было нужно – пара валенок и термокомбинезон. Он вскочил на квадроцикл, вспомнил, как водитель его заводил и, пробив полузакрытую дверь на противоположной стороне ангара, помчался лесом вверх по склону. Арон в силу своей нечеловеческой реакции мог ехать очень и очень быстро, тенью мелькая средь толстых стволов. За несколько минут он миновал километров десять вверх и выскочил на опушку леса. Гора впереди шла круто в небо, и так километра на два, была густо засыпана снегом. Кое-где карнизы заносов угрожающе висели, ощерившись сосульками. Весна  всё-таки, в некоторые деньки припекало.

Арон вылез из  экзота. Ветер слегка приутих, крупы не было, но он стоял голышом посреди снежной пустыни, сперва энергично тёр себя полотенцами, затем схватил с сидения какую-то мохнатую подстилку, растёрся ею, и, уже трясясь всем телом, залез в термобельё, а затем и в комбинезон, и валенки и поехал прочь, наискосок, снова в лес.

Арон был прожженным мерзавцем. Да и жил он на этом белом свете, отнюдь не внешние двенадцать лет. Он понимал, что ГУБР страховался от их  побега многократно, и экзот обязательно заминирован. А именно – позитронная батарея. И взрыв будет огого какой. Арон понимал, что даже тот десяток минут, пока он мчался на квадроцикле, экзот мог рвануть, но это было крайне маловероятно. Пока разберутся в ситуации, пройдёт время. А, может быть, вовсе не разберутся в ситуации, может там, на спортбазе и некому будет разбираться. Может там остались лишь соплежуй Койт, да девки. Девки, пожалуй, могут броситься вдогонку, могут отыскать его по следу и убить, но, скорее всего, не броситься, на фиг им это надо. Лезть вверх по склону, где до границы несколько километров, было тоже смерти подобно. Границу защищали дроиды и дроны. Сколько таких бегунков так и остались лежать на  заснеженных склонах, срезанных безжалостной очередью или коварным сбросом… Все эти мысли крутились в голове Арона, когда он уже несусветно медленней ехал вниз. Он планировал добраться сперва до платформы, затем по шпалам до Приграничного Города. А там уж он обзаведётся паспортом, под видом чьего-то сыночка попадёт на федеральные земли, сдастся землянам, таблетки помогут продержаться дней десять, может и больше, а там им заинтересуются, обязательно заинтересуются земные спецслужбы, земная медицина его спасёт…

***

На всякую хитрую жопу… Ну, вы знаете продолжение. А более интеллигентный человек  сказал бы, что и на старуху бывает проруха,  а поп бы покрестился и вымолвил, мол, человек полагает, а Господь располагает… Арону не повезло. Позитронный блок сдетонировал гораздо раньше, чем он ожидал, и гораздо мощнее. Физик оценил бы мощность взрыва в пять сотых от килотонны, в пятьдесят тон тротила, то есть. После взрыва позитронного блока радиации не остаётся, а в момент взрыва волна гамма излучения  убивает всё живое в радиусе километра, а в радиусе  десять километров уже мене опасна, ослабевает в кубе, в тысячу раз то есть. От той дозы, что получил Арон, будучи едва ли в двух километрах от взрыва, выжить будет проблематично. Но это ещё не всё. Арон никогда не был в горах, никогда не интересовался горами, иначе он бы сообразил, что взрыв позитронной батареи сорвёт в безжалостную тающую на ходу лавину весь снег, лежащий по эту сторону склона…

***

Звери на терре три были шестилапыми. Может потому, что планетка была поболее Земли, поувесистей, и на шести лапах тяготение переносится уверенней. А может потому, что шестью лапами местным медведям кромсать жертву было быстрее. Об этом не думал голодный террианский шатун, нашедший в языке разбудившей его лавины ещё теплое мясо, по вкусу напомнившее ему местных скальных крыс,  в изобилии бегавших по склону тёплым летом. ..

***

Койт выскочил на центральную площадку спортбазы. Ветер поутих, крупа перестала падать с неба, на свежем покрове хорошо были видны следы экзота Арона, ведущие к административному корпусу. Через мгновение Койт стоял на пороге. Зрелище было не из приятных. У него заурчало внутри, Койт ощутил наличие кишечника. Если бы Койт был  бы не в экзоте, то ни за что бы не наступил в лужу крови. А так ему было всё равно. На первом этаже и ведущей на верх лестнице Койт насчитал пять трупов. На втором этаже из одной открытой двери заметно парило. Койт направил экзот туда, и обмер на пороге. В довольно просторной ванной комнате, на полу, в розоватой от крови воде, распростёрлась обнажённая и явно мёртвая леди Сай. Вот тут уж гороховый суп дал о себе знать в полную силу. Койт метнулся в соседнюю комнату, где был туалет. Ребята не соврали. Экзот и вправду ничего в себе не держал. Но насчёт того, подтираться или нет, никаких указаний Койт не помнил.  Да и всё равно ему было. Он снова вышел в коридор, а на другом его конце, только что поднявшись по лестнице, два спецназовца явно готовились открыть огонь по Койту, вскидывая автоматы. Эти ребята, конечно, считали себя профи с молниеносной реакцией, но пока они нажимали спусковые крючки, Койт не только активировал щиты и свёл их вместе, как его учили, чтобы пули от выстрелов в упор не пробили защиту, но даже успел подумать, мол, видно, придётся их прикончить, и тотчас он отвергнул эту мысль, ведь «это же наши».  И даже успел удивиться, с каких это пор губровцы стали для него «нашими». Очереди пробили даже два щита, пяток пуль больно стукнули по экзоту. Койт не стал медлить, поднырнул под поток пуль и просто скинул обоих стрелков с лестницы на первый этаж. Парни даже не успели понять, как они грохнулись со второго этажа, но они были ребята крепкие, ушиблись, но вроде ничего не вывихнули и не сломали, и очухались во мгновение ока. Койт скинул забрало и хотел прокричать обычным человеческим голосом, чтобы не стреляли, что это не он убивал. Но крика не получилось, а так хриплое сипение, но спецназовцы, очевидно, и услышали, и поняли, и вроде бы ему поверили.  А Койт опустился на колени и локти, выбора не было, от экзота придётся освободиться. То есть, сейчас он совершенно беззащитен, но солдаты не бросились его добивать, а изумлённо наблюдали процесс вылупления насекомого из  кокона. Койт, как только освободилась голова, ещё раз сказал им более уверено, что бойню устроил Арон, другой экзот. Едва он освободился полностью, один из спецназавцев, сообразив, сорвал висевшую  за спиной штору и набросил на трясущегося Койта.

- Вода,- сказал Койт, - мне надо всё с себя смыть…

И опять сообразительный спецназовец схватил Койта как вязанку с дровами на плечо, головой назад, и, несмотря на ушибленное тело, поскакал вверх по лестнице, к ванной с мёртвым полковником. Добежав до ванной, он тоже остановился как вкопанный, глядя на мёртвое тело начальницы. Койт пару раз стукнул его кулачком по спине, мол, отпусти.  Его отпустили. Он накрыл шторой пол и тело полковника, перебежал и заскочил в ванную. Вода была живительной и горячей, и смывала с него липкую жёлтую слизь.

- Пожалуйста, - попросил Койт, - там в маленьком спортзале, в раздевалке моя одежда в рюкзачке, как черепашка… Пожалуйста, принесите рюкзак, я забыл его…

Сообразительный спецназовец кивнул и побежал вниз. А второй продолжал стоять в дверном проёме и смотреть, как Койт пытается смыть слизь со спины.

Когда Койт  получил одежду и сбежал на первый этаж, там уже стояли девчонки, в обычном человеческом обличии. Правда,  Кейт с ними не было. Значит, догонять Арона было некому. Тонга беседовала с незнакомым Койту пожилым, спортивного вида дядькой в меховой одежде поверх трико.

- Я ещё раз вам объясняю, Казимирыч, - спокойно говорила Тонга, зачем-то мыском ботика перекатывая оторванную голову спецназовца, - мы не сможем никого догнать, мы не можем снова войти в экзота ранее, чем через час, ну там плюс-минус пять минут, скорее даже плюс пять минут. И этот безумец, пустившись в бега, долго не протянет, не понимаю, на что он рассчитывает, и чего он взбесился…

- После ихнего горохового супа он взбесился, - подала голос другая стрекоза, чьё имя Койт не помнил, и четвёрка расхохоталась.

Койту стало противно смотреть на этих хохочущих над трупами гарпий, хорошо, что они ещё не принялись пить  свежую кровь, опустившись на четвереньки,  как он живо себе представил.

Кейт стояла на улице. Койт подбежал к ней:

- Испугалась?

-Я выросла в крови, отрезанных конечностях  и криках, чего мне пугаться…

Койт приблизился вплотную и прошептал, что Арон украл у него все синие таблетки.

-Теперь понятно, на что он надеется, - сказала Кейт, -  когда экзот разрядится и станет ему не нужен, он ещё дней десять, а то и больше протянет на блокаторах, а там, глядишь, и к землянам выйдет. Хитёр, гад…

- На каких блокаторах?

-На твоих синих таблетках. Ты просто с них спишь как убитый, но это их побочное действие… Для инициированных экзотов они продлевают жизнь без подключения…

- Это точно?

-Так говорят. Вот скоро и проверим…

Тут на крыльцо вышел Казимирыч и подозвал дроидов, мол, надо порядок навести, помочь солдатам тела вынести. Потом он подозвал Тонгу, и начал совещаться, как, и с кем связаться, нельзя же всех вводить в курс дела. Тонга отвечала, что понятия не имеет. Всем заправляла полковник Сай, и никаких распоряжений в случае своей гибели она не оставляла. Казимирыч помрачнел.

Койт потащил слегка сопротивлявшуюся Кейт в сторонку:

- Давай смоемся отсюда. Лучше случая не будет, до платформы, а там по рельсам до города, Затеряемся, Ну же…

Кейт ответила не сразу:

- И что дальше, Койт, найдём себе норку и будет жить тихо, как мышки? Ты об этом мечтаешь?

- А что тут плохого. Я деловой, ты умная. Мы не пропадём. Какой у нас выбор, мы для них  просто оружие и всё…

- А они для тебя кто? – Голос Кейт изменился, в нём появились незнакомые до этого Койту резкие, стальные нотки. – Что ты помнишь о своей жизни Койт, кроме этих лесов, городов и людей? Ничего ты не помнишь. Да мы родились там, - Кейт ткнула пальцем ввысь, - но жизнь свою мы начали только здесь, в Республике. Ты, Койт, можешь поступать, как хочешь. Если ничего тебя не держит, не за кого идти в бой, никто тебе не дорог и не нужен, то беги куда глаза глядят, хоть на Дикие Острова, будь там счастливым, если сможешь… А я никуда не побегу. Я поняла, что такое Родина. Наш старый начальник поезда был человеком со связями и очень, очень мудрым и добрым. И когда я его попросила, он не отказал, - Кейт задрала правый рукав комбинезона и термобелья, и Койт увидел на её запястье коричневый браслет, - я гражданка Республики, Койт. А он меня удочерил и стал моим отцом. Я ношу его фамилию. И если я нужна Республике, я останусь с ней до конца. Мне есть, за что поквитаться с имперцами. За отца, убитого подло, за всех, умерших на нарах санитарного поезда бойцов, за тех сожженных детишек на насыпи у спецвагона. Если ты о них уже забыл, Койт, то я не забыла. Я хочу защитить всех, кто живёт на этой несчастной земле. Защитить всех, даже одного глупого мыщонка…

Кейт развернулась и пошла к Казимирычу. Койт стоял молча. Койт начал вспоминать. Первые дни бомбёжек. Бесконечные толпы полуживых беженцев с Чёрных Холмов. А ведь и правда. Он всё это видел, но всё это текло как-то рядом, не через его душу. Ничего у него в жизни не было, за что он мог бы пойти в бой. А сейчас вот появилась одна ненормальная девчонка, которая заставила его проститься с детством.

Тем временем, Казимирыч крикнул всем, мол, надо бы собрать всё оружие и патроны, они могут пригодиться. Койт вспомнил, что на столике в ванной под полотенцем он заметил автоматический пистолет леди Сай. Он снова вошел в административный корпус. Трупов уже не было. Дроиды дочищали пол. Койт поднялся в ванную. Пистолет так и лежал под полотенцем. Койт вынул обойму – полнёхонька… И тут он даже вздрогнул. За тумбочкой дребезжал коммуникатор.

***

Койт держал в руках требовательно верещавший аппарат леди Сай. Он был безнадёжно  заблокирован, но на приём работал свободно. Было уже три неотвеченных звонка. В сложившейся ситуации Койт решил, что будет разумно снять трубку, что он и сделал. Мальчишка услышал слегка раздражённый мужской голос:

-  Сай, я три раза звонил вам… Полковник?  Что случилось, почему молчите?

-  Это не полковник, это Койт.

- Какого хрена! Кто ты?

- Я кузнечик номер десять…

- Какой на хрен, кузне…

Похоже, до говорившего наконец дошло, с кем он беседует:

- А где полковник Сай?

- А с кем я говорю?

- Я генерал… Для тебя я просто двухзвёздный генерал. И хватит вафлю жевать, доложи обстановку. Где Сай?

- Она убита. И ещё четыре, нет пять  спецназовцев убиты…

- Какого чёрта, Койт, что у вас там твориться?

- Восьмой кузнечик, Арон, всех положил и убежал…

- Он же не протянет, он что, с ума сошёл?

Койт подумал, стоит ли рассказывать про таблетки, но решил, что надо сказать правду, ну, в разумных пределах, конечно:

- Он где-то раздобыл блокаторы, таблетки, что жизнь без экзота продлевают. Он к границе подался, к землянам.

- А кто ещё у вас там живой?

- Все девчонки целы. Есть два спецназовца и дед в трико и шубе…

-Казимирыч?

-Да…

-Трубку не клади, марш бегом до него,  с ним буду говорить…

- А что Арон, сбежавший?

Генерал помолчал секунду, и сказал гораздо спокойнее:

- А ты не знаешь, что ждёт предателя в военное время? А он не просто предатель, он диверсант, он старшего офицера убил, что он заслуживает?

Теперь уже Койт задумался на пару секунд:

- Смерти?

-Ты правильно мыслишь кузнечик. И согласись, что это справедливо. И так оно и будет, уж поверь… Хватит вафли жевать, дай трубку Казимирычу, живо!

Казимирыч стоял всё там же, на крыльце. Лежали рядком трупы. Стояли рядом и девчонки и спецназовцы. Казимирыч, видимо, обдумывал, что дальше и дымил вейпом. Койт протянул ему сперва пистолет, а потом и коммуникатор:

- Это леди Сай за тумбочку уронила, там на связи генерал…

Казимирыч от протянутого пистолета отмахнулся, вытер правую ладонь об треники и потянулся к трубке:

- Что за генерал?

-Казимирыч! - раздалось из трубки, и он явно узнал голос, схватил коммуникатор и отбежал в сторону.

Разговор был коротким. Казимирыч сунул коммуникатор в карман шубы и забегал, заорал, что он сейчас подгонит грузовой трак. В него надо погрузить всех экзотов и самим усесться и мотать отселе куда подальше, а именно на второй объект, западнее по склону.
Сборы были прямо-таки панические, уложились минут за десять. Койт попросился в кабину трака и Казимирыч, махнул рукой, мол, давай, но сперва всё таки, в двух словах прояснил ситуацию:

- Эта ваша сволочь пошла туда, - он показал рукой на вершину, - границу, значит, вздумал переходить. Да хрен ему. Рванёт у него позитронная батарея, а это, ребята, анигиляционная бомба. Когда не знаю. В любую секунду. Как рванёт, вжимайтесь в пол. И останутся от него рожки..  Да не хрена от него не останется…Ну, поехали с богом. Кто знает молитвы, молитесь…

Рвануло, когда они отъехали километра на два. На небе засияли два солнца, Одно багровое, закатное, наполовину ушедшее за контур горы, а второе ослепительно белое у её подножия.

- Не смотри, дура! – Казимирыч нагнул голову Койта так быстро, что тот едва не вписался физиономией в приборную панель. Минут через пять их догнала ударная волна.
Трак накренило, но несильно.

Койт глянул в зеркало заднего вида. Над горой поднимался огненный гриб. Даже с такого большого расстояния было видно, как со склона начала сходить практически вся масса снега, копившаяся там не один год, превращаясь в бурый поток. Койт взглянул на Казимирыча. На его глазах были слёзы.

- Вот так, пацанчик, сорок пять лет жизни, всё прахом, все… Ну ничего, мы всего три десятых зиверта хапанули, да и импульс был коротким. Будем жить, будем…

Через двадцать минут они въезжали в ворота охотхозяйства номер два.




Глава 7

Дела небесные, дела земные


Верховный Куратор  казался старым, пожалуй, даже слишком. Может быть потому, что обесцвечивал свои тонкие длинные пряди до состояния полупрозрачной седины и носил одежду, как у китайского звёздного старца. Да ещё имя у Верховного Куратора было подходящее – Шоу. Скорее всего, когда-то давно, либо он сам придумал себе такой образ, либо его кто-то надоумил. Проживал господин Шоу на орбитальной станции, чья постройка была закончена землянами совсем недавно, сорок земных лет назад. Она представляла из себя подвешенный на террастационарной орбите сферический астероид  диаметром пару километров, к которому крепилось неспешно вращающееся колесо радиусом в пять километров, по ободу которого центробежная сила создавала почти земные условия жизни.
Господин Шоу заправлял небольшим хозяйством. Станция была обителью для тысячи человек, из которых  постоянных подданных было не больше сотни, остальные надолго здесь не оставались, считая это вредным для здоровья, поэтому постоянно курсировали между космосом и федеральными территориями. Среди постоянных обитателей половина была военными, ещё человек двадцать – вахтовыми земными чиновниками, а остальные – обслуга апартаментов Верховного Куратора. К кольцу был пришвартован, пожалуй, уже навечно, ракетный эсминец с эскадрильей устаревших истребителей,  да десяток транспортников. Транспорт весь был частными, как  личного владения, так и в составе флота корпораций.
Господин Шоу не был счастливым человеком.  Когда он прибыл на станцию, сменяя предыдущее руководство, на Терре-три уже была напряжённая обстановка. Империя и Республика неумолимо скатывались к войне. Видя такую ситуацию, господин Шоу начал бить во все колокола, призывая метрополию вмешаться, иначе разработки на Чёрных Холмах прекратятся, и экономика колонии рухнет. Земляне отреагировали живо, послали большой флот для того, чтобы умиротворить аборигенов и снова взять добычу рубидиата в свои руки. Но для космоса быстро не значит мгновенно. Война длилась уже пять лет, и, похоже, без вмешательства землян может длиться ещё столько же. А Верховный Куратор обладал ограниченной военной мощью. Он выжидал такого момента для нанесения удара, чтобы к тому времени, когда противоборствующие стороны придут в себя, на орбите уже стояла земная группировка. А до этого должен был пройти ещё год.
Террианцы, в свою очередь, постоянно заигрывали и с представителями администрации и с частными земными компаниями, с целью получить оружие и технологии метрополии, дабы склонить в свою сторону чашу весов. Господин Шоу и понимал, и ощущал, что мир кольца и федеральных земель начинает разъедать алчная коррупция и бездумное политиканство. Люди тут отвыкли от сильной руки метрополии, некоторые даже разуверились в ней. Глупцы, конечно же глупцы, но Великий Куратор, как мог, балансировал между интересами группировок, откладывая решительные действия до безысходной ситуации.
Так вот. Нынче по полудню, господин Шоу в халатике персикового цвета, держа в руках вовсе не подобающий ему посох, а обычную небольшую исцарапанную вдоль и поперёк пластиковую садовую лейку, поливал, вернее не то чтобы поливал, а пропитывал водой землю под цветущими гортензиями в своём садике, когда к нему тихо сзади подошёл гонец в военной форме. Господин Шоу был так самозабвенно занят тяжёлым в условиях только лишь центробежной силы процессом смачивания почвы, что гонец явно сожалел, что подкрался так тихо, ведь теперь как не дай о себе знать, мистер Шоу, как пить дать, напугается. Но что делать, гонец спокойно хмыкнул, господин Шоу едва не уронил лейку, но сам даже не дрогнул, медленно повернулся.

- Мне приказано сообщить вам лично, господин Верховный Куратор, - доложил гонец, козырнув, - что на границе Федеральных Земель и Республики зарегистрирован аннигиляционный взрыв малой мощности.

Верховный Куратор, махнув ладонью, отпустил гонца и нажал одну кнопку на коммуникаторе:

- Вивьен, друг мой, собирай расширенный совет, завтра часов в семнадцать по Гринвичу. И скажи всем, кто посмеет не явиться лично или не пришлёт законного представителя со всеми полагающимися в таких случаях регалиями, то они очень и очень об этом пожалеют. Особо это касается барона Винкеля. Этот престарелый юноша доигрался в свою дружбу с Республикой…

Затем господин Шоу нажал другую кнопочку:

- Генерал Бекстрет, пришло время удостовериться в эффективности нашего боевого потенциала… Что вы мне сразу рапортуете! Вы сначала сами убедитесь, что если надо, хоть половина боеголовок сработает, а потом уже рапортуйте! Завтра в семнадцать по Гринвичу на совете доложите, и, упаси вас бог, если как всегда соврёте…

Господин Шоу присел на раскладной матерчатый стульчик, обхватил голову руками и тихо выругался таким трёхэтажным, какой навряд ли подобает устам Звёздного Старца…

***

Охотхозяйство номер два было на порядок меньше спортбазы. Основной дом был рублен из кругляка, брёвна метров по десять, двухэтажный. Слева от въезда баня, гораздо скромнее, но тоже бревенчатая. Въездная дорога шла между ними и упиралась в просторный транспортный ангар, к которому была прилеплена котельная. Пассажиры трака спрыгнули у главного строения, кроме шестерых, лежавших в волочившихся за траком санях, закрытых тремя здоровенными медвежьими шкурами, перехваченных туго натянутой крепёжной лентой. Когда на спортбазе Койт недоумённо спросил Казимирыча, зачем он берёт с собой трупы, тот неожиданно сильно схватил его за предплечья обеими руками, нагнулся и, посмотрев ему в глаза, сказал:

- Запомни одну вещь, пацанёнок. Как бы не дымился твой зад, как бы не напирали на тебя враги, но солдаты Республики своих не бросают, ни живых, ни мёртвых…

И вот теперь этих шестеро несчастных были завезены вместе с траком в ангар, а копания живых расположилась на первом этаже гостевого дома.

***

Ещё во время поездки на траке, когда взрыв уже миновал, Казимирыч достал свой простой сотовый и позвонил кому-то, чтобы их встречали и приготовили всё для поминок.
Койт понимал, что такое поминки, но на таком мероприятии ещё ни разу не был. Когда они зашли в дом, то в большой нише, в глубине зала был накрыт стол, и накрыт шикарно. Тут были и жареные сосиски, от которых ещё шел парок, и нарезанный сыр, который Койт ел очень, очень давно. Тарелка с овощами, что Койту удавалось поесть только в сезон, в конце лета. В пластике стояла минералка местного разлива. И ещё был алкоголь, вино. И круглый крестьянский хлеб, который тотчас показался Койту знакомым, но всплывшим из воспоминаний только сейчас.

Оголодавшие валькирии было бросились к столу, но Казимирыч крикнул, мол, девочки, давайте всё по-людски, разденемся, помоем руки, сядем как люди за стол, помянем, как полагается.

Девчонки вроде остановились, посмотрели на Тонгу, а та неожиданно зло выругалась, чего ранее от неё Койт не слышал, и сказала, что они хотят жрать, что им сейчас лететь через Федеральные Территории, и всё уже задолбало. Девчонки набрали еды, сколько хотели и пошли наверх, даже не спросясь, можно ли… Кейт с ними не пошла. Койт подошёл к ней и спросил:

- А что это за разговор про полёт над  федералами ?

- Пока грузились на трак, Казимирыч передал нам координаты, куда мы сейчас должны полететь. Это недалеко, километров сорок отсюда на север. Нам надо пролететь сперва над долиной, что контролирует ЭсБиЭн Компани, сразу за хребтом, а потом, за вторым хребтом повыше, земли Барона Винкеля, нашего друга, там и полигон. Мы заберём собой твой пустой экзот, Койт.

- А я?

- А ты – вот.. – Кейт  показала на подошедшего к ним Казимирыча, - он с тобой разберётся…

- Да, Койт, оружие иначе через федералов не провезти. – Пояснил дед. - Девчонки справятся, уже проверено. А ты станешь моим внуком, и мы доберёмся до полигона, типа беженцы.

- Казимирыч, - Кейт подёргала деда за рукав, скорчив просящую мордашку, - не хочу я с этими гарпиями, они и мой экзот на себе утащат, можно я с вами?

-Внучкой что ли?

-Да.

Казимирыч улыбнулся и ласково погладил Кейт по голове:

- Привыкайте ребята. Вы люди теперь практически военные. Отдают тебе приказ, и никого не интересует, что там у тебя в душе. Я тебя понимаю, в неуютной ты, деточка, компании оказалась, но ничего не поделаешь. Приказ надо исполнять. Так что давай, не ленись, наедайся и лети себе вольной птицей.

- Пташечкой, значит, - вздохнула Кейт.

- Ну, если хочешь пташечкой, то так тому и быть.

Казимирыч подошёл к пустовавшей барной стойке и крикнул в  сторону двери после стеллажа с алкоголем:

- Франсуа!

Маленькая дверка отворилась и в банкетный зал вошёл андроид. Койт слышал о таких, но никогда не видел. Франсуа был абсолютно антропоморфен, и дабы не спутать его при случайной встрече с человеком его кожа была бледно-зелёного цвета.

- Франсуа, - тихо сказал Казимирыч, - речь идёт о поминках, а у нас ничего крепкого на столе нет…

- Господин Полянский, - Франсуа слегка кивнул головой, - крепкое у вас на столе было, но я увидел несовершеннолетних и убрал. Напоминаю вам, что распитие крепких напитков в присутствии несовершеннолетних - это административное нарушение, а вовлечение несовершеннолетних в распитие – это уголовно наказуемое деяние.

- Ну да, понятно, - Казимирыч опять пошёл к столу. Франсуа исчез за дверкой.

-Попытка намбер ту, - сказал Казимирыч и закрыл нишу плотной шторкой.

Койт слышал, как он опять позвал халдея, и опять попросил крепкого, уверив андроида, что дети пошли спать. Через минуту он зашёл за шторку с подносом, на котором было десять рюмок, бутылка джина и нарезанный крестьянский хлеб. Койт удивился, зачем так много рюмок. Казимирыч быстро открыл джин, налил в шесть рюмочек по чуть-чуть  и прикрыл хлебом, сказав недоумённому Койту:

- Они пока ещё с нами, - налил ещё три полных рюмки, и одну на треть, как понял Койт, для него.

-Ты, Кейт извини, но тебе нельзя, тебе сейчас лететь… - Казимирыч поставил бутылку на стол, а Кейт спокойно встала и плеснула в обычную чашку вина:

- Я его выпью немного. Всё будет нормально, даже нейросвязь улучшиться. Тонга на себе проверяла…

Казимирыч, тем временем, хотел разбавить джин в рюмке Койта минералкой, но мальчишка замотал головой.

- Не надо? – Удивился Казимирыч, - точно? Ну, смотри, не задохнись…

***

Койт умел пить крепкий алкоголь. Нечасто, но раз месяц Коста обязательно уходил из убежища  проветрится. Как понимал Койт, он побаивался идти на волю, но охота пуще неволи. Назад Коста возвращался всегда навеселе и частенько с бутылкой виски. Он наливал Марсику и Койту  пойло на донышко кружки, и смеясь говорил, что посмотрит, кто из них закашляется. Марсик всегда проигрывал и требовал реванша, но Коста давал ему лёгкий подзатыльник и говорил, что не собирается жить рядом с алкашами. А рецепт Койта был прост, он, прежде чем выпить, набирал полный рот слюны и разбавлял ею вылитый в рот алкоголь. Горло жгло, но вполне терпимо.

Все присутствующие взяли в руки рюмки и встали вслед  за Казимирычем. Он кивнул спецназовцам, мол, вы первые, ваших больше полегло.  И сообразительный спецназовец сказал, что служили они вместе недолго, всего полгода, и никто не думал, что так всё обернётся, вроде рядовое задание, но когда ракеты взорвали имитацию их каравана, всё начало казаться более серьёзным, но на спортбазе они расслабились… И такая вот нелепая смерть от безумного непойми кого, тут спецназовец покосился на Койта, немного помолчал, и добавил, мол, упокой Господи души братьев наших, перечислил четверых, а имя пятого он, очевидно, забыл, и имя это добавил второй выживший боец. Все выпили, и Койт сделал глоток, ополовинив рюмку. Они сели и  принялись довольно долго и аппетитно есть. Казимирыч наверняка ожидал, что Койт закашляется, поперхнётся, но не тут-то было.

- А ты, это, часто того? – Шепнул ему Казимирыч, - Ну, прикладываешься к этой заразе?

-Бывало, - Койту было даже приятно, что он удивил деда.

- Ты, парень, смотри, - Казимирыч даже погрозил пальцем, как когда-то делал Коста, - нельзя эти делом злоупотреблять.

Дед особо сделал ударение на последнем слоге. У Койта побежал жар по телу и остановился на щеках и кончиках ушей. Казимирыч опять встал, и все снова встали за ним, так же держа наизготовку рюмки. У солдат и деда рюмки были наполнены свежим джином, а Койт и Кейт допивали, что осталось.

- Сай, дорогая моя, Сай, - неожиданно с лаской в голосе начал речь Казимирыч, - Сколько же лет мы с тобой были знакомы… Да что там знакомы! Мы же вместе с тобой прошли ту маленькую войнушку в Великом Лесу, когда демаркировалась граница с Империей. То мы разведгруппой туда, то они прижмут нас к реке. Ты всегда была отчаянной девчонкой. Да и сейчас, оставаясь со мной наедине, ты конечно всё вспоминала, и как горели твои глаза. Как тогда, когда я за пулемётом, а ты обвешанная гранатами мартышкой по деревьям за спину этих гадов … И как они летели вверх тормашками… А потом на базе, счастливы от того, что уцелели… Да кровь была полна гормонов… Ты была ненасытна и в жизни, и в любви… Я остался тут охотоведом, а ты пошла, пошла вверх по лестнице совсем другой жизни…  И лишь иногда, когда мы случайно оставались вдвоём, называла меня своим лесовичком… - Казимирыч вдруг зарыдал, но ненадолго, вытер лицо ладонью, и закончил тризну, - Ты умерла, как и хотела, на боевом посту, а не под капельницей на мягкой постели…

Все опять глотнули, а Койт вспомнил эту картину – голая бабка на полу в ванной с простреленной грудью. По его мнению это мало походило на смерть на боевом посту… Опять закусили, но уже с ленцой.

- Ну, Койт, ты же знал, полковника Сай, - Казимирыч положил руку на плечо мальчишки, - Может, тоже что-нибудь скажешь?

Снова пришлось вставать. Койт тихо спросил:

- А что говорить?

-Как полагается, - пояснил Казимирыч, - либо хорошее… Либо, выпьем молча и сядем…

-Но я уже всё выпил, у меня пусто…

Казимирыч покачал головой и налил Койту минералки, приговаривая, что джина ему больше нельзя, а то уши задымятся и сгорят. Пока он это делал, Койт подумал и сказал:

-Наверное, она хотела всё сделать правильно… И думала, что делает правильно…

-Да, пацанчик, в точку, - Казимирыч опять смахнул слезу.

Все сели и замолчали. Каждый  вспоминал о чём-то своём. Казимирыч снял со стены гитару и тихо запел, наверно, как тогда, на давней войнушке в Великом Лесу.

- Доски сосновые
Стенка окопа.
Думаю снова я,
Как ты далёко…
Взгляд поднимаем
Мы на небеса,
Всем нам до рая
Всего два часа.

Скользкая почва,
Песочек местами,
Кто-то лопочет
Молитву устами…
Взгляд опускаем
Мы на горизонт.
Всем нам до рая
Метров пятьсот.

Режут осколки
Над касками ветки.
Рухнул у кромки
Парнишка с разведки.
Стонет, моргая,
Братуха, держись…
Всем нам до рая
Всего одна жизнь…

Казимирыч ударил по струнам и резко встал.

-Так, Кейт, иди зови своих девок. Пора вам…

***

Кейт убежала наверх, а Казимирыч прояснил ситуацию оставшимся с ним Койту и двум бойцам:

- Сейчас ребята, сюда нагрянет военная прокуратура и контрразведка, приедет группа быстрого реагирования от хлыстов, куда же, мать твою, без них, ну и наша, губровская кавалерия подтянется. Короче, пацаны, начнётся тут полный содом с гоморрой и бедламом. Версия наша такая. На базу напал отряд диверсантов империи, головы резать – это их хобби. Там, правда, оторваны, но, думаю, разбираться особо не будут. А чтобы следы замести, они рванули аннигиляционный заряд под кромкой ледника, да малость не рассчитали и сами там остались…

Спецназовцы понимающе закивали. Спустились девчонки. Казимирыч их задержал:

-Вот что, девицы, ещё тут нужна ваша помощь. Койту нельзя находиться здесь. Его надо переправить на заимку, тут, близко, и километра не будет. Но надо по воздуху, чтобы следов не было. Возьмёте его?

Тонга надула щёки, но её опередила Кейт:

- Я возьму, только надо в чём-то нести…

-У меня бредень есть, - сказал дед, -килограммов сто выдержит, а малец и сорока не весит… А ты-то сможешь его поднять, мелковатая ты…

- Сможет, если ей так хочется, - Тонга всё-таки влезла в разговор, - у неё как раз сорок килограммов боевая нагрузка. 

Все вышли на улицу. Кружил лёгкий снежок и заметно холодало. Девчонки пошли в баню, влезать в экзотов, а Казимирыч, притащив оттуда бредень, расстелил его на земле.
Койт сел в центр. Казимирыч присел рядом с ним на корточки:

- Значит так, пацанчик, ты теперь мой внук. Койт Маркович Полянский. Меня зовут Сигизмунд, значит отец твой Марк Сигизмундович Полянский. Запомнил?

Койт кивнул, выяснил, ёжась от холода:

-А он существует?

-Кто?

-Марк Сигизмундович?

Казимирыч рассмеялся:

- Не беспокойся, жив здоров… Во всяком случае, надеюсь. С женой мы разошлись, когда ему четыре было. Уехала она в одно приморское княжество и Марка забрала. Да я и не сопротивлялся. Пока он рос, пару раз в году с ним встречался, то он ко мне на кордон, то я к ним, на море. А потом он подрос, да разошлись совсем как-то.  А потом эта война, и связи совсем разорвались. У него тоже сын есть, твоего возраста, так что легенда у нас вполне сносная…

Тут из бани вышли, нет даже не вышли а выплыли, вибрируя над землёй,  девчонки. Койт, а тем более Казимирыч, первый раз видели их в экзотах. Экзоты эти были облегающие тело, вся дополнительная аппаратура для полёта находилась в горбах на спине. Девчонки светились голубоватым светом, по их экзотам бегали мелкие искорки, а когда они поднялись над землёй, прижав к груди руки и выпрямив ноги, то действительно стали похожи на стрекоз из картинок в книге. Каким образом они летели было совершенно непонятно, никаких крыльев вроде не было видно, но над горбами воздух как бы переливался, и оттуда слышалось тихое гудение.

- Феи, да и только,- восхищённо выдохнул изрядно закосевший Казимирыч.

Девчонки за руки и за ноги несли экзот Койта. «Только бы не уронили,» - подумал Койт.

Мальчишка подбежал к экзоту и взял рюкзачок, вытащил оттуда пистолет леди Сай и протянул его Казимирычу, но тот снова поводил рукой:

- Нет, места тут дикие, оставь пока себе. Обращаться умеешь?

Койт кивнул.

- Патроны-то там хоть есть?

- Полная обойма.

Койт сел на бредень, Кейт подхватила его и понесла по указанным координатам, быстро поднимаясь над лесом. Казимирыч давай крестить их в воздухе, а затем перекрестился и сам.

***

У Койта перехватило дух. Было действительно страшно. Кейт летела низко-низко, над тёмными ночными кронами деревьев. Но бредень выдержал. Вскоре показалась полянка с домиком. Кейт положила Койта у порога и взмыла ввысь, помахав на прощанье рукой.

Койт зашёл в незапертую избушку. Тотчас сработал датчик и зажёгся свет. Мальчик обернулся и понял, что дверь закрывается на здоровенный железный засов. Отовсюду веяло какой-то явно не террианской древностью. Посередине стояла здоровенная металлическая печь. Было прохладно. Койт набросал в топку сперва небольших сложенных рядом щепок. Попытался зажечь их плазменным огнивом, лежавшем рядом с дровами, но неожиданно дым попёр в комнату. Койт спохватился и быстро опустил вниз рычажок заслонки. Пламя загудело. Койт набросал ещё толстых дровишек, но в меру, боясь, что печка сильно раскалиться. У дальней стены была лежанка и на ней цветастый матрац. Койт прилёг, подложил  под голову подушку, рядом на рубленный табурет положил пистолет. Джин и перелёт на свежем воздухе сделали своё дело и Койт заснул.

***

Шатун чувствовал себя сытым недолго. Лавина вынудила его спуститься так низко, как он ещё до этого не ходил. Он вышел на опушку векового леса. Впереди была земляная насыпь. Наверху её пахло неприятно, запах железа шатуну не понравился, и он, обойдя язык лавины, снова углубился в лес. Поднявшись вверх, шатун опять оказался возле человеческих построек. Там суетилось много людей, горели прожектора, гремел лопастями приземлившийся геликоптер. Он поднялся на задние лапы, чтобы лучше рассмотреть ситуацию, и в стоячем виде казался ещё более огромным и свирепым. Шатун был не из робкого десятка, он мог бы ринуться туда и порвать этих ненавистных пришельцев, но за пару веков местные звери научились опасаться человека и всего, что пахнет железом. Шатун подумал, и решил обойти людскую берлогу сверху. Снегопад закончился. Небо прояснилось. Шатун поднял голову и увидел маленькую луну в небе, окружённую кольцом. Над горизонтом поднимались две другие луны, круглые, голубые, настоящие террианские. В их призрачном свете шатун вышел на полянку, посередине которой стояла ещё одна человеческая берлога. От неё пахло дымом. Шатун понял, что там кто-то есть. Он осторожно пошёл вперёд, и тут вдруг почувствовал знакомый запах скальной крысы. Причём было непонятно, откуда он взялся, будто крыса упала с неба. И чем ближе шатун подходил к дому, тем отчётливей был запах. Сперва шатун попробовал плечом дверь – она не поддалась. Тогда он поднялся на задние лапы, посмотреть на крышу. Она была из белого подозрительно блестящего в лунном свете материала. Тут в избушке зажёгся свет, и шатун увидел оконце. Он подумал и решил, что прорвётся, он исхудал за зиму и был не так грузен и широк в плечах. Шатун отступил на десяток шагов и с размаху выбил оконце. Спрятавшаяся в избушке скальная крыса отскочила от его морды, но не завизжала,  а вдруг ударила яркой вспышкой шатуну между глаз. Шатун заревел, открыл пасть, и нечто сильное буквально разорвало его голову изнутри.

Третьего выстрела он уже не почувствовал.

***

Койт, покрытый холодным потом, сел на пол возле остывающей печки. В оконном проёме избушки плотно засел по плечи террианский медведь. Койт сразу понял, что это он, хотя даже картинок с этой тварью никогда не видел. Мальчишке удалось уложить зверюгу с двух выстрелов, в череп между глаз и в открытую пасть. На всякий случай Койт ещё раз выстрелил ему в ухо, сообразив, что там череп не помешает. Пуля прошла навылет, выбив кусок кости с противоположной стороны и забрызгав кровью и мозгами всю стену.

Койт долго сидел не шелохнувшись. Датчик погасил свет. В темноте мальчишке стало неуютно. Койту показалось, что медведь ожил, пошевелился. Он снова схватил пистолет. Свет опять зажёгся. «Нет, - серьёзно успокаивал себя мальчик, - я разнёс ему всю башку, он не может ожить…» Койт хотел было ударить ногой в морду твари, сбросить медведя наружу, но остановился, сообразив, что незваный гость своей тушей так плотно вошёл в оконный проём, что даже не дует. Койт ещё раз разжёг печку и на удивление почувствовал себя совершенно спокойным. Раз уж эта тварь не смогла его достать, то бояться уже было нечему. На всякий случай Койт кинул матрас и подушку под лежанку, забрался туда, положил рядом на пол  пистолет. Он не думал, что заснёт, думал, что будет просто тихо лежать. Его разбудил громкий стук в дверь, похоже,  ногой, и крики. Койт вскочил, больно ударился головой об лежанку и засмеялся, узнав голос Казимирыча.

***

А пока Койт переживал приключения в избушке,  в охотхозяйстве дым стоял коромыслом. Высокие офицеры выясняли между собой, кто и чего друг от друга скрывает, обстановка накалялась. В итоге развернули спутниковую тарелку, устроили телеконференцию со столицей,  и дело дошло до самого верховного. На нём всё и успокоилось. Часам к трём ночи трупы забрали, все разъехались восвояси.  Про Казимирыча забыли. Он спал себе в бане и проснулся от ощущения звенящей тишины. Солнце уже взошло. Казимирыч сходил на кухню. Франсуа не было, его кто-то из гоп-компании по непонятным причинам увёз с собой. Тут он вспомнил про Койта. Быстро пошёл в гараж, ругая себя за приступ Альцгеймера, как же можно было забыть про оставленного одного в заимке маленького мальчишку! И можно было представить его ужас, когда, двигаясь на снегоходе, он пересёк след громадного шатуна.  Казимирыч трёхкратно перекрестился и вылетел на поляну. Шатун торчал башкой в избушке, а его здоровенный зад закрывал чуть ли не ползаимки. Казимирыч забарабанил в дверь.  Заспанный Койт открыл её не сразу.

- Пацанчик! - Казимирыч сгрёб Койта в охапку, прижал к себе и начал целовать в щёки, и осенять крестом, - Ты цел? Ты живой?

Такое проявление чувств со стороны Казимирыча напугало Койта почти как визит шатуна. Мальчишка уворачивался от несущих дикий запах перегара поцелуев Казимирыча. Наконец дед опустил его на землю. Казимирыч посадил Койта за своей спиной, медведя привязал брошенным у заимки бреднем к снегоходу. Минут через пятнадцать они снова въезжали в ворота опустевшей базы.

- Как ты его завалил? – Казимирыч не мог прийти в себя, - Наверное всю обойму в него выпалил?

- Зачем? – Спокойно сказал Койт, но его нутро наполнялась гордостью, он толко сейчас осознал весь героизм своего поступка, - Одну меж глаз, одну в пасть, и контрольный в ухо. Три патрона.

-Три патрона, - Повторил за ним Казимирыч, - вырезая из черепа медведя два громадных верхних клыка, а потом и здоровенный коготь из передней лапы.

Койт позавтракал, и стал рассматривать трапезную первого этажа гостевого дома. Тут всё говорило о бурной ночной деятельности. Вся мебель была сдвинута в угол. На полу лежали обрезки кабелей. Койт поднял глаза на барную стойку и заулыбался. Было совершенно очевидно, что запасов алкоголя в серванте заметно стало меньше. Тут вернулся Казимирыч. Он подошёл к Койту и торжественно надел ему на шею ожерелье. На толстой тесёмке висели два уже отполированных жёлтых медвеьих клыка, а между ними был серый длинный и тонкий коготь.

- Теперь, Койт, - торжественно сказал Казимирыч, - если ты зайдёшь в любую охотничью таверну, а их на терре сотня, не меньше, покажи это ожерелье, и тебе за счёт заведения положена кружка эля и кусок жареного мяса. А если с тобой будет ещё и дама, то ей нальют пунша и миндальный марципан впридачу.

-Это, Казимирыч, если мне поверят…

-Поверят, Койт. Сперва, конечно, проверят, а потом поверят. Я ведь всё-таки старший охотовед. В коготь я поместил специальный чип, который удостоверят, что именно Койт Маркович Полянский добыл законным путём этого медведя. Покажешь удостоверение, и считай эль и мясо твоё за счёт заведения, но в каждой таверне только один раз в год.

- Так, нет у меня удостоверения, - Койт даже засучил рукав, показывая, что браслета у него нет.

- А вот этим мы сейчас и займёмся, - бодро сказал Казимирыч, - мы едем в Приграничный Город. Собирайся…

А что, собственно говоря, было собирать Койту. В его рюкзачке появилась только одна новая вещь – ожерелье человека, завалившего террианского медведя.

***

Казимирыч активировал охранного дроида, закрыл ворота охотхозяйства, перекрестился, усадил Койта себе за спину, и они поехали на снегоходе вниз по склону, до железной дороги. День выдался солнечным. Пригревало. Снег местами переходил в землю, и из-под гусеницы снегохода вылетали мёрзлые кочки травы. Ехали недолго до полустанка. Там Казимирыч прямо в сарае около платформы оставил свой снегоход на попечение старухи в комбинезоне, что заведовала местной лавкой. За лавкой был каменный гараж, откуда дед выкатил видавший виды автомобиль. Койт ещё никогда в своей жизни не ездил на легковых авто. Казимирыч усадил его на заднее сиденье, а сам сел за руль. Но рулить он не стал, вместо этого тихо сказал:

- Привет, Гертруда…

-Добрый день, господин Сигизмунд, - раздалось из нутра авто.

-Нам до дому, дорогу ты знаешь. Ну давай, с богом.

Вместо ответа машина плавно тронулась и побежала по расчищенному асфальтовому полотну, периодически осторожно притормаживая на свежих заплатах, которые явно сбивали с толку ИИ.  Койт всю дорогу пялился в окно. Лес резко перешёл в поля, кое-где уже трактора тащили по ним бороны, за боронами кружили стаи обычных земных ворон, непонятно кем и когда завезённых на терру. Вороны пикировали на своих конкурентов, террианских летунов, которые, впрочем, и не летали вовсе, а скорее далеко прыгали по вспоротой дернине, ища себе непойми какое пропитание. Показались первые дачи. Застройка становилась плотнее, машин становилось больше. Койт немного волновался, и даже решился-таки попросить Казимирыча взять управление в свои руки, но они завернули в переулок и практически упёрлись бампером в откатные ворота.

-Ну, вот мы и дома.

***

Дом Казимирыча был большой, но одноэтажный. Длинный коридор разрезал его насквозь от входных парадных  дверей, до двери, которая вела в сад. Чердак, ввиду высокой двухскатной крыши, тоже должен был быть просторным, но лестницы на него внутри дома не было. Казимирыч в общих чертах обрисовал план действия. Сейчас они помоются, причешутся, приоденутся и пойдут в местное отделение полиции делать Койту паспорт и визу на федеральные территории. Затем они заедут ненадолго в мегамол на границе, там закупят кое-что и встанут в очередь на погранпереход. На федеральных землях дорога займёт всего часа три, они пересекут границу владений барона Винкеля, где дед сдаст Койта представителю армии.

- Так что к вечеру я от тебя избавлюсь… - заявил Казимирыч Койту, как будто можно было подумать, что мальчишка для него представлял неимоверную обузу.

В пограничном городе горячая вода была на халяву. Километрах в пяти, ближе к вершине утихомирившегося давным-давно вулкана была горная котловина, богатая горячими источниками.  Именно там город и брал горячую воду. Пить её, как сказал Казимирыч, не стоило, а вот для омовения она была полезна. Койт залез в ванну и пустил воду небольшой струйкой. Вода и вправду была необычная, голубоватого цвета и слегка попахивала тухлецой, но настолько слабо, что запах чудился даже в чём-то приятным.  Вода дошла Койту до пупка, и тут он приметил у Казимирыча пенку для ванн. Наглеть так наглеть, решил Койт и опрокинул колпачок в воду. Надо было мыться, но Койту стало неохота, он снова почувствовал себя маленьким и крикнул в полуоткрытую дверь:

-Казимирыч!

Дед пришёл, прислонился к косяку и отпил из горлышка пива.

-Казимирыч, - повторил Койт, - а ты можешь меня отмыть так, чтобы я скрипел.

И Койт показал на предплечье,  где он должен скрипеть.

- Ты достаточно взрослый молодой человек, чтобы обслужить себя сам, - усмехнулся Казимирыч, но к ванне подошёл, - тебе лень, и ты хочешь заставить старого человека отмывать чумазого, вонючего мальчишку…

С этими словами дед положил ладонь на макушку Койта, притопил его в ванной, но мочалку в руки взял.

- Крестить бы тебя надо, - Казимирыч намыливал мочало и будто рассуждал вслух, - негоже по нашей грешной земле нехристем ходить…

После банной процедуры Казимирыч бросил одежду Койта в быструю стирку и сушку, дал ему свой халат, закатав предварительно рукава, и заперся в ванной сам с ещё одной бутылкой пива. Койт остался один в гостиной. Комната была в идеальной чистоте и порядке. Мальчишка пораскинул мозгами и пришёл к выводу, что у Казимирыча кто-то есть, во всяком случае - уборщица, вряд ли дед был способен на такое образцовое содержание своей недвижимости.  В комнате был камин с парой головешек. Настоящий или имитация было непонятно. На каминной полке в два ряда стояли обычные распечатанные фотографии в простеньких деревянных рамках, за ними три иконы. Посередине большая икона с богоматерью, держащей в руках стрелы. По левую сторону от неё икона поменьше, на ней была затейливая надпись но Койт сумел разгадать её как «Марк-евангелист». Справа от девы Марии была совсем маленькая иконка. «Наверное, это Сигизмунд,» - догадался Койт, решив , что это небесные покровители Казимирыча и его сына. А вот первый ряд фотографий, как понял Койт, были семейные. Вот Казимирыч с молодой женщиной и карапузом на руках. Далее карапуз превращался в мальчика и юношу, и дамы там уже не было. А последняя фотография в первом ряду показывала молодого дядьку с новым мальчиком на руках. Койт понял, что видит своих номинальных отца и брата. Во втором ряду была бурная армейская жизнь. А на фотографии посередине молодой Казимирыч с бородкой и усами держал обвешанный лентами пулемёт, рядом стояли товарищи и молодая длинноногая девчонка, хищно улыбаясь, положила левую руку Казимирычу на плечо, а правой держала за ствол стоящую на прикладе штурмовую винтовку. Тут уж Койт был вынужден согласиться с дедом – в молодости леди Сай и вправду была неотразима. И опять с горечью подумал Койт, что вот таких бы родных папу и маму он бы хотел иметь…

За этими рассуждениями его и застукал Казимирыч. Он бросил Койту сухую одёжку и слегка усмехнулся, очевидно, сообразив, о чём так мечтательно задумался мальчишка. Дед зашёл в соседнюю комнату и вышел оттуда минут через пять, Койт едва успел напялить на себя тёплый уличный комбинезон, что дала ему под платформой леди Сай. Он был мальчишке велик, да что поделать, ничего другого у Койта не было. А вот Казимирыч облачился в форму капитана ГУБРа. Форма ему шла настолько, что Койт испытал давно забытый им холодок на спине и чувство пустоты под ложечкой. И вот этого бравого офицера он только что просил отмыть себя до скрипа? Койту сделалось за себя неловко.

***

До паспортного отдела они ехали полчаса, не более, да ещё успели заехать в какую-то контору, где сидел непонятный Койту человек с названием нотариус. В приёмной была уйма народу, всех обилетивал автомат и осаждал криками дежурный сержант. Казимирыч и Койт прошли так, без билета. Ни толпе, ни сержанту и в голову не могло прийти, что-то там вякнуть губровцу, тащившего за собой мальчишку. Ясно дело, при исполнении человек. Внутри отдела было гораздо спокойнее. Сперва они зашли и сфотографировали Койта в автомате. Потом у Койта взяли отпечатки всех пальцев рук,  и просканировали сетчатку. Надо было сдавать ещё и генетический материал, но дед, как законный представитель, написал отказ по религиозным мотивам. Наконец, мытарства Койта закончились, и Казимирыч посадил его рядом с другим мальчишкой и пошёл ходить по кабинетам.

Койт скосил глаза на сидевшего рядом.  Паренёк был его не старше, он был очень бледен, у него не было правой ноги по колено. Рядом стояли два маленьких костыля с держателями для локтей. Сосед Койта совершенно не обратил внимания, что рядом с ним кого-то посадили. Его глаза были устремлены в точку где-то на поверхности двери кабинета напротив. Прошло минут десять. Дверь этого кабинета отворилась, оттуда вышла широкобёдрая средних лет женщина. Она устало опустилась в сидение около мальчика и тихо заплакала. Мальчик принялся гладить её по рукам и голове, едва слышно шепча:

- Ну ладно, мам, проживём как-нибудь…

Женщина зашлась в безудержном и беззвучном плаче и из её рук выскользнула папка, откуда посыпались на пол бумажки. Койт выпрыгнул из кресла, и начал собирать их. Женщина закивала головой и замахала руками, а сидящий с ней мальчик первый раз взглянул на Койта. Сколько таких калек видел Койт за время своих скитаний по Республике. У кого руки нет, у кого ноги, а то и обеих. И ведь не на фронте же был этот мальчишка, а жил себе тихой мирной жизнью, пока не прилетел имперский снаряд, или не наступил он на тысячи мин, что разбрасывали имперские дроны по приграничным посёлкам. И ведь знают, сволочи, что на одного подорвавшегося солдата будет пяток таких пареньков или девчонок. Раньше Койт воспринимал этих калек, как должное, как причитающийся антураж военного времени. А вот в этот миг в его душе, в россыпи камушков там, возле сердца, зашевелилось, забурлило доселе ни разу по-настоящему не испытанное им чувство необходимой мести, понимание справедливости безжалостного возмездия. 

Подошёл Казимирыч. Мельком взглянул на вытирающую слёзы, но уже покорно успокаивающуюся  даму, и показал Койту коричневый браслет. Мальчик понял, что он теперь стал гражданином Республики. Но Койт смотрел не на него, а на сидевшего рядом безногого мальчишку, который всё понял и теперь смотрел на Койта с мало скрываемой ненавистью. Койт взял Казимирыча за рукав и отвёл в сторонку.

- Ты чего? – Спросил Казимирыч, с усмешкой, - Я думал, ты обрадуешься, а тебе вроде как и наплевать…

- Послушай, дед, - сказал Койт таким голосом, что Казимирыч стал сразу выглядеть не расслабленным человечком, а капитаном ГУБРа, - помоги им,-  и Койт кивнул в сторону одноногого мальчишки.

Казимирыч испытующим взглядом оглядел мамку и сынка и строго зашептал Койту:

- Время сейчас такое, понимаешь, пацанчик. Да, тяжёлое, но всем не помочь. У нас с тобой дело государственной важности, а тут… Давай не будем злоупотреблять…

И опять Казимирыч произнёс своё «злоупотреблять» с ударением на последнем слоге. Койт понял, фишка у него такая.

-Послушай Казимирыч, дедуля, так же ведь тебя называть я имею теперь право. – Койт не собирался успокаиваться. – Ты вот довезёшь меня до полигона и сдашь военным. И может нам не судьба больше свидеться. А вот я помнить тебя буду, до конца буду, до последнего вздоха буду, клянусь… Так сделай так, чтобы я тебя запомнил настоящим человеком…

Похоже было, что Койт потряс Казимирыча до глубины души. А ведь правда, он не на курорт отправляет пацанёнка, а на фронт. И воля его звучала, как последняя просьба приговорённого. Казимирыч почесал нос, резко развернулся и подошёл к женщине с ребёнком. Беседовали они долго, минут пятнадцать. За это время мальчик с костылями много раз удивлённо смотрел на Койта, мол, кто ты такой, что заставил заниматься нами целого капитана госбезопасности. Казимирыч ушёл, пройдя мимо Койта с нехорошим, стальным взглядом перед собой.

Вернулся дед через полчаса. Он отдал Койту его браслет со словами:

- Надевай, виза там уже открыта…

Потом он подошёл к женщине и мальчику. Казимирыч открыл папку и там, внутри, были два коричневых браслета, таких же, как у Койта. Женщина изумлённо прикоснулась к ним дрожащей рукой и вдруг прямо при всех упала на колени и попыталась поцеловать кисть руки Казимирыча. Дед с натуральным ужасом схватил её за локоточки и принялся поднимать, буквально рыча:

- Да бог с тобой, мать…Сейчас же прекрати это безобразие… В какое положение ты меня ставишь… Люди же смотрят…

А люди и вправду смотрели. И даже сержант распорядитель смотрел. И было тихо. И каждый в этой тишине наверное подумал, что на их несчастной планетке, в их измочаленной войной стране, есть ещё место доброте, справедливости и божьей милости. А мальчик вдруг схватил костыли и в два прыжка оказался около Койта и протянул ему руку. Койт её пожал, их взгляды встретились, и Койт тотчас опустил глаза. Взгляд одноногого мальчишки выражал такую глубокую взрослую благодарность, какую не может испытывать ребёнок их возраста, просто не должен и всё.

Казимирыч выволок Койта на улицу, они сели в машину и поехали, как сказал дед,
в мегамол. При этом Казимирыч только и сказал Койту, мол, ты и представить не можешь, засранец, чего мне этот поступок может стоить. Дальше они ехали молча.

***

Был рабочий день, время ближе к вечеру. В мегамоле было не слишком людно. Казимирыч на шопинге вроде как отошёл. Во всяком случае, он подарил Койту камуфляжную армейскую одёжку подходящего размера, в которую мальчишка тотчас с охотой облачился. Кассир была недовольна, что на кассе ей предъявили уже оторванные бирки, но Казимирыч так ей улыбался, а Койт выглядел таким радостным, что она просто обозвала их безобразниками, на этом и разошлись.

Казимирычу приспичило сбегать в мужскую комнату, а Койт остался на лавочке возле кассы, обвешанный покупками. С другого конца мегамола, из приоткрытой двери полицейского участка вышли два патрульных. Молодой сержант со следами сильного ожога на лице и совсем молоденькая курсантка. В другое время Койт подорвался бы мгновенно и исчез, но теперь он гражданин республики и принялся нагло пялиться на патруль. Пялился Койт настолько нагло, что сержант, проходя мимо, не выдержал и спросил, кто он такой, и что он здесь делает. У Койта так и свербело послать его куда подальше, так, что сержант, конечно, не выдержит, потащит его в участок вместе с покупками, а там Койт предъявит ему удостоверение, и туда прибежит дед в форме капитана ГУБРа, и хлысты точно обосруться. И пускай Казимирыч потом даже выпорет его своим узким форменным ремнём, пусть даже по голой гладкой заднице, но это будет справедливо, он же теперь его официальный дед и имеет все права на его попу и прочие потроха, Койт даже сопротивляться не будет, ибо это стоило того прекрасного мига, когда он, Койт, откроет свой маленький поганый ротик и скажет прямо в глаза этому хлысту, мол, да пошёл ты…

Койт настолько размечтался, что сержант аккуратно толкнул его кончиком резиновой дубинки по коленке, спросив, понял ли он вопрос. И Койт совершенно спокойно ответил, что понял, что здесь он с дедушкой, который пошёл по нужде и которого он ждёт. И говоря это, Койт задрал рукав и показал паспорт. Курсантка хотела было его просканировать, но сержант уже на половине койтового монолога потерял к нему интерес и потащил свою спутницу за локоток дальше путешествовать по залу. Гражданин республики должен быть законопослушным и уважать представителей закона.

***

Койт и Казимирыч съездили домой. Казимирыч переоделся в цивильное. Дед вытащил на центр комнаты громадный баул. Туда он сложил все фотографии и иконы с каминной полки, потом сверху три пакета с бельём и вещами. Койту стало неудобно пялиться на то, как дед собирается, и он вышел в прихожею. Там тоже не хватало некоторых вещей. Сборы Казимирыча походили на то, что он собирался надолго, а то и навсегда попрощаться со своим гнездом. Койт хотел было спросить об этом напрямую, но решил, что он и так задавал слишком много вопросов.

Они снова сели в Гертруду, но дед уже рулил сам, дав Койту на заднем сидении упаковку сосалок от укачивания, так как мальчишку и вправду слегка подташнивало с непривычки. 

Город остался внизу, в долине. Огоньки уличных фонарей складывались сперва в отдельные точки, но вскоре улицы представляли собой просто линии света. Отдельным пятном светился мегамол. Приграничный Город был далеко от фронта, прилёты сюда были редки. Неожиданно Койт увидел, что впереди машины стоят. Стояли и легковые, как они, и дальнобойные грузовики по обочине. Казимирыч чертыхнулся, потом оговорился, мол, прости, господи, и набрал на телефоне номер.

- Шелепов! – Казимирыч, как понял Койт, позвонил кому надо, - Что это у вас тут за бардак? Так… Да иди ты… Понял, спасибо.

Казимирыч повернулся к Койту:

- Хреновы, ой хреновы дела пацанчик. Перекрыли федералы границу. Это всё из-за взрыва, из-за вашего сбежавшего засранца. Через земли корпораций не проехать.

-И что делать?

-Здесь уж точно стоять нельзя. Имперцы со спутника засекут этот шабаш, и точно жди прилёта.

-А что же люди, не понимают что ли?

-Эти люди к федералам рвутся, некоторые всю страну проехали. Их так просто сейчас не разогнать… Придётся нам, Койт, кружок сделать, да попробовать через погранпост на границе Ордена пройти. Орден никого, кроме своих, через границу не пускает, но есть у меня там связи, авось получится.

Гертруда, ведомая Казимирычем, опять помчалась вниз, в долину, но на полпути свернула на трассу поскромнее. Дед нервничал, поскольку бензина было только до перехода на земли Ордена, а заправиться тут не представлялось никакой возможности.

***

До следующего погранперехода они добрались уже ночью. Тут стоял всего десяток машин, многие с прицепленными вагончиками. Это были, скорее всего, те, кто не знал, что на земли Ордена не проехать никак.  Койт устал сидеть в машине, и Казимирыч разрешил погулять ему по парковке, но только по парковке, и ни шагу в сторону, а сам дед пошёл к тускло освещённому зданию погранперехода. Койт прошёлся по периметру парковки, почитал угрожающие таблички, что попытка незаконного перехода границы может стоить жизни. На рисунках, явно преувеличенные в размерах охранные дроиды, в количестве трёх  штук, посылали трассирующие очереди в людей, прикрывавших собой детей. «Жуть то какая», - подумал Койт, но тотчас переключился на мысль, что надо бы отлить. Места лучше, чем за угрожающим плакатом он не нашёл. Едва Койт начал, ручеёк его журчал еле слышно, как из припаркованного метрах в трёх тёмного трейлера, из приоткрытой у его крыши форточки, раздался тихий детский плач. Трейлер закачался, видно проснулся взрослый. Мужской нежный голос начал успокаивать малыша, которого, наверное, взяли на руки. Койт обошёл трейлер сзади и услышал, как малышу запели колыбельную:

- Голуби летят
Из-под детских ног.
С головы до пят
Весь в пыли сынок.
Замер и затих,
Кулачки в глаза...
Пусть промоет их
Чистая слеза.
 
Голубиный пух
Нас накрыл двоих.
Вскинул руки друг,
Да, упав, затих.
Он кормил, смеясь,
Стаю сизарей...
Из ладони - в грязь
Крошки сухарей.
 
Голуби летят,
Я их крылья слышу.
Что они хотят?
Под родную крышу.
Глупые вы птицы,
Там - пятно из сажи...
Пёрышко кружится,
Да никак не ляжет.


Койт начал представлять себе, из каких таких дальних краёв судьба загнала людей сюда, на самую северную границу, и в какой стороне то самое пятно из сажи, и что их ждёт дальше… Тут из долины на парковку потихоньку въехал небольшой, скрипучий автобус. Койту было хорошо видно, что происходит у его дверей. Оттуда вышел низенький человек, одетый во всё чёрное, так, что когда он находился в свете фонаря, то его было видно, а когда он выходил из круга света, то пропадал из виду совершенно, будто скрываясь за позитронным щитом экзота. Койт увидел знакомую фигуру Казимирыча, подбежавшего к низенькому человечку. Они, явно радостно, обнялись, и похлопали в объятьях друг друга по спине, и поцеловались трёхкратно, и перекрестили друг дружку. Казимирыч побежал по направлению к Гертруде. Койт побежал к ней же.

- Пацанчик! – Дед был просто счастлив, - Боженька услышал мои просьбы! Уж повезло нам, так повезло. Надо же так пересечься было…

Казимирыч не стал ничего дальше пояснять, а схватил одной рукой баул, другой Койта и ринулся было к автобусу с монахами, но спохватился, обернулся к Гертруде и сказал ей:

- Гертруда, ласточка моя, припаркуйся на стоянке у терминала, не скучай, бог даст, через недельку я за тобой вернусь.

***

Они уселись в глубине салона автобуса. Монахи были возбуждены, вероятно, в предвкушении возвращения на свою территорию. Кроме того, Койт почувствовал, что пивко они тоже употребляли. Автобус подъехал к шлагбауму.  Вышли два заспанных солдата, пограничники, как понял Койт, с ними была еще одна женщина, тоже одетая в форму, но что за ведомство она представляла, мальчик так и не понял, таких мундиров он за всю свою жизнь ни разу не видел.  Низенький человек выглянул наружу, завёл разговор, Койт услышал только громкое «господь, с вами, вы же прекрасно меня знаете…»  Шлагбаум начал медленно подниматься. Низенький человек сел около Койта и быстро шепнул ему на ухо:

- Имейте совесть, юноша, хотя бы пригнитесь…

Койт моментально сполз под кресло. Автобус проехал ещё немного, Койт увидел в окошке над головой, как в ночное небо поднялся ещё один шлагбаум. Он понял, что они пересекли границу. Прощай, Республика…

Только-только Койт уселся назад в кресло, только-только он отыскал глазами Казимирыча, который поймал его взгляд, перекрестился и показал большой палец, как справа, за чернотой леса и неба сперва взмыл в небо один огненный шар, затем второй, затем докатился слившийся в один протяжный звук грохот взрывов. А в небе мелькнула желтой иглой зенитная ракета, и третья баллистика имперцев громыхнула огненным шаром, не долетев до цели. Койт вскочил и прижался лицом к стеклу окна. Город внизу тотчас погрузился во тьму, и над ним тоже рванули три взрыва, но до земли видно,  ни одну ракету не пустили. Было совершенно понятно, что удар нанесли именно по скоплению у погранперехода, куда они сперва сунулись, а по городу так, в довесок. Автобус дёрнулся и остановился. Сидящий рядом с Койтом низенький человечек, а он тут был, несомненно, главой, встал в проходе и громко объявил:

- Помолимся, братья, господу нашему, да пощадит он души невинных, да накажет он  нехристей, да примет он души убиенных мучеников…

Монахи начали креститься и тихо бормотать слова молитв, и Койт увидел, что Казимирыч тоже что-то шепчет, а низенький мужичёк молиться не стал, он снова присел около Койта и тихо-тихо его спросил, дескать, а вы, юноша молились ли когда-нибудь? И Койт честно признался, назвав низенького мужичка преподобным, что никаких молитв не знает, но в боженьку верит, и когда ему было страшно или очень печально, или надо было собраться со всеми силами, он просил небеса ему помочь…

- Это вы очень здорово и правильно поступали, юноша, - улыбнулся монах, - но я не преподобный, а брат Пётр. И настоящая молитва, когда вы молитесь не только за себя, но и за тех, кто страдает вокруг вас. Страдает за правду, за веру, за истинную любовь…

***

Как они добрались до конечного пункта пути, Койт едва ли потом мог вспомнить. Синих таблеток у него с собой не было, он их не пил, но, едва выйдя из автобуса на тусклый пятачок света у ворот монастыря, точнее у входа в застеклённый просторный холл святой обители, Койт в совершенном забытьи начал оседать на землю вдоль стенки автобуса.

-Эй, пацанчик, - Казимирыч подхватил его на руки, отнёс вовнутрь и уложил в холле на большой диван около двух пальм в бочонках, - укатали, блин, сивку брыковы горки…

Посовещавшись с отцом Петром, они так и оставили мальчишку спать до утра.





















Глава 8.

Садовник.



Кончины близкой чувствуя приметы,
Воздев свою мосластую десницу,
Он объявил поход к истокам Леты,
Велел запрячь златую колесницу…

В далёкий путь, в туман страны забвенья,
Он уходил со свитою своей:
Сто воинов, не знавших пораженья,
Пять юных жён, сто слуг и сто коней.

Он взял с собой изысканные яства,
Вина и чаши – он не мог без пира…
Великолепье этого богатства
Огромный холм сокрыл от злого мира.

Потомками разграблена гробница,
Лежат сосуды с яствами разбиты.
Распилена златая колесница
И прах вождя смешался с прахом свиты.

Но где-то там, в стране от нас сокрытой,
Где очевиден тления обман,
К истокам Леты, по тропе забытой,
Почти дошёл усталый караван…

Верховный Куратор, захлопнув миниатюрный томик книги, глядел в прозрачную  стену своей обители, как над Террой-три поднимается оранжевый карлик Альсафи. Сперва засветился красным небольшой сегмент атмосферы, над экватором, где тропосфера была гораздо выше, чем у полюсов, затем эта полоса охватила полуободом диск планеты, затем в зенит поднялся багровый, но быстро светлеющий луч,  и вот в глаза господина Шоу ударил нестерпимый оранжевый свет сигмы Дракона. Верховный Куратор опустил световой фильтр. В апартаментах раздался звонок входного шлюза.

- Это я, мистер Шоу, - раздался тонкий и очаровательный голосок Вивьен.

***

Вивьен была антропоморфным андроидом с громадным количеством полезных функций. Её антропоморфность была настолько высокого класса, что непосвящённому человеку понадобилось бы уйма времени, чтобы раскусить этот великий секрет Вивьен. А может быть, манящая красота и обходительность секретаря господина Шоу, навсегда бы оставила даже хорошо её знавшего человека в неведении по поводу её происхождения. Вивьен удовлетворяла Великого Куратора во всех основных и мельчайших значениях этого понятия и была единственным существом в его окружении, которому он мог  доверять безусловно.

- Господин Шоу, с вами хочет получить аудиенцию капитан-лейтенант Мо Ван Чен, - Вивьен доложила с порога, дождавшись, когда закроется дверь.

- И что ему надо?

- Речь идёт о деле чрезвычайной важности, господин Шоу, на карту поставлена и ваша жизнь и функционал всего земного представительства…

-Заговор, что ли?

- Боюсь, что так, господин Шоу. Естественно, сюда я капитан-лейтенанта привести не могла, он ждёт вас в зале заседаний, делая вид, что занимается аудиоаппаратурой у стола президиума. Я думаю, что если вы загляните в зал заседаний, то это будет в порядке вещей и не вызовет подозрений…

***

Весть о том, что на него готовится покушение, да ещё сообщённая Вивьен, совершенно неожиданным образом возбудила Шоу. Верховный Куратор, кивая головой, медленно начал заходить к Вивьен в тыл, будто тигр, наметивший прыжок. Вивьен поворачивалась вокруг своей оси, оставаясь лицом к Шоу.

- А ты доверяешь информации этого доносчика? – Верховный Куратор продолжал своё движение вокруг Вивьен, теперь уже очевидно по спирали, всё ближе к ней приближаясь.

-Вы же знаете уровень моей интуиции, господин Шоу. Он говорит правду… Или вы не верите в возможность заговора?

- В возможность заговора я как раз верю. Мы живём в удивительно скучном месте, Вивьен. Там, на поверхности, бушуют страсти, люди убивают друг друга, а тут, на орбите, я выращиваю гортензии, ничего не предпринимая, а персонал вокруг меня сходит с ума от скуки, отсутствия жизненных перипетий и жаждет великих перемен, заговор это очень даже логично. Но они просто глупы. А вот что меня в данный момент интересует больше всего, Вивьен, ты действительно искренне боишься за мою жизнь? Я для тебя что-то значу, или это просто фраза из твоего запрограммированного лексикона?

Верховный Куратор стоял на расстоянии полусогнутой руки от Вивьен. Настоящая женщина в такой ситуации зашлась бы румянцем, уж во всяком бы случае дыхание у неё участилось бы, но Вивьен была холодна, как скала, притягательный Эверест красоты. 

- Я с вами искренна, господин Шоу.

-Тогда пусть этот Мо Член подождёт полчасика, ибо мой член ждать уже не может…

-Господин Шоу, вы же знаете, я не в силах отказать вам, - при этих словах части одежды Вивьен начали непонятным образом отстёгиваться по потаённым швам, опадать, как лепестки лилии на пол, постепенно обнажая её тело.

Этот неспешный процесс чудесного раздевания всегда сильно волновал Верховного Куратора.

- Я вся в вашей воле, господин Шоу,  но неужели вы считаете подходящим…

-Ты же сама мне только что сказала, что моя жизнь в опасности. А вдруг ты зайдёшь через час, а я буду валяться тут бездыханным. Так что откладывать нельзя, полчаса раньше, полчаса позже…

- Этого не случиться, господин Шоу, я теперь не отойду от вас далее, чем на три шага. Кстати, если вам интересно, обычно мы укладываемся в среднем за двадцать шесть минут, - Вивьен, абсолютно обнажённая, положила руки на плечи Шоу и быстрым движением скинула с него халат.

-Тем более, друг мой, не томи, начинай своё колдовство…

***

После упражнений с Вивьен, Верховный Куратор всегда думал о смерти. И ничего удивительного в этом не было. Сперва господин Шоу размышлял о блаженстве, потом о том может ли быть блаженство вечным, а где рассуждения о вечности, там всегда рядом мысли о  подлой бренности бытия. Играя в звёздного старца, Шоу представлял себе, что согласно учению Дао, после кончины, бессмертный разумный дух его поселится на песчаном острове над облаками нирваны. И на этом острове будут три кривых сосны и персиковый сад. И он будет пребывать там вне времени, пытаясь разглядеть обитателей других островов неподалёку и осмысливая природу сущего. И питаться он будет плодами растущего там же персикового сада, мочиться тонкой радугой на облака и испражняться причудливой красоты яшмой… На этой части фантазий господин Шоу иногда громко хохотал, порой пугая случайно оказавшихся рядом в данный момент посторонних, что провоцировало распространение слухов о неладах в его душевном здоровье.

За время пребывания на орбите Терры-Три, за все сорок с лишним земных лет, Шоу ни разу не видел около себя смерти. На кольце за это время никто так и не умер, ни по естественным причинам, ни по болезни, ни по трагической случайности.  Дохли мелкие рыбки в аквариумах, чьи трупики тотчас утилизировались их обитателями, десяток канареек были найдены в своих клетках кверху лапками, да никак не приживались орхидеи в оранжереи, вероятно из-за проблем с искусственной гравитацией, и это расстраивало господина Шоу больше всего. Да и вообще, последний раз близко со смертью, Верховный Куратор свиделся лет семьдесят назад, когда почила его матушка. На отпевании были многочисленные родственники, десяток братьев и сестёр, а он близко к гробу так и не подошёл, не поцеловал чело. Откровенно говоря, этого никто и не заметил.

Господин Шоу не верил в осознанную загробную жизнь. Он больше верил в человеческую память, в память поколений. Его очень волновало, кем запомнят его там, на безумной поверхности планеты. Будет ли он никем и ничем, просто именем очередного обитателя кольца, или сотворит нечто такое, о чём будут помнить долго-долго. И вот тогда он останется в памяти террианцев не просто верховным, а Великим Куратором, строгим и могучим, сперва почти как бог, а, по прошествии времени, и просто богом. И плевать, что к этому времени на кольце его самого уже и след простынет, кто это проверит, и кто осмелиться усомниться в его богоподобии…

***

С такими вот нескромными мечтаниями господин Шоу, в сопровождении Вивьен,  зашёл в зал заседаний. Два дроида на подъёмнике протирали точечные светильники и меняли перегоревшие. Они явно мешали друг дружке, стукались конечностями, и каждое это столкновение тихо комментировал человек механик, управлявший подъёмником. У стола президиума и вправду копошился азиат,  на удивление довольно высокого роста. Когда Верховный Куратор обошёл стол заседаний, азиат представился и быстро начал объяснять суть дела, заверяя Верховного Куратора, что большинство младшего офицерского состава и рядовой контингент сохраняют верность присяге и ему, господину Шоу, лично.  И ещё Мо оставил карту памяти, которую взяла Вивьен, где были все даты имена и явки. И ещё капитан-лейтенант с гордостью доложил Шоу, что ими был создан Комитет Стражей Справедливости и он является его председателем…

- Вот этого не надо, - поморщился Верховный Куратор, - никакой комитетщины, никаких, там , тайных обществ, это приказ. Поверьте, я обладаю достаточными ресурсами для купирования ситуации, если уже не в зародыше, дело зашло подалее, то развития я не допущу. Мне достаточно просто вашей лояльности и готовности к решительным действиям.

Ещё Верховный Куратор поинтересовался, может ли экипаж эсминца, что остался ему верен, обеспечить его боеспособность, если поступит команда арестовать всех заговорщиков. Мо заверил, что на работе корабля аресты не должны отразиться, но с запуском аннигиляционных ракет  ничего не получится, если Бекстрет не передаст свой ключ управления. Второй ключ находился лично у Шоу, а третий был в распоряжении Палладина, ИИ станции.

- Вы преданный человек, господин капитан-лейтенант, - закончил беседу Шоу, - не заставляйте меня в вас разуверится,  и вы будете несомненно отблагодарены…

***

Из зала заседания Верховный  Куратор направился в ту часть станции, куда имел доступ ограниченный круг лиц. Вместе с Вивьен через двойной шлюз и долгую систему проверки личности они попали в просторный, слабо освещённый ангар. Здесь спала личная гвардия Верховного Куратора, рота штурмовых дроидов и целая эскадрилья дронов, под управлением Палладина. К нему-то Шоу и обратился:

- Палладин, я Верховный Куратор Шоу, выхожу с тобой на прямой контакт.

Ответа не последовало.

- Палладин, - более громко позвал Шоу, - ты заснул что ли? Не доводи старика до инфаркта…

-Ваши показатели в норме, - раздался молодой, даже юношеский голос, - я никогда не пребываю во сне целиком, господин Шоу. Я всегда готов к действиям.

-Тогда активируй протокол защиты. Мы наконец-то дожили до заговора, Палладин. Тебя это не возбуждает?

-Я не склонен к человеческим эмоциям, но вполне их понимаю и оправдываю…

В ангаре зажёгся свет. Дроиды пришли в движение, будто муравейник, оттаявший после оцепенения долгой и  холодной зимы. Разминались лапы и спины, кто-то потоптался на месте, несколько дронов взлетели, будто весенние пчёлы-разведчики, сделали пару кругов и вернулись на места.

-Каковы приоритеты действия?- Поинтересовался Палладин.

-Во первых, - господин Щоу даже принялся загибать пальцы, - это безопасность моя и, пожалуй, Вивьен. Во-вторых, это безопасность функционирования ключевых объектов жизнеобеспечения. В-третьих… Впрочем пока достаточно. Вивьен, передайте Палладину данные с карты памяти Мо. Надеюсь, вы проверили её на вредоносные программы?

Теперь помимо Вивьен, за Великим Куратором следовали ещё и два антропоморфных дроида-телохранителя. Господин Шоу прямо-таки кожей чувствовал творящееся на станции возбуждение из-за того, что гвардия Палладина начала устанавливать порядки согласно протоколу защиты.

***

Без пяти минут семнадцать по Гринвичу, господин Шоу, облачённый в положенный ему по должности мундир, сопровождаемый Вивьен и двумя охранниками, вошёл в зал совета. В президиуме заседали Бекстрет с денщиком за спиной и директор департамента технического обеспечения, Малкович, насколько помнил Шоу. Верховный Куратор слегка развёл ладони в сторону и сидевшие в президиуме сообразили, переместившись на разные края стола, освободив центральное место для Шоу.

Шоу оглядел зал. Из пятнадцати федеральных территорий, в зале присутствовало только тринадцать. На тихий вопрос Шоу, мол, а где эти, не прибывшие, Вивьен ответила, что три территории не имеют постоянных уполномоченных представителей на планете, по сути дела заброшены и даже не платят налоги. Остальной контингент тихо гудел, обсуждая, само собой разумеется, введение на орбите по сути дела военного положения.

Шоу поднял руку,  требуя тишины:

- Господа присутствующие! Вот и настало время нам с вами взять  на себя ответственность за судьбу как народов Терры-три, и, что не менее важно, подумать и о наших личных судьбах. Прибыв сюда, на край Ойкумены, сорок три года назад, я застал печальную картину. Построив новую станцию, флот первопроходцев умчался вдаль, изыскивать новые миры, оставив нас на важнейшем для всей цивилизации объекте добычи рубидиата в крайне ограниченных условиях. До земли девятнадцать световых лет.
Вместо сплочённой планеты, два мощных соперничающих государства и свора вертящихся вокруг них аферистов и контрабандистов…

Зал опять загудел. Все присутствовавшие считали себя честными торговцами, во всяком случае, добросовестными посредниками. Верховный Куратор продолжил речь, уже более громко:

- Меня тут попрекают в бездействии. А что я был в состоянии сделать,  кроме как доложить о сложившейся ситуации на Землю и ждать ответа. Двадцать лет, итить твою мать, ждать… Мне ответили, что,  взамен отбывшего флота первопроходцев, уже как десять лет к нам  движется мощная эскадра  для окончательной разработки  рубидиата. Вы понимаете господа, о-кон-ча-тельной… Другими словами, они выгребут всё что можно, и мы будем интересовать центральное правительство только как отдалённый форпост человеческой цивилизации, предоставленные сами себе. Вы же тут мечтали о протекторате, но с рубидиатом в кармане, а без него федеральные земли опустеют, аборигены  и далее будут колошматить друг друга уже просто из спортивного интереса.

- Надо было в самом начале принять сторону Республики, - выкрикнул молодой человек из второго ряда. Он поднялся во весь свой немалый рост, - за то время, пока мы тут выращивали гортензии, мы могли бы освоить всё золото Чёрных Холмов, выстроить мощную промышленность и создать новую процветающую цивилизацию…

-Под вашим, насколько я понял, господин Винкель руководством, - ехидно уточнил Шоу.

Зал тихонько рассмеялся.

-Вы предлагали мне нанести сокрушающий удар по Империи, господин барон, но это означало лишиться арсенала аннигиляционного оружия, который пополнить неоткуда.
А без этих боеголовок, я, в лучшем случае, превращусь в орбитального садовника, если уже не превратился… Адмирал Бекстрет, что показывают тесты нашего главного оружия, оно боеспособно?

Бекстрет нехотя поднялся с места и невнятно высказался, что всё должно быть в порядке.

- Большая вероятность, что наша мощь не пострадала… - передразнил его Шоу, - вы командующий или кто. Может, я вам тут мешаю? Вы все с упорством самоубийц затягиваете себе петли на шеях. Земляне будут тут менее через год. Им нужна умиротворённая планета для быстрого налаживания производства. А у нас тут зафиксированы испытания аннигиляционного оружия на границе федеральных территорий.
Что вы думаете по этому поводу, уважаемый барон?  Не ваших  ли рук дело?

Барон Винкель опять вскочил, но ничего сказать не успел…

-Что вы скачите как террианский летун, - закричал Шоу, - арестовать бы вас, да ваши ракетные катера, мне доложили, в получасе лёту. Сколько у вас там зарядов? Да не мотайте головой, я  в курсе вашей тайной экспедиции на хи Дракона, к потерпевшему катастрофу эсминцу. Десять лет туда, десять обратно. У вас шесть боеголовок по двадцать килотонн каждая. Нам только междусобойчика нехватало…

Винкель с багровыми ушами поднял всю свою команду и направился к выходу из зала. Путь ему преградили дроиды, из скрытых ниш под купол зала выпорхнула стайка дронов.

-Господин Винкель, вернитесь на место, - примирительно сказал Шоу, - господа, мы все, к сожалению, сидим в одной  битой лодке, так давайте лучше будем вычерпывать воду все вместе, а не ковырять в днище новые дырки. Обещаю вам, что из зала заседаний все выйдут свободными людьми. Я предлагаю закрыть федеральные территории для граждан противоборствующих сторон.

Все восемь корпоративных территорий согласились мгновенно. Представители трёх святых орденов ещё раз подтвердили свою позицию, что их границы и так закрыты, но от гуманитарной поддержки жертв войны они отказываться не намерены по гуманистическим соображениям. Барон Винкель попросил месяц на раздумья.

Второй мерой Верховный Куратор предложил полностью уничтожить орбитальную группировку спутников над Террой, за исключением  спутников наблюдения, относящихся непосредственно к кольцу. Насчёт спутников Республики и Империи все были только за, а вот что касаемо корпоративных и частных земных ретрансляторов, все присутствующие встали на дыбы, ведь это немыслимые материальные потери, и Шоу вынужден был согласиться оставить их на орбитах.

И третье, -  Верховный Куратор встал и дождался полнейшей тишины, - я прошу поддержать меня в решении, в необходимый момент применить исключительные меры воздействия на воюющие стороны, тем самым прекратив конфликт к моменту прибытия земной эскадры и зачистив территории, подлежащие окончательному освоению. Кроме того, мы уменьшим численность населения до уровня, который позволит в дальнейшем наладить централизованную власть с минимальными издержками.

Зал молчал, молчал и  Верховный Куратор. Он уже всё за них решил, но пускай и они возьмут на себя хоть толику этого непомерного греха. Молчали все, даже святые отцы перекрестились, но молчали. Адмирал Бекстрет, белый как полотно, тихо пукнул.

-Господин барон, - наконец нарушил тишину Шоу, - вы тоже подумайте о том, чтобы присоединить свои боеголовки к нашим. Всё одно земная эскадра вас с ними разлучит, вы сами это прекрасно понимаете. Будьте благоразумны. Вам уже сто лет, господин барон, юность закончилась, хватит играть в бирюльки, пора становиться взрослым человеком.

Сказав так, Верховный Куратор оставил зал заседаний, забрав с собой адмирала и его денщика. Никто не поспешил за ним. И хотя  помещение оставалось открытым, все  охранные дроиды и дроны покинули его, никто, даже барон, ещё несколько минут не поднялся с места.

***

  Адмирал Бекстрет, в полуобморочном состоянии, едва поспевал за Верховным Куратором. Несколько раз, когда адмирал спотыкался,  его подхватывал  сопровождающий офицер, который и сам был обременён чемоданчиком, прикованным к запястью наручниками с длинной цепью. Наконец и господин Шоу в окружении Вивьен и двух охранных дроидов, и адмирал с денщиком оказались в глухом уголке пространных оранжерей Верховного Куратора.  Там они подошли к старомодному столу из покрытых тёмным корабельным лаком досок, под столешницей которого был добрый десяток ящиков и ящичков. Стол этот стоял в глубине зелёной рощи из членистых высоченных растений, что практически дотянулись до спиц колеса.

- Бекстрет, знаете, что это такое ? – Спросил Шоу, поглаживая глянцевый зелёный бок ствола.

Адмирал пожал плечами, было видно, как пульсируют жилки на его висках.

- Это филлостахис эдулис, друг мой, -  Шоу похлопал по стволу ладонью, - самый быстрорастущий бамбук. В земной природе он за день вырастает чуть ли ни на метр. Здесь он даёт дневной прирост сантиметров двадцать пять… Знаете адмирал, китайцы в древности были такие затейники, особенно что касалось пыток и казней. Например, был у них такой фокус с филлостахисом. Приговорённого накрепко привязывали между двух вкопанных столбов и пускали ему в задний проход росток бамбука. Растущий стебель разрывал несчастного на куски дня за два… Это я к тому, адмирал, что вы наверное тоже чувствуете у себя такой побег в заднице. Но не переживайте. Я избавлю вас от мучений.

Верховный Куратор неожиданно театрально хлопнул в ладоши:

- Палладин!

-Да, Верховный Куратор,- раздался голос бога из машины.

-Арестуй-ка всех  фигурантов списка заговорщиков. Старших офицеров и, разумеется, адмирала, под домашний арест, остальных запри в каком-нибудь просторном ангаре, и без экстремизма, пожалуйста, обеспечь всем нормальные условия существования.

Ответа не последовало, да и Верховный Куратор, собственно говоря,  его и не ждал.

-У бамбука есть ещё одна интересная особенность, мой адмирал, - продолжил он познавательный экскурс в ботанику, - это трава, что цветёт один раз в жизни и тотчас умирает. Прочные стебли срубают острыми как бритва тесаками, используют в хозяйстве, порубочные остатки сжигают, и дают земле лет пять отдохнуть под паром. Я избавлю вас от необходимости участия в уборке, Бекстрет, вы будете находится под арестом и ваша совесть, насколько это возможно, будет чиста, а ладони не обагрятся кровью… Впрочем, правильнее сказать, не запачкаются жирным горячим пеплом… Отдайте мне ваш ключ запуска, адмирал!

Сопровождавший адмирала офицер, не дожидаясь команды, отстегнул наручники и положил дипломат на столешницу.

- Вы можете идти, - Куратор кивнул денщику, - если вы есть в списке заговорщиков, то разделите с товарищами свою участь. А если вас там нет, то… - Куратор пожал плечами и развёл руки в сторону, - сопроводите его, - это Шоу сказал уже одному из дроидов.

Адмирал потянулся было к чемоданчику, но Шоу перехватил его руки:

-Нет, нет, нет, адмирал, - Верховный Куратор достал из ящичка стола махровую тряпицу и принялся сам вытирать ладони Бекстрета, - давайте не будем заниматься ерундой, адмирал, наши ладошки должны быть сухими и горячими… Вот так, вот так… Теперь прикасайтесь…

Адмирал положил раскрытые ладони на чемоданчик, раздалось тихое жужжание, он открылся и Шоу извлёк на свет божий изощрённой формы ключ в прозрачном пластиковом футляре.

- Совсем не похож на мой, - Верховный Куратор повертел футляр разглядывая ключ, и поставил его на стол около себя, извлекая из  другого ящика плоскую начатую склянку с коньяком, - давайте по рюмочке, адмирал, успокойтесь. Я обвиняю вас не в том, что вы возглавили безумный заговор, а только лишь в том, что вы его проглядели… Считайте, что это моя благодарность за то, что вы оказались весьма благоразумным человеком, и мы обошлись без ростка бамбука в одном месте.

Бекстрет, вслед за Шоу, налил себе полрюмочки и с явной охотой поднёс напиток к губам.

-Вивьен, друг мой, - Шоу взял футляр с ключом, - думаю, у вас он будет спрятан надёжно.

Секретарь взяла в руки ключ, тотчас под правой грудью у неё засветился прямоугольный сектор на комбинезоне, три ребра будто кто срезал изнутри, они откинулись наружу, и Вивьен спрятала ключ в своеобразную сумочку, будто самка кенгуру детёныша. Наблюдавший этот процесс Бекстрет, что уже оросил коньяком полость рта и хотел было его глотнуть, издал лошадиное фырканье и забрызгал выплюнутым коньяком и стол и даже немного самого Шоу. Адмирал посмотрел на своего хозяина изумлённым взглядом, а Верховный Куратор расхохотался:

- Как, Бекстрет! Вы что, действительно не знали, что Вивьен... Ха-ха-ха-ха,. Уж от вас то я не ожидал, адмирал. Вы столько лет рядом со мной, как вы могли не заметить…

Шоу хохотал наверное ещё минуту, а потом махнул второму оставшемуся около него охранному дроиду:

- Проводите адмирала в его апартаменты. Идите, Бекстрет, идите с богом. У вас будет уйма времени, чтобы придумать план, как вы будете меня чернить перед прибывшей земной камарильей…

Когда Верховный Куратор остался наедине с Вивьен, он присел на столешницу и минут пять сидел не  шелохнувшись, задумавшись. Потом, будто вспомнив, щёлкнул пальцами:

- Кстати, Палладин, у тебя же третий ключ, ты-то что думаешь про всё про это, а то возьмёшь и пойдёшь на попятную…

-Я равнодушен к делам земным, господин Шоу. Моя задача – сохранение безопасности орбитального комплекса. У меня в распоряжении десять ракет с боеголовками малой мощности. Для удара по поверхности они не пригодны, а для отражения нападения в космосе их вполне должно хватить, так что я даю вам своё добро, господин Верховный Куратор, считайте, что мой ключ уже активирован.

Верховный Куратор спрыгнул со стола, опять подошёл к высоченным стеблям бамбука и погладил их:

- Скоро время цветения, Вивьен, так что пойдем точить свои катаны.




Глава 9.

Люди в лодке.



Койт проснулся от странного звука. Сперва он подумал, что это ветер завывает в щели.  Потом он подумал, что это гудит в водопроводной трубе. Громко гудит, того и гляди разбудит и Марсика и малышей, или, чего доброго бабку, и та как начнёт выть и весь подвал поднимет, и Коста прибежит и начнёт орать. В темноте Койт присел, пощупал лежанку, странная она какая-то, а что это за бочка с разлапистым деревом, Бобас что ли опять что-то притащил…
И только после этой мысли Койт очнулся, стряхнул с себя недосмотренный сон. Он далеко-далече от Чектауна, от тех наивных детских дней, страхов и забот. В кромешной темноте холла звук повторился опять. Это явно был голос зверя, не крупного,  судя по силе звука, но, судя по характеру завывания, этот зверь должен быть или уродлив на вид или ужасен.
На лестнице зажёгся тусклый свет. Койт, спрятавшись за пальмой, увидел, как со второго этажа в холл спускается совсем старый монах, седой, тощий и высокий как горная вершина:

- Муська, тварь этакая, - что ты разоралась!

Теперь Койт увидел, что слова монаха относились к маленькой кошке, которая скребла передними лапами ступеньку лестницы и вместо мяуканья протяжно скорее блеяла. Мальчик не смог удержаться и хихикнул. Монах вздрогнул:

- Это кто там у нас? А ну, покажись!

Койт вышел к лестнице.

- Дитя, тебя что, тут оставили? – монах сыпал вопросами не удосуживаясь получать ответы. – И ты тут один? Они, что, ополоумели все что ли? Привели отрока в обитель и кинули спать у порога как пса бездомного…

-Мне бы того, - помялся Койт, - не под пальму же…

- Пойдём, пойдём, маленький, - монах приветливо помахал Койту, - будет тебе и того, и этого…

Тут кошка, замеревшая и изучавшая Койта, вдруг выгнулась дугой и решила атаковать, но монах на удивление ловко не то, чтобы ударил её под зад мыском тапочки, а скорее поддел её меж задних лап, и воющая тварь по высокой траектории полетела куда-то в сумрак холла.

***

Как и в доме преподобного, в монастыре тоже были комнаты для гостей. Койта проводили в одну из таких. Там было всё также как Койт и ожидал, стол, стул, кровать, удобства в миниатюрной каморке. А вот торцевая часть кельи была занавешена плотной шторой. Койт отодвинул её и увидел, что вместо стены было громадное окно от пола до потолка, а за ним непроглядная тьма.  Койт оглянулся, маленькие электронные часы показывали полтретьего.  И как в доме преподобного, дверь каморки открылась, и Койту принесли стакан молока и пресную лепёшку.

- Ты уж, отрок, не взыщи, - монах слегка развёл руками, - но я тебя запру снаружи. У нас тут просыпаются рано, не переживай, к тебе придут. Ну, что замер, давай ешь и баиньки…

Монах закрыл дверь, замок щёлкнул, было совсем не холодно, Койт разделся и наконец заснул как человек.

***

В келью, в которой спал Койт, свет восходящего светила бил прямо, вот поэтому тут и были плотные шторы, но даже они не помогали. Мальчик одёрнул их и восхищённо замер. Перед ним расстилалась величественная гладь озера, вдалеке переходившая в ледник, спускавшихся меж двух гряд горных вершин. Слева, откуда восходило солнце, остроконечные со снежными шапками пики частоколом пронзали небо. Горы справа были не такими высокими, снег лежал пятнами, а на проталинах было всё синее-синее от первоцветов. Койт знал, что на Терре цветов не было. Террианская природа вообще не баловала яркими красками, разве что там, далеко, на Диких Островах Тёплого Океана. Значит, все эти поляны первоцветов были делом рук человека. Койт представил себе, насколько неимоверно долгим и кропотливым должен был быть этот труд.

Сзади к Койту подошёл ночной старец и положил ему руки на плечи:

-Рай господень, юноша, согласитесь. Так бы вот сел бы у окна, и уже никогда не вставал бы… Но, дела не ждут, пойдём, отведу тебя в трапезную, а потом к брату Петру.  – Монах неожиданно потрепал белокурый, слегка отросший ёжик волос Койта, и рассмеялся, - Крестить тебя будем, значит, крестить…

Койт столько раз слышал в свою сторону это обещание покрестить его непременно, и от преподобного, и от  Аркадия, но теперь вот Казимирыч, (а кто же ещё?), похоже, приведёт этот приговор в исполнение. Никаких волнений по этому поводу Койт не испытывал, считая религию непременным атрибутом взрослого мира, таким же как паспорт или деньги.

На завтрак была пшёнка с кусочком какого-то пирога. Потом Койта отвели на террасу с ещё более потрясающим видом на озеро. Теперь Койт сообразил, что похожий на замок монастырь стоял на скалистом острове, правда, совсем недалеко от берега. Брат Пётр заставил себя ждать довольно долго, но Койт совершенно был этому не против, как и старец, он никак не мог наглядеться вокруг.

***

Пришедший брат Пётр был серьёзен, даже, как показалось Койту, чем-то очень озабочен и опечален. Они немного поговорили о прошлой жизни мальчишки, но Койт старался особо не откровенничать, лишнего не болтать.

- У нас мало времени, юноша, - перешёл к сути вопроса монах, - обычно в монастырях не крестят, но тут у нас случай особый. Согласно правилу святого Никифора исповедника, патриарха Цареградского, в случае нужды, может крестить и простой монах, точно так же, как по нужде крестит и диакон. Так вот, что я тебе скажу. Мы все, юноша, барахтаемся в реке бурного времени. Иногда эта река успокаивается, зеленеет в затонах. И только мы вроде расслаблены, лежим на её поверхности, как налетает шквал, или охватит нас неожиданно стремнина с бурунами, и нас опять тащит на дно. А на дне этой реки нет ничего, кроме тяжёлого ила полного забвения и безвозвратной смерти. Кто-то плывёт по своим силам, но сила человеческая не беспредельна. Кто-то цепляется за другого, и идут они от этого на дно ещё  быстрее. Некоторые плывут, уцепившись за плавающие обломки своих фантазий, за брёвна неверия, что и топят их под собой. Иные выбираются на плоты ложных истин и учений, и думают, что в безопасности, что найдут берег,  ан нет… Рассыплется этот плот, погубит понадеявшихся на него. Но Господь милостив. Есть кроме утлых посудин на этой реке времени надёжная лодка истиной веры, той веры, что позволит исповедующим её в конце своего бренного пути пристать к берегу, где река времени не властна.  Для кого-то этот берег будет райским, для кого-то пустынным и оголённым, а кому-то выпадет геена огненная, по делам и грехам сотворённым.  Но это всё же будет именно берег вечности, а не  бездна безвозвратного забвения. Ты Койт, говорил, что веришь в Бога, надеешься и уповаешь на него. Считай, что ты зацепился ладонями за край лодки, но ещё не в ней. И крещение – это рука, протянутая тебе людьми, сидящими в этом судне. Схватись за неё, прими таинство крещения, и тебя поднимут на борт, и не страшна тебе будет эта буйная река. Поплывёшь ты дальше спокойно и уверенно со своими товарищами до своего часа, когда придётся и тебе сойти на вечный берег, а вот в какой его стороне, это уже от тебя зависит, от прожитой тобой жизни. А если откажешься от крещения, от протянутой тебе длани спасения, то не сможешь удержаться за лодку веры. Онемеют пальцы, затекут руки, отпустишь ты борт и снова ввергнешь себя в бесконечные, пустые мытарства…

Койт никогда ещё не встречал в своей жизни человека, умеющего так убеждать, И плевать, что половины из сказанного он не понял, что опять его вроде как запугивают, но это запугивание было так похоже на истину… И если мудрые люди зовут его креститься, значит в этом и на самом деле есть толк.

- Я согласен крестится, - тихо ответил Койт.

-Тогда, вот тебе, - брат Пётр протянул две брошюрки, - это символ веры, свод правил, что должен соблюдать крещёный человек, и описание самого обряда, чтобы ты понимал суть с тобой происходящего. Брат Сигизмунд заверил, что читаешь ты бегло, два часа тебе хватит. Жаль, что нет у нас большего времени…

Отец Пётр оставил Койта наедине с книжечками. Мальчишка нашёл в нише каменную скамеечку,  уселся и принялся читать.

***

Для Койта стало совершенным откровением, что у Бога, оказывается, был сын, которого тоже надо почитать как Бога, и есть ещё некий Святой Дух, но что это такое Койту было совершенно непонятно. И получалось, что и церковь надо почитать как Боженьку. И опять его запугивали, что если не так, то не воскреснешь. И представилась ему такая картина, что вот он, Койт, попросил о чём-то Боженьку, но просьбу эту сперва будут рассматривать Христос, Апостолы и разные там ангелы. И не верилось Койту, что такое возможно. На то и существуют волшебные небеса, что там всё честно, просто и понятно. Безо всяких  там заседаний для принятия решений. Койту так хотелось верить, что там, за гранью смерти, крещённый ты или нет, жизнь всё равно не должна кончаться, иначе зачем тогда человеку разум, зачем понимание того, что смертен. Как это сформулировать он не понимал, и даже не пытался. Просто верил, что, если помрёт, то встретиться там со всеми, кто умер до него, кого он помнит, и по кому он тоскует. Он будет рад даже встречи с Костой, плевать, что он имперский шпион, но он заботился о нём и вырастил его…

А порядок крещения Койту был понятен. Он сразу сообразил, что Казимирыч будет его крёстным. Что будут его окунать в купель с головой. Койт быстро выучил слова, что должен был произносить. Единственное с чем он не то, чтобы был не согласен, а что его скорее позабавило, то это проклинание чёрта. Вот уж в необходимость этого  он не верил, так не верил. Что ему какие-то бесы, когда люди вокруг зачастую вытворяют такие зверства, что, глядишь, сам чёрт возьмёт да перекреститься. 

И опять Койт пришёл к выводу, что он просто, наверное, слишком мал и глуп, слишком многого не знает и не знает, как это незнание восполнить. И что нет у него на это времени. И что в данный момент поселяется у него там, в россыпи камней возле сердца, кроме тёмного тумана мести ещё и холодный, липкий страх того, что будущего у него не будет. Страх сродни того,  отчаянного, детского, консервного, но более осмысленный и обоснованный.

***

Из всех церковных обрядов Койт видел только отпевание. Видел его много раз во всевозможных ситуациях и во всём разнообразии форм. После конкретного прилёта, удара баллистикой или дальнобойной арты, когда всё уже догорит и обрушится, когда кровь уже застывает тёмным желе, появлялись на развалинах пожарные и спасательные команды, соседи кому повезло выжить, и те которые выжили, но им не повезло, чьи родные и дети там, под грудой мусора и рухнувших стен. И начинается разборка, извлечение, упаковка и выкладывание рядком тех, кого смогли достать. Сквозь рыдания и вой, перешагивая лежащих в обмороке и просто распростёртых в безумном горе, работа эта продолжалась, как правило до сумерек. В рядок выкладывали и больших и малых, целых и то, что смогли найти. Койт и Марсик смотрели на всё это из укрытия, стараясь не попасться на глаза руководившим этим процессом хлыстам. И вот рядок выложен, мешки застёгнуты до груди, и появлялся поп с дьячком или просто с мальчишкой, что махал кадилом. Поп громко горланил молитву, но слов было совершенно не разобрать. Все кругом крестились, крестились, крестились. И Койт тоже крестился, представляя, как однажды и он будет вот так лежать в этом рядке. К этому моменту Койт оставался один. Марсику однообразный процесс выкладывания трупов быстро надоедал, и он убегал по своим более важным делам. Зачастую попы сильно торопились, нервничали. И было немудрено, несколько раз имперцы, выждав час, а то и два, снова долбили по одним и тем же координатам, резонно полагая, что так они могут существенно удлинить рядки погибших. А один раз вместо попа прикатил дрон, развернул экран, и отпевание проходило в режиме телемоста, наверное, в той местности всех настоящих священников перебили.

***

Крещение Койт принял в полумраке собора монастыря. Горели сотни свечей, монахи читали молитвы, невидимый Койту хор пел сладкими мальчишечьими голосами. И всё это благолепие, вся эта церемонная суета крутились вокруг него, нищего подвального засранца.  Все кругом были серьёзными, и Койт был внешне серьёзным. Он правильно отвечал на все вопросы, но ему в душе было очень стыдно. Не было у него ощущения трепета перед всем происходящим. Забавно было, интересно было, приятно было, но вся эта суета казалась ему почему-то совершенно лишней. Достаточно было просто спросить его, верит ли он в Бога и жизнь вечную, да и всё.  А так,  происходивший обряд вдруг возродил у него в памяти один эпизод, что однажды он наблюдал в телевизоре, в том закрытом магазине электроники в чектаунской высотке. Там шла трансляция, как на голову какому-то очередному прибрежному князю  возлагают корону. Вот и его, Койта, по-серьёзному коронуют на жизнь вечную, а он не трепещет. Что взять с подвального засранца…

И подумалось Койту в этот момент, что наверняка и крёстный его, Казимирыч, и брат Пётр ждут, конечно же ждут, что он запросится остаться в монастыре. И вроде бы так и надо было сделать. И стал бы он этаким героем романа, как Капитан Немо, живущим долго-долго в замке на острове, постепенно превращающегося в итоге в старого седовласого отшельника, хранящего свои тайны и свои истории.

Но это было невозможно, совершенно невозможно, потому что там, на полигоне, на землях барона, ждёт его чертовка с глазами цвета кислых яблок, что поклялась сражаться с врагами Республики до последнего вздоха, и которую одну в этой битве Койт оставить не мог. Иначе в дущу его свалился бы уже не камень, а громадный горячий валун, а с такой ношей в лодке ему было бы не место. И что бы он не делал, как бы он не мыкался по палубе, однажды он точно бы подошёл к борту судёнышка, и валун бы перевесил, опрокинул бы его в холодную воду и сразу в на самое дно, в ил забвения.  Не нужен был ему обещанный берег, если нет там Кейт, без неё нет в жизни вечной никакого смысла.

В конце обряда Койту на шею повесили тонкую цепочку с крестиком, на котором был распростёрт мученик. Казимирыч поцеловал мальчишку в лоб и сказал, что этот мученик сам Христос, и Койт теперь его раб. «Быть рабом судьба незавидная, - подумал Койт в то мгновение, - но если твой господин добр и заботлив, отчего бы не попробовать…» И ещё Казимирыч рассказал, что сын божий принёс себя в жертву, на этом самом кресте, чтобы воскреснуть на третий день после смерти и вознестись прилюдно на небо, подтверждая истинность всего сказанного им и истинность возможности воскрешения.  Это Койта впечатлило. Правда, видал он трёхдневных покойников. Они местами были в чёрно багровых пятнах, да и червяки их уже кое-где начинали портить. Зрелище не из приятных. Но если и правда Христос сын божий, подумал Койт, то, может быть, и тление над ним не властно, и твари всякие не посмели его тронуть. И ещё у Койта появилось новое имя, Константин. На вопрос мальчишки, Казимирыч рассмеялся и ответил, что старое имя можно оставить, но Господь, когда наступит время, не будет интересоваться, что там натворил Койт до того, как стал Константином, ибо только по делам последнего всё и спросится.

И ещё Койту подарили карманный Новый Завет. В этой книге, как объяснил ему Казимирыч, жизнеописание Христа. Койт веером пролистал книгу и понял, что читать её будет когда-нибудь потом.

- Ну что, пора собираться? – Казимирыч всё заглядывал в глаза Койта, очевидно ожидая, что он возьмёт и расплачется, а то и шлепнется на пол, засучит ножками, закричит, как маленький, мол не хочу, не хочу, не хочу… И все с облегчением вздохнут и оставят его в обители. И так, наверняка, поступил бы мальчик из подвала, бросился бы любимому новоиспеченному крестному отцу и официальному деду на шею,  но Койт тихо сказал:

- Пора, Казимирыч, пора…

***

А транспорт им достался призабавнейший.  Они пересекли мост, отделявший монастырь от берега озера, и сразу за ним начинались  ажурные вышки, как линии электропередач, что шли вверх  по склону к седловине между двумя зубатыми пиками. Между этими вышками был натянут толстый металлопластиковый канат, и на нём висела кабинка человек на десять. Казимирыч объяснил, что этот вид транспорта называется фуникулёр, и что на нём они пересекут хребет и окажутся у погранперехода на земли Корпораций.

Они загрузились в качавшуюся и казавшуюся такой ненадёжной гондолу и вскоре поползли к вершинам. Койт сперва волновался, крепко обхватил подлокотники сидения, но потом вспомнил о воздушном шаре в одной из книжек, вот уж где действительно был страх, а тут он сидит внутри, и вряд ли монахи построили опасный вид транспорта. Кроме того, подтверждая эти мысли о надёжности, с ними по соседству оказалась старушка с ребёнком непонятного пола, который восхищённо перебегал от одного окошка капсулы к другому, заметно раскачивая её, но бабка совершенно на это не реагировала. Вот они поднялись до самой седловины, у Койта с непривычки заложило уши, и голова стала побаливать. Воспользовавшись тем, что народу в капсуле не было, Койт улёгся на весь ряд сидений, подняв подлокотники, и ему стало гораздо легче. Ещё недолго они двигались вдоль гольцов и снежных островков, но вот показался лес, под ними мелькнула одна дорога, совершено пустая, другая, тоже без движения, и вот они наконец приземлились около стоянки электромобилей. Старушка с ребёнком на удивление проворно запрыгнула в пикап, дала указание о маршруте, и машина, поднимая веером грязную  воду из луж, устремилась в лес по просёлку.

Надо сказать, что весь путь  в фуникулёре Казимирыч рассказывал Койту о Христе, апостолах и мучениках. Наверное, интересно рассказывал, так как ребёнок перестал бегать и с открытым ртом шлёпнулся перед дедом на пол кабинки и слушал. А Койт ничего не запомнил, да и слушать ему мешало то, что уши, откровенно говоря,  были заложены.

Они тоже сели в машину, но проехали всего несколько километров. Блокпост на краю монастырских земель со стороны ордена никто не охранял, а со стороны корпораций был только один-единственный дрон. Казимирыч забрал у Койта паспорт, вытащил две маленькие карточки со значком ордена, подошёл к дрону. Осторожно так подошёл, отметил про себя Койт. Открылась сетчатая форточка в заборе. Дрон просканировал документы и ворота, зверски опутанные колючей проволокой, начали отползать в сторону, освобождая им путь. Когда Казимирыч снова сел в машину, он отдал паспорт и карточку Койту со словами:

- Это твоё. Ты теперь послушник ордена и можешь в любое время прийти к нам.

Они пересекли границу, и Казимирыч не выдержал, решил говорить напрямую:

-Послушай, пацанчик, зачем тебе всё это… Зачем тебе эта война, это людское безумие и кровь?  Ты себя хоть спрашивал, сможешь ли ты убивать? Ты представляешь, что это такое, ты убивал хоть раз?

-Я за свою жизнь, Казимирыч, убил двоих.

Этим ответом Койт весьма  удивил деда. Очевидно, он и представить себе не мог такого от пацанчика:

- Ну, и как это было… Если можешь рассказать, конечно…

-Что ж, могу. Первого я завалил в девять лет. Один хлыст, пьяный правда, уже меня было поймал, прижал к асфальту своей жирной тушей, но я не хотел на консервную фабрику, я ему гвоздь в правый глаз вогнал так, что он череп ему пробил и у затылка вылез.  А второй – это большой какой-то, не знаю что он от меня хотел, скорее всего сожрать. Я ему подножку и на шею прыгнул, хребет сломал. Потом подумал, что он долго мучиться будет, мне жалко его стало, и я его задушил верёвкой. Не переживай, Казимирыч, не  испугаешь и не удивишь меня смертью, хотя и не хочу я всего этого…

-Ну, вот видишь ты и сам не хочешь, так на кой ляд… Погоди, я слышал такой трёп, что вы вроде как без своих этих экзотов умираете, что вы рабы этих тварей и не жить вам в одиночку..

-Твоя правда, дед. Остальные ребята именно такие, но не я, и не Кейт. Мы дефектные, нас утилизировать должны были.  Нам экзоты по барабану, они нам жизнь не поддерживают…

- Кейт, Кейт… Эта та, маленькая чёрная феечка, - уточнил Казимирыч.

-Да, она…

-Так ты чего, из-за неё? Койт, не дури, тебе всего одиннадцать лет. Что там у вас может быть. Не губи ты себя. Всё быльём порастёт и забудется, время оно всё перемелет…

Сколько раз Койт слышал от взрослых эти пословицы и поговорки. Говорили они одно, а глаза их при этом утверждали другое. Мол, всё быльём поросло, а взгляд их уползал в небо, и становилось понятным, что далеко не всё поросло…

- Не знаю, Казимирыч, кто нас ней свёл, - Койт вздохнул, - Бог ли, как я его понимаю, Христос ли, или какой-нибудь уполномоченный ангел, но судьба у нас теперь одна. И пойдём мы в бой вместе. Она – за погибшего человека, что стал ей отцом, за умерших раненных в их санитарном поезде, за обгорелые трупы детей на железнодорожной насыпи, Она за это пойдёт. А я пойду за неё,  а значит, и за всё то, что она любит и хочет защитить.

-Но они же нехристи, Койт, - не гоже тебе отвечать за дела и поступки их.

-Может и так, Казимирыч, может они и нехристи. Но важно не то,  кто они, важно кто я для них. В том, что я стану солдатом Республики, только ваша с братом Петром вина, только ваша.

-Наша? Но, помилуй, в чём?

Койт засмеялся, искренне так, заливисто:

- А на кой вы меня крестили-то? Мальчик Койт поступил бы разумно, ему только до себя было дело. А христьянин Константин друзей не предаёт. Ведь это страшный грех, я двести лет его замаливать буду, и не получится… Или я что-то опять неправильно понимаю?

Ну, вот и закончилась земля корпораций. Похоже было, что она узкой полоской вклинивалась между страной ордена и владениями Винкеля. Не доезжая метров сто до очередного пункта перехода границы, машина запищала и остановилась. Погранпереход был совершенно заброшен. Койт удивлённо взглянул на Казимирыча.

-Не беспокойся Койт, тебя там ждут, я знаю, ждут…

***

Они пошли по замшелой тропинке из плиток до двери, ведущей на КПП.  За спиной Койта болтался черепаший рюкзачок от экзота с томиком Нового Завета и карточкой послушника ордена, на груди его был спрятан тёплый серебряный крестик да ожерелье из клыков и когтя террианского медведя. На правом запястье болтался паспорт-браслет Республики. Вот и всё его богатство. И поэтому он шёл легко и весело. И ещё он шёл легко и весело потому, что выбросил за борт лодки все свои камушки, что были около сердца, они булькнули в мутных потоках реки времени, опустились на дно вечного забвения.  И уже у самого-самого КПП Казимирыч резко повернул к себе Койта, присел на корточки и крепко обнял мальчишку, поцеловал его в лоб:

-Ну, Бог с тобой, упрямый пацанчик. Иди своей дорогой. Знай, что я буду каждый день помнить о тебе и молиться. И за тебя, и за подругу твою. Пусть твоё сердце, верное, любящее и отважное бьётся ещё долго-долго. А я буду тебя ждать, а если не дождусь, если судьба тебе первому, то будь уж любезен,  ты дождись меня там, на нашем пустынном берегу. И ещё…Пусть твои кулачки будут всегда крепко сжаты…

Казимирыч развернул Койиа и подтолкнул вперёд. Мальчишка открыл дверь и посмотрел вниз, на порог. Вот он сделает шаг, и всё. Пути назад уже не будет. И будто подтверждая это, дверь напротив тоже открылась, и на Койта уставился хмурый, усталый, будто окаменевший майор. И в это миг кто-то тренькнул у Койта над ухом. Он поднял глаза. На водосточной трубе сидела маленькая земная птичка, «Тинь-тинь-тан,»- пропела она и взмыла в небо жёлтым комочком.

-Это синичка, Койт, просто синичка, - тихо сказал Казимирыч за спиной.

Койт обернулся, улыбнулся ему последний раз, помахал ладошкой и сделал решительный шаг, плотно закрыв за собой тяжёлую дверь.














Глава 10.

Полигон.


Как только Койт вслед за майором вышел из пограничного КПП на другой стороне, сразу стало понятным, что землями своими барон управляет как настоящий хозяин. Даже здесь, у заброшенного перехода трава была подстрижена, а  из шипастого кустарника сформирована низкая шпалера. Причём это была земная трава и земной кустарник, и вообще ничего террианского вокруг себя Койт не заметил. Тут мальчишка понял, что настоящую границу он ещё не пересекал. Метров в ста впереди была насыпь из остроконечных камней, затянутая крупноячеистой белой сеткой.  В высоту эта насыпь была метра три. На её вершине лежали железобетонные плиты и на них, над монорельсом,  покачивались два свирепого вида охранных дрона, вооружённых крупнокалиберными пулемётами и несколькими ракетами на турели. Около перехода Койта и майора ожидали ещё два солдата, что встали от мальчишки справа и слева, держа руки на висевших у них на шее штурмовых винтовках. Дорожка тут была шириной метра полтора, так что конвоировать кого-либо было удобно.  Вся их компания повернула направо, к лестнице через насыпь. Увидев это, дроны тоже плавно съехали в направлении лестницы и встали по обе стороны от неё. На другой стороне насыпи, вдоль неё, шла двухполосная асфальтовая дорога, где их уже ждали тяжёлый грузовик с металлическим кунгом и открытый пикап на шесть мест.

- Твой экзот в кунге, - наконец-то майор подал голос, - тебе же срочно надо восстановиться, хотя по тебе не скажешь, что ты выглядишь измождённым.

- Я покрепче многих, господин офицер, - ответил Койт, и то, что он ответил согласно уставу, явно понравилось майору.

Экзот внутри кузова грузовика был поставлен на стапеля, как и надо было для того, чтобы в него войти, но на запястьях и щиколотках были одеты внушительного вида наручники, цепями прикреплённые к бортам. Койт рассмеялся и обернулся к зашедшему вслед за ним по лесенке майору:

- Господин офицер, я так не смогу войти в экзот, наручники надо снять.

Майор нахмурился и молчал. «Видно он знает, что натворил Арон, и решил подстраховаться,» - сообразил Койт.

- Господин офицер, - Койт стянул с себя курточку, - вы, верно, ещё ни разу не видели процесс одевания экзота. Поверьте мне, с наручниками это не получится. Я войду вовнутрь, тогда можете снова меня сковать.
 
Тут майор заметил на руке Койта браслет:

-Это что, паспорт?

-Да господин майор, я гражданин Республики.

-Да каким образом?

-Абсолютно законным.

-Дай сюда!, - майор достал из бокового кармана сканер, - Полянский Койт Маркович? Одиннадцать лет?

-Так точно господин майор.

-Так какого рожна я тебя везу на полигон, мальчик. Если ты законный гражданин Республики, то ни о какой армейской службе, тем более об отправке на фронт и речи быть не может. Ты сейчас же отправишься к своему деду…

-Но тогда, господин майор, вы должны отдать мне экзота, иначе я погибну.

-Блин, - майор почесал затылок, - твоя правда, такой грех на душу я взять не могу. Но понимаешь, мальчик, Республика жива до сих пор, потому что есть законы. Мы направляемся в воинскую часть. Вот исполниться тебе восемнадцать, добро пожаловать в армию сынок, а что теперь с тобой делать, ума не приложу.

-Но другим пилотам тоже не восемнадцать лет.

-Они вне правового поля, мальчик, эти вкладыши не граждане Республики и вообще не совсем люди…

Койт узнал, что теперь его ещё будут называть вкладышем. Очень подходящее слово.

-Кстати, господин майор, одна из девчонок тоже гражданин Республики, её тоже нельзя пускать на войну. Зовут её Кейт, маленькая, чёрная. Только прошу вас, не говорите ей, что я проболтался…

-Час от часу не легче. Почему она сразу не сказала?

-Она рвётся в бой, господин майор. У неё личные счёты с имперцами. И её-то уж вам не остановить. Она, - Койт припоминал книжное слово, - одержима местью, а я её одну не отпущу, поэтому я здесь.

Койт, тем временем, снял футболку, положил в рюкзачок ожерелье, а затем снял крестик и протянул его майору:

-А если я вам поклянусь на святом распятье, господин майор, что вам ничего не угрожает, вас это успокоит?

Офицер явно был озадачен. Не ожидал он, что пилот экзота является и гражданином Республики и носит нательный крестик.

- Послушай, Полянский, - на ум майору явно пришла идея, - и тебя, и девку эту ведь не мамка рожала?

- Мы инкубаторские, - Койт стягивал штаны вмете с трусами, - кроме того мы неотеники и генномодифицированные для управления экзотом.

-Тогда, я думаю, тебе и девчонке той прямой путь в мой эскадрон. Колпаков! – крикнул майор на улицу, - сними оковы с монстра!

Забежавший в кунг солдатик ловко снял с экзота лишнее. Койт, стоя голышом, поёживался. Он на ощупь нашёл нужный сегмент. Экзот чавкнул и не торопясь раскрыл своё склизкое, слабо мерцающее нутро. Койт вздохнул, погрузился в него, и опустился на пол, спиной к борту, наблюдая медленное угасание чувства брезгливости на лицах майора и солдата. Оковы на Койта никто одевать не стал.

***

Майор был на войне с первого дня её начала. Собственно говоря, какого-то особого, вероломного начала у войны не было. Лет десять назад и Республика и Империя обменялись первыми ударами дронов по погранзаставам, и ещё несколько лет так и продолжалось с разной степенью интенсивности, то с применением арты, то с атакой  небольших ДРГ дроидов, пару раз обе стороны били по заводским корпусам друг друга крылатыми ракетами, казалось, что всё, началось, но потом всё как-то опять затухало. Приграничные районы постепенно пустели. Обе стороны истерично вели инженерные работы, закапывались и бетонировались. Горнорудная компания понастроила роддомов и наштамповала с  полутысячи инкубаторских рудокопов, желая по возможности интенсифицировать разработку рубидиата, надеясь, что у неё будет десяток-другой относительно спокойных лет для этого.

Тот день начинался как обычно, утром сработала ПВО, половина дронов империи было сбито. ИИ Республики и рота дроноводов подняли свои аппараты, потом подключилась арта, а вслед за ней поднялись эскадрильи, и вот это уже насторожило тогда ещё старшего лейтенанта. Он отдал приказ своему подразделению приготовится к бою и надел гермоброню. Гермоброня в те года была только у офицерского состава. Её производство только-только налаживали.  Из укрытий начали выкатываться штурмовые дроиды,  и вот они уже сошлись между собой в ожесточённом сражении на предполье. ИИ Республики и Империи поднимали и активировали всё новые и новые подразделения, как людей,  так и машин, а потом Империя решилась-таки на массированный удар баллистикой по трём главным городам республики. К вечеру президент выступил перед гражданами Республики и объявил о начале войны.

Старший лейтенант уже тогда понял, что в начавшейся войне люди будут играть второстепенную роль. Обе стороны первые полгода перемалывали свои роботизированные части. Но в этой войне ИИ толку было мало. Все ходы просчитывались, не было ничего неожиданного,  не говоря уже о рискованном, на удачу. А робототехника стоила дорого, да и война затевалась не для того, чтобы в итоге так и не перейти границу. И к тому времени обе стороны решили активнее подключать к боевым действиям людей. И, по началу, то там, то тут удалось, в первую очередь импульсивными, зачастую даже необдуманными действиями личного состава прорывать оборону, но на второстепенных участках. А главная задача имперцев – взятие Города Рудокопов и высот перед ним и вокруг него, и далее, продвинутся и захватить все Чёрные Холмы, оставалась нереализуемой.

Потом, когда война длилась уже год, появились пиксельные технологии. Это был кошмар для пехоты обеих враждующих сторон. Ежедневные человеческие потери начали достигать пугающих цифр. Мелкие, с ладонь дроиды и не больше фаланги пальца дроны, нёсшие в себе капсулы с ядом и быстродействующие отравляющие вещества, реагировавшие на тепло человека и его феромоны, способные забраться в мелкие щели и воздуховоды укрытий, просто выкосили всех, кто не был в гермоброне. Так старший лейтенант стал капитаном.

Надо сказать, что первая гермоброня была временной носки, не было в ней устройств утилизации человеческих отходов, а в условиях постоянного пресса пиксельных дронов, пусть и недолговечных в активном состоянии, но способных подолгу ожидать жертву в спящем режиме, снимать эту защиту становилось смерти подобно, но многие, чем пребывать в своих испражнениях,  предпочитали быструю смерть. Капитан был терпеливым. И опять война затормозилась, двигаться вперёд в таких условиях никто не мог. Хорошо ещё, что дальше пару километров от линии соприкосновения пиксельная робототехника  не работала. Обе стороны наладили быструю ротацию солдат на передовой малыми группами. Кое-как приноровились. Примерно через пару месяцев мучений, наконец научились бороться и с пиксельными дронами с помощью ультразвуковых заслонов, а дроидов, будто мышей ловили автоматическими пеноловушками. И появились новые типы гермоброни длительной носки, с утилизацией отходов и прочими девайсами. Бойцы постепенно сами превращались в подобие дроидов.

И тут в войне наступил перелом. Осознав, что воевать на земле и воздухе далее бесперспективно, имперцы додумались ударить из-под земли. Мощные землеройные машины с дроидами штурмовиками и штурмовиками людьми просто пробуравили холмы вокруг города и ударили силам Республики в тыл. Имперцам помогло то, что на Чёрных Холмах не было скальных, непреодолимых для землеройных машин пород. Чёрные Холмы представляли из себя давно заполненный осадочными породами, древний, в несколько сот миллионов лет возрастом ударный кратер. Судя по тому, что ударивший в Терру-три  метеорит был богат трансурановыми устойчивыми элементами, ему самому было под миллиард лет и летел он сюда осколком неимоверно далёкого пульсара.

За несколько месяцев тяжёлых боёв республиканцам пришлось оставить и пограничные холмы и сам Город Рудокопов.  Но большая часть рудоносного бассейна всё же оставалась за Республикой. К тому времени придумали буровые ракеты, что в считанные секунды могли зарываться в грунт на десятки метров и поражать землеройные снаряды имперцев. А у республики появились новые образцы гермоброни, усиленные экзоскелетом, что делал  человека сильнее двоекратно.

Шёл четвёртый год боёв. Война стала называться прыжковой. Удалось взять в день пятьдесят-сто метров территории, уже считалось победой. Потихоньку треть захваченных Империей территорий Республика откромсала назад. Теперь в бою ценились мелкие, лёгкие солдаты, которые сами весили мало, и которым была удобна эргономика экзоскелетной гермоброни. Исходя из этих соображений, возраст призыва снизили до восемнадцати лет, хотя идеально было штамповать гермоброню на шестнадцати-, а лучше вообще на четырнадцатилетних штурмовиков, причём пол солдат тут уже не играл никакого значения. Измученное войной общество обеих государств, естественно, категорически противилась такому повороту событий, но к этому всё неумолимо шло. Войну в народе стали называть не иначе, как крысиной или блошиной. И вот мамки и пугали своих капризных, не желавший лопать однообразную еду детишек, мол, не будешь кушать, будешь худым и тощим, придут к тебе дядьки, засунут тебя в броню и пойдёшь ты штурмовиком. А будешь хорошо кушать, будешь большим и пузатым, то максимум что тебе светит - это артиллерийская батарея или клуб дроноводов. Но то, что воевать придётся всем, никто уже давно не сомневался.  Республика не пойдёт на мирные переговоры, пока не отобьёт свой священный форпост, и за ценой тут уж никто не постоит. А для Империи теперь было мало уже и половины территории Чёрных Холмов, иначе её ждал бы политический коллапс и полный крах монархии.

Шёл пятый год войны. Капитан дослужился до майора. Республика надеялась на экзотов, и нашла полтысячи малолетних бойцов для нового батальона штурмовиков. Речь шла об инкубаторских рудокопах. Официально они были собственностью горнорудной компании. Нет, они, конечно, не были рабами в полном юридическом понимании этого слова, но формально, хотя и были людьми, причём людьми настоящими, не генномодифицированными, просто рождёнными не матерями а искусственно,  обладали правами не большими, чем антропоморфные андроиды, и гражданами республики не являлись. Такие коллизии часто бывали на экзопланетах. В метрополии это было бы немыслимо, а здесь, на форпостах цивилизации, такое прокатывало.  Когда началась война, горнорудная компания практически физически прекратила своё существование. Её рабочие, в том числе и дети, были официально национализированы. Но, не будь дураками, рудокопы потребовали гражданство республики, со всеми правами, в том числе и для своих малых братьев. Но и республика, в свою очередь, поставила условия, согласно декрету президента, в порядке исключения, поправкой в конституцию, принятой парламентом,  считать их совершеннолетними с одиннадцати лет, что позволяло мальчишкам принимать присягу и идти на военную службу. Горнорудная компания рожала только мальчиков, девочки были ей не нужны.

***
Грузовик остановился. Койт старался быть как можно медленным, но всё равно не рассчитал, и едва не снёс взвод солдат, выходя из кунга. Они, оказывается, заехали в ангар и кругом были люди. Майор развернул перед Койтом нарисованную чёрным маркером схему из стрелочек и трёх дверей. Мальчик понял, что там можно снять экзота и отмыться.

Когда Койт закончил необходимые  процедуры, за экзотом приехала тележка, на которой сидел Серый. Койт искренне обрадовался, заулыбался, но Серый смотрел на него равнодушно.

-Пошли, поешь чего там у них осталось, -Серый потащил Койта за рукав, - заодно расскажешь, чего ты там начудил.

-Почему сразу начудил? – Койт выдернул манжет из пальцев Серого.

-Потому что ты чудила, и по-другому быть не может.

В кормоцехе, а именно так гласила вывеска над входом, то ли ради хохмы, то ли официальная, за столом их ждал ещё и Жека. В отличии от Серого, Жека при виде Койта заулыбался, но явно не от радости, а предвкушая свои ехидные замечания в адрес Койта.
Койт и правда был голоден, но, между делом, успел в общих чертах рассказать историю минувших трёх дней своей жизни. Бунт Арона, убийство леди Сай, аннигиляционный взрыв, получение гражданства, крещение и послушничество ордена. Про медведя, поминки и прочие мелочи Койт умолчал.

- Вот скажи мне,- Серый зажмурился, обхватив голову руками, - на фиг тебе всё это было нужно Ну ладно, с гражданством - это уже губры накуролесили, но креститься-то тебе было к чему?

Койт, как смог рассказал притчу о лодке и реке. Жека в конце откровенно хохотал, да и Серый заулыбался:

-Койт, ты знаешь, как нас тут окрестили?

-Вкладышами?

-Вот именно. Насрать  им на нас, а нам, соответственно, на них, на всю эту грёбаную Республику в целом. Мы берсерки Койт, мы просто машины смерти. Мы без своих экзотов трупы, а кто меняет позитронные батареи, где зарядная станция, знаешь?

Койт пожал плечами, и Серый стукнул его ладонью по лбу, почти как  леди Сай. – всё это у барона Винкеля, у его людей. Вот и получается, что он наш царь и бог, нащ Один, что открывает нам двери Вальгалы. А мы плывём туда по рекам крови на своём драккаре, безжалостны, бесстрашны и ненасытны в желании убивать…

Тут Жека завыл навроде пса. В ответ на этот вой, в зал вышел дневальный по кормоцеху и приказал им убираться. Серый встал, посмотрел на этого дядьку, что был его на три головы выше и тихо так прошептал, мол, я тебя, мужик, запомнил… Тут до дневального, видно дошло, с кем он имеет дело, и на лице его застыл,  реально застыл, почти детский испуг.

- И вот так они все. – Подытожил Жека, когда они пошли прочь, - И вот что мы тебе Койт ещё скажем, - Жека глянул на Серого, тот кивнул, - нет у экзота никаких красных рисок. Загорится первая жёлтая -  всё, тикай до пункта зарядки. Красный штришок совпадёт с аннигиляцией батареи. Разнесёт тебя на глюоны и мюоны, понял? Это мы тебе говорим, чтобы не геройствовал, не дурил… Ладно, пошли спать, приятных тебе снов, гражданин Полянский.

***

- Господин генерал!- в кабинете двухзвёздного генерала на пункте управления полигона загорелся красный диод коммуникатора, - к вам с рапортом господин майор!

Генерал устал от полигонной жизни. Первоначальное воодушевление от хитроумного плана по освобождению Города Рудокопов постепенно сходило на нет. Все эти новшества в тактике, эта несусветная новая кавалерия на многоножках, эти неуправляемые машины смерти под названием  экзоты, атаки под позитронными щитами… Чем дальше, тем фантастичнее представлялся генералу самый важный бой в его жизни, тем провальнее рисовалась ему и вся затея целиком.

- Господин генерал! – майор вытянулся в струнку, но генерал, махнул рукой, мол, отставить, присядем.

-Чего так разволновался? – спросил он майора, волнение которого выражалось лишь в том, что он слегка постукивал по оргстеклу стола правым указательным пальцем.

- Вы в курсе, что о нас один пилот экзота и один пилот валькирии несовершеннолетние граждане Республики?

-Интересно, и это что-то меняет?

-Их присутствие  тут незаконно, господин генерал…

-Вы опять за своё, майор,- генерал махнул рукой, - я тут подготовил список под декрет Верховному, ну, эти последние подросшие рудокопы, впишу и ваших граждан туда. Правда, тут фигурирует девчонка, - генерал рассмеялся, - а вот и вправду мне интересно, хоть кто-нибудь это заметит, хоть одна сволочь задаст вопрос… Послушайте, майор, я никогда вас об этом не спрашивал, но, видимо, время пришло, насколько, как вы думаете, наша затея имеет шансы на успех?

-Я зашёл к вам генерал поговорить именно об этом. Нам надо обязательно захватить высоты над городом, и, если вы дадите в мой эскадрон этих двух мелких экзотов, то я знаю, как это сделать. Я воевал там три проклятых года…

Генерал явно воспрял духом. Майора он уважал, хотя бы за то, что он умудрился выжить в пятилетней мясорубке.

-Чаю нам, - приказал генерал в селектор, подумал и добавил, - а ещё, принеси ка бутылочки четыре пивка и закусить, мы не скоро закончим…

***

Когда Койт с ребятами вышел из кормоцеха, было уже часов десять. Земли барона находились в довольно высоких широтах. Долгота дня тут менялась заметно. День весеннего равноденствия давно миновал, но темнело ещё довольно рано. По идее, климат тут должен был быть суровым. Баронская вотчина располагалась в широкой и протяжённой долине меж двух высоких северных хребтов. Зимой сюда сливался студёный воздух, а летом под постоянным солнцем долина должна была раскаляться. Но западная оконечность этой страны упиралась в громадное геотермальное озеро,  расположенное в кальдере спящего супервулкана. Это озеро,  парившее всё время, сильно согревало земли барона зимой, укрывая небо одеялом плотной облачности, постоянно то моросившей, то сыпавшей снегом, а летом восходящие потоки над ним провоцировали ветра, что охлаждали землю вокруг. Койт посмотрел на небо – ни звёзд, ни лун не видно, сплошные серые облака, да бьющая по лицу пороша.

Возле казармы, куда они шли, в беседке Койт заметил знакомый силуэт. Сомнений не было, это ждала его Кейт. Завидев мальчишку, она бросилась бежать к нему и повисла у Койта на шее, целуя его в щёку. Даже Серый и Жека заулыбались и прибавили ходу, а Кейт потащила Койта в беседку, тараторя, рассказывая о своих переживаниях. Сколько раз за эти несколько дней Койт думал об этой встречи, как они будут радоваться и веселиться, но вот она случилось, а он почему-то чувствует себя неловко. Кейт рассказывала, что когда она узнала про атаку на погранпереход, где был Койт с Казимирычем, то она чуть не умыкнула свой экзот, чтобы лететь туда, спасать их. Её поймали, Тонга надавал ей затрещин, её посадили на двое суток под арест, и выпустили только-только, когда он приехал. Койт заголил правую руку и показал Кейт браслет:

- Я теперь, как и ты, гражданин Республики, а Казимирыч стал моим названным дедом…

- И как же тебя величать теперь?- Кейт радостно захлопала в ладоши.

-Полянский Койт Маркович, мне одиннадцать лет и два месяца. Кстати, Кейт, а я ведь твоего полного имени не знаю.

-Я Бергман Кейт Йозефовна, и постарше тебя,  сопляка, на целых четыре месяца.

- И это ещё не всё, - Койт вытянул на свет божий крестик, - я теперь крещённый, Кейт, и Казимирыч стал ещё и моим крёстным.

В ответ на это Кейт тоже извлекла из-под  курточки шестиконечную звёздочку:

- А мой папа был иудейской веры, но я пока не могу её принять. Только когда мне исполниться двенадцать. Да и тогда раввина по Республике ещё поискать придётся…

Койт задумался. Выходит, они в разных лодках плывут. Жалко…

- Жалко, - повторил он вслух, - мы плывём с тобой, Кейт, по реке времени в разных лодках, раз вера у нас разная…

-Нет, Койт, нет, - неожиданно горячо запротестовала Кейт, - одна у нас с тобой лодка, и один господь ей правит, просто кто-то из неё воду черпает, кто-то на вёслах сидит, кто-то ставит паруса, а кто-то на носу держит на вытянутой руке яркий фонарь, чтобы все знали, куда мы плывём…

Тут из кормоцеха вышла припозднившаяся рота. Койт, по картинке на шевронах, понял, что это охрана полигона. Ребята были совсем молодыми, низенькими, пружинистыми, явно сытыми и весёлыми. Строй чеканил мимо них шаг, и капрал вдруг громко приказал:

-Песню запевай!

И тут же запевала звонким и лёгким, мальчишеским голосом начал горланить на весь полигон:

- Мы жили не бедно с тобой, не богато,
  Друзья нам не ставили трусость в вину.

И тут уже все несколько десяток глоток подхватили на всю округу, стройно и затейливо, было ясно, что пели они этот марш уже сотню раз:

- Простые ребята, простые ребята,
Простые ребята идут на войну.

А затем из разных частей строя поодиночке подали голос наверное те, кого это лично касалось:

-Водитель!
И слесарь!
И повар с пекарни!

И опять все вместе:

-Все тут пригодились, при деле все тут!
Хорошие парни, весёлые парни,
Надёжные парни, рубеж не сдадут.

Землица и небо, а мы где-то между.
Здесь кровью пропитана каждая пядь…
Солдаты надежды, солдаты надежды,
Солдаты надежды хотят наступать.

Строй завернул за угол казармы, и опять пел один запевала, и песня потихоньку гасла вдали:

-Мы жили не бедно с тобой не богато,
Всего из богатства отвага и честь.
Такие ребята, такие ребята,
Такие ребята в Республике есть…

- Нам пора по казармам Койт, тут строго, попадёшься патрулю после пол-одиннадцатого, под арест могут отправить…

- Я тебя провожу, - Койт подал руку Кейт, но она засмеялась, - да что меня провожать, этот вход в казарму твой, а мне просто с обратной стороны войти надо… Здорово, что мы снова с тобой вместе…

-Здорово…

Койт смотрел, как счастливая Кейт  добежала до угла здания, остановилась, ещё раз помахала ему рукой и исчезла. И мальчик подумал, что вместе они были вовсе не сейчас, а тогда, в промозглом, вонючем вагоне, когда он лёг лицом к стене, а маленькая Кейт прижалась к его спине. и они накрылись одним одеялом. Вот бы сейчас так лечь, чтобы она опять дышала горячо ему в затылок, а он абсолютно счастливый, заснул бы крепким безмятежным детским сном. И было это всего-то пять дней назад, но, боже мой, как давно это было… Койт вздохнул и пошёл спать в одиночестве.

***

Рано утром, за завтраком, к длинному столу, за  которым сидела вся команда экзотов, подкатил посыльный дроид и уведомил весь личный состав, что курсанты Полянский Койт Маркович и Бергман Кейт Йозефовна должны с вещами явиться в ангар номер шесть через полчаса.

-Гляди ка, - усмехнулся Серый, сам майор на вас глаз положил, - да ну и ладно, меньше нам глаза мозолить будете…

Через полчаса Койт и Кейт стояли навытяжку посреди ангара номер шесть, вылизанного до блеска и абсолютно пустого. Перед ними туда-сюда по десять шагов передвигался майор в приподнятом настроении. Койт и Кейт не поворачивая голов следили за ним взглядом, но это было сложно, слишком уж большую амплитуду перемещения выбрал их начальник.

-Итак, курсанты, - наконец майор решил объяснить ситуацию, - вы поступаете на службу в мой эскадрон. Экспериментальный, пробный то есть, первый кавалерийский эскадрон Республики. Скачем мы не на лошадях, а на десятиногих дроидах, сконструированных из туннельных тележек и оказавшихся весьма удобными для быстрого передвижения по пересечённой местности поля боя. Но это так, лирика. На вас дорогие мои, ложится ответственейшая миссия, какая,  узнаете потом. Мне нужны были два экзота. Один – бегающий по земле, а другой – способный спрятать от глаз технику. Но должно было быть одно условие. Эти экзоты должны были быть настоящими солдатами республики, а не этими полоумными баронскими вкладышами.

Майор прекратил ходить туда-сюда, отдал команду вольно и подошёл к Койту и Кейт, неожиданно заговорив с ними ласково, почти по-отечески:

-Господь послал вас, ребятишки, к нам на подмогу, только так и не иначе. Вы по своей воле стремились стать гражданами своей страны и стали ими. А теперь подписан указ и вы, наравне с инкубаторскими рудокопами признаны совершеннолетними, а значит ждёт вас комиссия, но это чистая формальность, и присяга Родине.

Майор сделал паузу, установилась тишина.

-Ну, что молчите, - продолжил майор, - не рады что ли?

Койт и Кейт переглянулись. Понятное дело, что с гражданством у них  вышло как-то само собой,  никакого стремления  они не проявляли,  да и с совершеннолетием и грядущей присягой майор их просто огорошил.

-Так, - майор не дождался никакой реакции со стороны подчинённых и снова переключился на деловой тон, -  Бергман, идёшь к девочкам снайперам, они у нас спокойные, не бойся. А ты Полянский – естественно в общую казарму. Ребята там наполовину головорезы, но старшему не больше тринадцати, правда и младше тебя там нет, но ничего, у тебя богатый опыт, справишься, да и всему личному составу, чего греха таить, дали строгую установку беречь вас как зеницу ока, если они хотят дожить до победы, так что я за вас спокоен. Уф…

Майор еле закончил фразу, очевидно не привыкши к столь длинным речам. Койт и Кейт развернулись и пошли, куда было сказано. Но на выходе из ангара, Кейт всё же улучила мгновение и шлёпнула Койта по попе, радостно при этом хихикнув. Это заметил и майор, он сперва улыбнулся, но тотчас помрачнел, вероятно вспомнив что-то личное…

***

В казарме дневальный показал Койту пустую, заправленную одним только одеялом,  койку сразу около входа, около поста. Койт понял, что это место вряд ли пустовало, и предыдущий хозяин был вынужден его уступить, подчинившись приказу. Потом дневальный повёл Койта в бельевую, показал, что где, и вышел. Койт нашёл пододеяльник, наволочку, нагнулся к нижней полке за простынёй, и тут получил ощутимый пинок в зад, и шершавые мелкие ладони схватили его за  шею, а сзади раздалось нарочито искажённым низким голосом:

-Ты тут смотри, пацан, поосторожнее зад-то выпячивай…

Голос голосом, но вонь от ладошек была Койту родной и знакомой. В висках него у него застучало, он забыл про простыню, обернулся, едва не уронил на пол бельё, но пинавший его мальчишка подхватил.

-Марсик! Марсик! – Койт готов был обнять его и бог знает что ещё сделать, дабы проявить свои чувства,  но Марсик отпрянул от друга со словами:

-Вот только обниматься и целоваться с тобой, засранец,  я не буду…

Койта раздирали противоречивые чувства. Он был рад, конечно рад встречи с давнишнем товарищем, да что там товарищем, братом, пусть названным, но всё одно любимым, той, внешне мало проявляемой любовью, что бывает только в детстве. С другой стороны, Койту было не то, что стыдно, а скорее досадно. Как быстро Марсик отошёл для него на второй план в круговерти событий. Пока Койт нёс постельное бельё, пока он его заправлял, Марсик рассказывал, как он оказался на полигоне. Впрочем, рассказывать было особо нечего. Всем инкубаторским рудакопам судьба была одна: гражданство республики, и, если есть одиннадцать  -  совершеннолетие и на фронт.

- Знаешь, Койт, - тихо почти шёпотом поведал Марсик, помогая запихивать подушку в наволочку, - какой бы Коста не был имперский гад, но он всё-таки сделал из нас людей. А тут… - и Койт увидел, как нижняя губа Марсика пару раз дёрнулась, подбородок втянулся, как бывает, когда человек вот-вот заплачет.

-Ну, Марсик, - Койт  погладил ему ладонь, - ты это, чего?

- Я никогда не думал, Койт, что в мире столько уродов. Мы с тобой тоже и дрались, и под смертью ходили, да и сами… Но тут. Тут такие твари попадались, что и зверьём не назовёшь. В первый же день утром два трупа вынесли. Майор ходил, тряс пистолетом, а они смеялись. Через день ещё одного. Тогда майор вызвал подмогу, пятерых самых борзых выволок на крыльцо и прямо на дорожке из своего пистолета и положил. И велел не трогать до вечера. Тут земли барона, Койт, тут всё просто бывает. Даже генерал двухзвёздный приходил, посмотрел, но приказывать убирать не стал. Тогда казарму и распределили. Самые мелкие около входа, а самые старшие там, в глубине коек. Ты Койт никогда туда не ходи. Даже если поманят, даже если вроде день и боятся нечего. У них там своя жизнь, весёлая…

Что мог сказать на это Койт? Ровным счётом ничего. Марсик, тем временем, совсем успокоился, опять принялся подтрунивать над товарищем:

-А ты, того, ночью-то всё орёшь?

-А ты что, не ссался давно?

Марсик расхохотался:

- Да пару раз было, но тут все болезные. Кто ссытся, кто срётся, кто петушинделя полночи  тискает, и орундели вроде, тебя есть. Ты имей ввиду, это ты вон такой весь чистенький и гладенький, а тут на некоторых пацанах места живого нет. Все в шрамах да ожогах., - тут Марсик опять зашептал Койту на ухо, - а один, представляешь, оказался людоед вроде…

-Это как?

-Ну, вставал ночью, и,  если у кого рука или нога торчит, кусал до крови, будто и вправду откусить хочет, а потом вроде как просыпался, и говорил, что не помнит ничего. Хорошо ещё, что за голову его укусить не тянуло. – Марсик, видно, настолько живо представил себе эту картину, что на всякий случай прикрыл ладонями уши, - В дурку его свезли.

-Знаешь что, Марсик,- Койт даже поёжился, - я то думал, что, наконец, из своего зверинца сбежал, а тут у вас ещё хлеще..

-Да нет, сейчас всё уже устаканилось. Ребята тут остались хоть бедовые, но, кроме нас с передних шконок, присягу уже приняли, понимают чем неуставные светят, но всё равно, вглубь казармы…

-Да понял я, понял…

-И ещё, не зови меня Марсиком. Все эти –асики –масики тут могут боком выйти. Мы все тут по фамилии Рудокоповы, по отчеству Республиковичи, ну, сам понимаешь, у губровцев с фантазией туговато… А Марсиусов тут пятеро, я, значит, номер пять, а зови просто Марс, ну а при всех  Марс Пятый.

И Марсик рассказал Койту, что встретил его в бельевой не просто так, что его послал капрал Нахнахыч, когда он, Марсик, доложил ему, что Койта знает практически с пелёнок. И сейчас они пойдут в конюшню, и Койт получит первый урок по управлению многоножкой.

-А-а… Не парься, - Марсик махнул рукой, - эта тварь навроде ваших, практически разумная.

Койт не стал объяснять Марсику, что экзота разумным назвать ну никак не приходится, а поинтересовался, что это за имя у капрала странное.

-А ты сам поймёшь, когда он с тобой заговорит, - усмехнулся Марсик.

-Понятно, прозвище такое…-догадался Койт.

-Ну, да, но не только, это ещё и жизнь его…

-Мировоззрение,- подсказал Койт подходящее книжное слово.

-Да,иди ты,- Марсик завёл Койта в ангар со странного вида дроидами, и подошел к одному из них, прямо-таки с нежностью погладил блестящий корпус, - вот она моя склопендура…

Марсик объяснил, что это дроны разработки учёных барона. Изначально они были изготовлены для автоматизированной работы в узких штольнях, но потом оказались жутко интересными для военных. Представляли они собой, как и экзоты, некий гибрид насекомого и кибернетического организма. Но в отличии от экзота имели собственные мозги, не позитронную, а обычную ядерную силовую установку, и управлялись как джойстиком, так и голосом. Внешне они, и правда,  были как многоножки с пятью сегментами, каждый из которых был снабжён конечностями. Второй  и третий сегменты были раза в два больше остальных. Во втором сидел пилот и было место для ещё одного стрелка, в третьем была батарея на плутонии. Мозги были в самом последнем, пятом сегменте, остальные два были боевые.

Прежде чем начать обучение, Марсик объяснил Койту, что надо облачиться в гермоброню, тоже производства рукодельников барона. Вообще, эта вовлечённость барона в дела Республики, и в  военные действия в частности, вызывала у Койта уже нехорошие мысли. Становилось очевидным, что барон имеет определённый личный интерес, и ещё не понятно, каким боком это всем выйдет. Марсик завёл Койта в хранилище и Койт обомлел. Перед ним на стапелях раскачивался целый батальон экзотов.

-Ты чего тормозишь, - Марсик подошёл к одному из экзотов и начал его просто расстёгивать, показывая Койту, как это делается, - Знаешь Койт, а Коста был прав, чертовски прав. И про консервную фабрику, это вовсе не враньё. Эта гермоброня, Койт, чем не консервная банка. Вот и выходит, что всё, чем пугал нас Коста правда. Поймали нас и теперь вот консервируют, упаковывают, значит, наше мясо в подходящую тару…

Койт усмехнулся. Он подошёл к костюмам и погладил металлокерамические пластинки. Эта гермоброня была просто имитацией экзотов, хотя явно по технологии изготовления ничего подобного у армейцев республики Койт ещё не видел. Марсик, сам уже в гермоброне, помог Койту облачиться. Гермоброня была тяжеловата, Марсик объяснил, что к ней прилагается ещё и экзоскелет, но пока они обойдутся без него, они же не будут бегать, а всего лишь сидеть и управлять многоножкой.

 Койту было страшновато садиться в дроида. По сравнению с этой тварью кабинка фуникулёра казалось просто невинной детской каруселькой. Но дроид тронулся, и оказалось, что многоножка прекрасно держит равновесие. Да, покачивало, на поворотах кидало в сторону, но к этому Койт быстро приноровился. Многоножка хорошо понимала как джойстик, так и устные команды.

-А самое главное, - продолжал хвалить свою склопендуру Марсик, - она ориентирована по  спутникам барона. Ты же знаешь, что кольцо за пару дней лишило и Республику и Империю всей спутниковой группировки?

Койт этого не знал. Выходит, что земные боги решили активно принимать участие в войне. Барон со своими технологиями, спутники посбивали. Койт подумал, что раз пошли такие дела, то и у имперцев, наверное, есть свои тузы в рукаве. 

Вдоволь накатавшись, ребята вернулись в конюшню. У стойла дроидов стоял капрал. Он был низенький, прямо-таки квадратный и слегка горбатый.

- Ты Полянский? – капрал ткнул пальцем в направлении Койта.

Койт кивнул, капрал покачал головой:

-Салага ещё… Полянский, кивать и молчать будешь у имперцев, нах, когда они тебя подвесят за что нибудь, что они там у тебя найдут. А на мои вопросы нужно отвечать, нах, чётко, громко и по делу…

-Так точно, господин капрал, я Полянский!

Капрал кивнул, развернулся и вышел из ангара на улицу.

-Не понял, - Койт, проводив взглядом капрала, повернулся к Марсику, - и чего он от меня хотел?

-А я почём знаю…- Марсик пожал плечами, - Нахнахыч, он и есть Нахнахыч. Шибко контуженный он, жалко его. Наверное, хотел сказать, что у нас, нах, присяга завтра, Полянский, в десять, да забыл, нах, что хотел…

***

После вечерней поверки Койт осторожно, короткими взглядами, смотрел на лица своих новых товарищей. Лица как лица. Была пара обожженных физиономий, кое кто лицом подёргивался, будто собирался что-то сказать, да каждый раз передумывал, были лица застывшие, неживые, со взглядом вдаль или в пол, но ничего такого зверского в них не было. «Всё-таки склонен Марсик фантазировать,- подумал Койт, - понятно, ребята в жизни натерпелись, да кто нынче в наивности пребывает…»  После отбоя передние ряды кроватей  с мелкими обитателями затихли мгновенно, а там, в опасной по версии Марсика глубине казармы, в кромешной тьме, и правда кто-то чавкал, что-то постукивало, кто-то тихо посмеивался, вообщем, там, не стоило сомневаться, действительно шла тайная и, наверняка,  непростая жизнь.

Койт тоже заснул быстро. И сон ему приснился наидурацкий. Будто стоят на бесплодном песчаном берегу в ряд экзоты, и Койт, голышом, как и положено, бегает между ними, прикладывает ладошку к щиткам одному за другим, а твари не открываются. И Койту уже плакать хочется, и холодно, блин. Потом он начал плевать в забрала этим экзотам, и забрало откидывалось,  а внутри никого не было. И тут раздалась неприятная мелодия, Койт обернулся и увидел, как по воде плывёт лодка, и странно, нет от неё волн, хотя лодка громадная. А в лодке машут ему Капитан Немо из книжки, Вождь Нации (давненько не снился), Марсик прыгает, явно хохочет и пальцем на него тычет, но беззвучно, не слышит Койт его криков,  и стоит там Кейт, и машет ему рукой. И Койт тоже хотел помахать, но тут вспомнил, что он голышом, и стыдно стало и побежал он прятаться в рядах мёртвых экзотов. А Кейт уже как-то на берегу оказалась, и в руке у неё непонятно как оказался горн, что был у херувима в мастерской Аркадия. И Кейт вдруг дунула в него и громко так заговорила:

- А где нащ Койт прячется? Вот найду его, вот найду…

И Койт вроде как от стыда сгорает, но с другой стороны ему вроде как и хочется, чтобы она его вот таким голеньким застала, и от этого странного ощущения колышек его дрожит от напряжения. И Койт представил, как Кейт вдруг неожиданно выскочит к нему на встречу и покажет пальчиком туда, вниз и спросит, смеясь, мол, а это что у нас там такое? И от этой мысли Койт почувствовал, что сейчас вот-вот оборвётся внутри него натянутая струнка, и он наверняка ощутит то чувство, что Коста кайфом называл… Но чьи-то сильные мелкие ладошки начали трясти его за плечи, оборвав наваждение.

***

-Ты чего валяешься, - это Марсик немилосердно тряс друга, - побудка давно прозвучала! Сейчас Нахнахыч явиться, а ты валяешься тут. Будешь потом казарму драить от обеда и до стенки.

Койт приподнял одеяло. Колышек готов был разорвать тонкую ткань труселей, да ещё на самой вершинке всё намокло, видать упустил он немного. Койт уронил одеяло. «Вот позорище-то какое…»- подумал он в панике, но тут взгляд его упал на суетившихся вокруг одежды и кроватей мальчишек, и он понял, что такая история не только с ним. Вон, двое, там не колышек торчит, а считай сучки и полпереда мокрые. И никто кругом не замечает, не смеётся, пальцем на них не тычет, будто так и надо. А если так, то что же он и вправду тормозит. Койт вскочил, первым делом напялил штаны, а потом уже давай кровать в порядок приводить. Может, он и на самом деле был последним, но Нахнахыч зашёл в казарму, когда уже с минуту, как все были одеты и всё было заправлено:

-Значит так, нах, повзводно в туалетную комнату, и чтобы через десять минут в четыре шеренги у входа, нах, в казарму. Ясно?

-Так точно, господин капрал, - гаркнула казарма.

-И ещё, ещё раз повторяю, кто будет мочиться в раковины, если застукаю, нах, будет весь ватерклозет мыть. Ясно?

-Так точно, господин капрал, - опять заорали все сорок три глотки, причём серьёзно так, без смешков.

Насчёт раковин Нахнахыч погорячился, они на взрослый контингент рассчитаны были, тут и в прыжке не достать, но то, что на сорок три желающих было четыре кабинки с унитазами, а писсуаров не было вообще, вот это был уже кринж. Ребята не стесняясь забивались в кабинки подвое, а кто помельче и по трое. И все такие спокойные, деловитые, мол, это у нас обычное дело. Койт опять оказался в пучине уже вроде как подзабытого им скотского образа жизни. Понятное дело, так выживать легче, незачем тратить силы и нервы на очеловечивание себя.

***

На завтрак было картофельное пюре на воде, две больших сосиски и сладкий –пресладкий чай. Потом ребята постарше маршем пошли на полигон, а их пятнадцать человек самых мелких, повели в медсанчасть. Тут к ним присоединилась Кейт. Поговорить с ней при Нахнахыче Койт не осмелился. Он думал, что в медсанчасти их опять начнут раздевать, ощупывать и осматривать, а это уже начинало надоедать. Но ничего подобного не было. Врач мельком глянул на него как есть, одетого, убедился, что руки-ноги присутствуют, голова на месте с видящими глазами и слышащими ушами, и этого ему было достаточно. Генного материала никто тоже не брал,  очевидно, результаты этого анализа были уже внесены в карты.

За соседним столиком старый сержант равнодушно так поинтересовался у Койта, по какому адресу отправить извещение о смерти и, если повезёт, разумеется, само тело?
Койт не задумываясь назвал адрес Казимирыча, кого же ещё. Койт потом услышал, что и Кейт назвала тот же адрес. Бедная девчонка, не санитарный же поезд ей было называть. Да и Казимирыч не будет против, разве что горя ему прибавиться… Старый сержант выдал Койту личный жетон на цепочке, и мальчишка повесил его на шею, где становилось уже тесновато.

На присягу их привели в тот самый ангар, где они с Кейт стояли навытяжку перед майором. Они встали шеренгой. Перед ними теперь расхаживал Нахнахыч и трындел без умолку о том, что теперь начнётся у них новая, настоящая, нах, жизнь, наполненная смыслом служения, нах, родине… Рядом с Нахнахычем замерли в почётном карауле два дроида, что держали знамя республики и батальона. Койту так хотелось поговорить со стоявшей от него по правую руку Кейт, но, поди тут попробуй рот раскрыть, они только встретились ладонями и пожали их друг дружке, продолжая водить взглядом за Нахнахычем. Потом привезли штурмовые винтовки. Капрал лично проверил, чтобы в казённой части ни у кого не было патрона. Оружие раздали. Все поставили его на пол возле правой ноги. Койту винтовка была по грудь, а вот маленькой Кейт дульный срез доставал до подбородка. Увидев это, Койту хотелось закричать на весь ангар, мол, какого хрена вы делаете, отпустите жить хотя бы эту девчонку. Но Койт знал, что Кейт сама выбрала свою судьбу, и тут уж ничего с ней не поделаешь.

Раздали текст присяги, мол, поучите, чтобы не мямлить. Оказалось, что трое не умеют читать в достаточном качестве. Нахнахыч зарычал, подозвал их к себе и начал читать им вслух, дабы они запомнили, периодически спотыкаясь, так как без нахов и у него самого получалось тяжеловато.  Койт прочитал присягу. Всего двадцать одно слово. Вот он скажет их и что? Неужели это оправдает те убийства, что он будет совершать? Не проще ли было Императору и Президенту сесть вот здесь, в пустом ангаре за столик, налить друг другу по стаканчику виски и найти другие двадцать одно слово, и прекратить эту войну, эти кровь и страдания. Не прекратят, нет. Тогда им опять придётся жить обыденной, рутинной жизнью, слушать роптание толпы и вздохи скучающих военачальников.  Не будет в их жизни драйва, сладостного ощущения себя вершителями судеб…

В ангар зашли майор, двухзвёздный генерал, поп и мальчик с кадилом. Самое смешное, Койт вдруг осознал, что крещённый-то он тут один. Ни у кого из рудокопов он крестиков на шее не видал. А попу было, видно, наплевать. Он всех окропил святой водой, бормоча своё живи в помощи и удалился, даже не дождавшись самой церемонии. Начали произносить текст присяги. До Койта было ещё далеко. Он стоял и думал, для кого он клянётся отдать свою жизнь, и забирать жизни врагов. Для Нахнахыча и этих вояк? Для полудиких своих товарищей рудокопов? Вот если бы тут была площадь с тысячью обездоленных людей, да и не надо площади, хотя бы десяток… И Койту вдруг стало так страшно и тоскливо. И он решил, что произнесёт текст присяги и поклянётся на вечную верность вовсе не Республике, не абстрактному народу, а всего лишь этой девчонке, что стоит от него по правую руку… И, наверное, ещё тому одноногому мальчишке, что крепко пожал ему ладонь в паспортном столе Пограничного Города.

***

Полигон на землях барона занимал больше десяти квадратных километров. Ещё год с лишним назад Республика начала тут строить копию Города Рудокопов, настоящую, в полный размер. Причём строили сразу в разрушенном состоянии, как и было на самом деле, да ещё и поправляли эти развалины раз три месяца, чтобы они поспевали своим внешним видом за тем, что творилось на поле боя. Была сымитирована слободка, переходящая в Центральный проспект. Далее два квартала до первого перекрёстка, затем квартал до второго и несколько домов далее. На втором перекрёстке развалины уходили вправо на полкилометра, это был макет Второй поперечной улицы. Наконец, эта улица упиралась в Тополиный бульвар, который начинал подниматься в гору, в седловину между холмами, высотой метров семьдесят. Тополя были старыми с объёмными стволами. Теперь все эти великаны были повалены в непроходимый бурелом, что защищал бульвар от прямого огня с восточной стороны. Непроходимым бульвар был только для обычной колёсной и гусеничной техники, а многоножки могли идти поверху этого бурелома. Это было опасно, но на то и была создана кавалерия.

Смысл всей операции заключался в том, что под прикрытием валькирий к самому передовому укрепу должны были скрытно подойти отряд экзотов и полроты штурмовых дроидов и штурмовиков в гермоброне. Экзоты были разбиты на три тройки, их задача была зачищать руины домов справа и слева от проспекта. Затем валькирии приводили под прикрытием пехоту закрепроты, а штурмовики двигались дальше до второго перекрёстка и на восток, по второй поперечной улице, насколько хватало заряда экзотов. И только потом валькирии выпускали из-под своих щитов на Тополиный бульвар кавалерию, Кейт и Койта. Кавалерия скакала по бурелому наверх, к седловине. Кейт своим щитом прикрывала две ракетные установки с шестнадцатью георакетами. Койт тоже находился на этих установках, прикрывая их с уровня земли и управляя их движением. Основная работа у него начиналась на седловине. Экзот Койта должен  был расчистить от противника триста метров по склону до вершины холма, чтобы установки с георакетами могли туда заехать и выпустить ракеты в глубину укреплений, тем самым разрушив всё, что там накопали имперцы, дав остаткам кавалерии зайти на гребень и там закрепиться, ожидая подхода воздушного десанта и наземных сил.

План был мудрёный. Технически осуществимый, но потери должны были быть большими. Самой главной задачей было, чтобы солдаты преодолели страх перед экзотами, ведь эти две силы, живые люди и экзоты не могли общаться друг с другом в режиме реального времени, значит, все действия должны были быть отработаны до автоматизма. Ребята эскадрона пропадали на полигоне с утра до вечера, до полного изнеможения. До обеда Койт  обучался как обычный солдат, затем надевал костюм и действовал как экзот. Управлять ракетными установками было несложно. Дроид водитель и сам мог просчитать маршрут, а Койт свешивал ноги экзота в люк водителя и если стукал его по середине спины, машина ускорялась вперёд, если по бокам, поворачивалась налево-направо, а если он двумя ногами вставал дроиду на импровизированные плечи, установки останавливались. Самым тяжёлым для Койта был бег со стрельбой и метаниями плазменных гранат по склону из седловины на вершину. На арту надежды не было. Ракетные установки не поднялись бы по изрытому воронками подъёму. Там и без того хватало препятствий.

Первые десять дней тренировки шли без стрельбы, они просто привыкали к местности. Койт не знал, как в других подразделениях, а в их эскадроне уже на этой стадии лишились двух мальчишек. Они неправильно рассчитали траекторию движения своей многоножки и вместо того, чтобы пустить её по верху завала, попытались протиснуться под. И их просто срезало, размозжило всю верхнюю половину их тел. К тому времени на второй сегмент уже поставили турели с двумя типами пулемётов – дробовым для стрельбы по дронам  и крупнокалиберником для стрельбы по укрепам и бронированной технике.  В тот день вечерней тренировки не было. А на следующее утро Нахнахыч дал всем поспать на час больше.

Потом неделю шли тренировки с боевой стрельбой. Отряды двигались по маршруту, а их справа и слева сопровождали разрывы от ракет РСЗО и колошматили дронами в непосредственной близи от многоножек. Тут их эскадрон лишился ещё двух бойцов. Эфпивишка потеряла управление и на автоприцеле влетела в одну многоножку, та взорвалась. Один паренёк погиб на месте, а второй лишился ног. Но теперь уже остановки в тренировках не было. Лето настало неожиданно рано, генерал явно терял терпение. Учёба по его мнению затянулась. В последний день тренировки у одного парнишки из эскадрона в руках рванула базука. Вот так, ещё не доехали до фронта, а уже минус пять ребят и один дроид.

***

В конце третьей недели подготовки, во время обеда, в кормоцех зашло всё руководство. Штурмовой батальон, замороченный до предела, с грохотом двигая лавками, поднялся в стойке смирно.  Установилась гнетущая тишина. Мальчишки стояли в глубине зала, а взрослые штурмовики занимали весь остальной объём. Экзотов тут не было, кроме Кейт и Койта.  Пилоты обедали отдельно и после настоящих солдат Республики, да и кормили их повара барона, совсем не так и не тем, чем остальных.

- Товарищи бойцы! – Двухзвёздный генерал поправил указательным пальцем воротник,  - наш президент и господин барон, перед нашей отправкой на фронт, выразили желание принять строевой смотр нашего гвардейского ударного батальона. В связи с этим, после обеда мы будем приводить в порядок амуницию, а завтра проведём две репетиции нашего строевого движения.

-Служим Республике! – гаркнул батальон. Генерал кивнул и покинул кормоцех. Народ рухнул на лавки, и желание обедать пропало почти у всех. Мало того, что народ был измотан тренировками, так теперь ещё все должны были чеканить шаг и горланить песни перед трибуной на главном плацу, которую уже начали возводить три строительных дроида из пенобетона цвета дерьма.  Неизвестный остряк метко прозвал эту трибуну эшафотом. Нахнахыч, услышав это, грозил ребятам кулаком, но глазёнки его тоже озорно блестели.

Сам не ожидая того, из-за Марсика, Койт и тут вляпался в историю. Марсик даже на полигоне, в момент передышки или привала, нет-нет да запевал по своей привычке то жалостливую песенку, то марш, которому подпевал весь шагающий строй эскадрона. И когда встал вопрос, кто пойдёт возле знамён республики и собственно батальона с барабанным боем и запевалой, то майор сам назвал именно его, как самого музыкального и горластого. А Марсик возьми и ляпни,  что Койт тоже недурной запевала. И вот их поставили справа и слева от знамён, дали в руки барабаны, показали ритм, они пошли и запели гимн батальона. Да ещё как запели, Нахнахыч в натуре слезу пустил.

И вот настал день парада. Как на заказ светило редкое в землях барона солнце, блестели все те поверхности, какие могли блестеть. Всё оружие раздали не то что без патронов, а даже со снятыми бойками. Специальный отряд губровцев лично проверил каждую винтовку, пулемёт и пушку.  Койт и Марсик грохнули в барабаны, за ними в барабаны ударил строй из ещё шести ребят и батальон поротно двинулся к трибуне, и над плацем понеслась мелодия марша:

- Мы знамя своё не теряли в бою,
Товарищей мы не бросали.
За Родину нашу, за веру свою
Живою шагаем мы сталью.

Товарищ вперёд, не сбивайся с ноги
И сердцем запомни всех павших.
Пусть нынче трепещут от страха враги
Под поступью огненной нашей.

За детские крики в горящих домах,
За раненых стоны в окопах,
Мы флаг свой поднимем на Чёрных Холмах,
Священной земле рудокопов.

Знаменосцы и барабанщики дошли до трибуны,  повернулись налево, ушли с траектории движения батальона, опять развернулись к трибуне и продолжали задавать ритм проходившим войскам.  Сперва отчеканили шаг две роты штурмовиков в гермоброне типового образца, за ними катились три ряда штурмовых дроидов. Затем, в коротких юбочках прошла шеренга девчонок дроноводов,  потом рядок снайперш, где маршировала и Кейт.  Далее пошла всякого рода техника, танковая рота, несколько типов бэбээмок и замыкал весь этот бедлам эскадрон многоножек в полном составе. Экзотов, понятное дело, в строю и быть не могло.

Койт хорошо рассмотрел, что творилось там, на трибуне. Вон тот молодой человек в смешном камзоле,  был, конечно же, самим бароном Винкелем. Койт знал, что такое камзол из иллюстраций к романам. Около барона крутились два охранных андроида с синими мордами и трое девушек. Койт слышал, что у барона есть жена и две дочки, но по возрасту стоящих около него молодых дам было совершенно непонятно, кто есть кто. Президент, Лидер Нации, был в военном френче. На плакатах он выглядел моложе и внушительней, и, как лицо, принимавшее этот мини парад, вовсе не был серьёзен. Когда мимо него маршировали девчонки, он не только отдавал честь, но и послал пару воздушных поцелуев. А на проход эскадрона, полез обниматься с бароном, от восторга, видимо, и всё показывал два больших пальца гарцующим на многоножках рудокопам, что держали свои ладошки на гашетках пулемётов. Их так потом и находили. Обугленные до состояния головешек трупы, чьи ладони были намертво приплавлены к пулемётам. Они вели огонь до последнего, до самого последнего удара их сердец. И казённая часть пулемётов у всех была разорвана – там взорвался от страшного жара досланный патрон.

И тут Койт сообразил, что лидер нации был просто пьян, просто они уже отметили с бароном встречу, а теперь наслаждались интересным зрелищем.  Койт думал, что в завершении смотра Президент произнесёт вдохновляющую речь, но никакого напутствия в бой не было. И Лидер Нации показался Койту вовсе не суперменом из его снов, а обрадованным мальчиком, которому неожиданно подарили большую коробку солдатиков, а те, в свою очередь, вдруг оказались живыми,  и мальчик был вне себя от восторга. Зазвучал гимн Республики. И все вокруг приложили руку к сердцу, и запели, а если не запели, ибо слова знали не все, то просто стояли, серьёзно нахмурив брови. И Койт так стоял, он знал только первый куплет.

Через три часа Койт сидел в багажном отсеке транспортника ВВС барона и, жуя яблоко, заворожено смотрел в иллюминатор, как рядом с ними летит отряд сверкающих в лучах оранжевого солнца экзотов валькирий, одна из которых была заметно меньше других, а вдалеке  то пропадая в облаках, то появляясь вновь, оставляли за собой белый след истребители Республики.



Глава 11.

Чёрные Холмы


Транспортник сел на территории республики, на аэродроме Грюнвилль. Койт мог получать информацию только из того, что прочитает по ходу, да подслушает из разговоров. Ещё  на полигоне все сходились во мнении, что экзотов на линию соприкосновения сразу не перебросят,  побоятся. Трудной задачей было и просто скрытно перебросить штурмовой батальон под Город Рудокопов. За пять лет войны обе армии поднаторели в способах скрытой переброски, но всё равно дня три, а то и четыре на это понадобиться. Всех пилотов поселили в одном обширном подземном зале где-то в глубине штолен, начинавшихся у подножия горы. Отряд встречал капитан ГУБРа, одетый во всё чёрное.  Койту лицо его показалось знакомым, но вспомнил он только когда уже лежал в кровати. Это был Борис, тот самый подчинённый леди Сай, что арестовывал Койта в доме преподобного. Всё-таки звёздочку на погоны он получил.

Наконец-то Койт смог вдоволь выспаться. Он проснулся, когда все уже позавтракали. Им опять давали консервированный гороховый суп с гренками, совсем как тогда, под платформой. «У ГУБРа что, срок годности горохового супа на подходе,» - думал Койт, но он был голоден и ел с охотой. Потом Серый провёл рекогносцировку. Их перебросили на военную базу барона на границе Великого Леса. Здесь осуществляли зарядку и обслуживание позитронных батарей. Городок этот не бомбили. С людьми барона имперцы связываться не хотели. Экзотов и валькирий отсюда действительно введут в бой в последний момент,  доставят спецотрядом геликоптеров и десантируют непосредственно в ходе атаки.  До линии фронта было километров сто, полчаса лёту.

Тут к Койту подбежала Кейт, и, как всегда, давай тараторить, рассказывая, как на транспортник свалились два высотных дрона, как она с девчонками экранировала самолёт, а истребители дроны сбили.  И что тут им поставят новые батареи… Койт слушал её в пол-уха. Он не хотел провести в этом подземелье все дни до боя. Он вдруг тоскливо ощутил очевидную авантюрность всего происходящего.

-Вот что, Кейт. Давай ка собирай свои вещички, и пойдём отсюда…

-Да ты что, Койт, - Кейт зачем-то перешла на шёпот, - кто же нас выпустит…

Койт вместо ответа пожал плечами и заглянул в свой рюкзачок. Кейт прибежала готовая минут через пять. Они пошли на выход, но их догнали Серый и Тонга.

-Вы куда?- спросили они одновременно.

-На волю,- ответил Койт, - мы же не арестанты. Да и последствия горохового супа в замкнутом пространстве ощущать не хотелось бы…

-Нет,- усмехнулась Тонга, - вы кретины. Вы и правда думаете, что вас отпустят погулять?

-Вполне возможно, - Койт и Кейт уже стояли около охранявших вход в казематы дроидов, - позовите Бориса, капитана, скажите, что это Койт, хороший знакомый полковника Сай.

Борис пришёл быстро. Он ничего не спросил, просто внимательно посмотрел на Койта и Кейт, а потом кивнул дроидам, те посторонились, и Борис повёл их по изгибавшемуся коридору.

Они вышли почти к входным дверям штолен. Пахнуло свежим воздухом. Борис сел за стол. Койт сел напротив, а Кейт встала у него за спиной.

-Она погибла сражаясь, - сказал Койт, - она понимала, что врага не победить, но нашли её с оружием в руках.

-Как это было? - Борис смотрел поверх их голов, а Койт рассказал всё не торопясь, и про бойню на лыжной базе и про поминки в охотхозяйстве.

-Сколько у нас времени?- Койт перешёл к сути вопроса.

-Две ночи и два дня, - ответил Борис. - Семнадцатого в шесть утра вы пойдёте в бой.

Господин капитан, мы не баронские вкладыши, - Койт показал браслет и вынул солдатский жетон, то же сделала и Кейт, - мы граждане республики, мы принявшие присягу стрелки гвардейского штурмового батальона, мы официально признаны совершеннолетними. Кто знает, что там впереди, и будет ли у нас это впереди… Мы хотим с сестрой провести эти два дня и две ночи как люди, а не в вашем зверинце.

Борис думал долго. Койт и Кейт терпеливо ждали. Наконец капитан встал, и повёл их в угол ангара, к застеклённой бронепластиком конторке.  Уже внутри он подошёл к сейфу и сказал, открывая его:

-Я напишу на ваши имена две увольнительные. Вы официально двороноводы. Вас никто проверять не будет, но порядок должен быть. – Борис повернулся к ним и продолжил. – По дороге есть гостиница, там безопасно, но проситесь в подвал. – Капитан дал им две карточки. – Вот вам на пять приёмов пищи, больше не могу, сами разберётесь. И ещё, глок, вальтер, беретта, чем владеете?

-Глок, лучше всего, - Койт посмотрел на Кейт, и она кивнула.

-Давайте ваши паспорта,- Капитан положил их в прошивочную машину, - у нас тут, ребята, всё под рукой. Пистолеты вам от меня в подарок, - он отдал браслеты, - городок этот непростой, хлыстов тут всего три человека, да и те под нами ходят, даром что шерифы… Ребята, если чего, не раздумывайте, валите дураков нахрен. Фронт вам всё спишет. Возвращаетесь  шестнадцатого в восемнадцать ноль-ноль. Всё понятно?

- Так точно, господин капитан, - ответили Койт и Кейт, пристёгивая кобуру к ремню брюк.

Они уже  выходили на волю, в летный солнечный день, когда Борис снова догнал их и вручил два маленьких кнопочных аппарата:

- Самое главное чуть не забыл,  ребята, это чтобы следить за вами, Если что, просто три раза нажмите снежинку и за вами приедут…

Они взялись за руки и пошли вниз по асфальтовому серпантину, среди высоких террианских древовидных папоротников. И только завернули за угол, как Кейт вырвала руку из койтовой ладошки и сама захлопала в ладоши, начала скакать вокруг него и пару раз поцеловала его в щёку. И Койт тоже улыбался и несколько раз подкинул вверх рюкзачок, практически пустой, только карманное Евангелие и курточка, и, ловя его, кричал на весь лес:

- Свобода! Два дня и две ночи свободы!

***

Гостиница стояла на полянке, поодаль от дороги. Возле неё на стоянке было несколько машин и автобус на сдутых шинах, внутри которого с воплями носились дети. На рецепшине был допотопный дроид, тупее тупого, что мог отвечать только одно, мол, свободных мест нет. Вышел бородатый крючконосый сильно хромающий мужик, хозяин, не иначе. Он говорил прихрюкивая, и тоже ничем не мог помочь. Входную площадку тёрла шваброй светловолосая худая тётка. Когда Койт и Кейт в задумчивости выходили из гостиницы прочь, она тихонько им свистнула:

- Мальчишки, у меня есть местечко на чердаке, за одну карточку можете пару раз переночевать.

На том и порешили. Кейт была совершенно не против того, что её,  по-видимому, все так и будут считать мальчиком.

Около дома уборщицы Койт заметил охотничий клуб. Он, загадочно улыбаясь, буквально потащил туда свою подружку, что испуганно отнекивалась, мол, не придумывай, нас оттуда взашей выгонят, но Койт был непреклонен. Внутри заведения был полумрак. За столиком около входа сидел изрядно подвыпивший однорукий инвалид, но выглядел он прилично. В дальнем углу салуна, за круглым столом играли в карты три старых, напрочь седых джентльмена, длиннобородых и длинноволосых, похожих будто братья. За самой барной стойкой, на высоком табурете, облокотившись на столешницу локтями, восседал хлыст со звездой на расстёгнутой рубахе, на которой была надпись «шериф». Завидев ребят, он кивнул им, будто ждал такой встречи, они в свою очередь тоже кивнули, так, на всякий случай. Койт выгреб из-за пазухи амулет с клыком и когтями медведя, снял его с шеи и отдал подошедшему бармену, абсолютно лысому коротышке, чья голова едва виднелась из-за стойки, а лысина странным образом бликовала даже в таком полумраке. Бармен взял амулет, поднёс к сканеру, кивнул. Койт заголил руку и дал просканировать свой паспорт. Бармен вышел из-за стойки, усадил гостей за пустой столик. Но обратно Койт амулет получил не сразу, а только после того, как шериф с видом знатока повертел его в руках, спросив мальчишку:

-И как это тебя угораздило?

И Койт начал в мельчайших подробностях рассказывать, что произошло с ним в сторожке, так, чтобы слышали и игроки, и пьяненький господин у входа, и вышедшая специально поглядеть на таких интересных гостей здоровенная нечёсаная тётка, видать хозяйка заведения, не говоря уже о сидевшей с открытым ртом Кейт. Похоже было, что хлыст прекрасно был осведомлён, что за солдатики перед ним, поскольку только кивал головой и не задавал никаких вопросов. Тут принесли положенное угощение. Кейт умудрилась слегка подавиться пуншем, застеснялась, но толстуха ловко вытерла ей нос салфеткой, будто маленькому ребёнку, что заставило Кейт засмущаться ещё больше, благо на её угольной мордашке стыд не проявлялся предательской краснотой.

Тут раздался звук тормозов, хлопнула дверь машины, и в бар завалил развесёлый мужичёк, одетый как щёголь из сериала. Он хлопнул ладонью по стойке, обернулся и уставился на Койта и Кейт. Лысый бармен поставил фужер, но хлыщ уже забыл про выпивку, а подошёл к столу с ребятами, неожиданно зло прошипев:

- А ну, марш отсюдова, шпана рудокопская!

Ладони Койта и Кейт уже лежали на кобурах, щёлкнули кнопочки застёжек…

-Ту-ту-ту-ту-ту, - будто маленький паровозик колёсами затарабанил шериф, подскочил к ребятам и положил им руки на плечи, обращаясь к незнакомцу:

-Послушайте, мистер Гримзи, не надо вот так в апорт, ребятки и сами собирались уходить.

-Да я им сейчас на дорожку ещё и пинков надаю, - Гримзи и правда ринулся вперёд, но Койт и Кейт встали, уже наполовину обнажив глоки.

Увидев такое, Гримзи выпучил глаза, но  тут  подоспела нечёсаная тётка, ловким отточенным движением забрала ребят в свои полуобъятия, и они уже через несколько секунд скрылись за дверкой на кухню.

-Кто это? – спросил Койт, трясясь от злобы.

-Да никто, маленький, - тётка погладила белобрысый, только что стриженный ёжик Койта, - один дурачок бароновский,  но богатый, гад, нам полвыручки делает… Да ну его, мальчики, вот вам, – и она сыпанула им целый пакет шоколадных конфет без обёрток. Конфеты были на вид ископаемые, в белом налёте и подсохшие, но отказываться было неудобно. Койт и Кейт пошли на свой чердак, молчаливые и слегка расстроенные.

-Вот, бывают же сволочи, Койт, - Кейт попробовала разгрызть конфетку, та поддалась с трудом, - любят людям весь кайф обломать. Койт не ответил, может устал, а, может,  задумавшись насчёт кайфа.

***

В домике уборщицы они застали детский сад с начальной школой. Вероятно, половина детей, громивших автобус на спущенных колёсах, были не иначе как из этого домика. Койт хотел осторожно поинтересоваться насчёт судьбы хозяина, но вместо этого пришлось вцепиться в кобуру пистолета и сначала слегка, а потом пару раз увесисто шлёпнуть по тянувшимся к оружию ладошкам. В аналогичной ситуации была и Кейт. «Прямо мартышки не иначе,» - подумал Койт, а мартышки наперебой сыпали вопросами, мол, сколько имперцев они убили, правда ли, что на передовой едят трупы, много ли человек обсераются, когда идут в атаку? В ответ на этот шквал безобразных вопросов, их мамка начала орудовать ремнём, висевшим тут же наизготовку, на спинке пластикового садового стула, но дети только подвизгивали, когда им прилетало, но дело это было, очевидно, настолько привычным, что никто не только не плакал, но особо и не боялся попасть под траекторию орудия наказания. Тут Кейт высыпала на стол все конфеты из кулька, мартышки кинулись на них, и ребята быстро спаслись на чердаке, поставив на закрытый люк корзинку с рваными ботинками.

Под крышей в распоряжении Койта и Кейт был разложенный большой диван-книжка, застеленный застиранной и штопаной-перештопаной простынёй, подушки из белой мешковины, набитые местным мхом и одно большущее одеяло. Кроме корзинки с ношенной обувью, на чердаке были две детские коляски, продавленное кресло и пластиковый комод, половина ящиков которого упала с полозьев. Койт подвигал оставшиеся ящики и в одном из них нашёл колоду потрёпанных карт. Он посчитал их, на удивление, все листы были на месте.

-Хочешь, научу тебя играть в подкидного?- спросил он Кейт.

Она в ответ засмеялась:

-Кого? Меня? Ты хочешь выиграть в подкидного у девчонки из санитарного поезда? Да ты ни разу меня не оставишь…

В карты они резались долго, пока солнце не опустилось низко. Несколько раз Койт всё-таки оставил подружку в дурочках, и она серьёзно переживала.

-Как корову проиграла… - смеялся Койт, употребляя запомнившуюся ему поговорку Косты, а Кейт швыряла карты на диван и показывала язык.

Окно чердака было открыто. Неожиданно послышалось тихое пение, мелодия без слов. Ребята подошли к окну. Уборщица вешала на длинной верёвке детское бельё. Ночные рубашки, белые и розовые, хлопали на ветру рукавами, будто пойманные ангелы, которые стремились улететь на родное небо. Женщина устало вытерла лоб, села на деревянную лавочку и полилась тихая песня:

- Грани крестов озаряются солнцем.
Милый далёко - на близкой войне...
Господи Боже, когда ж он вернётся?
Просто шепни, и забудь обо мне...
 
Тает под куполом дым от кадила,
Боже Всевышний, оставь его жить!
Я никогда ни о чём не просила,
И я клянусь, что не буду просить.
 
Свечки огонь в полумраке мерцает,
Ангел Хранитель, молю помоги:
Пусть он упрямый и всё отрицает -
Ради меня, ты его сбереги.
 
Смотрят апостолы кротко и строго -
Вдовьего хлеба избавьте вкусить.
Мимо погоста до церкви дорога -
Чтобы по ней вместе с ним колесить.
 
Слёзы текут, но в потёмках не видно...
Дьякон пришёл, чтоб лампады гасить...
Боже Исусе, прости, коль обидно -
В Царство Твоё не спешим мы вступить.

                Она продолжала сидеть, устало опустив на колени руки и слегка покачивалась, закрыв глаза. Тут задвигалась корзинка, что закрывала вход на чердак, Койт отодвинул её и открыл люк. Внизу стояла самая старшая девчонка из детей уборщицы, Она поманила их вниз. Перед сном и Койту и Кейт всё равно надо было спуститься и сбегать кой куда. Хозяйская девчонка показала им на стол, где парили два заправленных доширака:

- Лопайте, пока мамка не видит. Не голодными вам же спать идти. Будете там, наверху животами урчать, а маленькие пугаться будут… Не думайте, она не жадная, просто боится нас не прокормить. А мы сами прокормиться можем. Господь поможет, а не поможет, так простит…

Солнце уже село. Койт и Кейт накрылись с головой одеялом и лежали нос к носу.

- Вот когда всё закончится, когда мы возьмём высоты за городом, сбросим экзотов на красном огоньке, куда мы пойдём, Койт?

-Не будет красной риски, Кейт. Посде второй жёлтой будет аннигиляционный взрыв батареи.

-Да не может быть! Откуда ты знаешь?

-Мне Серый и Жека сказали, да и сама подумай, кто же оставит разряженных экзотов на поле боя. Нет, Кейт, как загорятся жёлтые огоньки, надо избавляться от экзотов. Я вот что придумал, нам надо обязательно оставить на ходу один ракетный тягач.
Мы в кузов залезем, снимем паразитов и отошлём дроида с тягачом куда подальше… Бог поможет, а мы пойдём по другому склону холма. При аннигиляции самое страшное это гамма удар, а холмы его экранируют, тем более, что внутри там столько бетона и железа, что радиация в них завязнет. Вот бы, конечно в эти катакомбы попасть…

-Ты что Койт, там же имперцы, они нас тут же в расход пустят…

-А откуда они знают, кто мы такие, возьмём, паспорта выкинем и всё…

-Нет Койт, они звери, они нас всё равно убьют…

-Ну тогда один вариант, найти по размеру гермоброню и хорошо бы, чтобы какая-нибудь многоножка на ходу была…

-С убитых что ли снимем, Койт?

-С убитых, Кейт. Там их,  сама понимаешь, море будет…

Больше они ни о чём не говорили. Кейт закрыла глаза и положила голову Койту на грудь. Он тоже сомкнул веки и заснул спокойным крепким сном.

***

Ночью с гор спустилась первая в этом году гроза. Молнии сверкали ежеминутно, грохотало немилосердно, дети на первом этаже визжали, хозяйка дома кричала на них. Буря утихла под утро, но плотный дождь продолжался. Койт и Кейт планировали сходить в столовую, что была пристроена к гостинице и отоварить талон. Но перед дождём они были беззащитны. Тогда хозяйка выделила им две пары сапог, которые громыхали на детских ногах и большой чёрный зонтик со сломанной спицей, но это даже было лучше, болтавшийся край прикрывал спины. В таком смешном виде – в громыхающей обувке, что разрезала волны, стекавшие с горы, под одним зонтом, они и заявились в столовую, смеясь и хлюпая носами. Хотя карточка у них была одна на двоих, но порцию по ней давали большую, взрослую, и им вполне хватило. Назад в домик идти не хотелось, в зале столовой стоял большой диван под фикусом и старый выключенный телевизор. Ребята уселись на диван и принялись от скуки изучать Новый Завет из койтового рюкзачка. За этим делом их и застал Борис, губровец, что отпустил их на волю. Они вскочили и поздоровались. Борис кивнул, взял  Новый Завет и даже улыбнулся:

- А я вот, стыдно признаться,  Святое Писание так за всю свою жизнь и не открывал… Ты уж Койт не держи на меня зла, жизнь у нас такая настала…

-Я, господин капитан, не на кого зла не держу.

-А как же ты тогда воевать–то будешь? Там убивать врага надо…

-А в экзоте смерть другого осознать не успеваешь, не до этого, так что повоюем.

Борис ушёл к раздаче, но скоро вернулся, протянул ребятам большую плитку шоколада и включил телевизор. Сразу же на экране куда-то покатила самоходка, Борис щёлкнул другой канал, там говорили про цены на зерно и картошку. А на третьей кнопке были мультики, детские глупые, но весёлые и цветные. Капитан бросил пульт ребятам на диван, и напомнил:

-Завтра в восемнадцать ноль ноль буду вас ждать…

***

    Дождь закончился как по расписанию на следующий день в шесть вечера, когда Койт и Кейт входили в бункер. Там царило оживление. У въезда стояла эскадрилья геликоптеров. Пилоты экзотов ходили по ангару в зоне прилёта. На дорогу, ведущую в долину, вывели три зенитных комплекса. Койт подумал, что если сейчас имперцы шандарахнут гиперзвуком, то никто не спасётся, но, похоже, руководство было уверено, что такого удара не последует. Всех экзотов, кроме Кейт и Койта увезли в час ночи. А они вошли в костюмы только полтретьего, а полетели на линию фронта в три часа ночи.

Вертолёт, вёзший Койта и его напарницу, летел низко-низко над руслом наполненного водой канала, что поставлял воду с горных речек к самому Городу Рудакопов. Геликоптер прикрытия висел над ними гораздо выше и постоянно выплёвывал тепловые ловушки. Их высадили в километре от линии огня, совсем рядом от загруженных ракетами тягачей. Как только они уселись на свои места, с небес спикировали валькирии, судя по их крикам и переговорам, там, куда они сейчас направятся, шёл остервенелый бой. Койт оглядел строй кавалерии на многоножках, но Марсика не нашёл, хотя они заранее договорились, что он повяжет себе на руку, выше локтя, чёрный кусок материи, мол, если что, Койт, прикроешь хотя бы огнём. Тут валькирии накрыли их щитами. Всех накрыть не удалось. Кейт хотела было присоединиться к девчонкам, но Койт остановил её, пусть побережёт заряд батарей. Он понимал, что там, на передовой, всё складывается не лучшим образом.

Так оно и оказалось. Экзоты во главе с Серым и Жекой должны были их проводить по всей второй поперечной улице, но только они завернули на неё, как Серый прокричал отбой, у троих горела жёлтая риска, у остальных мерцала последняя зелёная. «Вот сучары, рисковать не хотят…» - прошипел Койт. Кавалерия осталась предоставленная сама себе. Арта республики и девчонки дроноводы как могли пытались расчистить им путь, но имперцы лупили что есть мочи из подвалов. Кейт взлетать не стала, она активировала щиты сидя на втором тягаче, без режима полёта она могла бы продержаться дольше. Когда они выскочили со Второй Поперечной улицы на Тополиный бульвар от эскадрона осталась не больше трети. Койт понимал, что тихоходные ракетоносцы тормозят многоножек.

-Кейт, снимай щиты и поднимайся как можно выше. Жди меня у седловины, а я пойду дворами!

-Тебя же подобьют…

-А ты разве не заметила, что ребята опытные, они на тягачи нанесли имперскую маркировку, пока они разберутся, что к чему, я эти пару километров,  глядишь и проскочу, но ты меня не бросай. Если подобьют, я выпрыгну, я смогу, я же дико быстрый. Тогда пикируй и меня прикроешь.

И Койту действительно удалось проехать дворами вдоль всего Тополиного бульвара. Пару раз мимо них пробегали отряды имперских дроидов,  но огонь по ним не открывали, обманутые маркировкой, и  только уже на самой окраине города им наперерез двинулись два танка, очевидно ими управляли люди, и они сообразили с кем имеют дело.
Их башни медленно двигались на прямую наводку, Койт выпрыгнул из ведущего тягача к ближайшему танку и, недолго думая, метнул гранату прямо в дульный канал, но второй успел выстрелить. Пока это происходило, Кейт коршуном свалилась в передовой тягач и открыла щит, Койт успел запрыгнуть за мгновение до её падения, и стукнул дроида водителя что есть силы в спину. Дроид долбанулся башкой об переднюю панель, но газанул что есть мочи. Сзади рванул ведомый тягач, и хорошо, что ракеты сдетонировали позже, и ни одна не пошла напрямую в их машину. Они выскочили на седловину на единственном оставшемся тягаче. Теперь дело было за Койтом. Он побежал вверх по склону, стреляя по мечущимся фигурам, то и дело открывая щит  в ответ на летевшие в него очереди и гранаты, и сам метал гранаты в амбразуры пулемётных расчётов.

-Кейт, - крикнул он, будучи уже почти на вершине холма, - стукни дроида в спину и отключи щит, пусть поднимается, тут нет мин, никто не додумался минировать склон, счастье-то какое…

Койт обернулся, тягач, конечно, рвал наверх насилуя движок, но для экзота он двигался как черепаха. От эскадрона осталось шесть многоножек, они только-только заходили в седловину. И опять Койт не мог разглядеть, хоть и напряг бинокулярное зрение, есть ли среди выживших кавалеристов Марсик или нет.

Ракетоносец вырулил на вершину холма, выставил восемь георакет и дал залп  в глубину. Две ракеты вошли в грунт по самое сопло и остановились. Еще парочка срикошетила от бетонных перекрытий в глубине холма и как иголка швеи из шва выскочили из грунта и рванули в воздухе. Остальные достигли цели, земля задрожала, вздыбилась и просела. И тут из-под одного пулемётного гнезда вырвался огненный смерч, вероятно, ракета попала в арсенал. И этот огненный смерч смёл две поднимавшиеся по склону многоножки.

***

Альсафи уже встало. Самого светила видно не было, его скрывала рассветная дымка имперских болот и пелена облаков, что уже вылила практически всю влагу у подножия гор, на Великим Лесом, но была ещё достаточно плотной. В этот момент вдалеке началось движение, будто стая летунов поднималась в небо. Койт увидел, как взвились ракеты эрсэзо, и открыли огонь миномёты. И этот смертоносный дождь летел на занятую ими вершину холма отовсюду, с имперских  болот, с гребня холмов, с незанятой пока ещё большей части города.

- Кейт открывай щит над первым тягачом, иначе нам конец.

Кейт спланировала в кузов тягача и активировала позитронную защиту. Койт тоже открыл свой щит над двигательным отсеком. «Только бы не прямое попадание»,- вертелась в его голове мысль. Осколки проминали щиты и некоторые пробивали их, падали остывающим металлом на кузов тягача и рядом, на чёрный песок холма. Но точные координаты цели было не вычислить, щиты хорошо маскировали ракетную установку. С точки зрения обычного человека огневой шквал длился всего несколько минут, но для экзотов это был долгий, томительно долгий отрезок времени. Земля гудела и стонала, воздух визжал от боли, пронзаемый прилетавшими снарядами. Это было мучительно, и когда всё вдруг стихло, Койт не сразу пришёл в себя.

-У меня две жёлтых, - задыхаясь сказала Кейт.

-У меня тоже. Давай быстрее избавляться от экзотов.

Койт вылезал из экзота трудно. Похоже было, что его сильно посекло осколками и пулями на излёте, но сам мальчишка вроде был абсолютно цел и никакой боли не испытывал.

-Ты освободилась? – спросил он Кейт, не глядя в её сторону.

-Да.

-Тогда хватай вещи и сигай на песок, - Койт сунул голову в отсек водителя, - мы на ходу?

- На ходу, - подтвердил дроид, - запас хода двадцать четыре километра…

-Тогда азимут семьдесят, и как можно быстрее, но самое главное, как можно дальше…

Койт тоже схватил рюкзачок и спрыгнул с машины. Тягач изрыгнул чёрное облако и рванул на имперскую землю вниз по склону, везя в своём кузове погибель.

-Как ты думаешь, - спросила Кейт, что пряталась рядом в воронке, так, что торчала только её голова, - когда они рванут?

-Вот бы знать… Хотелось бы, чтобы как можно дальше…

***

Казалось бы, в голове Койта сейчас должны были крутиться важные и нужные мысли о том, как им спасаться, как дать знать своим, что холм они всё-таки взяли, а он, протирая сперва голову, а потом, как и всякий мальчишка, ни с того ни с сего ноги, вдруг начал представлять себе, как со стороны выглядит, что он голышом сидит на вершине холма у всех на виду. И тотчас проклял себя за такие фантазии, так как опять получил колышек между ног. Бедный, бедный Койт, ну будь ты разумным человеком, кто тебя тут может видеть? С высотного дрона ты просто светящееся пятнышко тепла, без подробностей. А здесь, вокруг, на догорающем от взрывов песке не осталось ничего живого.  Ни имперцев, которых ты сам и размочалил, пробиваясь на гребень,  ни твоих товарищей, что остывают там, на склоне, после беспощадного артналёта,  кто целый, а кто разорванный на куски. Но такова была прихоть природы. Среди смерти и боли, она с маниакальным упорством продолжала искать тех, кто ещё способен был ощутить этот основной инстинкт, И плевать, что эти два оставшихся в живых существа были неспособны сотворить новую жизнь, были совершенно не готовы к этому, но этот мальчишка постоянно вёлся на этот первобытный зов природы, а значит, его можно было мучить, напоминать ему о его главном предназначении в этом безумном мире, готовиться к тому, чтобы продлить эту самую грёбаную  жизнь.

А Койт продолжал снимать с себя липкую слизь, что на ветерке, сволочь, желировалась быстрее. И, протерев бёдра и пах, он пригнул этот колышек и спрятал его в ляжках, крепко сжав их, чтобы он не выскочил, чтобы Кейт вдруг не увидела эту беду, но от этого он возбудился ещё больше. И тут, совершенно не к месту, ему припомнилось, как они с Марсиком ухохатывались, наблюдая с вершины завала убежища, как две собачки предавались основному инстинкту прямо у входа в метро, не обращая внимания ни на кого. Ни на машины, проезжавшие мимо и даже иногда сигналившие им, ни на людей, что поднимались из перехода, ни на толстую тётку из соседнего подъезда, чья собачонка тоже ринулась к совокупляющимся сородичам, и тётка побежала за ней, швыряя в сторону собачек палки.

-Помоги мне, боженька. Я не собачка, я человек… - шептал Койт и надеялся, что сейчас где–нибудь шандарахнет разрыв, и он напугается, и неожиданное возбуждение моментально исчезнет, но было как назло тихо. И тут его спины коснулись тонкие пальчики:

-Ты чего там про собачек бормочешь? Давай я тебе помогу, ты уже костенеешь, - и Кейт принялась деловито сдирать влажным полотенцем слизь с его спины. «Уйди от меня, оставь меня в покое! Не смей ко мне прикасаться, уйди сейчас же!»- Койт кричал, но кричал мысленно, а на самом деле пыхтел и ёжился от прикосновений этих сильных маленьких ручек, которые закончили с его спиной и, вот уж позор, так позор, начали протирать ему попу, ему, здоровенному балбесу, а он только пыхтел, не в силах  воспротивиться нежному, обволакивающего его всего чувству, до мурашек по спине, до поднявшихся на загривке волосков.

- Давай, теперь мне спину протри,- попросила Кейт.

Койт зажмурился и повернулся. Он открыл глаза только на мгновение, понять, где спинка Кейт и чтобы взять оставшееся последнее влажное полотенце. Он приложил его к спине девчонки, но руки его не то, что тряслись, а ходили ходуном, и полотенце скользнуло вниз. Он хотел схватить его, не дав упасть, но оно приземлилось ему на предплечье, а его ладонь совершенно случайно прижалась к тёплой и упругой ягодице Кейт. И тут струнка оборвалась, Койт ослабел, колышек выскочил из своего заточения, на бедре осталась маленькая прозрачная капелька, а приятная волна изнеможения прошлась по всему его телу, он на пару мгновений оглох, в мраке закрытых глаз проскочили искорки… И всё. И ничего более понятного. «Вот из-за этого взрослые и сходят с ума?»- подумал Койт. Всё, что он извлёк из этого опыта, что это чувство ему хочется повторить, испытать снова, чтобы лучше в нём разобраться. Может потом, в третий или четвёртый раз… И тут Койт снова услышал канонаду, разрывавшую внизу по склону Город Рудокопов, и ветерок, что обдувал его плечи, и мысль, первую разумную мысль за последние несколько минут его жизни, что какие там третий или четвёртый разы, тут до второго ещё надо умудриться дожить…

-Ну что ты замер!- Кейт уже сердилась, - я замёрзла, сколько можно тут нам голышом бегать, того и гляди рванёт…

-Да, да, прости, - Койт быстро обтёр её. И он был безумно рад, что Кейт, совершенно очевидно, абсолютно не догадывалась, что он сейчас пережил. И Койт, ни к месту, ощутил себя счастливым, ведь иначе ему оставалось бы лишь одно: достать из рюкзачка глок и пристрелиться,  не выдержав такого бесчестия. А если Кейт ни о чём не догадалась, то и беспокоиться не о чем. Вернее, беспокоиться есть о чём. Им выжить надо.
Кейт на четвереньках побежала к своей одёжке, и Койт тоже повернулся, и в три мышиных прыжка был уже возле рюкзачка.

Крестик Койт надевал на шею в самую последнюю очередь, и прежде чем сунуть голову в петельку он поцеловал распятье и тихо зашептал:

-Мы, наверное, скоро свидимся, боженька. Я согрешил, страшно согрешил, и ты меня, конечно, накажешь, но ты же знаешь, что я ничего не мог с собой поделать… Об одном только прошу, не разлучай нас. Да, пусть она некрещеная, но я же не прошу пустить нас в рай, и в ад её не надо. Пусть мы останемся на том пустынном берегу из моего сна. Накажи нас так, оставь нас на том берегу, навечно оставь, но вдвоём. А если ты просто утопишь её на дне, то и меня утопи рядом, мне такая вечная жизнь не нужна. И ты мне тогда будешь не нужен, ведь иначе все наши маленькие жизни, все наши муки и надежды ничегошеньки не стоят…

***

-Ты чего там, молишься что ли? – Кейт схватила Койта за рукав и потащила вниз по склону, обращённому к Городу Рудокопов, - нашёл место и время.

Койт послушно пошёл за ней, так же пригибаясь, будто это и правда могло их спасти от сброса или пули снайпера.

- Сейчас молиться самое время Кейт, - усмехнулся он, подумав ещё, что Кейт дразнила его глупеньким, но какая же она сама маленькая и наивная.
 
Они остановились ровно в том месте, куда дошла кавалерия.  До вершины холма было метров сто.

-Эх, ребята, ребята, - с горечью прошептал Койт, - для кого я рвался сюда как ошпаренный. Лежите вы все и в ус не дуете...

Тут он заметил, что справа от него немного повыше, один из кавалеристов зашевелился, поднял руки, чтобы сбросить шлем и на сгибе локтя у него болталась чёрная ленточка.

-Марсик, Марсик!- закричал Койт и кинулся к шевелившемуся. Конечно, как он мог увидеть повязку, когда она сползла его товарищу с предплечья в изгиб локтя. Койт снял с Марсика шлем гермоброни.

-А-а-а! Мне больно Койт, я умираю, - завыл Марсик, - я не хочу так, я жить хочу! Помоги мне Койт, мне больно, у-у-у…

Койт знал, что в правом боковом кармане разгрузки на гермоброне должен был быть шприц-тюбик с обезболивающим. Он нащупал флакон, выдернул его из-под бока воющего друга, и замер, не соображая, куда колоть, потом решился и всадил короткую иглу прямо в шею Марсика. Тот взвизгнул, хотел схватить Койта за руку, но не смог.

-Я думал, у-у-у, всех убьют, но меня нет, - продолжал стонать Марсик, - я не должен умереть, я не должен.  Даже если всех, я один, и мне медаль дадут.. А где Нахнахыч?

-Да откуда я знаю Марсик, раскидало всех Нахнахычей по всему пути нашего эскадрона. Да и я тут столько имперских положил, что и вспомнить страшно. Не должен ты помереть, Марсик, - успокаивал его Койт, - для умирающего ты слишком много болтаешь.

Койт посмотрел вниз и увидел, что стальная направляющая турели пробила Марсику живот, а что там с ногами и вообще понять было невозможно. Обезболивающее начинало действовать быстро, глаза Марсика заблестели, будто он выпил что-то алкогольное и он заговорил более уверенным голосом:

-А может всё обойдётся,  Койт, мне бы только закрепов дождаться… А вдруг вертолётом меня, Мне бы только выбраться, - Марсик зашевелился и из раны на животе потекла кровь.

-Нет, Марсик, погоди. Тебя нам пока не вытащить, ты держись, не дёргайся, - Койт посмотрел на Кейт, что стояла позади Марсика. Она, как девочка из санитарного поезда, всё прекрасно видела, закрыла глаза и помотала головой, мол, он безнадёжен, Койт, совсем безнадёжен.

И в этот  миг вершина холма озарила ярчайшая вспышка. Кейт закрыла глаза ладонями, Койт прикрыл своими ладошками глаза Марсика и крепко зажмурился сам.

-Что это было? – Марсик говорил отчётливей.

Койт убрал ладони с глаз друга:

-Это аннигиляционный взрыв, Койт, это наши экзоты рванули. Судя по всему далеко, молодец дроид, сумел прилично отъехать…

Тут с неба начали падать дроны. Электромагнитный импульс сжёг всю электронику в округе. Упали с десяток аппаратов, пару были со сбросами, но они попали в воронки, там рванули и бед не наделали. Докатилась ударная волна, она подняла колдунчики чёрного песка и бросила их с вершины холма. Койт наклонился над Марсиком, закрыв его. Потом он поднял глаза на небо и увидел, как туманная утренняя дымка и облака в вышине начали разбегаться от эпицентра закручиваясь жгутами, будто гигантская прачка выжимала мокрое бельё. И когда этот рулет облачности пробегал над ними с неба хлынул совсем короткий мощный ливень, будто из брандспойта, и он был тёплый-претёплый. А на небе будто образовалась громадная прорубь, что вела в глубины космоса. Койт впервые увидел настолько чистое небо своей туманной Терры. Оно, оказывается, было слегка фиолетовым, и в зените, даже сейчас, при свете Альсафи было видно кольцо станции землян, и две розовых луны низко над горизонтом.  Койт подумал, что, наверное, и на кольце видели аннигиляционный взрыв, и там, как пить дать, была паника.

-Хорошо… - выдохнул Марсик подставляя лицо струям дождя. – Койт, надо с нашими связаться, сказать, что мы взяли холмы. Рация у моего второго номера на поясе.

Стрелок рядом с Марсиком был убит осколком прямо в лобовую часть гермошлема. Койт, морщась, пошарил у него на поясе и вытащил рацию:

-Был импульс, Марсик, не будет связи…

Как они не вызывали штаб, мол, Тор, ответьте эскадрону, но в эфире было слышно только потрескивание да непонятное вау-вау-вау…

- Вот был бы у нас флаг…- начала Кейт, и Марсик закивал, опять начал шевелиться:

- Есть же флаг ребята, там у меня в рюкзаке, большой флаг, и хомуты есть… -Марсик перевёл дыхание, силы у него кончались, - вон, видите седловинку, следующую метрах в двухсот от нашей, там опора электричества, там лесенка, там растяните…

Кейт вытянула флаг из-под Марсика и побежала по склону к скрученной взрывами вышке линии электропередач, что давным-давно была обесточена,  и основание которой погрязло в густом кустарнике, но вторая площадка еще была цела, и если там растянуть полотнище, то видно его будет далеко, и из города, и с имперских болот.

- Ничего Марсик, мы ещё с тобой имперскую столицу брать будем, - безбожно врал Койт, видя, что друг слабеет. И, вспомнив, о крестике у себя на шее, Койт вытащил его и хотел приложить к губам друга, - вот Марсик это Христос, настоящий Бог, ты поцелуй распятье и помолись ему, и боженьке, и святому духу помолись, и ангела своего попроси, и апостолов, они добрые они помогут, они спасут…

Койт всё пытался прикоснуться крестиком к губам Марсика, но тот мотал головой:

-Не надо, я кровью всё замажу..

-И замажь, на крови молитва надёжнее будет.

-Да не примет меня твой Бог, Койт, у нас, рудокопов вера только в себя. Ты лучше беги, помоги подружке, а то сверзиться, убьётся…

Койт было вскочил, но Марсик остановил его, попросил подложить что-нибудь под спину, чтобы  лучше видеть флаг. Койт опять замешкался и не нашёл ничего лучшего, как привалить под спину друга тело убитого рядом с ним стрелка. Марсик кивнул и Койт побежал помогать Кейт.

***

Флаг  был здоровым, метра два на три, Марсик скромностью явно не страдал. И растянулся он по рёбрам опоры замечательно, и ветра не было, и для хомутов заранее были готовы отверстия. Койт посмотрел на имперские болота. Ядерный гриб уже распался, ножки у него не было а тёмная шляпка, извергая молнии, понеслась прочь от Чёрных Холмов вглубь имперской территории.

-Так им и надо, - зло сказала Кейт.

А затихший было бой в Городе Рудокопов, там, под ними, разгорался с новой силой. Это атакующие части Республики пришли в себя после аннигиляционного взрыва, поняв, что он не опасен, что он был на приличном удалении, и увидев флаг Республики на высоте в тылу обороняющегося врага рванули в атаку с новыми силами. Койту даже почудилось, а может так оно и было на самом деле, как снизу донеслось далёкое «Ва!», «Ва!»,  боевой клич республиканцев. Воздух вокруг был чистый-чистый, и не надо даже бинокля, было видно, как на предполье, из далёких окопов поднялась людская масса, и, наверное, все боевые машины, что были у республиканцев, все до единого солдата бросились в атаку на врага.

У Койта затеплилась надежда. Он кинулся вниз по склону к склопендуре Марсика, пару раз споткнувшись и едва удержав равновесие. Ветерок трепал подсыхавшие огненные пряди его друга. Веснушки на белом лице были тёмными-тёмными. А глаза Марсика смотрели на горизонт, на две розовые луны. Он уже не дышал. Койт, не веря своим глазам, дотронулся до его рта, одёрнул ладонь и завопил что есть мочи, сжав до боли кулаки и упав коленями на чёрный песок склона. Он принялся стучаться лбом о блестящий, испещрённый пулями и осколками металлический бок многоножки, разбивая свой лобешник в кровь, а потом так и застыл, уткнувшись лбом в броню, и слёзы у него покатились  кап-кап-кап, почти струйкой из сломанного крана. Койт даже не знал, что человек может плакать вот так, струйками. Сзади подбежала Кейт и отодрала его от бока многоножки и принялась вытирать влажным полотенцем разбитый лоб Койта:

-Ему уже не больно, Койт. И не верю я, что наш Господь бросит его и всех этих несчастных мальчишек на дно реки забвения. Нет, Койт, Бог всё видит и всё прощает. У этих ребят будет свой берег, обязательно будет. И будет он тёплый и тихий, ведь больше всего в жизни им не хватало теплоты человеческой и теплоты небесной. Это будет берег моря, Койт, с белым мягким песком, с густым лесом позади пляжа, где будут ароматные ягоды и сочные фрукты. И Марсик будет их собирать вместе с друзьями. А в море будет много рыбы,  большой, вкусной и без  костей. И они будут ловить эту рыбу и жарить её на огне, который тоже будет гореть всегда, даже когда идёт дождь, а пусть он идёт каждую ночь, чтобы они могли мыться под его тёплыми струями, а утром опять купаться в море. И не будет там ни бед, ни опасностей, ни в лесу, ни в море, и жить они будут в хижинах с широкими листьями на крыше…

Говоря так, Кейт уводила Койта прочь, и мальчик кивал головой:

-Да, Кейт, ты права, так и будет, так и должно быть. Мы с тобой сделали всё, что могли. Мы выполнили присягу, мы взяли эти высоты, мы отдали свой долг Республике и нам пора, Кейт, нам пора… Кейт? – Марсик увидел, что девчонка замерла на месте, и тычет пальчиком ввысь, совсем по-детски пискнув:

-Ой, мамочки…

Койт тоже посмотрел в космическую прорубь и увидел, как от кольца землян отделилось несколько десятков звёздочек и они быстро двигались веером, разгораясь ярче. Он тотчас всё понял. Земляне и правда увидели взрыв позитронных батарей, и с перепугу решили закончить эту войну быстро и радикально, обрушив на обе армии дождь из ядерных боеголовок, уничтожив всё на сотни километров по линии фронта и на много километров вглубь, в тылы войск. Кейт опять рванулась вперёд, но, опомнившись, остановилась. Бежать было бессмысленно. А вокруг установилась ошеломляющая тишина. Солдаты тоже видели несущуюся на них гибель с орбиты, и война потеряла всякий смысл. И в этой тишине Кейт прошептала:

-Мне страшно, Койт, обними меня…

И Койт подбежал к ней, и они посмотрели в глаза друг другу и, даже не обнялись, а вцепились друг в друга, что было сил, с таким расчётом, что даже потом, когда испепеляющий огонь их настигнет, он не смог бы разорвать эти узы. И чтобы сам боженька принял их вот такими сцепленными навсегда. И даже он не сможет разъединить их, не в силах разорвать эту святую и чистую детскую любовь. Кейт положила правую щеку на грудь Койта, а он прижался своей щекой к её макушке. Так они и застыли, два отважных и никому не нужных комочка жизни, смотрящие на небо, багровое, налитое беспощадной и бесконечной людской злобой.


Эпилог


Был понедельник. В понедельник собор  святого Эгидия открывали поздно, после полудня. Об этом знал юркий мышонок, что помышлял крошками просфор и восковыми огарками. Вот и сейчас он притих около трубящего херувима, на своём излюбленном месте, чтобы полакомиться тем, что Бог послал. Но потрапезничать не получилось. Храм наполнился гулом дрожащей земли. Мышонок пискнул, замер, и, сев на задние лапки, начал быстро нюхать воздух, смотря на херувимчика. А у статуи из уголка глаза вдруг отпал кусочек кальцита и потекла кровавого цвета слезинка…

Весть о ядерном ударе землян застала всё семейство преподобного Флориана во время прогулке к реке. Прибежал испуганный служка, сообщил тревожную новость и спросил, открывать ли по полудню храм. Все побежали в дом. По телевизору выступал президент. Он объявил о чудовищном теракте со стороны землян, и что войска барона Винкеля перешли границы Республики и Империи на всём протяжении.  Стало понятно, что войне конец. Для Чектауна аннигиляционные взрывы были не опасны, слишком далеко от линии фронта, но Преподобный понимал, что в течение суток город будет заполонён тысячами облучённых и раненых, что неизбежно погрузит его в хаос. И пока он размышлял об этом, глядя в окно, он с удивлением заметил, что в рядах служителей собора и пришедших  к открытию храма прихожан что-то происходило. Он набрал на телефоне номер пресвитера.

- Беда у нас, преподобный, - сообщил ему иерей, - чудо у нас в соборе, народ со всего города бежит, у нас херувимчик трубящий кровавыми слезами замироточил…

Следующая неделя была воистину апокалипсическая. Тысячи людей стремились попасть в храм, среди них и умирающие, облучённые, в струпьях и язвах, желавшие получить исцеление от чудотворного херувима. Власть в городе была парализована, епископ сбежал в столицу. Во избежание плохого, преподобный отослал семейство на старую квартиру, а сам пошёл на поклон к военным. Химический анализ показал, что херувимчик плакал киноварью, что само по себе было небезопасно. В конце концов, устав от творившегося в городе безобразия, армейские пригнали на площадь роту десантников и два танка и херувимчика из храма вывезли и спрятали. Особо буйных прихожан поколотили, но через пару дней всё успокоилось.

А потом на орбиту прибыл флот земли. Про Республику все забыли, будто её и не было предыдущие полвека.  Всеми бывшими землями рудокопов и имперцев теперь заправлял барон. Через пару лет жизнь наладилась, а на пятый год после Ядерного Примирения, так теперь было велено называть тот день, возведённый в ранг государственного дня поминовения, новые власти разрешили открыть монумент всем погибшим в той войне жителям Чектауна. Это были полукруглые стелы, на которых были выбиты тысячи имён, окружавшие стилизованную, увеличенную раз в десять шахтёрскую лампадку с вечно горящим огнём. Лестницу к памятнику обрамляли клумбы с цветами и фигурами скорбящих детей и матерей. И вот именно в ряд этих изваяний и поместили трубящего херувимчика. Койт трубил в небеса и мог краем глаза смотреть на оживлённый проспект, на бегающих вверх-вниз по лестнице ребятишек и ему совершенно не было скучно. А вскоре молодожёны Чектауна придумали новую традицию, после венчания в недалёком соборе, они обязательно шли к мемориалу, и парни клали две красные гвоздики к вечно горящей лампаде, а невесты – две белых к ногам трубящего херувима.

***

До Приграничного Города очередь увековечить имена погибших в войне доползла к десятой годовщине Дня Ядерного Примирения. Администрация землян создала комиссию, чтобы не пропало ни одно имя. Даже специального клерка выделили, что принимал заявки от жителей на помещение фамилий погибших на стелу памятника. Этот чиновник был молод, высок, красив, и, кому было интересно, секретарь, пожилая кудрявая бабулька по секрету сообщала, что холост. Единственное, молодой человек прихрамывал на левую ногу, так как у него был протез. Голень он потерял ещё в детстве, когда рядом рванула кассета имперцев. Работа молодого чиновника была непыльной. Он просто регистрировал приносимые документы и сравнивал с уже имевшимися списками. Если погибший в них отсутствовал, добавлял, если был уже указан, подтверждал. Поначалу его волновали рассказы посетителей, ведь каждый второй считал необходимым рассказать где и как погиб его родной, хотя никто от них этого не требовал. Но со временем клерк уже перестал слушать эти рассказы, хотя вежливо кивал, вздыхал, но суть повествования забывал, как только за очередным просителем закрывалась дверь. За всё время службы он отказал только два раза, да и то потому, что на приём пришли психически нездоровые граждане, явно не понимавшие, куда они попали.

Однажды зимним вечером, за полгода до открытия памятника и за полчаса до окончания приёма в комиссию зашёл монах ордена. Одет он был в чёрную сутану с медными пуговицами. Лицо его показалось клерку знакомым, но при каких обстоятельствах они встречались, вспомнить он не мог. Он подал документы на двух человек. Всё как положено, карточка свидетельства о смерти, карточка учёта военнослужащего из бывшего министерства обороны Республики. Чиновник кивнул,  в списке данных об этих солдатах не было, и он принялся заносить их со своего терминала и на графе возраст споткнулся, недоумённо поднял глаза на монаха:

- Господин Полянский, тут явно ошибка, тут указан возраст одиннадцать лет… Это что,  инкубаторские рудокопы? У них есть свой мемориал… Хотя, вы указали, что Койт ваш внук, а девочка просто высказала желание, чтобы вы получили похоронку… Ничего не понимаю…

- А вы не напрягайтесь, молодой человек. Вот вам копия президентского декрета о признании их совершеннолетними и выписка из списка личного состава части. Остальное является государственной тайной. И по этому поводу не беспокойтесь, у меня есть  устное разрешение на помещение этих фамилий в общий список погибших.  Кроме того, я прошу в порядке исключения поместить их друг за другом, вместе, как они и погибли…

Чиновнику всё это не нравилось, очень даже не нравилось:

-Боюсь, что я вынужден вам отказать, пока не получу распоряжение от руководства.

Вместо ответа, монах улыбнулся:

-А как ваша матушка? Жива ли, здорова ли?

-Жива… Болеет сильно, но пока держится… Да кто вы такой, простите?

- Я понимаю, тебе было лет двенадцать, - монах зачем-то начал расстёгивать сутану и клерк испугался, очевидно подумал, что это третий по счёту сумасшедший. А под сутаной, когда монах её полускинул на локти,  был мундир капитана ГУБРа.

Клерк дёрнулся, будто его прошило током:

-Я вас вспомнил. А этот мальчик? Неужели это был он?

-Да. А девочка это его подруга… Да куда там, подруга, это первая и последняя любовь его. Видишь, как получается, тогда вы с мамкой пришли просить помощи у государства, и в моём лице вы её получили, - монах обратно накинул сутану и принялся продевать медные пуговки в петли, - а теперь вот я пришёл просить помощи у государства в твоём лице, и учти, что я готов встать на колени…

- Нет. нет!- молодой человек вскочил и, выбежав из-за стола пожал монаху руку, - всё непременно будет так, как вы просите, и я лично прослежу, чтобы так было. В процессе нанесения имён распоряжусь… Мне больно, что он погиб, мне, правда, очень больно…

***

На церемонию открытия памятника Казимирыч не пошёл. В Приграничном Городе мемориал был куда скромнее, чем в Чектауне, тем более Столице. Простая мраморная прямая стена и тысяча, если не больше имён золотыми буквами. Да и лампадка с вечным огнём маленькая, практически в натуральную величину. Казимирыч не хотел слушать речи ни местных властей, ни тем более землян. Чёрных холмов больше не было, в котловине кратера был карьер глубиной под сто метров, а пустой породой отвалов засыпали все имперские болота. Город Рудокопов, святыня Республики остался только в воспоминаниях…

Под вечер, когда хлысты разогнали всех пьяных с центральной площади, Казимирыч наконец пришёл посмотреть на списки погибших. Где-то на самом верху, он нашёл нужные ему строчки. Прочитать их было непросто, но, может оно и к лучшему:

Полянский Койт Маркович – 11 лет- Гвардии стрелок
Бергман Кейт Йозефовна- 11 лет- Гвардии стрелок.

Казимирыч подошёл к самой стенке, задрав голову и замер. В этот момент сзади раздался знакомый голосок:

-Дед, а дед, мы вернулись…

Казимирыч закрыл глаза, улыбнулся и покачал головой:

- Я верил, что однажды так и будет. Не зря же молился по твою душу каждый день.

Казимирыч обернулся:

-Вот разумом понимаю, но принять это не могу. Десять лет прошло, а ты такой же как и был. Да и феечка твоя ничуть не изменилась…

-Ну нет, дед, тут ты не прав. Кейт на голову вымахала, и считай килограммов пять набрала.

Стоявшая рядом с Койтом чёрная как смоль подружка, шлёпнула его по заду:

-А сам-то щёки отъел…

Казимирыч прикрыл глаза рукой и тихо заплакал, совсем как на поминках леди Сай. Плечи его дрожали, и Койт не выдержал, подбежал к нему и обнял:

- Ну что теперь рыдать, мы живы…

-Да я от радости, пацанчик. Как же вам удалось выбраться?

- О, дед, это длинная история. Гертруда-то твоя жива-здорова?

-Да что ей будет, я и пару сотен километров за месяц не наезжаю… Да, Койт, я же тебе деньги отдать должен. Земляне мне за тебя компенсацию выплатили, я ни цента не потратил, в золото перевёл и в банк. Там набежало ого-го-го. А вот твои денежки, феечка, мне не дали, я ж тебе официально никто. Их отдали в фонд родственников погибших.

Койт взял Казимирыча за одну руку, Кейт за другую, и они пошли вниз по улице, к стоянке машин.

-Деньги это хорошо, это кстати. Напополам поделим.

-Нет, нет.- Казимирыч остановился. – Я не возьму.

-Двай тогда так, - предложил Койт, - две трети нам, а остальное на счёт ордена, мне он ещё пригодится  Как там брат Пётр?

-Живой, слава Богу, -  Они уже были на стоянке, - инфаркт у него был три года назад, но с божьей помощью выкарабкался.

И уже открывая двери машины Казимирыч опять покачал головой:

-Выходит поспешил я, зря ваши имена увековечил…

Кейт, садившаяся назад и стоявшая рядом с ним, погладила деда по руке:

-Не переживай, Казимирыч, всё правильно. Койт Полянский и Кейт Бергман навсегда остались там, на Чёрных Холмах…

***


Так они и застыли, два отважных и никому не нужных комочка жизни, смотрящие на небо, багровое, налитое беспощадной и бесконечной людской злобой. И в первый раз за всё время, какое Койт знал Кейт, она зарыдала. Нет, не по-взрослому, сдерживая себя, а закричала в полный голос, как отчаянно плачет ребёнок. И Койт, что думал, что уже выплакал своё, тоже зашёлся таким рёвом. Они оба обессилено упали на колени, но никому вокруг не было дела до их воплей.

***

А около них на склоне, буквально рукой подать, был бугор из песка. Метр в диаметре, не меньше. Но какое дело было Койту и Кецт до этого бугра. Вдруг на его месте грунт взмыл в воздух, засыпая всё вокруг чёрной пылью. Дети закашлялись, плакать в облаке пыли было не с руки. Чёрная грязь прилипла на их мокрые щёки, веки и ресницы. Когда Койт протёр глаза рукавом от курточки, он увидел открытый гермолюк с вентилем внутри. Из этого люка высунулся по грудь молоденький солдатик в имперской форме. Шевелюра его была соломенного цвета, кудрявая, нос тонкий и кончик задран кверху, а глаза его были стального цвета.

-Ну что, крысята, пипец войне! Смерти своей ждёте? – Имперский солдатик криво усмехнулся и показал пальцем в небо.

Койт и Кейт глупо кивнули.

-Чего киваете, малахольные, - зло крикнул солдатик, - сигайте сюда, в колодец, коли жить охота!

Койт и Кейт опять кивнули, но не сдвинулись с места.

-Да ёп, ты ж, - Молоденький солдатик, как пуля из ствола, выскочил из шахты, схватил Койта за шкирку и поясницу и, как мешок картошки, буквально швырнул в жерло.

Койт не успел даже испугаться, его подхватили здоровенные лапища другого  имперского солдата, что тотчас скомандовал:

-Ну ка, хлопец, полезай на спину, хватай руками за шею, а ногами за поясницу. И держись шибко. Под нами сорок метров пустоты.

Комбинезон имерца в темноте светился мерцающим, но довольно ярким жёлтым светом, и пах кислым потом и дымом, но это был запах спасения. Койт представил, как он падает с высоты сорок метров и, что есть сил, сжал свои конечности на мощном теле носильщика.

- Э-э-э… Полегче, хлопец, голову оторвёшь…

Тут люк захлопнулся. Уойт поднял глаза вверх, и у него на секунду сжалось сердце, Кейт он на спине молоденького солдата не увидел. Но тут же он заметил на шее имперца чёрные ладошки, а на пояснице маленькие коричневые ботинки.  Молодой солдат побоялся бросить Кейт себе на спину, а прикрепил её к груди, между своим телом и лесенкой колодца, так, что упасть они могли разве только вместе. «Молодец…» - мысленно поблагодарил его Койт.

Хотя имперские солдаты спускались быстро и ловко – тук-тук-тук – стучали ботинки здоровяка, шлёп-шлёп-шлёп – хватали его лапища скобы,  но первый взрыв застал их на полпути. Бетонные стеки колодца  заходили ходуном, по ним поползли трещины. Имперцы старались из-за всех сил, нещадно матерясь так, как Койт до этого не слыхал. И только-только они спрыгнули в освещённую штольню, как сверху ещё раз ухнуло и колодец начал нещадно сыпаться.

Здоровенный солдат скинул Койта в вагонетку. Мальчишка прилично приложился копчиком, но только поморщился, едва успев увернуться от туши имперца, рухнувшего рядом. Вагонетка начала разгоняться на монорельсе и Койт выглянул, волнуясь, успеет ли кудрявый с Кейт запрыгнуть. Успел. Но попытка отодрать от себя девчонку была неудачной, Кейт поразил то ли паралич, то ли нервный спазм.

-Да ты мне щас форму в лоскуты порвёшь, - уже весело смеялся солдатик, сумев-таки освободиться от объятий.

Хорошо, что электричество было. Но даже если бы его не было, вагонетка явно шла куда-то вниз, глубоко под холмы, где должно было быть безопасно. Койт почувствовал, что теряет сознание, видно нервные потрясения последних часов и бессонная ночь давали о себе знать. Он начал съезжать спиной по стенке вагонетки. Громила успел подложить под голову мальчишки широченную ладонь:

- Хлопец-то наш того, загибается… А ну, молодой, вколи ка ему свою болтанку, но только полфлакона, мелкий он больно. Совсем республиканцы поохренели, уже малолеток на войну запихали, да ещё куда, в штурмовой батальон, на прорыв…

Койт почувствовал укол в левое плечо. Ему стало тепло и уютно. Подсела Кейт, и он положил ей голову на колени и закрыл глаза. Она гладила белый ёжик его волос и что-то ласково шептала.