Провинциальная богема вместо автобиографии

 После срочной службы в армии, в ЗРВ ПВО, я поселился в городе, который в сталинские годы называли столицей Амурлага. На железной дороге хорошо платили, и я устроился монтёром пути. От однообразного физического труда на свежем воздухе, появляется зверский аппетит, но при этом и быстро тупеешь. Много работаешь, ешь за двоих и спишь, на остальное ни времени, ни сил просто не хватает. В день зарплаты вся бригада бухала, на следующий, народ  дружно похмелялся,  и я, зная, что работать всё равно никто не будет, приносил «Игру в классики»  Кортасара  или « Жизнь Клима Самгина» Максима Горького и читал, сидя у окна, за кружкой крепкого чая. Может быть, поэтому в бригаде ко мне относились, как к человеку временному, который надолго у них не задержится. И они были правы. Через полгода я уволился. Я писал стихи, хотел, как и многие в юности прославится, возможно, был наивным и мечтательным, но верил в свой талант и не собирался угробить лучшие годы жизни, забивая костыли на железной дороге. Вскоре у меня появились знакомые среди людей творческих, поэтов, прозаиков, художников. Все они любили выпить, и время с ними пролетало безалаберно, но весело. Встречались мне и люди с искрой гениальности, встречались и явные шизофреники. Один из них объявил себя богом Ярилой и отправился по Руси создавать секту неоязычников. Другой поливал холсты разноцветной краской из садовой лейки и пытался убедить всех знакомых, что в его картинах ключ к тайнам мироздания. Как-то во время шумного застолья, перебрав,  он вдруг стал кричать, чтоб все заткнулись, потому что слышит, в эту минуту, голоса. «Орать – то зачем, - ответил кто-то: Подумаешь… Жанна  д Арк тоже слышала голоса, но молча…»
 Мы, нагрузившись спиртным, заваливались к кому-нибудь в гости, пили, читали стихи до глубокой ночи, пели под гитару, а с утра всё начиналось сначала. Помню раз, проснулся я в квартире Василия Васильевича, на старой, продавленной раскладушке. Вместо одеяла собственное шерстяное пальто, голова после вчерашнего, мучительно болит, мечтаешь в такие минуты о бутылке холодного пива или, на худой конец, о чае с лимоном. С трудом оторвав голову от матраса, я подошёл к окну и с высоты седьмого этажа увидел заснеженный пустырь, а за ним серые коробки многоэтажек.
 В комнате у стены лежали стопки книг, чего здесь только не было.  Художественная литература, солидные тома по истории и философии, альбомы с шедеврами мировой живописи, мемуары.
« Умножающий  знания , умножает печали»,- вспомнились   мне слова из Книги Экклезиаста.
 Когда я, пройдя полутёмным коридором оказался на кухне, там уже сидел Василий Васильевич  и задумчиво считал капли, сливая остатки водки или спирта из чекушки в рюмку:
- Шесть… Семь… Восемь…
 Рядом с рюмкой  на столе, лежали блокнот и карандаш. На Василии Васильевиче была футболка с серпом и молотом на груди и надписью: «Коси и забивай!». Увидев меня, он произнёс хрипловатым баритоном:
- Обычно по утрам я предаюсь размышлениям, как изменить наш мир, погрязший в пороках и преступлениях, и где достать денег?
- Знаешь Васька,- ответил я, - слушая тебя, особенно с бодуна, понимаешь, что жизнь  круче  любого постмодернистского бреда.
Василий Васильевич помолчал с минуту и спросил:
-  Так будем похмеляться или нет?  И мы на пару стали размышлять, где достать денег.
 Василий Васильевич в молодые годы учился на художника-графика, но институт не закончил, то ли выгнали за прогулы, то ли сам бросил. Потом работал в Норильске и на Сахалине. Зарабатывал большие деньги. Несколько лет назад вернулся в родной город. Когда я познакомился с ним, все деньги он уже успел спустить, нигде не работал.   Время от времени  писал, на мой взгляд, талантливые стихи и рассказы. Когда ему задавали вопрос, на что он живёт, Василий Васильевич отвечал – сёстры помогают. Сёстрами он называл всех женщин.
Итак, закурив сигарету и выпустив в потолок струю дыма, Василий Васильевич загадочно произнёс: «Надо, пожалуй, порыться в книгах. В книгах частенько можно отыскать что-нибудь полезное». И мы принялись перелистывать книги и старые литературные журналы, пока в «Анналах» Тацита не нашли несколько сторублёвок.
 В пивной играла лёгкая музыка, пышная блондинка за барной стойкой, что-то подсчитывала на калькуляторе. Вскоре, перед нами, на дубовом столике появились графинчик с водкой, бокалы холодного жигулёвского пива и бутерброды с ветчиной. После первой стопки жизнь показалась не такой уж и бессмысленной, а блондинка за стойкой, словно сошедшей к нам с полотен Ренуара. Алкоголь действовал достаточно эффективно… и после второй стопки в пивной, зазвучали стихи.
Пусть в Книге Бытия мои страницы,
О горечи и о тщете земной,
Но на мою ладонь садились птицы,
И горний свет сиял над головой…
 Никто, из местных алкашей, не обращал на нас внимания, окружающим было наплевать на высокую поэзию.  Какой-то  мужик подошёл, чтобы стрельнуть сигарету, потом вышел на крыльцо и заорал: « Хочу женщину».
Возможно, мы с Васькой, были гениями, творцами, затерявшимися в мире, где продаётся всё, от наркоты до участков на Луне. В мире, которым правят барыги, ростовщики и политические проститутки, а оружия столько, что всех нас можно уничтожить раз двести.
 Ещё одним моим знакомым поэтом был Юрка. Как-то, незадолго до новогодних праздников, он окликнул меня на улице. Юрка работал в воинской части и тащил оттуда флакон с медицинским спиртом.  Неподалёку, с грузовика, торговали ёлками.  В морозном воздухе пахло хвоей и мандаринами, которые Юрка неторопливо извлёк из карманов дублёнки.
 «Под спирт, самое то!» - сказал он. Мимо пробегали двое мальчишек с подарочными наборами. «А я две конфеты съел» - закричал мальчик помладше. «А я три» - ответил старший. «А я всё равно съел больше» - закричал младший и стал набивать рот конфетами.
 Юрка предложил зайти в гости к своему приятелю  библиофилу,  в  домашней библиотеке которого  имеются очень ценные книги.
Мы долго брели по протоптанным в снегу дорожкам и как только свернули во двор, увидели изрешечённый пулями чёрный «Мерседес». Вокруг суетились менты, стояла карета «Скорой помощи». На фоне мусорных баков и серых панельных многоэтажек «Мерседес» выглядел, как потерпевший крушение инопланетный корабль.
«Ну вот,- философски заметил Юрка, - жизнь протекает, блин, довольно однообразно, без всяких, блин, чудес и приключений, а где-то рядом, трах – бах и ещё чёрт знает что…»
 Юркиного приятеля - библиофила дома не оказалось. На обратном пути разговор зашёл о Маркионе, жившем в эпоху расцвета Римской империи и доказавшем, что Бог Ветхого завета  жестокий и кровожадный и Бог Нового завета - разные боги. Я вспомнил, как кто-то из философов писал,  что верит в Бога, понимая, насколько абсурдна его вера, но ведь и мир наш абсурден.
 Мы дождались трамвая, который раскачиваясь на поворотах, повёз нас в центр. Стоя на задней площадке, я читал стихи.
Мы исчезнем в потоке комет,
А пока нас уносит вагон,
И дрожит электрический свет…
 Трое подвыпивших придурков стали цепляться ко мне. Один из них, подошёл и потянулся к моей кроличьей шапке. «Дай поносить…» Резким ударом в челюсть я свалил его с ног. Признаться, сам не ожидал. Юрка шагнул вперёд и сказал: « Бакланы… кто дёрнется.. закопаю…» Его решительный вид произвёл впечатление. Подхватив приятеля и матерясь, парни вылезли на следующей остановке.
Трамвай мчался по вечернему городу, залитому электрическим светом. В памяти всплыли строки Александра Блока.
Страшный мир, он для сердца тесен,
В нём твоих поцелуев бред,
Тёмный морок цыганских песен,
Торопливый полёт комет…
 Познакомился я в эти годы и с такелажником Федей, автором психоделической прозы. Кажется, он и сам экспериментировал с расширением сознания и прочей фигнёй, потому что удивлял порой своими странными выходками.
Однажды  прогуливались мы с Федей по вечернему городу. В окнах многоэтажек загорался свет, спешили прохожие. Красивая женщина появилась на минуту в окне третьего этажа и задёрнула шторы.
- Она зовёт меня, - вдруг говорит Федя.
-Кто?
- Женщина….
- Да на кой, ты ей сдался?
- Так позвала же,  - и Федя кинулся к подъезду.
 Пришлось подниматься за ним на третий этаж. Федя уже успел позвонить в квартиру, где по его расчётам скрывалась прекрасная незнакомка. Дверь открыл полный, начинающий лысеть мужик в махровом халате.
 «Где она?» - крикнул Федя, напирая на обалдевшего мужика. Увидев ещё и меня поднимающегося по лестнице, мужик резко оттолкнул Федю и захлопнул дверь.
 Я схватил Федю за руку и потащил вниз. Он стал упираться и я заорал: «Беги, они ментов вызвали…» Вырвавшись, Федя выскочил на улицу,  и когда я вышел из подъезда, его и след простыл.
 Через несколько лет я бросил бухать  и постепенно растерял всех, с кем так беспечно и безалаберно проводил время.
 Но в мире, где погоня за материальными благами загоняет людей в в экономическое рабство, приводит к моральной деградации,  мои знакомые стремились насколько могли оставаться свободными и заниматься любимым делом - творчеством. А это, согласитесь, не так уж и мало.