Станция одиннадцать

 Я помню бездну - взгляд усталых глаз,
промокший край истрёпанного фетра,
и молодого северного ветра
нетерпеливый, сбивчивый рассказ
о мире обречённом и о нас,
заброшенных на поиски рассвета.
Туда, где не исхожены дворы,
где наспех заколочены калитки,
где свет не собирает солнца слитки.
Ни музыки, ни смеха детворы,
и только, в ожидании жары,
плетётся время сонною улиткой.
Там не проходит тень наискосок
руинами утраченных идиллий,
твердыни, что прочнее ста Бастилий,
сдаются, превращаются в песок,
и, внутренний гнусавит голосок
о тех, что нас, возможно, не простили.
 
 Я помню всё: падение, побег,
последних слов остывшее горнило,
экранных драм предпраздничное мыло,
как бесконечно долго падал снег
на улицы, на сцену, и на всех,
кто там остался, за стеною "было".
А ты уже не вспомнишь никогда
ненужный опыт и исход из рая,
и как кричит от боли, умирая,
упавшая вечерняя звезда.
Аэропорты, трассы, поезда...
И ночь в ладони слёзы собирает.
О, тощие мечты, осколки дней,
где пройдено неизмеримо мало.
Дорожная симфония звучала,
одиннадцатой станции твоей
кусок стены, и ходики на ней,
музей цивилизации.Начало.

 Как хрупок человек! Который век,
который год от рождества Христова
венцом терновым снова коронован?
О волны разбивается ковчег,
и, снова, снег, беспечный вечный снег,
и ни следа от праздника былого.
Летучие голландцы - корабли,
маршрутами потерянные карты,
Овидии, Гомеры и Декарты,
уже не составляют суть земли.
Лесами океаны поросли...
Уходят все: врачи и космонавты.
Что будет после? Нам ли горевать,
подсчитывать убытки и потери,
пленённому, поверженному зверю
обглоданные косточки бросать,
так честно жить и честно умирать,
кричать "виват", а шёпотом - "не верю"!